| Hampshire Cat
Приключения Кэтрин в стране чудес
Название: Приключения Кэтрин в стране чудес
Автор: Hampshire Cat
Жанр: копипастинг
Герои: Кэтрин Морланд, герои романов Дж.Остин и Льюиса Кэрола "Алиса в стране чудес"
Первоисточник: Льюис Кэрол "Алиса в стране чудес" и романы Дж.Остин
Аннотация: "Кэтрин Морланд, скатываясь по зеленому склону холма позади дома, попадает в кроличью нору и начинает путешествие по Стране чудес, где встречает Белого Кролика, Синего Червяка, Гемпширскую Кошку и многих других".
ПРОЛОГ Спит она в Уинчестере; Господу хвала За создание ее и за ее дела. В Бате ли на Милсом-стрит иль в стране неблизкой Слава и любовь вовек пребудут с Джейн Английской!
Редьярд Киплинг. The Janeites. Глава I Вниз по кроличьей норе Едва ли кто-нибудь, кто знал Кэтрин Морланд в детстве, мог подумать, что из нее вырастет героиня романа. Ей всегда нравились мальчишеские игры - крикет она предпочитала не только куклам, но даже таким возвышенным развлечениям поры детства, как воспитание мышки, кормление канарейки или поливка цветочной клумбы. Она была шумной и озорной девочкой, терпеть не могла чистоту и порядок и больше всего на свете любила скатываться по зеленому склону холма позади дома. Однажды с размаху она попала в большую кроличью нору под изгородью. Там был белый кролик с красными глазами – конечно, ничего удивительного в этом не было; и Кэтрин не показалось особенно странным, что Кролик говорил: «Ах, боже мой! Они все опаздывают!» (Вспоминая об этом позже, она подумала, что ей следовало бы удивиться; что было всему причиной и к чему это приведет - в равной степени должно было вызвать недоумение и тревогу; однако в тот миг все казалось ей вполне естественным.)
Когда Кролик вдруг вынул часы из жилетного кармана и, взглянув на них, стал отмеривать шаги с часами в руке, командуя: "Обед на стол – мигом!" – Кэтрин уже бежала вниз, вздрогнув от выраженного в этой фразе укора, охваченная не совсем безосновательной тревогой, хотя для спешки не было никаких оснований. Сгорая от любопытства, она побежала за ним.
Нора сначала шла прямо, ровная, как туннель, а потом вдруг круто обрывалась вниз. Не успела Кэтрин и глазом моргнуть, как она начала падать, словно в глубокий колодец. То ли колодец был очень глубок, то ли падала она очень медленно, только времени у нее было достаточно, чтобы прийти в себя и подумать, что же будет дальше. Тогда она принялась смотреть по сторонам. Стены колодца были уставлены шкафами и книжными полками; она заметила огромный сундук у задней стены глубокой ниши, у сундука был серебряный, почерневший от времени замок, а в середине крышки - таинственная монограмма из того же металла; еще дальше стоял старомодный шкаф - прекрасный черный лак с желтым японским орнаментом; обстановка своим разнообразием и изысканностью вполне соответствовала современным вкусам. Кое-где висели на гвоздиках картины и карты, альбомы с гравюрами, витринки с медалями, камеями, кораллами, раковинами и так далее.
Пролетая мимо одного из шкафов, она прихватила из него ящичек, но, к ее величайшему разочарованию, он оказался пустым. Хорошо знакомая по прочитанным книгам с тем, как прячут сокровища, она не забыла о возможности существования у ящиков фальшивого дна, судорожно, но тщетно ощупав каждый из них изнутри. Поскольку она вовсе и не предполагала найти что-нибудь в каком-то уголке шкафа и отнюдь не испытывала ни малейшего разочарования в связи с произведенным осмотром, на лету она умудрилась засунуть его в какой-то шкаф.
"Вот это упала, так упала! - подумала Кэтрин. — Упасть с лестницы, теперь для меня пара пустяков. Да свались я хоть с крутой лестницы в Лайме, я бы и то не пикнула". (Вполне возможно, что так оно и было бы.)
А она все падала и падала. Неужели этому не будет конца? Ей было нечего делать, и Кэтрин взяла с полки книгу, в надежде, что это роман, или, коротко говоря, всего лишь произведение, в котором выражены сильнейшие стороны человеческого ума, в котором проникновеннейшее знание человеческой природы, удачнейшая зарисовка ее образцов и живейшие проявления веселости и остроумия преподнесены миру наиболее отточенным языком. Но то оказался всего лишь объемистый том "Зрителя". Она почувствовала, что засыпает, но тут раздался страшный треск. Кэтрин упала на кучу валежника и сухих листьев.
Она очутилась в длинном низком зале, освещенном рядом ламп, свисавших с потолка. Дверей в зале было множество, но все оказались заперты. Вдруг она увидела стеклянный столик на трех ножках (ей следовало удивиться, поскольку он значительно опережал ее время, но любой предмет, появившийся на свет после пятнадцатого столетия, не вызывал у нее никакого интереса). На нем не было ничего, кроме крошечного золотого ключика, слишком маленького для больших замочных скважин. Пройдясь по залу во второй раз, Кэтрин увидела занавеску, которую не заметила раньше, а за ней оказалась маленькая дверца дюймов в пятнадцать вышиной.
Она схватилась за ключ и дрожащей рукой попробовала его повернуть. Замок не отпирался несмотря ни на какие усилия. Тревожась, но не сдаваясь, она попробовала повернуть ключ в другую сторону. Замок щелкнул, и она уже вообразила, что добилась своего. Но что за чертовщина? Дверца по-прежнему не поддавалась. Однако уходить, ничего не добившись, было бессмысленно; поэтому она снова взялась за ключ и, вращая его в обе стороны с отчаянием последней попытки, вдруг почувствовала, что дверца качнулась. Обрадованная одержанной победой, она распахнула обе створки.
Кэтрин встала на колени и залюбовалась каждым приветливым уголком и каждым красивым видом. На свободной от леса возвышенности широко открывался вид на долину с господским домом, стоявшим на ее противоположном краю. Это было величественное каменное здание, удачно расположенное на склоне гряды лесистых холмов. Протекавший в долине полноводный ручей без заметных искусственных сооружений превращался перед домом в более широкий поток, берега которого не казались излишне строгими или чрезмерно ухоженными. Кэтрин была в восторге. Никогда еще она не видела места, которое было бы более щедро одарено природой и в котором естественная красота была так мало испорчена недостаточным человеческим вкусом.
Сидеть у маленькой дверцы не было никакого смысла, и Кэтрин вернулась к стеклянному столику, на этот раз на столе оказалась мисочка жидкой овсяной каши. Она слышала много категорических утверждений о благотворном ее воздействии на всякий организм и суровых филиппик по адресу тех, которым никогда не удается сварить ее мало-мальски сносно – от нее не может быть большого вреда; Кэтрин рискнула съесть немного. Каша была очень приятной (в самом деле, то была добрая мисочка овсянки, сваренной без комков, не круто, но и не слишком жидко), Кэтрин съела ее до конца.
− Какое странное ощущение! - воскликнула Кэтрин. - Я, верно, складываюсь, как подзорная труба.
И не ошиблась. На всякий случай она немножко подождала - ей хотелось убедиться, что больше она не уменьшается. Это ее слегка тревожило. "Если я и дальше буду так уменьшаться, - сказала она про себя, - я могу и вовсе исчезнуть. Сгорю как свечка! Интересно, какая я тогда буду?" И она постаралась вспомнить историю, в которой некий Джордж Херви, увидев прекрасную Амелию Уэбстер сквозь телескоп, был так поражен ею, что с того времени не брал ни куска в рот. И она постаралась представить себе, как он мог бы выглядеть – наверное, как пламя свечи после того, как свеча потухнет. Насколько ей помнилось, автор ничего подобного не упоминал.
Подождав немного и убедившись, что больше ничего не происходит, она решила тотчас же выйти в сад. Бедняжка! Подойдя к дверце, она обнаружила, что забыла золотой ключик на столе, а вернувшись к столу, поняла, что ей теперь до него не дотянуться. Сквозь стекло она ясно видела снизу лежащий на столе ключик. Она попыталась взобраться на стол по стеклянной ножке, но лазанье не входило в ее мальчишеские забавы, и устав от напрасных усилий, бедная Кэтрин села на пол и негероически заплакала.
− Ну, хватит! - строго приказала она себе немного спустя. - Слезами горю не поможешь. Советую тебе сию же минуту перестать!
Она всегда давала себе хорошие советы, хоть следовала им нечасто. Порой же ругала себя так беспощадно, что глаза ее наполнялись слезами. А однажды она даже попыталась отшлепать себя по щекам за то, что схитрила, играя в одиночку партию в крикет. Эта глупышка очень любила притворяться двумя разными девочками сразу.
− Но сейчас это при всем желании невозможно! – подумала бедная Кэтрин. - Меня и на одну респектабельную особу едва-едва хватает!
Она с грустью подумала, если она не будет респектабельной, ей больше нельзя будет являться своему взору.
Тут она увидела под стеклом маленькую стеклянную коробочку. Кэтрин открыла ее - внутри был пирожок.
− Что ж, - сказала Кэтрин, - я его съем. Кусочек сладкого пирожка, совсем крошечный, со свежими яблоками, можно не опасаться. Все, что заготовлено впрок, нездорово.
Она откусила еще кусочек и вскоре съела весь пирожок.
Глава II Море слез Все страннее и страннее! - вскричала Кэтрин (она была поражена, но не забывала, как нужно говорить). - Я теперь раздвигаюсь, словно подзорная труба. Прощайте, ноги. Мне же до вас теперь, мои милые, не достать. Мы будем так далеки друг от друга, что мне будет совсем не до вас. "Все-таки надо быть с ними поласковее, - подумала Кэтрин, - а то еще возьмут и пойдут не в ту сторону. Расстояния не замечаешь, если перед тобой определенная цель".
И она принялась строить планы.
"Придется отправлять их с посыльным, - думала она. – Они будут писать мне на имя Элис. Ну что за вздор я несу!"
В эту минуту она ударилась головой о потолок, схватила со стола золотой ключик и побежала к двери в сад.
Бедная Кэтрин! Разве могла она теперь пройти в дверцу? Ей удалось лишь заглянуть в сад одним глазком. Все вокруг радовало глаз, и она с наслаждением рассматривала пейзаж: реку, разбросанные по берегам деревья и изгибы терявшейся у горизонта долины. "И здесь-то я чуть было не оказалась, - размышляла Кэтрин. - Впрочем, нет, - спохватилась она, - это было бы невозможно". Надежды на то, чтобы пройти в нору, не было никакой. Она уселась на пол и снова расплакалась.
В эти минуты неизъяснимого бесценного страдания она сквозь горькие слезы радовалась. Она (вдвоем) наперебой делала все, что в подобном ужасном случае могло утишить муки маленькой страдалицы, но поскольку у нее не было абрикосового мармелада, слезы лились ручьями, и вскоре вокруг нее образовалась большая лужа. Получая такие награды за слезы, мудрая девочка и не думала униматься.
Немного спустя вдалеке послышался топот маленьких ног. Кэтрин торопливо вытерла глаза и стала ждать. Это возвращался Белый Кролик. Одет он был парадно, в одной руке держал пару лайковых перчаток, а в другой – цилиндр. На бегу он тихо бормотал: "Поскольку надежда встретить здесь старых друзей, маркиза Лонгтауна и генерала Кортни, увы, оказалась несостоятельной, меня здесь ничто не держит..."
Когда Кролик поравнялся с нею, она робко прошептала:
− Простите, сэр...
Кролик подпрыгнул, уронил перчатки и цилиндр, метнулся прочь и с торопливым объяснением о предшествовавшей договоренности тут же исчез в темноте.
В зале было жарко, и Кэтрин стала обмахиваться цилиндром.
− Какой сегодня день странный! А вчера все шло, как обычно! Может, это я изменилась за ночь? Но если это так, то кто же я в таком случае?
И она принялась перебирать в уме подружек, которые были с ней одного возраста. Может, она превратилась в одну из них?
− Во всяком случае, я не Лиззи, она такая остроумная, а я нет; и точно уверена, что я не Эмма, потому что про нее спорят, блондинка она или брюнетка, а мои волосы не меняют цвет. Может быть, я Сьюзен? Мне кажется, я когда-то была Сьюзен... Но уж конечно, я не Фанни, ведь я столько всего знаю, а она совсем ничего! А ну-ка проверю, помню я то, что знала, или нет. Попробую географию! Как попасть в Ирландию? Переправиться на остров Уайт?... Должно быть, я превратилась в Фанни! Попробую прочитать из Поупа, как осуждать тех, кто "в притворном горе ускользнуть не прочь". Но голос ее зазвучал как-то странно, будто кто-то другой хрипло произносил за нее совсем другие слова, не Поупа:
О сэр, чей властный вид дарует разом
Щедроты чадам, Рашуоту разум.
− Слова совсем не те! - сказала бедная Кэтрин, и глаза у нее снова наполнились слезами. - Значит, я все-таки Фанни! Придется мне теперь жить на чердаке без камина, и все меня будут шпынять...
С этими словами она продолжала стремительно уменьшаться. Вскоре она поняла, что виной тому цилиндр, который она держала в руках, и тут же швырнула его на пол. И хорошо сделала - а то могла бы и вовсе исчезнуть!
− Уф! Едва спаслась! - сказала Кэтрин, испуганная столь внезапной переменой, но радуясь, что уцелела.
И она подбежала к дверце. Но увы, тут она поскользнулась и шлепнулась в воду. Вода была соленая на вкус и доходила ей до подбородка. Сначала она подумала, что каким-то образом упала в море.
− Купания в море поставили бы меня на ноги, - уверяла она себя. (Кэтрин от разговоров о море брала тоска и зависть – ведь она его никогда не видела.) Вскоре, однако, она поняла, что упала в лужу слез, которую сама же и наплакала.
− Ах, зачем я так ревела! - подумала Кэтрин, плавая кругами и пытаясь понять, в какой стороне берег. - Вот глупо будет, если я утону в собственных слезах или заболею и зачахну!
Тут она услышала какой-то плеск неподалеку и, вглядевшись, увидела всего лишь мышь, которая, видно, также упала в воду. Кэтрин попыталась решить, как следует обращаться к мышам. Опыта у нее никакого не было, но она вспомнила учебник латинской грамматики, принадлежащий ее брату Джеймсу. "Именительный - Мышь, родительный - Мыши, дательный - Мыши, винительный - Мышь, звательный - О Мышь!" И она начала:
− О Мышь! Не знаете ли вы, как выбраться из этой лужи! Мне так надоело здесь плавать, о Мышь!
Мышь, предпочитая толковать ее слова как тонкий комплимент своей персоне, милостиво улыбнулась, но не сказала в ответ ни слова.
Кэтрин вспомнила, как мать учила ее говорить по-французски, и опять начала:
− Ou est ma chatte?
Мышь рванулась из воды и вся затрепетала от негодования
− Простите! - быстро сказала Кэтрин. - Я забыла, что вы не любите кошек.
− Я всегда на стороне тех, которые одного со мною вида, - вскричала пронзительно Мышь. - Так и знайте. Предупреждаю вас. Тут вы во мне найдете грозного противника. Каков бы ни был вопрос, я заступаюсь за мышей - и, верьте слову, когда б вы знали, как я смотрю на кошек, то перестали бы удивляться тому, что люди, ценою неимоверных усилий, старается избежать разговоров о них.
− Хорошо, хорошо! - сказала Кэтрин, торопясь перевести разговор. -- А... собак... вы любите?
Мышь промолчала, и Кэтрин радостно продолжала, рассказывая о милом мопсике, который ничего не делал день-деньской, только лежал на коленях у хозяйки или иногда, в жаркий летний день, выбегал погулять среди розовых кустов, но всегда возвращался на зов. Мыши чрезвычайно понравилось ее описание, и они рука об руку поплыли к берегу.
В луже становилось все теснее от всяких птиц и зверей, очень стильно и замедленно туда нырявших.
− А кто же не согласится иметь много хорошего? – подумала Кэтрин (что показывает, насколько все перемешалось, ведь цитата из "Как вам это нравится", по правде сказать).
Кэтрин поплыла вперед, и все потянулись за ней к берегу. Глава III Бег по кругу и длинный рассказ
Общество, собравшееся на берегу, имело весьма неприглядный вид. Вода текла с них ручьями, всем было холодно и неуютно. Прежде всего, конечно, нужно было решить, как поскорее высохнуть. Стали держать совет. Не прошло и нескольких минут, как Кэтрин уже чувствовала себя так, словно знала их всех целый век. Дружба между Кэтрин и Попугайчиком Лори развивалась столь же стремительно, сколь внезапным было ее начало, и они так быстро прошли все ступени растущей взаимной симпатии, что вскоре не осталось ни одного возможного свидетельства этого чувства, которого бы они не явили друг другу и окружающим. Они называли друг друга по именам, гуляли только под руку и были неразлучны в любом обществе.
Наконец Мышь закричала:
− Садитесь, все садитесь и слушайте. Начнем. Это вас мигом высушит! Тишина! " Генрих IV к большому своему удовольствию взошел на английский престол в году 1399, убедив предварительно своего кузена и предшественника Ричарда II уступить ему корону и удалиться до конца жизни в замок Помфрет, где того потом и убили..."
− Необыкновенно страшно! – сказала Лори и содрогнулась.
− Простите, - спросила, нахмурясь, Мышь с чрезмерной учтивостью, - вы, кажется, что-то сказали?
− Нет-нет, - поспешно ответила Лори и прошептала Кэтрин: - Жуткая чудачка.
− Значит, мне показалось, - заметила Мышь. - Итак, я продолжаю. "Судя по всему, Генрих был женат, поскольку известно, что он имел четырех сыновей, но не в моих силах сообщить читателю, кто была его супруга. Как бы то ни было, Генрих жил не вечно: стоило ему захворать, как его сынок, принц Уэльский, пришел и забрал корону; по этому поводу король разразился длинной речью, ответ принца был еще более пространным. И так они между собой поладили, король отдал Богу душу..." Ну как, милочка, подсыхаешь? – спросила она Кэтрин.
− С меня так и льет, - ответила Кэтрин печально. - Я и не думаю сохнуть! Споры королей и пап, с войнами или чумой, мужчины - ничтожества, о женщинах вообще почти не говорится - все это невыносимо и так скучно.
− В таком случае, - провозгласил Додо, - я предлагаю принять резолюцию о немедленном роспуске собрания с целью принятия самых экстренных мер для скорейшего...
− Говорите по-человечески, - сказал Орленок Эд.
− Ему всегда хочется поймать меня на том, что я как-то неточно выразилась, - пояснила одна из птичек. - А теперь он пробует и с вами затеять ту же игру. Он недоволен вашим употреблением слова, и вам лучше побыстрее его заменить, так как в противном случае он будет всю дорогу пилить нас Джонсоном и Блэром.
− Я хотел сказать, - обиженно проговорил Додо, - что нужно устроить Бег по кругу. Тогда мы вмиг высохнем!
− А что это такое? - спросила Кэтрин.
Тут Орленок достал из-под крыла прелестно переплетенную книгу (в сущности, толковый словарь) и прочел вслух: "Бег - перемещение в пространстве, попеременно то одной, то другой ногою быстро и резко отталкиваясь от земли..."
− Но это же танец, - заметил кто-то.
− Давайте устроим бал, - воскликнули все.
Неизбежно принимая в расчет, что предупреждены все были так незадолго, все же удалось собрать довольно молодежи, чтоб составилось двенадцать-четырнадцать пар. Никто не аккомпанировал - все танцевали, как хотели. Трудно было понять, как и когда должен кончиться бал. Через полчаса, когда все натанцевались и просохли, Додо вдруг запросил чая, все столпились вокруг него и, тяжело дыша, стали спрашивать: "А кто подаст чай?"
− Она, конечно, - ответил Додо, ткнув пальцем в Кэтрин.
Кэтрин растерялась. В замешательстве она сунула руку в карман - и вытащила оттуда пакетик цукатов (к счастью, слезы их не размочили). Она раздала их собравшимся - каждому по цукату, только-только хватило. За танцами говорили мало, но когда все уселись за чай, попросили Мышь рассказать им еще что-нибудь.
− Это очень длинная и грустная история, - начала Мышь со вздохом.
Эта краткая характеристика потребовалась для того, чтобы уберечь читателя от долгого и подробного повествования о злоключениях и невзгодах, которое заняло бы три или четыре следующие главы, разоблачая пороки домовладельцев и стряпчих и воскрешая разговоры двадцатилетней давности.
− Вы не слушаете! - строго сказала Мышь. - Хоть, вероятно, как устроительница и патронесса - в тех кругах, где я привыкла... обозревая достопримечательности - молодые девицы - замужние дамы... Я не обижена живостью ума, но пусть уж мне предоставят самой решать, когда сказать что-нибудь, а когда промолчать. Мне, признаться, наскучило так долго обследовать окрестности на одном месте, - сказала обиженно Мышь, встала и пошла прочь.
− А что, сударыня, - обратилась Канарейка к Сороке, - не последовать ли нам примеру Мыши?
− Как скажешь, родная моя. Я - с дорогой душой. Давно готова. Готова была сразу пойти с нею, но и так будет ничуть не хуже. Мы ее быстро догоним. Вон она... нет, это кто-то другой - и нисколько на нее не похожий. Ну и ну...
Вскоре под разными предлогами все разошлись, и Кэтрин осталась одна. Больше, надеялась она, уже ничье вероломство не вовлечет ее в затеи для столь неудачно подобранной компании. Немного спустя снова послышался легкий звук шагов. Она оглянулась. Может, это Мышь перестала сердиться и пришла, чтобы закончить свой рассказ? Глава IV
Билль вылетает в трубу Но это был Белый Кролик. Он медленно трусил назад, с волнением глядя по сторонам, словно что-то искал. Вскоре Кролик заметил Кэтрин.
− Эй, Марианна, - сердито крикнул он, - а ты что здесь делаешь? Беги-ка скорей домой и принеси мне пару перчаток и цилиндр! Да поторопись!
Кэтрин так испугалась, что со всех ног бросилась исполнять поручение. Она даже не попыталась объяснить Кролику, что он ошибся.
Она увидела чистенький домик, на двери была прибита медная дощечка, начищенная до блеска, а на дощечке было написано: "Б. Кролик". Она не знала, можно ли этому удивляться, но подобное прибытие было для нее совершенно непредвиденным. Без каких-нибудь задержек, сигналов тревоги или торжественных церемоний, - такого она не предполагала. Кэтрин без стука вошла и побежала по лестнице наверх. Она очень боялась встретить настоящую Марианну. Конечно, та просто выгнала бы ее из дому (в двухдневную поездку почтовой каретой, без прислуги), и она не смогла бы тогда отнести Кролику цилиндр и перчатки.
Было не до размышлений, не следовало терять ни секунды. Ускорив шаги, она, по возможности бесшумно, скользнула за двустворчатую дверь, не давая себе опомниться, не оглядываясь, устремилась к заветной цели. Замок поддался ее руке без зловещего скрежета, который мог бы встревожить обитателей дома. Она вошла в дверь на цыпочках. Комната была перед ней. Но прошло несколько минут, прежде чем она сделала следующий шаг. То, что она увидела, приковало ее к месту и взволновало до глубины души. Ее глазам представилось просторное, удачно спланированное помещение, изящная кровать с заботливо убранной и застланной покрывалом постелью, блестящая батская печь, платяные шкафы из красного дерева и красиво расцвеченные кресла, на которых весело играли врывавшиеся через два окна с подъемными рамами теплые лучи заходящего солнца.
У окна стоял стол, а на нем, как она и надеялась, лежал цилиндр и несколько пар крошечных перчаток. Кэтрин совсем уже собралась выйти из комнатки, как вдруг увидела у зеркала маленький пузырек. Кэтрин открыла его и поднесла к губам.
− Стоит мне что-нибудь проглотить, - подумала она, - как тут же происходит что-нибудь интересное. Посмотрим, что будет на этот раз! Мне бы очень хотелось опять подрасти. Надоело быть такой крошкой!
Так оно и случилось. Она все росла и росла, пришлось ей выставить одну руку в окно, а одну ногу засунуть в дымоход.
− Как хорошо было дома! - думала бедная Кэтрин. - И все же... все же... Такая жизнь мне по душе - все тут так необычно! Обо мне надо написать книжку, большую, хорошую книжку.
− Хотя, - задумалась Кэтрин, - какую именно? Наверное, фантасмагорию, очень смешную, наполовину сон, наполовину кошмар.
− Ах, какая ты глупая, Кэтрин! – возразила она себе. – Что может быть лучше, чем веселая и здравая книга, не закрывающая глаза на нелепые стороны современных вкусов.
− Она перевернет детскую литературу, - объяснила первая Кэтрин. – Не только откажется от морализаторства, но прямо его высмеет.
− Она поднимет на новый уровень точность описания человеческих чувств, - указала другая Кэтрин. – Изящно и экономно, с идеально рассчитанной иронией подскажет скрытую мораль.
Так она разговаривала и спорила сама с собой, беря то одну сторону, то другую. Беседа получалась очень интересная, но тут под окнами послышался чей-то голос. Она замолчала и прислушалась.
− Марианна! Марианна! - кричал голос. - Неси-ка сюда перчатки! Да поторапливайся!
Кролик подошел к двери, не смог ее открыть и собрался залезть в окно. Подождав, пока он по ее расчетам должен был подойти к окну, Кэтрин наугад высунула руку и попробовала его схватить. Послышался крик, что-то шлепнулось, зазвенело разбитое стекло. Видно, он упал в теплицы или ананасные парники.
Потом раздался сердитый крик – Кролика – "Помоги мне выбраться отсюда!" – и снова зазвенело разбитое стекло. И другие попытки отодвинуть руку Кэтрин закончились разбитым стеклом.
− Там, наверное, целый городок теплиц. И среди всего этого трудится, кажется, все население здешнего прихода, - подумала Кэтрин. - Интересно, что они теперь будут делать!
Она еще немножко подождала, но все было тихо. Немного спустя послышался скрип колес, гул голосов, требования лестниц и приказ:
− Эй, Билль! Слышишь? Хозяин велит тебе лезть в трубу!
− Я бы ни за что не согласилась быть на его месте, - сказала про себя Кэтрин. - Камин здесь, конечно, невелик, особенно не размахнешься, а все же лягнуть его я сумею!
Изо всех сил она поддала ногой. Сначала она услышала, как все закричали: "Билль! Билль! Вон летит Билль!", потом голос Кролика: "Что себе позволяет Уильям? Я еще этим займусь!".
Похоже, он не в шутку рассердился на слугу, и Уильям мог бы из-за ее поспешности навсегда лишиться расположения хозяина, а то и своего места.
Минуты через две внизу опять началось движение. Кэтрин услышала, как Кролик сказал: "Для начала хватит одной тачки". В следующую минуту в окно посыпался град мелких камешков. Кэтрин с удивлением заметила, что камешки, упав на пол, тотчас превращаются в пирожки. Она проглотила один пирожок и с радостью заметила, что росту в ней поубавилось. Как только она настолько уменьшилась, что смогла пройти в дверь, она тотчас выбежала из дому и вскоре оказалась в дремучем лесу.
Неподалеку стоял гриб - большой, почти с нее ростом. Она поднялась па цыпочки, заглянула наверх - и встретилась глазами с огромным синим червяком. Тот сидел с книгой, не обращая никакого внимания на то, что творится вокруг. Глава V Синий Червяк дает совет Синий Червяк поднял глаза от книги, они с Кэтрин долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец, Червяк медленно, словно в полусне, заговорил:
− Вы... кто... такая? - спросил Синий Червяк.
− Сейчас, право, не знаю, сэр - отвечала Кэтрин робко. - Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
− К сожалению, я не имел удовольствия уразуметь смысл ваших слов, - сказал он, когда она замолчала. - О чем вы толкуете? Вы в своем уме?
− Не знаю, - отвечала Кэтрин. - Должно быть, в чужом. Видите ли...
− Готов вас выслушать, если вам очень хочется мне об этом сказать.
− Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, - учтиво промолвила Кэтрин. - Я и сама ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.
− Дело выглядит достаточно безнадежным, - сказал Червяк.
Кэтрин немного рассердилась - уж очень неприветливо говорил с ней Червяк. Она выпрямилась и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал повнушительнее:
− По-моему, это вы должны мне сказать сначала, кто вы такой.
− Едва ли я за это возьмусь.
Червяк, видно, просто был весьма не в духе, так что Кэтрин повернулась и пошла прочь.
− Вернитесь! – закричал Червяк ей вслед. - Мне нужно сказать вам что-то очень важное.
Это звучало заманчиво - Кэтрин вернулась.
− Держите себя в руках! – сказал Червяк. – Привыкайте считаться со своими нервами.
− Это все? - спросила Кэтрин, стараясь не сердиться.
− Надеюсь, вы не собираетесь превращаться в недотрогу и строить оскорбленную мину по поводу всякой дурацкой болтовни? Разве мы не живем лишь для того, чтобы давать повод для развлечения нашим соседям и, в свой черед, смеяться над ними? – заявил Червяк. - Значит, по-вашему, вы изменились?
− Да, сэр, - отвечала Кэтрин, - и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню.
− Чего не помните? – спросил Червяк.
− Я пробовала процитировать Поупа, а получилось что-то совсем другое, - сказала с тоской Кэтрин.
− О, вы у нас такая рассудительная девица, читаете ученые книги и даже делаете из них выписки. Прочтите-ка "Чрезвычайно высокоморальные стансы по поводу разлуки с подругой".
Кэтрин сложила руки и начала:
Дарю подарок не затем,
Чтоб он лежал на полке.
Когда ты соберешься шить –
Втыкай сюда иголки.
Раз нам расстаться суждено,
Еще ему в заслугу:
Когда посмотришь на него -
Припомнишь ты подругу.
− Все неверно, - сказал Червяк. – Такое могли приложить к подушечке для булавок, а моралью тут и не пахнет.
− Да, не совсем верно, - робко согласилась Кэтрин. - Некоторые слова не те.
− Дорогая моя, у меня к вам две небольшие просьбы. Во-первых, я бы хотел, чтобы вы мне разрешили свободно располагать в данном случае собственным здравым смыслом, а во-вторых – собственным грибом, - строго проговорил Червяк.
Наступило молчание.
− А какого роста вы хотите быть? - спросил, наконец, Червяк.
− Ах, все равно, - быстро сказала Кэтрин. - Только, знаете, так неприятно все время меняться...
На сей раз Кэтрин терпеливо ждала, пока Червяк не соблаговолит снова обратить на нее внимание. Минуты через две тот сполз с гриба и скрылся в траве, бросив ей на прощанье:
− Откусите с одной стороны - подрастете, с другой - уменьшитесь!
− С одной стороны чего? - подумала Кэтрин. - С другой стороны чего?
− Гриба, - ответил Червяк, словно услышав вопрос. – И если кто-нибудь еще явится за советом, можете их направить ко мне, у меня сейчас есть свободное время.
С минуту Кэтрин задумчиво смотрела на гриб, пытаясь определить, где у него одна сторона, а где – другая. Наконец, она решилась: обхватила гриб руками и отломила с каждой стороны по кусочку. Она принялась осторожно, понемножку откусывать сначала от одного, а потом от другого, то вырастая, то уменьшаясь.
Выйдя из леса на полянку, она увидела маленький домик, принялась за гриб и не подходила к дому до тех пор, пока не уменьшилась до нужного размера. Глава VI Поросенок и перец
С минуту она стояла и смотрела в раздумье на дом. Вдруг из лесу выбежал ливрейный лакей и забарабанил в дверь. (Что это лакей, она решила по ливрее; если же судить по его внешности, это был просто лещ). Ему открыл другой ливрейный лакей с круглой физиономией и выпученными глазами, очень похожий на лягушонка. Лакей-Лещ вынул из-под мышки огромное письмо (величиной с него самого, не меньше) и передал его Лягушонку.
− Герцогине, - произнес он с необычайной важностью. – От Королевы. Приглашение на игру в "спекуляцию".
Лакея-Леща уже не было, а Лягушонок сидел возле двери на земле, бессмысленно уставившись в небо. Кэтрин робко подошла к двери и постучала.
− Не к чему стучать, - сказал Лакей. - По двум причинам не к чему. Во-первых, я с той же стороны двери, что и вы. А во-вторых, они там так шумят, что никто вас все равно не услышит.
И правда, в доме стоял страшный шум – беспрестанная суматоха - здесь все шумливы, у всех громкие голоса, что бы ни понадобилось, все требовали криком, и служанки кричали из кухни свои оправдания. Двери вечно хлопали, лестницы не знали отдыха, все делалось со стуком, никто не сидел тихо, и, заговорив, никто не мог добиться, чтобы его выслушали.
− Скажите, пожалуйста, - спросила Кэтрин, - как мне попасть в дом?
− Можно послать за кем-нибудь, чтобы тот первым вас увидел и разнес счастливую весть по всему дому. Или вместо того, вполне разумно полагаясь на крепость нервов обитателей, не искать иного доверенного лица, кроме дворецкого, и почти немедля последовать за ним в гостиную.
− Как мне попасть в дом? - повторила Кэтрин громче.
− А стоит ли туда попадать? - сказал Лягушонок. - Вот в чем вопрос.
Может быть, так оно и было, но Кэтрин это совсем не понравилось.
− Нечего с ним разговаривать, - с досадой подумала Кэтрин. - Он такой глупый!
Она толкнула дверь и вошла.
В просторной кухне дым стоял столбом; посредине на колченогом табурете сидела Герцогиня и держала на коленях сливочный сыр; кухарка у печи склонилась над огромным котлом, до краев наполненным супом.
− В этом супе слишком много перцу! - подумала Кэтрин. Она расчихалась и никак не могла остановиться.
Во всяком случае, в воздухе перцу было слишком много. Только кухарка не чихала, да еще – крупная кошка, что сидела у печи и улыбалась до ушей.
− Скажите, пожалуйста, почему ваша кошка так улыбается? - спросила Кэтрин робко.
− Потому, - сказала Герцогиня. - Это гемпширская кошка - вот почему!
− По правде говоря, я вообще не знала, что кошки умеют улыбаться.
− Умеют, и большинство не упускает случая, - отвечала Герцогиня,- но эта может заставить других улыбаться.
Кошка скромно улыбнулась.
− Я ни одной такой кошки не видела, - учтиво заметила Кэтрин, очень довольная, что беседа идет так хорошо.
− Ты многого не видала, - отрезала Герцогиня. - Это уж точно! Это и вправду очень глупо и показывает, как основательно тебе недостает способностей и стремления к самоусовершенствованию.
Кэтрин совсем не понравился ее тон, и она подумала, что лучше бы перевести разговор на что-нибудь другое. Пока она размышляла, о чем бы ей еще поговорить, ворвались двое краснощеких мальчишек, нечесаные, чумазые, лет восьми и девяти, которые только что воротились из школы и принялись швырять все, что попадало под руку: совок, кочергу и щипцы для угля, за ними последовали чашки, тарелки и блюдца. Герцогиня и бровью не повела.
− Осторожней, прошу вас, - закричала Кэтрин, подскочив со страха.
Те, однако, не для того пришли домой, чтоб стоять и слушать кого-то, но чтоб носиться повсюду и шуметь; и скоро мальчишки сбежали, так хлопнув дверью гостиной, что у ней заломило виски.
В следующую минуту сцена вновь переменилась. Младший мальчуган, редкий забияка и шалун двух лет, которому открыл дверь кто-то снаружи, весьма решительно появился среди них, дабы оценить обстановку и предъявить на что-нибудь свои права.
− Можешь понянчить его немного, - сказал Герцогиня. - А мне надо пойти и переодеться к "спекуляции" у Королевы.
С этими словами она выбежала из кухни.
Коль скоро не обнаружил он ничего съестного, он решил довольствоваться игрой, и обхватил ручками Кэтрин так, что она не имела возможности его стряхнуть. Она его уговаривала, приказывала, улещала, корила - все напрасно. Ей было удалось его оттолкнуть, но тут же он с прежним рвением наскочил на нее сзади.
Но почти тотчас Кэтрин почувствовала, что ее освобождают; кто-то поднял мальчишку, хоть он так на нее налег, что пришлось силой отцеплять от ее шеи крепкие ручонки, и унес его прочь; входная дверь открылась и закрылась.
В полном смятении чувств она хотела поблагодарить неизвестного и вышла наружу, но никого не увидела. Зато трусило прочь юное создание, превратившееся из весьма неприятного ребенка в милого поросенка. Она принялась вспоминать других детей, из которых вышли бы отличные поросята.
− Знать бы только, как их превращать, - подумала она и вздрогнула.
В нескольких шагах от нее на ветке сидела Гемпширская Кошка. Завидев Кэтрин, Кошка только улыбнулась. Вид у нее был добродушный, но когти длинные, а зубов так много, что Кэтрин сразу поняла, что с ней шутки плохи.
− Котенька! - робко начала Кэтрин. Она не знала, понравится ли ей это имя, но та только шире улыбнулась в ответ. - Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
− Все равно, куда идти, - заметила Кошка. – Так или иначе придешь к трем-четырем семействам в сельской местности.
Кэтрин решила переменить тему.
− А что здесь за люди живут? - спросила она.
− На выбор: достойные священники, молодые люди, располагающие средствами, флотские офицеры – все холостые и от кого-нибудь без ума.
− На что мне безумцы? - сказала Кэтрин.
− Ничего не поделаешь, - возразила Кошка. - Все мы здесь не в своем уме, такова общепризнанная истина, - и ты, и я.
− Откуда вы знаете, что я не в своем уме? – спросила Кэтрин.
− Конечно, не в своем, - ответила Кошка. - Иначе как бы ты здесь оказалась? Впадай в безумие как можно чаще... Главное, не лишайся чувств.
− А откуда вы знаете, что вы не в своем уме?
− Какие могут быть сомнения! Я заражаю людей помешательством. Некоторые превращаются в настоящих маньяков, тратят кучу времени и забот, в общем-то, всего лишь на вымысел, объединяются в общества, клубы и форумы, и даже основывают республики, чтобы вместе блажить.
− Я бы не назвала это блажью, - сказала Кэтрин.
− Называй как хочешь, - ответила Кошка. - Суть от этого не меняется. Ты играешь сегодня в "спекуляцию" у Королевы?
− Мне бы очень хотелось, - сказала Кэтрин, - но меня еще не пригласили.
− Тогда до вечера, - сказала Кошка и исчезла.
Кэтрин не очень этому удивилась - она уже начала привыкать ко всяким странностям. Она стояла и смотрела на ветку, где только что сидела Кошка, как вдруг она снова возникла на том же месте.
− Вон там, - сказала Кошка и махнула правой лапой, - живет Болванщик, шляпных дел мастер. А там, - и она махнула левой, - Мартовский Заяц. Все равно, к кому ты пойдешь, - и снова исчезла.
Кэтрин подождала немного, не появится ли она опять, но она не появлялась, и Кэтрин пошла туда, где жил Мартовский Заяц.
− Шляпных дел мастеров и модисток я уже видела, - говорила она про себя. - Мартовский Заяц, по-моему, куда интереснее.
Тут она подняла глаза и снова увидела Кошку.
− Кстати, что сталось с ребенком? - сказала Кошка. – Совсем забыла спросить.
− Он превратился в поросенка, - отвечала Кэтрин, и глазом не моргнув.
− Я так и думала, - сказала Кошка.
− А вы можете исчезать и появляться не так внезапно? А то у меня голова идет кругом.
− Хорошо, - сказала Кошка и исчезла - на этот раз очень медленно. Первым исчез кончик хвоста, а последней - улыбка; она долго парила в воздухе, когда все остальное уже пропало.
− Д-да! - подумала Кэтрин. - Видала я кошек без улыбки, но улыбка без кошки! Как чудесно: хоть Гемпширской Кошки и нет, ее улыбка осталась.
Пройдя немного дальше, она увидела домик Мартовского Зайца.
Глава VII Безумное чаепитие
Около дома под деревом стоял накрытый стол, а за столом пили чай Мартовский Заяц и Болванщик, между ними крепко спала Мышь-Соня - воплощенное здоровье, благополучие, покой и уравновешенность, ее как раз одолела сладкая дрема.
Стол был большой, но чаевники сидели с одного края, на уголке. Завидев Кэтрин, они закричали:
− Занято! Занято! Мест нет!
− Места сколько угодно! - возмутилась Кэтрин и уселась в большое кресло во главе стола.
Болванщик жаждал заверить ее в своем совершенном согласии и попытался сказать что-то лестное; но, говоря о своей покорности именно ее вкусу, с которым будто бы неизменно совпадали и его всегдашние намерения, да еще сверх того стараясь дать понять, сколь неизменно он внимателен к удобству всех дам, и исподволь внушить, что лишь одной-единственной он страстно желает угождать, он совсем запутался, и Мартовский Заяц был рад положить конец его речи, предложив ей вина.
Кэтрин посмотрела на стол, но не увидела ни бутылки, ни рюмок.
− Я что-то его не вижу, - сказала она.
− Еще бы! Его здесь нет! - отвечал Мартовский Заяц.
− Зачем же вы мне его предлагаете! - рассердилась Кэтрин. - Это не очень-то вежливо.
− А зачем вы уселись без приглашения? – ответил Мартовский Заяц. - Это тоже невежливо!
− Я не знала, что это стол только для вас, - сказала Кэтрин. - Приборов здесь гораздо больше.
− ЧТО ВЫ НАДЕЛАЛИ! – вскричал Болванщик.
В мгновение ока за столом не осталось пустого места.
Красивый мужчина лет пятидесяти некоторое время с любопытством разглядывал Кэтрин, затем сказал:
− Вам не мешало бы постричься. Кроме того, у вас веснушки. Я рекомендовал бы "Гауленд", постоянное употребление "Гауленда" в весенние месяцы. Одна моя знакомая пользовалась им по моей рекомендации, веснушек и следа не осталось.
− Научитесь не переходить на личности, - отвечала Кэтрин не без строгости. - Это очень грубо.
− Нет, нет, мы должны быть всемерно любезны, - согласился приятный молодой священник и немедленно предложил развлечь общество шарадами или загадками: - Чем ворон похож на конторку?
Но всем пришлось умолкнуть, когда заговорила Червонная Королева. Она высказывала мнения с такой уверенностью, которая свидетельствовала о том, что она не привыкла к возражениям. Она подробнейшим и самым нескромным образом расспрашивала всех и каждого об их домашних делах и давала всевозможные советы. Кэтрин поняла, что для этой важной дамы не существовало мелочей, недостойных ее внимания, если только эти мелочи служили ей поводом поучать окружающих. Между поучениями она восклицала: "Отрубить ему голову!" или "Отрубить ей голову!"; у Королевы на все был один ответ.
Червонный Король занимал место напротив Червонной Королевы, и выглядел так, как будто удостоился величайшей почести в мире. Он орудовал ножом, ел и восхищался каждым подаваемым блюдом. То и дело он обращался к соседям, поясняя, что Королева – само воплощение любезности и снисходительности, и обещая им, что после чая они удостоятся какого-нибудь знака внимания с ее стороны.
Соседи не слушали его. Один, по виду моряк, торопливо писал письмо; другой читал газету. Когда леди, сидевшая рядом с ним, взяла на себя труд осведомиться, нет ли чего-нибудь нового в газете, он ответил: "Нет, ничего", - и продолжал читать.
− Подумать только, никого не забыли! – произнесла некая дама, и как раз тем неудачным голосом, который, будучи ею принимаем за шепот, отдавался по всей комнате.
Хотя, проследив за ее взглядом, Кэтрин не увидела ничего особенного: мускулистый молодой человек колол грецкие орехи для хорошенькой голубоглазой блондинки. Сосед, к которому дама обращалась, отличавшийся прирожденной бесспорной и сугубой незначительностью, несмотря на все прикрасы, какие только могла ему придать новейшая мода, удостоил ее одного взгляда, более требовавшего восхищения, нежели его выражавшего, и продолжал играть футлярчиком для зубочистки.
Внимание еще одной особы, очевидно, компаньонки, было полностью поглощено тем, чтобы ее подопечная больше ела, уговорами попробовать еще одно блюдо и расспросами о ее самочувствии. Добросердечный пожилой джентльмен помогал советом:
− Я рекомендовал бы вам отведать яичко. От яйца всмятку не может быть большого вреда.
С другой стороны стола беседовали две дамы в летах. Вернее, одна из них с восторгом перечисляла преимущества брака между кем-то и кем-то еще, в то время как молодая леди рядом с ней пыталась унять поток ее красноречия или хотя бы упросить, чтобы она выражала свои восторги не таким громким шепотом. В конце концов, однако, ее собеседница, которая во время этих, едва ли разделяемых ею, восторженных излияний неоднократно подавляла зевки, получила наконец возможность спокойно сосредоточиться на курице и ветчине.
Полный громогласный священник восклицал с нескрываемым удовольствием: "Рад слышать, что на столе есть такая прелесть, как индейка", а его сосед ворчал: "Что за глупость из чистой прихоти лишать людей удовольствия спокойно сидеть дома — и что за глупость со стороны этих людей лишать себя такого удовольствия ради чьей-то прихоти! Влечемся куда-то по своей воле, одетые, пожалуй, легче обыкновенного, без мало-мальски серьезной причины – влечемся, изволите ли видеть, изнывать от скуки битых пять часов в чужом доме, где мы не скажем и не услышим ничего такого, что уже не было бы сказано вчера и не может быть вновь сказано завтра".
Его чувства, похоже, разделял джентльмен гордого вида, который сидел, не раскрывая рта. К нему обратилась модно одетая девица: − Хотите, я угадаю, о чем вы задумались? Вы думаете, как невыносимо будет проводить таким образом много вечеров, один за другим, - в подобном обществе.
− Я размышлял о гораздо более приятных вещах: скажем, о том, сколько очарования заключается в красивых глазах на лице хорошенькой женщины.
Над ними парила в воздухе улыбка Гемпширской Кошки.
Чаепитие все продолжалось. Собственно, оно и не прекращалось никогда, и любезный читатель волен к нему присоединиться, когда пожелает.
август, 2008 г.
Copyright © 2008 Hampshire Cat
|
 | Исключительные права на публикацию принадлежат Любое использование материала полностью или частично запрещено | 
