Любовно-исторический романШ а н с
1-3
Глава I
Москва, декабрь 1811 г.
Щеки ее заполыхали огнем - не от обжигающего морозного ветра, не от тяжести корзинки задрожали руки, а от вида приближающегося к ней офицера в длинном плаще. Бов узнала его, хотя он изменился за прошедшие годы - поплотнел, вокруг глаз появились морщинки, у рта сложились глубокие складки.
- Мadame, - Дмитрий Торкунов склонил голову. - Мы знакомы, ежели мне не изменяет память…
- Знакомы?! - удивилась Натали и с недоумением посмотрела на кузину.
- Боюсь, monsieur обознался, - с трудом шевеля заиндевевшими губами, пробормотала Бов.
- Наверняка обознался, - согласилась Натали и обратилась к офицеру:
- Моя родственница впервые в Москве, сударь, поэтому…
- Простите, я действительно ошибся, - Торкунов бросил на Бов взгляд, не оставляющий сомнений в том, что узнал ее, коротко поклонился и отошел.
- О, Бов, ты пользуешься успехом у здешних офицеров! - фыркнула Софи. - Кто это, вы знаете его? - спросила она у Кудимовой, московской знакомой Барсуковых, сопровождавшей их в походе по магазинам.
- Дмитрий Торкунов, - сказала та. - Офицер по особым поручениям при генерал-губернаторе. Женат…
Бов не услышала более никаких подробностей: дамы прошли вперед по бульвару, сама она плелась позади вместе с двумя лакеями, нагруженными покупками. Было очень студено, старенький ватный салоп плохо защищал от мороза, ледяные порывы ветра пронизывали до костей, но Бов почти не ощущала холода, возбужденная неожиданной встречей с Торкуновым. Последний раз они виделись лет… лет семь назад, нет, восемь - в 1803 году. Как давно это было, будто и не было! Она почти забыла о нем, тщательно вычеркивая из памяти то лето, когда Натали с мужем и детьми гостила у свекрови во Владимире, а Бов оставили дома. Тогда для нее наступили блаженные дни, обернувшиеся затем ужасным разочарованием и страданиями.
- Бов, ты не забыла те ленты, что я отобрала для Мары? - голос Натали вернул ее в настоящее. - Нет, нет, они у меня, - хрипло отозвалась Бов, проглотив комок в горле, образовавшийся то ли от холода, то ли от горьких воспоминаний. - А, ну хорошо, - кузина кивнула, плотнее прижала к себе большую меховую муфту и отвернулась к собеседницам. Наконец они подошли к ожидавшему их наемному экипажу, который вскоре доставил всю компанию к небольшому обветшалому особнячку, арендованному Барсуковыми на нынешнюю зиму в Москве, куда они приехали, чтобы вывести в свет двух своих дочерей - восемнадцатилетних, как говорится, в самом соку, девиц на выданье - близняшек Елену и Марию. Трое мальчиков - два юных отпрыска Барсуковых и пятилетний сын Софи, младшей сестры Натали, - остались под надзором домоправительницы и временно приглашенного гувернера в деревне, в имении Ямово под Юрьев-Подольским. Ранее Бов не удостаивалась чести сопровождать Барсуковых в поездках, но на этот раз кузина посчитала, что посещение многочисленных столичных увеселений для нее самой может оказаться слишком утомительным. Присутствие родственницы, которая всегда сможет присмотреть за девочками, было весьма удобно. Правда, поначалу госпожа Барсукова решила положиться в том на помощь Софи, но та, отбыв положенный срок вдовства после гибели мужа на войне, вознамерилась вновь выйти замуж и рассчитывала найти в Москве подходящую для себя партию. - Своими дочерьми занимайся сама! - перед отъездом заявила Софи. - Я намерена устроить собственную жизнь, твои девицы мне будут только мешать. Тогда сестры сильно поругались, но Софи всегда умела настоять на своем и добилась-таки права на личную свободу, и в последний момент Бов было приказано срочно готовиться к поездке. - На Барсукова я положиться не могу, сестра меня ужасно подвела, поэтому тебе придется помогать мне следить за Ленн и Марой, - сказала тогда Натали. Бов послушно собрала свои нехитрые пожитки, взволнованная и обрадованная предстоящим путешествием и возможностью побывать в Москве. Она предвкушала прогулки по городу и посещение выставок, а если повезет, то, может быть, ей удастся попасть и на какие-нибудь светские приемы или даже увидеть, как проходят настоящие балы. Другие желания, если они и были, Бов подавляла в зародыше. В ее жизни - несчастливой, одинокой и зависимой - ничто не могло измениться, разве лишь в худшую сторону. И если на свете и происходили чудеса, то только не с ней.
Она рано потеряла мать - та умерла от горячки, когда Бов было три года, и ее забрала к себе бабушка, требовательная и деспотичная дама, которая воспитывала свою единственную внучку в строгости, не пренебрегая всевозможными запретами, нотациями и наказаниями. Впрочем, Бов была по-своему привязана к ней и особенно поняла это после ее смерти, оставшись одна-одинешенька на свете. Отец Бов к тому времени уж несколько лет как оставил эту грешную землю, промотав свое состояние до последней копейки. Имение бабушки, как выяснилось, было заложено, перезаложено и вскоре ушло с молотка за долги. Бов тогда было четырнадцать лет, она осталась без всяких средств к существованию и находилась в самой отчаянной ситуации, когда какой-то дальний родственник Долговых из милости взял ее в свою семью. Так Бов оказалась на положении воспитанницы со множеством обязанностей, начиная от помощи по ведению дома и заканчивая занятиями с хозяйскими детьми. Хотя родственники явно не показывали, что, приютив у себя Бов, облагодетельствовали ее, они весьма тщательно следили за тем, чтобы она не сидела без дела и полностью отрабатывала как свой хлеб, так и место под крышей. Их старшая дочь Натали незадолго перед тем вышла замуж, родила девочек, и когда ей потребовалась помощница, Бов отвезли во Владимирскую губернию, в поместье Барсуковых - Ямово. Она так и прижилась там, стала считать Ямово своим домом, а семью Натали - своей семьей. Время там протекало незаметно, и дни, полные размеренных, однообразных хлопот, сменяя друг друга, сливались в недели, месяцы и годы. Местное общество сводилось к неизменному кругу соседей - одним и тем же лицам, разговорам и даже событиям. Изредка Барсуковы выбирались на месяц-другой к родным в Юрьев-Подольский или Владимир, нынешнее посещение Москвы даже для них было весьма примечательным событием, а для Бов и вовсе исключительным. После того, как Ленн и Мара этой зимой выйдут замуж (все на это очень надеялись), Барсуковы вернутся в деревню, и Бов будет присматривать за младшими сыновьями Натали, а когда они вырастут, поступят на службу и покинут дом, она останется при кузине, если только кто-то из девочек не захочет, чтобы Бов занималась уже их детьми. Так что это первое путешествие, скорее всего, было для нее и последним, и ей следовало насладиться им в полной мере, пока она была еще относительно молода и не превратилась в старуху, которой ничего не нужно и неинтересно. «Впрочем, молодой меня уже не назовешь, - думала Бов, вслед за дамами заходя с улицы в теплые сени. - Тридцать два года - солидный возраст, хотя почему-то я совсем не ощущаю в себе эти годы. Наверное, лет через десять, когда у меня появятся морщины и седые волосы, я наконец пойму, что отживаю свой век. Или в душе по-прежнему буду чувствовать себя молодой, полной сил женщиной, как это происходит со мной сейчас?..»
- Бов! - окликнула ее Натали. - Не стой, как истукан! Раздевайся и скажи, чтоб подавали чай.
- Что купили?! - из комнат вылетели Ленн и Мара - хорошенькие и смешливые, очень похожие друг на друга девушки. Они закрутились вокруг Бов, наперебой рассказывая о том, как им было весело в гостях у Нетты Бояриновой - их новой московской знакомой, где они провели сегодняшний день. - Музицировали, а потом играли в слова, - сообщила Ленн, распаковывая одну из коробок, сложенных лакеями на сундук у стены. - Там было несколько офицеров, - порозовев, добавила Мара и вытянула край отреза бежевой кисеи. - Ой, это мне на платье! - Вам обеим, - сказала Бов. Она скинула салоп, стянула перчатки и замерзшими пальцами пыталась развязать ленты шляпки. - Девочки, оставьте в покое коробки! - Натали еле утихомирила дочерей, наказав лакеям перенести покупки в комнату барышень, и предложила гостье пройти в гостиную. Вскоре все сидели вокруг чайного столика. Бов разливала чай, барышни шептались и за обе щеки уминали пирог с вишней, а Кудимова продолжала знакомить приезжих приятельниц с последними московскими светскими сплетнями. - Конечно, в Петербурге общество более изысканное, - говорила она, - но и здесь вашим барышням можно сделать неплохую партию. Например, ротмистр Бердышев, молодой Антипьев - говорят, его скоро повысят, барон Вальтер - штабс-капитан. Коллежский асессор Колбин - служит в архиве дипломатического корпуса… - Не хотим архивного! - хором воскликнули Ленн и Мара. - Почестей, может, и меньше, чем в армии, зато покойнее, - возразила Натали. - Всегда при доме и семье будет. Девицы хмыкнули и переглянулись.
- Военный мундир, оно, конечно, красивее смотрится, - заметила Кудимова. - Но как ушлют куда или убьют ваших женихов али мужей? Ленн и Мара об этом явно не задумывались, пожали плечами и вновь зашептались. Дамы, обменявшись понимающими улыбками, продолжили обсуждение возможных партий для девушек, а затем перешли к подбору подходящего кандидата в спутники жизни для Софи, у которой за плечами были двадцать восемь лет, подрастающий сын и небольшая пенсия от мужа. - Нужно искать положительного, с чином и в летах, - со знанием дела говорила Кудимова. Ее единственная дочь давно была замужем и жила с семьей в Твери, сама она обитала в Москве с мужем - подполковником в отставке, и с немалой охотой взялась ввести в общество Барсуковых. - Совсем старого не хочется, - вспыхнув, заявила Софи. - Лет сорока - не больше. Как этот Торкунов… Жаль, он женат. Может, он разведется с женой-то. Вы говорили, они давно разъехались… Бов, до того вполуха слушая разговор, насторожилась, даже заволновалось, хотя ее совершенно не касалось, живет Торкунов с женой или нет. - Разъехаться - разъехались, а разводиться навряд ли будут. А что? И ей удобно: сказывают, дети ее не от мужа вовсе, а фамилию его носят и все прилично. Ему и вовсе хорошо: при жене, а свободный, да и родственники у Марии Алексеевны вес немалый имеют, его карьере способствуют. Разведись он, еще в немилость попадет… Нет, думаю, у них все так и останется. А вам, дорогая, - Кудимова похлопала Софи по руке, - если повезет, только тогда кто помоложе достанется. Вдов да одиноких женщин много, мужчин же всегда наперечет. Холостые али вдовые любую себе выбрать могут, потому разборчивыми становятся, молоденьких себе подыскивают. Вон, недавно свадьбу сыграли. Жениху под пятьдесят, весь из себя невзрачный, да никудышный, зато генерал и с состоянием, а невесте девятнадцать всего. Молоденькая да ладненькая, но бесприданница. И рада радешенька, что хоть кто взял. Так что, ежели какой на вас посмотрит - уже хорошо, а ухаживать начнет с предложением - сразу принимать, не отказываться.
Софи поморщилась, но спорить не стала. В свое время ей с трудом нашли мужа: и в Москву два раза вывозили, затем по родственникам, по гостям с ней ездили, пока не сосватали Семичева - армейского поручика, без особых связей и состояния. Бов помнила, какие трудности с замужеством пережила Софи, хотя и на лицо не была уродлива, и фигурой бог не обидел.
- А что с маскарадом? - поинтересовалась Мара. - Билеты достали?
- Достали, достали, - сказала Натали. - Скажите спасибо Вере Афанасьевне. Что мы без вас делали, ума не приложу, - обратилась она к Кудимовой.
Девушки завизжали от радости, захлопали и бросились горячо благодарить «нашу душечку Веру Афанасьевну», предвкушая бал-маскарад в Благородном собрании на будущей неделе.
- Народу будет тьма, - сказала Кудимова, - только держись… Смотрите, чтоб наряды были хороши, а как иначе привлечь внимание?
- Я буду богиней Авророй! - воскликнула Ленн.
- А я - в испанском костюме, - похвасталась Мара и с беспокойством обратилась к Бов:
- Бов, голубушка, ты успеешь раскрасить мой веер?
- Конечно, успею, - заверила ее Бов. Она уже неделю занималась маскарадными костюмами барышень. Для Ленн шилась белоснежная туника, украшенная плющом и золотыми звездами, а Мара захотела пойти на маскарад в испанском платье из алого газа с мантильей и непременно испанским веером - белая каркасная ткань которого, по ее задумке, должна была быть расписана красными и черными цветами. - Пора ехать переодеваться, - Кудимова наконец поднялась. - Встретимся в театре. - И где Барсуков? - Натали в который раз посмотрела на часы.
Дамы, готовые для выхода, сидели в гостиной и ждали прихода главы семейства - он должен был сопроводить их в оперу, а после на бал. - Не знаю, где носит твоего мужа, - с возмущением сказала Софи, - но если он не явится через четверть часа, мы опоздаем к началу. Ленн и Мара хихикнули - им все всегда казалось смешным - и вновь зашептались о чем-то своем. В гостиную вошел лакей с запиской на подносе. - Что это? - Натали развернула небрежно сложенный листок бумаги. - Только принесли, - лакей поклонился и вышел, а Натали прочитала вслух:
- «Дорогая, встретил друзей, не ждите, буду поздно». - Как и следовало ожидать, - фыркнула Софи, барышни засмеялись, Натали в ярости порвала записку в мелкие клочья. - Он забыл, что мы идем в театр! - воскликнула она. - Поехали? - Софи встала, поправляя складки платья.
- У нас же уплачено за всю ложу! - простонала Натали.
Она была женщиной прижимистой не столько от природы, сколько по привычке на всем экономить - состояние Барсуковых было весьма скромным. Мысль, что хотя бы одно кресло ложи будет пустовать, а деньги, на него потраченные, - выкинуты на ветер, привела ее в содрогание. Она окинула взглядом гостиную и заметила Бов, сидевшую в уголке с рукоделием в руках.
- Бов! - окликнула ее Натали. - Быстро собирайся, поедешь с нами в театр.
От неожиданности Бов вздрогнула и больно уколола палец иглой.
- В театр?! - ахнула она. - Да, не пропадать же креслу?!
- Голубушка Бов! С нами! В театр! - завизжали Ленн и Мара, подскочили к ней и за руки стали тащить со стула.
- Сейчас она будет сто лет собираться, и мы опоздаем, - заметила Софи. - Да и в чем ей идти в театр?
Натали задумалась. - Она может надеть мое сиреневое платье, - наконец сказала она. - Все равно я его редко ношу. Бов запаниковала: сиреневый цвет совсем не шел ей, не говоря о несметном количестве воланов и лент, которыми кузина любила украшать свои наряды. К тому же, хотя ростом они совпадали, Натали была гораздо полнее ее.
- Как я могу надеть твое платье? - быстро сказала Бов, складывая рукоделие в корзинку. - Еще испорчу, не дай бог. У меня есть вполне приличное - его и надену. С этими словами она выскочила из гостиной и помчалась в свою комнату, отчаянно спеша, чтобы не заставлять себя ждать, и чтобы Натали не передумала брать ее в театр. В театр! Бов никогда не была в театре и не мечтала в него попасть, но раз уж ей так повезло, она не должна была упустить эту возможность.
Бов распахнула гардероб и вытащила сшитое в прошлом году к Рождеству платье - она сама шила себе одежду - из шерсти цвета гри де перл[1], и принялась лихорадочно переодеваться. Через несколько минут, накинув на плечи канзу[2], пригладив волосы и приколов к ним кружевную ленту, она сбежала вниз, в прихожую, где ее ждали нетерпеливые родственницы.
- Вполне, - кивнула Натали, оглядев строгого покроя платье Бов с небольшим вырезом.
Лакеи подали верхнюю одежду, и дамы направились к заказанному на это время экипажу, ожидавшему их у подъезда.
Не прошло и получаса, как компания расположились в ложе театра, и только тогда - будто именно их и ждали - дирижер взмахнул смычком, оркестр заиграл торжественную увертюру, занавес на сцене дрогнул и пополз в сторону. * * *[1] Гри де перл (фр. gris de perle) - жемчужно-серый.
[2] Канзу, канезу (франц. canezou - короткая кофточка) - косынка или платочек из легкой ткани или кружев с длинными концами, которые перекрещивались на груди и завязывались на талии. Канзу вошли в гардероб со времен второй половины XVIII столетия и составляли предмет особого кокетства молодых женщин - его тщательно завязывали для того, чтобы прикрыть, не скрывая, обнаженные плечи и грудь. Пожилые дамы носили канзу более плотные, теплые. Глава II После небольшого балетного дивертисмента, началось собственно представление. Декорации на сцене изображали лес, а сбоку, перед деревьями возвышалась гробница с крупной надписью «Эвридика», дабы не возникло никаких сомнений, кого оплакивает Орфей в окружении пастухов и пастушек, толпой вываливших на сцену, - давали оперу Глюка по известной древнегреческой легенде. Хотя Бов с упоением наблюдала за происходящим на сцене, глаза ее нет-нет, да и обегали зрительный зал, заполненный нарядно одетой публикой. В мерцании свечей сверкали драгоценности, струился тонкий шелк платьев, сияли золотом эполеты и ордена на мундирах; из соседних лож доносился шепоток изысканной французской речи, запах дорогих духов и помады. Но когда на сцене зазвучал величественный погребальный хор и запел Орфей, ей стало не до разглядывания элегантных дам и кавалеров в зале. «Где ты, любовь моя?!» - голос Орфея был наполнен такой горечью и тоской, что душа Бов сжалась, переполнилась бесконечным состраданием к мукам героя, потерявшего свою возлюбленную, словно боль его передалась ей.
«Где ты, любовь моя?!» - мысленно повторяла она, и, казалось, будто уже не Орфей взывает к Эвридике, а сама Бов вопрошает себя ли, свою ли судьбу: «Где ты, любовь моя? Есть ли ты на свете - тот, кого я могла бы полюбить, кому безоглядно подарила бы свое сердце? Возможно ль мне встретить тебя и узнать? Где ты, любовь моя?..»
- Бов, ну, как тебе в театре? - услышала она насмешливый голос Софи.
- В театре? - рассеянно переспросила Бов. Оказывается, она настолько увлеклась действием и собственными мыслями, что не заметила, как наступил антракт. - Прекрасно! - сказала она. - Великолепная музыка, исполнение…
- На мой взгляд - смертная тоска! - заявила Софи. - Не знаю, как высижу до конца представления. Впрочем, куда нам понять оперу - не все ж такие умные, как ты, - язвительно добавила она.
Бов поежилась. Софи никогда не упускала случая уколоть ее, когда снисходила до разговора с бедной родственницей. Бабушка Бов в свое время проследила, чтобы ее внучка выучилась приличным манерам, знала иностранные языки, умела играть на клавикордах, рисовать, вышивать, шить - словом, обладала бы всеми необходимыми для дворянской девушки умениями. Софи раздражала ее образованность, хотя Бов никогда не кичилась своими знаниями. Но когда живешь в семье много лет, скрыть что-либо просто невозможно, особенно если в качестве гувернантки занимаешься с детьми - за неимением лишних денег Барсуковы были только рады сэкономить на домашних учителях.
- Я чуть не уснула, - призналась Натали. - Но придется пробыть здесь до окончания оперы - мы же не можем на глазах у всех уйти, да и ложа… - …оплачена, - Софи подавила зевок. - А после мы едем на бал, так что все равно где-то нужно пересидеть это время... О, посмотри, нам машут Бояриновы! - она показала на ложу, где сидели их знакомые.
- Приглашают нас к себе, - Натали закивала в ответ и поднялась. - Нужно зайти - поздороваться. Девочки, пошли! Бов, присмотри за моим ридикюлем. Ленн и Мара ринулись в коридор, за ними вышли Натали с Софи. Бов покосилась на сумочку кузины, лежащую в кресле, и стала осматривать зрительный зал. В партере меж кресел лениво фланировала публика, в ложах собирались компании нарядно одетых дам и господ. И вдруг увидела Торкунова - он сидел в бенуаре в компании знакомых и как раз в этот момент поднял голову, посмотрел на нее, взгляды их встретились. Бов вспыхнула и отвернулась, уставившись на другую сторону зала, и заметила незнакомого офицера, который сидел один в ложе и… тоже смотрел на нее.
Только беспорядок в прическе или наряде мог привлечь внимание мужчины к пожилой, просто одетой женщине с ни чем не примечательной внешностью. Бов в панике пригладила волосы, поправила канзу и, суетливо одернув юбку, метнулась в комнатку перед ложей, где висело зеркало. Убедившись, что с прической и нарядом не произошло ничего страшного, она списала происшедшее на случайность. Верно, все разглядывают друг друга от скуки, потому как во время антракта больше нечем заняться.
Подтрунивая над собственным глупым волнением, она вернулась на место и с облегчением обнаружила, что Торкунов поглощен беседой с каким-то господином, а офицер напротив и вовсе исчез. Вскоре вернулись ее родственницы, оживленные после общения со знакомыми, а на сцене продолжилось представление. «Только не оглядывайся, не оглядывайся! - мысленно заклинала Бов, когда Орфей нашел свою Эвридику в подземном царстве Аида и, держа за руку, повел за собой. - Главное, не оглядываться, не думать ни о чем, что может сбить с пути и разлучить с возлюбленной… Немного потерпеть, всего чуточку - и все невзгоды, страдания останутся позади…» Она переживала за героев и не сразу заметила, что тот офицер в бельэтаже вновь поглядывает на нее. Но когда, почувствовав его очередной взгляд, Бов сердито на него покосилась, он уже склонялся к сидящей рядом с ним даме - пожилой женщине в дорогом наряде, которая что-то ему говорила, кивая на сцену. В следующем антракте к ним зашла Кудимова, уселась между Натали и Софи и стала показывать наиболее известных представителей общества, находящихся в театре. - Вон в той ложе такой высокий, представительный господин с лорнетом - князь Полетов. Важничает, вишь как, дружбу водит с самим Гудовичем, главнокомандующим[1]. Дама в зеленом рядом - жена Полетова, а девица в розовом - ее младшая сестра. И молодой Шашков рядом с ними все обтирается, - говорила Кудимова. - Поначалу все думали, что Шашков за сестрицей княгини ухаживает, хотя теперь ходят слухи, что молодая Полетова ему куда больше нравится. В третьей ложе - графиня Райкова, весьма экзальтированная особа, вхожа во все дома… А с ней, кстати, жена Торкунова с новым своим приятелем... Натали и Софи немедленно уставились на означенную даму - молодую женщину в полупрозрачном голубом платье. Бов мельком взглянула на нее и отвела глаза, до боли впившись руками в подлокотники кресла. - А вот и сам Торкунов, - Кудимова кивнула на бенуар. - Выглядит очень представительно, - сказала Софи, вздохнула и добавила: - Жаль, что женат. - Зато вон - в креслах справа - господин Неверов, - многозначительно зашептала Вера Афанасьевна. - Уж пару лет, как овдовел. Мы с ним знакомы, могу вас ему представить…
- Как-то не очень, - недовольно поморщилась Софи, вглядываясь в полноватого мужчину лет пятидесяти, невысокого роста с зачесанными на макушку редкими волосками. - Зато положение, - Кудимова стала загибать пальцы: - Коллежский советник, имеет дом в Москве да именьице под Рязанью. Дочь его замужем, сын - служит, так что дети помехой не станут… Софи повела плечами, но согласилась с ним познакомиться, а также еще с парой возможных женихов, на которых ей указала Кудимова. - А кто в ложе бельэтажа - военный? - спросила Натали, показывая на офицера, что так смутил Бов своими взглядами. - О, это князь Лахтин. Служит в Петербурге, сейчас в отпуску… - Что за дама с ним? - Его мать. Она живет в Москве, он ее навещает… О, не могу видеть эту ужасную женщину! - вдруг простонала Кудимова, показывая на дородную даму преклонных лет с пышными седыми буклями, в этот момент вплывающую в ложу к Лахтиным. - Нахрапова собственной персоной, вот уж поистине говорящая фамилия! По годам ей на покое быть, а она везде ездит и во все свой нос сует. Не дай бог ей на язык попасться - размелет в муку и по ветру развеет. В том Нахраповой равных нет. - Она дружна с княгиней? - спросила Натали, наблюдая, как указанная дама усаживается в кресло подле Лахтиной. - Не то, чтобы дружна, но они много лет знакомы, и обе любительницы игры в карты. Где встретятся, сразу за ломберный стол вместе усаживаются... - Сколько лет князю, женат? - перебила Кудимову Софи - офицер ее интересовал куда более. При появлении приятельницы матери тот встал, более не садился, отошел вглубь ложи. - Тридцать шесть, вдовец, - доложила Кудимова. - Лет с десять назад женился, жена его умерла от какой-то болезни, и года не прожили, детей завести не успели. С тех пор он так холостяком и живет. Но вы, дорогая, на него не смотрите: птица не нашего полета. Полный генерал, весь в орденах и лентах, важный чин в Главном штабе. Ежели решит обзавестись новой женой, выбирать будет из дочерей каких высших сановников али генералов, не меньше.
Натали и Софи сокрушенно переглянулись. - А вы знакомы с княгиней? - на всякий случай спросила Натали. - В обществе порой встречаемся, но так чтобы в дом к ней - не случалось, - с затаенной обидой в голосе сказала Кудимова, происхождением и статусом не вхожая в узкий великосветский круг. - Ежели только через каких знакомых получится ему представиться, - с сомнением добавила она. Объявили начало очередного действия. Дамы продолжали рассматривать и шепотом обсуждать присутствующих, Ленн с Марой пересели поближе к барьеру, а на сцене Эвридика упрекала Орфея в том, что он разлюбил ее, раз не хочет посмотреть на нее. «Но он же пришел за тобой! - недоумевала Бов. - Он пришел! Ведь это такое счастье, когда ты кому-то нужен, когда есть человек, который не оставит тебя одну и придет за тобой!»
Но Эвридика продолжала стенать и взывать к Орфею, он оглянулся, и случилось то, что должно было случиться: она упала замертво. «Потерял я Эвридику, нежный свет души моей.
Рок суровый, беспощадный, скорби сердца нет сильней…» - запел безутешный Орфей, а Бов сглотнула, удерживая слезы. И хотя Эвридика - благодаря беззаветной любви Орфея - вновь ожила, и герои благополучно выбрались на свет, где их радостно приветствовали пастухи и пастушки, Бов никак не могла забыть отчаяние оставшегося в одиночестве Орфея, взирающего на бездыханное тело своей только обретенной, но тут же навеки потерянной возлюбленной. Когда-то и ей довелось испытать похожие чувства. Сегодняшнее представление всколыхнуло в ней подзабытые ощущения, и она не хотела бы пережить нечто подобное еще раз. * * *
[1] Гудович Иван Васильевич (1741-1820) - военачальник, генерал-фельдмаршал (1807), граф (1797), в 1809-1812 гг. - генерал-губернатор г. Москвы.
Глава III - Madame, - мужской голос, незнакомый, чуть насмешливый, раздался у нее над ухом. Бов повернула голову и увидела офицера из театра. Князь Лахтин - она запомнила его имя - протягивал ей бокал с лимонадом, который Бов, после некоторого замешательства, все же взяла: ей очень хотелось пить, да и отказываться было бы невежливо. - Благодарю вас, - она глотнула лимонаду, надеясь, что он окажется холодным - в бальном зале было очень душно и жарко. Напиток оказался ледяным и шипучим, в горле и носу у нее защекотало, перехватило дыхание. Не лимонад - шампанское, и не то дешевое, перебродившее, липуче-сладкое, какое по праздникам подавалось в доме Барсуковых, а тонкого, необычайно приятного вкуса и запаха. Бов сделала еще глоток, по телу разлилась прохлада и волнующее возбуждение.
- Вы не танцуете, - сказал князь и, чуть приподняв бровь, окинул ее быстрым взглядом с головы до ног.
- Н-нет, - пробормотала Бов. Конечно, она не танцевала. О том было легко догадаться по ее длинному тяжелому платью, да и возраст - далеко не девичий - говорил сам за себя. Лахтин не мог не видеть и не понимать этого, но почему-то спрашивал. Нет, не спрашивал - утверждал, а теперь еще с усмешкой заявил:
- Я тоже не танцую и отчаянно скучаю - как и вы.
Бов лишь покачала головой. Она вовсе не скучала. Напротив, ей было интересно и радостно находиться на столь великолепном бале, пусть даже в качестве неприметной компаньонки, просиживающей все танцы у стены, в дальнем уголке залы. До этого она бывала лишь на домашних танцевальных вечерах, иногда устраиваемых Барсуковыми. Тогда из гостиной выносились столы и диваны, Бов усаживали за клавикорды, а гости бойко отплясывали контрдансы. Конечно, те домашние развлечения нельзя было и сравнить с этим балом, и она наслаждалась видом сверкающей залы, изящными движениями нарядных дам и кавалеров под музыку, исполняемую целым оркестром. Ей сегодня слишком везло. Сначала она попала в театр, затем на бал, куда ее не планировали брать. И теперь Бов смаковала каждое мгновенье нежданно-негаданно свалившегося на нее праздника.
По приезде Кудимова увела кузин, чтобы представить их своим знакомым и, судя по всему, успешно: Софи танцевала то с Неверовым, то с другими господами, Ленн и Мара и вовсе не оставались без кавалеров. Бов же все сидела в одиночестве на том месте, где ее оставила Натали. Меж тем в зале становилось все жарче, и Бов на свой страх и риск отправилась разыскивать буфетную, мечтая о глотке холодной воды. Но когда она заглянула в буфетную, где на столиках стояли графины и бутылки, а ловкие официанты наливали зашедшим гостям лимонад, пунш и вина в хрустальные бокалы и чаши, то ужасно застеснялась своего затрапезного вида, замялась у входа, не решаясь войти, и того-то возникший ниоткуда Лахтин вдруг преподнес ей бокал ледяного шампанского…
- Я не скучаю, - сказала она. - Веселитесь?! - он хмыкнул, легко подхватил ее под локоть и повел через буфетную и гостиные вглубь дома, завернул в небольшой кабинет, где стояли кресла, высокое старинное бюро и несколько книжных шкафов, и где, в отличие от других помещений, не было никого из гостей.
Пока они шли по анфиладе, какие-то дамы и господа раскланивались с Лахтиным и с любопытством смотрели на Бов, которая чувствовала себя при том крайне неуютно. «Видимо, он хозяин этого особняка, - думала она, молча повинуясь воле и руке князя. - Впрочем, нет, холостяки не устраивают балы… Дом его матери?..» Но вспомнила, что Кудимова не вхожа в круг княгини и вряд ли смогла бы достать приглашение на бал к столь важной персоне, но все равно испугалась: вдруг он сейчас скажет, что ее нет в списках гостей или что-то в этом роде? Натали будет очень недовольна… Ах, ей следовало перетерпеть жажду и не идти в буфетную! Тем временем ее спутник поставил на стол завернутую в салфетку бутылку темного стекла, прихваченную им с собой и, с улыбкой повернувшись к Бов, склонил голову в почтительном поклоне.
- Позвольте представиться: князь Лахтин, Александр Николаевич. Родные и друзья называют меня Лансом. Легко догадаться, производным какого имени это прозвище является, хотя, уверяю вас, я совсем не похож на сей унылый образ - и не желал бы походить[1]. И - клянусь! - никогда не влюблялся в чужих жен, - он шутливо махнул рукой. - Впрочем, прозвище это пошло еще от моей матушки, а она ни за что не признается, с чего вдруг стала так меня называть с раннего детства.
Лахтин усмехнулся, выжидающе посмотрел на Бов, и ей ничего не оставалось делать, как сказать:
- Долгова Любовь Сергеевна…
Она немного успокоилась от речей князя, да и вид у него был совсем не сердитый, напротив, он улыбался и шутил. Хотя рука ее дрогнула, и, чуть ударившись о поверхность столешницы, печально звякнула хрустальная ножка ее бокала с остатками шампанского, когда она ставила его на ближайший столик. - Вот и познакомились, - князь отодвинул для Бов кресло, приглашая сесть. Она присела несколько скованно, на краешек, приняла из его рук бокал, вновь наполненный пенящимся шампанским, отпила, голова у нее чуть закружилась - от вина и от взгляда Лахтина, в котором играли смешинки.
- За знакомство! - он кивнул ей и стоя выпил, после чего устроился в кресле напротив.
- Так вы, Любовь Сергеевна, поклонница театра? - спросил он, вновь разливая шампанское.
- Да, - подумав, ответила Бов.
Зачем уточнять, что сегодня она впервые посетила театр? Верно, будь у нее возможность это делать чаще, она была бы заядлой театралкой. - А вы? - Бов взглянула на него и смутилась: он не отводил от нее глаз, смотревших слишком пристально, слишком, как ей показалось, дерзко… Ее лицо мгновенно залилось румянцем: как у всех рыжеволосых, кожа ее была белая и тонкая, чутко реагирующая на любой признак волнения, что вечно доставляло Бов немало лишних переживаний.
- Пожалуй, нет, - Лахтин прикрыл салфеткой горлышко бутылки и откинулся в кресле. - Люблю хорошую музыку, но не театры. Актеры в них, как правило, плохи, танцовщики - неуклюжи, певцы…
Он небрежно шевельнул плечами, показывая, что и они мало куда годятся.
- На все бывают исключения, но так редко, что, право, жаль тратить время на посещение театра. На сей раз maman попросила сопроводить ее в оперу, куда она, впрочем, стремилась не столько из-за самого действа, сколько из желания себя показать и на людей посмотреть. А затем потащила меня сюда...
Бов непроизвольно покосилась на распахнутые двери в кабинет, будто ожидала увидеть на пороге княгиню Лахтину. Князь усмехнулся и отпил шампанского. - Матушка большая охотница до игры в бостон. Едва мы приехали, как она устремилась к ломберным столам. - Вы хорошо знакомы с хозяевами дома? - решилась она все же уточнить
- Скорее, знакома матушка, а я при ней.
Бов обвела глазами комнату, куда так уверенно привел ее князь, и где расположился, будто у себя дома.
- Военные привыкли не теряться в любой обстановке, - будто догадавшись, о чем она подумала, сказал Лахтин. - Да и планировки комнат особняков, построенных пятнадцать-двадцать лет назад одним и тем же модным архитектором, весьма схожи. Матушка моя живет по этой же улице, мало того - в соседнем доме. Поэтому, уверяю вас, ежели я вдруг перепутаю ворота, то даже ночью, в темноте и на ощупь легко найду дорогу до нужной мне комнаты. Разве что постель, которую я буду по праву считать своей, может отказаться занятой кем-то другим. Бов невольно фыркнула, представив столь забавную сценку, Лахтин тоже ухмыльнулся. - А где вы остановились? - поинтересовался он.
- Э-э… Сняли дом… у Лялиной площадки.
- Поскольку эти две похожие друг на друга, как две капли воды, барышни, которых вы сопровождаете, никак не могут быть вашими дочерьми, то, видимо, родственницы?..
«Если бы я вышла замуж в шестнадцать лет, могла бы иметь уже почти взрослого ребенка», - с горечью подумала Бов, а вслух, не уточняя степень своего родства с Ленн и Марой, сказала:
- Да, родственницы. «Может быть, ему понравились девочки, и таким образом он хочет с ними познакомиться? - встрепенулась она. - Впрочем, тогда ему вовсе незачем было бы угощать меня шампанским. Изъяви князь желание представиться Барсуковым, те пришли бы в восторг, и разница в почти двадцать лет между предполагаемыми женихом и невестой вряд ли показалась бы им существенной. А что, если ему приглянулась Софи? Или все же кто-то из девочек?..»
- А ваш муж? Бов не хотелось отвечать на этот вопрос, но пришлось:
- У меня нет мужа. - Какое совпадение! - князь издал смешок. - У вас нет мужа, а у меня нет жены. Он поднял бокал и предложил выпить за - по его словам - «столь приятно-неожиданное совпадение их семейного положения». «Вдовец в тридцать шесть лет, вероятно, может радоваться своей свободе, но никак не старая дева», - подумала Бов, но послушно пригубила шампанского, краем глаза поглядывая на своего внезапно обретенного знакомого. У нее мелькнула мысль, что он, верно, любитель выпить, и просто искал для себя подходящую компанию, но тут же в этом усомнилась: уж она-то никак не может стать подходящим партнером в деле поглощения спиртного, да и не походил он на завзятого пьяницу. Не было у него на лице и следов разгульной жизни: нездорового цвета кожи, набрякших мешков под мутными глазами, что наблюдалось, например, у мужа Натали, весьма склонного к выпивке. Лахтин, напротив, выглядел свежо и бодро, и глаза его не были тусклы - ясные и яркие, цвета светлого меда, чудным образом мерцающие от бликов свечей, освещающих комнату. Да и пил он не жадно и быстро, как это делал тот же Барсуков, а лениво, медленно, смакуя каждый глоток. - Итак, Любовь Сергеевна, вы в Москве до конца сезона, пока ваши барышни не будут пристроены, - продолжал князь, поигрывая бокалом в руке. Бов невольно обратила внимание на его пальцы - гибкие и сильные. И внешне он был интересным мужчиной - она заметила это еще в театре, а сейчас, когда он сидел так близко, напротив нее, в том окончательно утвердилась. Не так, чтобы красив, но по-мужски вполне привлекателен, особенно в форме, с этими золотыми эполетами темного генеральского мундира… Бов уставилась в свой наполовину опустевший бокал, поколебалась, но допила остатки вина, ощущая приятную легкость в теле и расслабленность на душе. По примеру князя, свободно раскинувшегося в кресле, она, до того сидя с напряженно выпрямленной спиной, расположилась поудобнее и улыбнулась Лахтину в ответ.
- Вот так-то лучше, - одобрительно кивнул он и вновь наполнил ее бокал, не забыв и о своем.
Вскоре они оказались погружены в оживленную беседу обо всем на свете.
- Тамошние газеты печатают презабавные вещи, - рассказывал Лахтин об Англии, где некогда побывал. - Сообщалось, например, как один аристократ выстроил себе замок на вершине холма и никого туда не пускал, избегая знакомств с соседями и предпочитая им общество любимой собаки. Другой якобы целыми днями сидит дома в темноте и выходит гулять исключительно по ночам. Юный отпрыск состоятельной семьи всем занятиям предпочитал чистку каминных труб, а какой-то богач завещал все свое состояние даме, которая напишет лучшее сочинение о женском тщеславии и кокетстве. Более всего меня развеселил случай с неким баронетом. Он побился об заклад, что женится на первой женщине, которая пройдет мимо его дома, и - можете себе представить! - именно так и поступил. - Поразительно! - последняя история произвела на Бов большое впечатление. - На всю жизнь связать себя с неизвестно что из себя представляющей женщиной…
- …которая могла оказаться горбатой старухой, торговкой рыбой с пронзительным голосом и манерами портового грузчика, да мало ли кем, - Лахтин усмехнулся. - Впрочем, не стоит жалеть того чудака - то был его собственный выбор.
- К тому же дама ему могла и отказать. - Судя по газетному сообщению, женой таки он обзавелся. «Какая одинокая женщина, особенно если она бедна и не слишком красива, не обрадуется возможности приобрести мужа, да еще с титулом? Хотя… бог знает, что за человек этот баронет и что за жизнь он устроил своей случайной жене», - подумала Бов. - …Неудивительно, что у нас бытует мнение, - тем временем продолжал князь, - что англичане весьма эксцентричны и чудаковаты. И можно было бы его разделить, ежели бы в России мы не сталкивались с не менее курьезными случаями… - О, у нас этого хватает, - согласилась она.
Лахтин рассказал ей несколько анекдотов из светской жизни Петербурга, Бов тоже припомнила несколько забавных историй. - Один из наших соседей умудрился поставить на кон свое поместье, предложив пари, участникам которого надобно было угадать, в какой его ладони зажата цельная ягода клюквы, в какой - раздавленная. Но на какую руку ни указывали, угадать не могли, потому как он при необходимости или давил ягоду и раскрывал измазанную ладонь, или, напротив, показывал целехонькую клюкву. Нынешний владелец о том догадался и настоял, чтобы ягоду переложили в патрон, после чего счастливым случаем и выиграл поместье… Другой решил отличиться тем, что устроил коровьи скачки…
Она держала бокал в руках, то и дело потягивала шампанское, опьяненная в равной степени вином и обществом князя.
«Впервые в жизни наедине беседую с мужчиной, - подумала она, вспомнила, что не в первый раз. - Впрочем, то не считается…» Лахтин потряс пустой бутылкой.
- Я принесу еще, - он стал было подниматься, но Бов запротестовала.
- Мы и так выпили целую бутылку! - ахнула она и напряженно прислушалась к отголоскам музыки, доносившимся из бальной залы. - О, боже, совсем с вами заболталась, а мне пора идти…
- Только начался котильон, - успокоил ее князь. - У нас есть еще не менее часа, чтобы спокойно здесь посидеть...
- Вот вы где, Ланс! - капризно промурлыкал женский голос.
Бов оглянулась. В кабинет входила женщина, на которую в театре показывала Кудимова. Жена Торкунова.
Лахтин встал и поклонился. Не обращая внимания на Бов, дама с упреком продолжила:
- Я смотрела вас в зале, но вы так и не соизволили там появиться. Княгиня все играет в бостон, поэтому было понятно, что вы где-то здесь. Мне пришлось оставить своего кавалера и пойти вас искать. И что я вижу: сидите, напиваетесь шампанским, вместо того, чтобы поприветствовать давних друзей. Вы не подошли ко мне в театре, чем меня смертельно обидели, на бале не соизволили танцевать со мной, за что я на вас обижена уже вдвойне…
Она подошла к князю и шаловливо шлепнула его веером по плечу.
- Не будьте букой, Ланс, мне нужен партнер - нынче господа все такие скучные и танцевать толком не умеют… Пока она говорила, Бов смогла ее хорошенько разглядеть: миниатюрная блондинка, похожая на кокетливую кошечку. Мелкие черты лица, круглые голубые глазки, острый подбородок - не красавица, но хорошенькая, и держится уверенно.
«Торкунов с ней не живет, - Бов вспомнила сплетни, которые рассказывала Кудимова, и того мужчину, что был с этой дамой в театре. - Меня это не касается, но она ведет себя с Лахтиным весьма вольно, будто имеет на то право…»
Тем временем Торкунова взяла князя под руку и потянула к дверям.
- Пойдемте, Ланс, вы не откажете мне, - заворковала она.
- Мими, вы запамятовали: я не танцую котильон, - Лахтин не сдвинулся с места, насмешливо глядя сверху вниз на свою приятельницу - ее голова едва доходила до его плеча. - К тому же я не один, как вы могли убедиться.
- Не один?! - удивленно протянула Мими. Слишком нарочито давая понять, что не сочла для себя нужным заметить присутствующую в комнате даму, не стоящую ее внимания.
От унижения Бов вспыхнула и уставилась на остатки шампанского в своем бокале, на дне которого вдруг вскипели крошечные пузырьки и весело побежали наверх. Она поспешно поставила бокал на столик и сцепила задрожавшие руки.
- Не один, - сухо сказал князь. - Боюсь, вам пора идти, madame, иначе вы пропустите свою очередь в танце.
- Ланс, вы меня поражаете! Приехав в Москву - нет, чтобы навестить друзей и принять участие в увеселениях, - вы сопровождаете только свою мать, а на бале не нашли ничего лучшего, как скрыться в дальней комнате в обществе шампанского и какой-то… - Мими вскользь посмотрела в сторону Бов. - Моей знакомой, - в голосе Лахтина послышалось предостережение. Торкунова пожала оголенными плечами. - Ну, коли вам охота…
- Простите… - в дверях появился офицер. Бов метнула взгляд на вошедшего и на мгновенье закрыла глаза. Это был Торкунов. «Сначала его жена, теперь он», - она пожелала оказаться как можно дальше от этого места. - Мими, вас ищут, - сказал Торкунов. - Ваш кавалер до того сбился с ног, разыскивая свою даму, что даже обратился ко мне. Увы, я ничем не мог ему помочь, разве только утешить, что вы никак не могли так рано покинуть бал. Так что…
- Иду, иду, - Мими развернулась и выплыла из комнаты. Торкунов поклонился Бов.
- Сударыня, - он в упор посмотрел на нее, она побледнела и поднялась с кресла. Выпитое шампанское ударило ей в голову - или то ее повело от близости Торкунова? Бов пошатнулась, но была поддержана рукой Лахтина.
- Осторожно, - князь попытался усадить ее обратно, но она отняла локоть, пробормотала, что ей пора идти, проскользнула мимо мужчин, вылетела в соседнюю гостиную и по анфиладе, через буфетную вернулась в танцевальный зал. Пробираясь на свое место в уголке, она надеялась, что родственницы не заметили ее долгого отсутствия. * * *[1] Здесь имеется в виду Ланселот - один из рыцарей Круглого стола, соратник легендарного английского короля Артура. Был влюблен в его жену Гиневру.
январь, 2009 г. (вторая редакция - май, 2013)
Copyright © 2009 Екатерина Юрьева 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
