| Ольга Болгова
Екатерина Юрьева Авантюрно-исторический роман
времен правления Генриха VIII Тюдора
«Вот вам ключ от королевства...» «Стихи матушки Гусыни»
Перевод С.Маршака - Исторические заметки - Иллюстрации - Вариации на тему романа
Глава X
Вверх по стремянке, вниз по стене
Оставь свой ужин,
Оставь кровать.
Айда на улицу
Гулять.
...
| Вверх по стремянке,
Вниз по стене.
Славно мы будем
Играть при луне! «Стихи матушки Гусыни»
Перевод С.Маршака |
Ральф возвращался в Лондон, думая о том, что должен непременно найти маленькую леди Вуд, и предупредить о возможно грозящей ей опасности, не желая признаваться себе, что хотел найти ее не только ради сей благой цели. Но прежде предстоял визит к королю Генриху. Путешественники прибыли поздним вечером 3 ноября и переночевали в гостинице. Адвокат Боуз, к которому с утра направился Ральф, в городе отсутствовал, по словам секретаря уехал в Сассекс по срочному делу. Секретарь же сообщил, что судебное заседание по делу сэра Уильяма, как и по ряду других дел, пока откладывается, а Боуз должен вернуться на днях, вероятно, и завтра. Отчасти успокоенный, Перси поехал к Скроупу, чтобы забрать оставленные у того вещи. Не задерживаясь там и пообещав скорую встречу, он помчался навстречу судьбе, в Виндзор, где со всем двором находился в эти дни король.
Он пересек очередные свои ворота, но на этот раз их не пришлось брать штурмом, решетка поднялась перед ним вскоре после того, как он сообщил о себе и своей миссии. Он не знал, сможет ли проехать под этой аркой в обратном направлении свободным человеком или его повезут обвиненным в государственной измене, и в этом случае он уже не сможет ничем помочь ни своей беглянке-жене, ни сэру Уильяму.
Спешившись, Ральф передал рыжего подбежавшему слуге и зашагал вслед за провожатым к входу в королевские палаты мимо засохшего рва, за которым окруженная пышным садом возвышалась массивная круглая башня – крепость в крепости, В этом саду когда-то гуляла леди Джоан[1], и узник Виндзора, шотландский король Иаков I[2] увидел ее из окна башни. Вдохновленный прелестями леди и строфой Чосера, он сочинил свою знаменитую поэтическую «Книгу короля».
Звездами осиян небесный свод, И в Водолее Кинфия младая,
Воздев рога, к полунощи плывет, Златые косы в струях омывая.
Она, свеченьем свежим оживая, Недавно обновилась в Козероге,
Как повелел небес порядок строгий.[3]
Вряд ли сэр Ральф знал эту древнюю историю. Ступая по камням мостовой Виндзорского двора, он думал о том, что, возможно, это его последние шаги на свободе, вспоминал леди Вуд и жалел, что больше не увидит ее. Порядок небес бывает строг и безжалостен. Широкая лестница и узкий коридор доставили Перси в просторный зал, освещенный высокими окнами. Разговор, что вели перед его приходом присутствующие здесь, затих, все обернулись к нему, не скрывая любопытства. Высокий грузный рыжеволосый и рыжебородый человек в красном с золотым шитьем джеркине, прихрамывая, шагнул к нему, остановился, разглядывая, словно заморскую диковину – сэр Ральф явился к королю как был, в дорожной одежде, пропыленном джеркине и видавшем виды потертом кожаном дублете. Сэр Ральф с трудом узнал Генриха, которого и видел лишь пару раз в юности, когда отец брал Перси в Лондон и на королевский прием в Хэмптон Корт. Да и нелегко было узнать в мрачном погрузневшем Тюдоре ловкого теннисиста, поэта и музыканта, героя рыцарских турниров, того, о ком лорд Маунтджой некогда написал: «Небеса смеются, земля торжествует, полная молока, меда и нектара. Наш король не жаждет ни золота, ни драгоценных камней, ни металлов, лишь добродетели, славы и бессмертия»[4]. Черты когда-то красивого лица расплылись, потеряв всю привлекательность, взгляд стал колюч и резок. Голос зазвучал в унисон взгляду. – Сэр Ральф Перси? Ужели странники возвращаются? Граф Норт давно похоронил вас в океанской пучине и прочел погребальную молитву! Генрих хрипло засмеялся, сочтя, что пошутил, присутствующие подхватили осторожными смешками. – В пучине вод корабль тонул, но моряка тебе вернул! – раздался звонкий, неестественно противный голос – то королевский шут Секстен, встряхнув бубенчиками на колпаке, обошел Ральфа вокруг. – Ох и красавчик, в дублете дыра, сколько монет прогулял ты вчера?
– Я сам не ведал, что вернусь, ваше величество! – поклонился Ральф. – Спешил исполнить поручение, не успел надеть подобающий костюм!
Последние слова были обращены более шуту, чем королю. Шут закивал, звеня бубенчиками.
– Пошел, пошел, Секстен! – рявкнул Генрих, махнув рукой. – Посчитай, сколько ты прогулял сам, бездельник! Рассказывайте же, сэр Ральф! Послушаем нашего гостя, джентльмены.
Генрих заковылял к массивному креслу, стоящему в центре зала, устроился на нем, вытянув ногу. Ральф достал из кошеля небольшой узелок, развязал его и с поклоном протянул королю.
– Что это? – быстро спросил король, метнув на него подозрительный взгляд.
– Для вас, ваше величество... – ответил Ральф.
Генрих взглянул на его раскрытую ладонь, где на холщовой тряпице лежали две розовые жемчужины, глаза короля на мгновенье блеснули каким-то бешеным весельем.
Дар королю был тщательно подобран – не то, чтобы Ральф планировал нанести визит суверену Англии, он намеревался приехать на родину налегке, дабы не рисковать нажитым состоянием, но взял немного драгоценностей и среди них – огромные розовые жемчужины, шелковистые на ощупь, удивительно правильной формы – такие редко встречались в Старом Свете.
– Гуляка-гуляка, а знатный купец – хороша курочка, что снесла такие яйца! – птичьим голосом заворковал Секстен, тут же получивший хорошего тычка от короля. Генрих явно наслаждался зрелищем драгоценностей. Он взял крупную, чуть продолговатую бледно-розовую жемчужину, покатал ее на ладони, оценивая форму. Матовый ее бок вдруг словно вспыхнул язычком пламени, вторым, третьим. Стоящие чуть поодаль джентльмены качнулись вперед, пытаясь разглядеть дары в руках короля.
– Отличный жемчуг, сэр Ральф, – голос короля звучал уже не так резко, взгляд потеплел, будто впитал лучезарное тепло карибского жемчуга.
– Вы расскажете мне о своих странствиях и о том, где добывают такие... яйца, – Генрих усмехнулся, покосившись на шута, – но сначала о том, с какой целью прибыли сюда с севера.
Настроение и мысли короля менялись почти мгновенно – тревога и страх за свое будущее, за трон, за судьбу нерожденного наследника не оставляли его, смятение вырывалось то показным спокойствием, то живым гневом. Генриха терзала постоянная обессиливающая боль в ноге: в январе, участвуя в турнире, он упал с лошади, от удара открылась старая рана, которая не желала заживать. Он не мог доверять никому из своего окружения – о чем и писал Норфолку в предыдущем своем послании, предупреждая кузена об осторожности и о том, чтобы тот не вступал в открытый бой с бунтовщиками – их слишком много, они угрожают его трону, а клянутся в верности королю. Но солнечный розовый жемчуг Перси чуть согрел мятущееся сердце Генриха – король любил драгоценности, и ему всегда не хватало средств.
– Вы виделись с братом? – нетерпеливо продолжил он. – Граф вечно болен, и даже изволил пропустить собрание здесь, в Виндзоре, сославшись на больные ноги. Вы дадите сто очков вперед ему, Перси!
– Видел графа перед отъездом на север, ваше величество. Нашел его нездоровым, – осторожно подтвердил Ральф, – ныне же поспешил в Виндзор, чтобы донести слова джентльменов Нортумберленда о верности королю и святой церкви.
Он достал свернутый в свиток лист бумаги.
– Нортумберленд верен мне, имея более заботы о защите нас и нашей страны, чем мятежники из Йорка! – воскликнул Генрих, сминая прочитанное письмо в кулаке. – Как вам удалось проехать через бунтующие графства? Встретили мятежников?
Он уставился на Ральфа в упор, пронзая его взглядом – задергалось веко, король нервно прижал его пальцами. Поколебавшись, Перси поведал полуправду о том, как попал в плен под Помфретом, и о том, как ему удалось сбежать, упустив до поры подробности об Аске и о переданном им пакете. Король слушал напряженно, чуть наклонившись вперед, теребил перстень на безымянном пальце, перебивал быстрыми вопросами. Одобрительно кивал, когда речь зашла о побеге, заставил Перси назвать приблизительное число восставших и помрачнел.
– Проклятье! – Генрих ударил кулаком о подлокотник стула. – Значит, силы мятежников кажутся вам достаточно великими? Бесчестие и промедление, и вот результат... Предательство!
Король закипал, лицо его, от природы не бледное, побагровело, он поднялся с кресла, неудачно ступил на больную ногу. В зале нависло напряженное молчание.
– Жил не так давно в Нортумберленде один простачок, – тишину нарушили Секстен и звон его колпака.
– Что? – рявкнул Генрих.
– И такой он был недотепа, что не мог правильно сосчитать хотя бы до двух десятков...
– И что с того, болван?
– Но он знал назубок все церковные наставления и пересказывал их так, как не мог никто из ученых мужей.
– И посчитал себя важнее церковной главы? – прорычал король.
– Шел он как-то вечером по зеленому лугу и услышал, как молодой парень, – шут подмигнул Ральфу, тот усмехнулся в ответ, – упрашивает юную молочницу пустить его на ночлег.
– Что за глупости, дурак? – пробормотал Генрих, с явным любопытством ожидая очередного шутовского подвоха.
– За услугу девица попросила у него пригоршню золотых, – продолжил Секстен. – «Эх, дружище, – изумился наш недотепа, – дорого же тебе обойдется твое раскаяние за прегрешения!»
Король рухнул на кресло и расхохотался, смех его отдался эхом от сводов потолка, рассыпался натужным кашлем и был подхвачен джентльменами.
– Дорого же тебе обойдется твое раскаяние! – повторил король, отсмеявшись, и воззрился на Ральфа.
– Вы привезли хорошие вести, которых так мало в эти дни, вы привезли себя, мне нужны верные люди.
Разговор был прерван – пришел секретарь с сообщением, что в замок прибыл некий посланник из Помфрета с новостями о мятеже, а в зале ждут члены королевского совета. Король двинулся к выходу, прихрамывая и явно злясь, что больная нога мешает ему шагать привычно широко.
Королевский Совет собрался в длинном узком зале с полукруглым узорчатым сводом. Перед высоким собранием стоял невысокий человек в темной одежде – мистер Кэвуд, прибывший с поручением из Йоркшира. Король устроился на деревянном троне, вытянув больную ногу. Присутствующие воззрились на Перси, вошедшего с королем, и зашептались.
– Что вы можете нам сообщить, Кэвуд? – прогремел низкий голос Генриха
– Ваше величество, – посланник согнулся в поклоне. – Несколько дней назад я попал в плен к мятежникам, и явился сообщить, что замок Помфрет сдан и находится в руках паломников, а также передать их послание.
– Паломников! Помфрет сдан!? – воскликнул Генрих, подавшись вперед и стиснув сильными пальцами отшлифованные подлокотники трона. – Проклятье! Дарси! Предатель, изменник, заговорщик! Он сдал Помфрет мятежникам, потому что сам же и устроил этот мятеж! Краска хлынула на лицо короля, от гнева и волнения оно стало багровым.
– Перси, вы там были и видели все своими глазами! Сколько мог простоять замок?
– Если позволите, ваше величество, – Ральф шагнул вперед, – Помфрет не выдержал бы осады и в несколько дней. Он же продержался вдвое дольше... – Почему бы не выдержал?! – Генрих впился взглядом в стоявшего перед ним рыцаря. – Говорите! – Стены замка обветшали, местами обрушились. Подъехав ближе, я увидел разрушенную стену, которую, при необходимости, можно было бы разобрать, ткнув в нее копьем.
– Вот как? – король склонил голову, словно его шею свело внезапной судорогой. – О чем же думал Дарси?
– Возможно, у лорда не было времени и средств, чтобы восстановить стены, – сказал Ральф.
– Отчего вы, Перси, заступаетесь за Дарси? – прорычал Генрих.
– Я всего лишь рассказываю, что видел и делаю предположения, ваше величество.
– Гм... – хмыкнул король и повернулся к Кэвуду:
– Это точные сведения? И как вам удалось сбежать из плена?
– Да, ваше величество, – подтвердил Кэвуд. – Я видел, как мятежники вошли в замок, и сам был там. Меня отпустили лишь ради того, чтобы я все сообщил вам. Мой сын остался там, в Помфрете.
– Рассказывайте! – нетерпеливо сказал Генрих. – Все подробности!
– Несколько дней назад, – продолжил посланник, поежившись под пронзительным взглядом короля, – ко мне приехал слуга мистера Невета, джентри из Кендала, за лошадьми, которых тот купил у меня. Я лошадей не отдал, опасаясь, что их могут отобрать у слуги – время неспокойное, но сообщил, что доставлю их лично, по западной дороге. Когда же мы с сыном отправились в путь, то возле Кендала были схвачены мятежниками, они заставили принести клятву, угрожая, что, если откажемся, то лишимся голов. Мы поклялись на маленькой Библии, которую один из них носил с собой в рукаве. Нас привели в Помфрет, а затем меня послали в Лондон, оставив сына заложником.
– Кто отправил? – спросил Генрих, сощурившись, словно пытаясь лучше разглядеть лицо рассказчика.
– Роберт Аск... Он хотел, чтобы я передал королю... вам, ваше величество, что замок Помфрет в их руках, но они верят своему королю и надеются на то, что вы, ваше величество, соблаговолите принять их ... просьбы, которые изложены в послании.
Король раздраженно махнул рукой.
– Я читал такие... просьбы. И что еще вы имеете сообщить? Каковы силы бунтовщиков?
– По слухам, у них двадцать тысяч человек, но на самом деле не более десяти, хотя большинство из них конные.
Генрих обернулся к Перси, кивнул головой, подтверждая, что сведения, сообщенные им, совпадают со словами Кэвуда, затем откинулся на спинку трона.
– Мы получили письма от Норфолка о положении дел в Йоркшире и теперь видим, что там происходит, – произнес он спокойно, словно и не кипел от гнева мгновенье назад.
– Герцог должен был объединить свои силы с войском Шрузбери, – вставил граф Оксфорд.
– Если они объединятся, – кивнул Генрих, – мы не сомневаемся, что они будут действовать ради нашей чести и окончательного разгрома мятежников, но им следует принять все меры предосторожности, дабы не оказаться в еще большей опасности, чем мы ожидали. Особенно ныне, когда бунтовщики захватили Помфрет и держат под своим контролем переправы Трента. И мы не можем давать обещания, выполнить которые не в силах. Полагаю, что сил Норфолка и Шрузбери будет достаточно, чтобы сдержать распространение мятежа, пока на помощь к ним не придет наша королевская армия.
– Войско готово и ждет распоряжений, ваше величество, – сказал граф Суссекс. – Но, возможно, нам стоит дождаться более полных сведений о количестве бунтовщиков, пеших или конных.
– Дождемся, Суссекс, – то ли согласился, то ли усмехнулся король.
– Когда замок Помфрет сдался, многие разошлись по домам, – осторожно вставил Кэвуд. – Они надеются на справедливый суд и милосердие.
– Справедливый суд и милосердие, – повторил Генрих. – Мы никого не обделим нашим милосердием, особенно тех, кто не запятнал свой чести предательством своего короля и страны его.
– Вы, как всегда, справедливы, ваше величество, – сказал тучный человек в темных одеждах, лорд-канцлер Кромвель. – Осмелюсь добавить, что мистер Кэвуд желает сообщить, что его сестра, настоятельница монастыря бенедиктинок в Клементорпе в Йоркшире, готова передать королеве сумму в триста марок, дабы поддержать ее в столь опасное время.
– Как же эти деньги могут быть доставлены, если, как сообщили очевидцы, дороги Йорка под контролем мятежников? – спросил Генрих. – Сэр Ральф Перси, только что прибывший послом из Нортумберленда, свидетельствует об этом.
Члены высокого собрания вновь дружно воззрились на указанного посланника.
– Зять аббатисы, мистер Аделкар, найдет способ выполнить эту задачу, ваше величество, – сообщил Кэвуд, вернув себе всеобщее внимание.
– Мы очень тронуты щедростью аббатисы, – важно произнес Генрих. – И о вас и вашем сыне не забудем, мистер Кэвуд.
Генрих резко встал, лицо его перекосилось от боли в ноге.
– Поезжайте в Йоркшир, Кэвуд и передайте мистеру Аску, что мы ждем его и его товарищей у себя, – гримаса боли сменилась ухмылкой. – Наши благодарности аббатисе, мы не забудем о ее щедрости. Итак, джентльмены, наши судьбы в руках Господа и милосердия его. А сейчас мы отправимся к королеве, а вы, Перси, идете со мной, к вам у меня еще будут дела.
Он рванул с плеч расшитую золотыми нитями мантию-накидку, будто она мешала ему двигаться и, махнув рукой, словно полководец на поле брани, зашагал прочь из зала в сопровождении Перси и верного шута Секстена. Миновав длинный коридор, вошел в кабинет, тесноватую мрачную комнату с камином, стены которой были полностью скрыты под этажами бесчисленных книжных шкафов, где плотно теснились корешки фолиантов.
– Ее величество подождет, а мне нужно опутать вас своими цепями, сэр Ральф, – сообщил Генрих, устроившись за столом. – Садитесь, – указал он на стул напротив.
– Как видите, дела еще хуже, чем были, – продолжил король, когда Перси сел, – Мои кузены, Норфолк и Шрузбери, верны мне, пока петух не прокричал трижды. А если и верны, то в рядах их – скопище предателей и изменников. А вы еще не успели предать меня там, на севере, сэр Ральф?
Король подался вперед, буравя Перси глазами, словно хотел прочитать его мысли. Ральф чувствовал себя, словно под прицелом арбалета – вот сейчас пальцы Генриха нажмут на спусковой рычаг, и стрела полетит, неумолимо стремясь к цели. Пират предпочел бы стоять сейчас на палубе корабля, готовясь к абордажу, чем сидеть здесь, среди книг, в комнате, где огонь мирно пылает в камине.
– Вы сказали – опутать цепями, ваше величество, – промолвил Ральф, когда Генрих отвел все-таки взгляд, – опутайте, но я не служу и не служил двоим одновременно. Скорее, не служил никому.
– И не желаете, мой подданный, служить своему королю? – в голосе Генриха зазвучали грозные ноты. – Откупились дорогими дарами, сэр?
– Я принес клятву вам, – резче, чем следовало, ответил Ральф. – И пришел посланником от своих людей, а разве это не является залогом моей честности?
– Бродяга твердит о честности! – расхохотался Генрих. – Это многого стоит, сэр Ральф! Не напрасно граф жаловался на ваше упрямство!
– Брат жаловался вам? – переспросил Перси, не скрывая удивления. – Вероятно, это было много лет назад?
– Впрочем, это неважно, – махнул рукой Генрих. – Я говорю с вами, сэр Ральф, потому что наивно верю, что море не место, где плетутся заговоры, не так ли? А если и плетутся, то им приходится спорить с бурями.
– Верно, ваше величество. Море – место, где нужно выжить, и не только выжить, но и победить...
Если бы Перси был поэтом, он бы продолжил слова о море, но поэтом, как известно, он не был, поэтому просто замолчал, думая о том, куда заведет эта беседа с глазу на глаз. Он невольно взглянул на Секстена, – тот устроился у камина на полу, повернувшись спиной – фигура, не стремящаяся знать, о чем идет разговор.
– А вы поэт, сэр Ральф, – тем не менее оценил его король, не лишенный стихотворного дара. – Кстати, о поэзии и любви... Вы женаты, Перси?
– Да, ваше величество, давно, – ответил Ральф и замолчал, думая, что, избежав стрелы арбалета, ступил на другую узкую тропу, ведущую либо к победе, либо к поражению.
– Ну что ж вы, Перси? Продолжайте... Разочарованы встречей с женой? Вас женили на младенце, а теперь она оказалась дурнушкой? Так гоните ее прочь, и женитесь на хорошенькой! О, женщины, коварство им имя! Шлюхи! Они много обещают, а потом не дают ничего, – король хлопнул кулаком по столу так, что подпрыгнул стоящий на нем прибор для письма, рассыпались перья. – Твоим зеленым рукавам я жизнь безропотно отдам...[5]
– Нет, ваше величество, я не разочарован, поскольку до сих пор не видел ее, – ответил Ральф, усмехнувшись.
«И хотел бы не видеть Надеюсь, не увижу, как можно дольше», – подумал он, зачем-то вспомнив Мод, и сжал кулак, отгоняя неуместный образ.
– Ее прячут от вас? – спросил король. – Желают покрепче опутать, а потом обмануть? Кто же она, эта ваша таинственная жена?
– Опутать цепями? Куда уж больше, – сказал Ральф. – Моя жена, леди Перси, урожденная Мод Бальмер, дочь сэра Уильяма Бальмера из Боскома, который сейчас находится в стенах Тауэра...
– Вот как? – Генрих привстал, уставившись на него. – Изменник? А вы поклялись в своей преданности, сэр Ральф!
Дрогнула тетива арбалета, тропа стала еще уже.
– Ваше величество, – Ральф поднялся со своего места. – Когда я ступил на британскую землю, мой тесть уже находился в заключении. Море, как вы справедливо заметили, не место, где плетутся заговоры, а сэр Уильям ваш верный подданный и честный уважаемый человек.
– Ладно, ладно, сэр Ральф, сядьте, – миролюбиво махнул рукой король. – Откуда вы знаете, как изменился ваш тесть за все эти годы. Но... продолжайте... Вы так печетесь об отце своей женушки, которую от вас прячут, что это достойно признания. Надеетесь, что леди Перси вознаградит вас за ваши усилия?
– Я уважаю ее отца, – молвил Ральф. – Сэр Уильям убил в честном поединке некого джентльмена, который позволил себе разбойничать на его землях, застрелив на охоте лесничего. Джентльмен сей оказался комиссаром вашего величества, а в нескольких милях от Боскома в тот же день по случайному совпадению вспыхнул бунт, и торопливые сутяжники сделали Бальмера крайним виновным и привезли в Лондон.
– Нельзя безнаказанно убивать джентльмена, особенно, если он служит королю, – сощурился Генрих. – Бунт, говорите, вспыхнул в тот же день? Откуда вы знаете, что все так и было, и что Бальмер не совершил убийство нарочно?
– Но сэр Уильям не изменял и не подстрекал к бунту, он лишь защищал свою собственность. Ведь погиб его лесничий. Тому есть свидетели, – решительно продолжил Ральф.
Он хотел бы спросить короля об Аске, о его приглашении во дворец, но вряд ли такой вопрос был уместен сейчас. Он подумал, что адвоката ждет незавидная судьба, если он примет это приглашение, и если не примет – тоже.
– Гм... мы поразмыслим над этим, – король оперся локтем о стол, поглаживая аккуратно подстриженную бороду. – Вы отважный человек, Перси, и вы мне нужны, но об этом побеседуем позже. И послушайтесь моего совета, – бросайте дурнушку жену, ваш брак не действителен, а я сам найду вам красотку-леди! Но я не забуду о Бальмере, милосердие мое знает себе цену. А теперь расскажите о своих странствиях. Секстен, пусть принесут вино и еду!
Ральф покинул Виндзор со щитом, ворота с грохотом закрылись за его спиной. Правда, щит был немного поврежден – он не знал, каким образом король будет помнить о сэре Уильяме Бальмере – фортуна то ли помогла, то ли загадала очередную загадку.
* * *
Кухня в лондонской гостинице, где остановились Перси и его верный оруженосец, не блистала ни качеством блюд, ни их разнообразием – куропатки были сильно пережарены, морковь в салате подвяла, а хлеб имел твердую, явно вчерашнюю корку. Это не добавило бодрости Ральфу и без того озабоченному делами. Он поднялся наверх в комнату и, подождав, пока ловкий мальчишка-подросток разожжет камин, а слуга принесет кувшин с элем и кубок, взял пакет, который передал ему в Йорке Аск, развязал шнурок, и развернул пергамент. Освободил столешницу, смахнув на пол все, что мешало распорядиться пространством, и разложил огромный лист, склеенный из нескольких малых. Это была карта – карта острова.
Одного взгляда хватило мореплавателю сэру Ральфу, чтобы понять, что карта эта особенная – на нее с потрясающей тщательностью и деталями были нанесены все или почти все города и селения Англии, границы графств, речные преграды, а главное, подробно очерчена береговая линия с маяками, укреплениями и сторожевыми постами. За такую карту можно было отдать целое состояние, и, вероятно, кто-то так и сделал. Записка, о которой говорил Аск, представляла собой клочок бумаги, испещренный цифрами и какими-то символами, над которыми, видимо, рукой адвоката были написаны уже известные Ральфу слова: «У нас все готово, но мятеж ломает планы. Присоединиться и вести их в город, или ждать нового приказа?»
Что означали эти слова? Заговор против короля? И можно ли верить командиру мятежников, что в записке зашифрована именно эта фраза?
Тисл! – вспомнил Ральф прозвище адресата, названное Аском. Кто этот загадочный Тисл, и что он собирался делать с этой картой? Одно было ясно – таинственный Репейник явно не намеревался передавать ее в Оксфордский или Кембриджский колледжи. Ну что ж, репейник так репейник, один стоит другого, усмехнулся Ральф. Судьба опять шутила, подбросив почти тезку на его тернистом пути. Он свернул карту, размышляя, не показать ли ее сэру Мармадьюку Скроупу, дабы выслушать его предположения по поводу этой ценной посылки и ее возможных адресатов.
Карта увела его мысли, а эль слегка утолил печали, хотя тревога о леди Вуд, которая настигла в трактире в Питерборо, не давала покоя. Возможно, это были лишь домыслы, возбужденные желанием увидеть сероглазую леди, а, возможно, и истина.
Домыслы получили неожиданное и веское подкрепление, когда Бертуччо вихрем ворвался в его комнату. Казалось, вокруг его черноволосой головы вьется вихрь молний.
– Разрази меня гром, Берт, ты уже успел испробовать прелести той девицы, что расхваливала подгорелую куропатку, и за тобой гонится ее жених-рогоносец? – поинтересовался Ральф, уставившись на оруженосца.
– Не гневайтесь, мессер, – воскликнул Бертуччо, подкрепив свое обращение к лучшим чувствам хозяина неаполитанской поговоркой, суть которой сводится к мысли: «прежде спроси, затем вешай, а если повесил, прежде чем спросил, не вини веревку, что она попалась под руку».
– Наглец, – ответствовал Ральф. – Твои милашки не доведут тебя до добра.
– Милашка хороша, обещала дождаться меня ночью, – объявил Бертуччо.
– Наглый бездельник! – проворчал Ральф.
– Я трудился, мессер, – гордо подбоченившись, ответил неаполитанец, – перебирал наши трофеи, которые остались от парней, что напали на вашу маленькую леди.
– И что там нашел? Какого дьявола мне знать об этом? – бросил Ральф, щедро простив оруженосцу «вашу маленькую леди».
– Принес вам вот это, какие-то записи, взгляните, мессер, – с этими словами Бертуччо протянул ему истрепанный рулон бумаги, обернутый куском засаленной кожи и перевязанный шнурком.
Пожав плечами, Ральф взял бумаги, развязал шнурок и развернул сверток. Если бумаги принадлежали рыжебородому громиле, то он был грамотен, знал арифметику, довольно аккуратно вел свои разбойничьи дела и был человеком, не лишенным эпистолярного дара. Потрепанные страницы были исписаны колонками дат, цифр, перечнем имен, награбленных вещей и ценностей, и кратких замечаний, отражающих отношение автора к упомянутым людям и вещам. Ральф перебрал, перечитал страницы, а последняя запись особо привлекла его внимание.
Окт. Тракт. джеркин, барахло – 2 – по 5 шил.
Окт. 10, город старухе Джо – 2 шил, подлая карга.
Окт, 12, Конаерс, нигодяй-закон с Пог.роуд – 20 сов. за милашку леди с севера + повозка, лошади, пр.
Окт, 15, Питербро – парни по 2 сов. за леди + что им пречит.
Леди с севера?! Ральф опустился на стул, Бертуччо, встревоженный его озадаченным видом, присел рядом.
– Что вы там прочитали, мессер? Что-то важное?
– Это было в мешке того рыжего детины, что пал от моего меча? – спросил Перси.
– Да, кажется, то был его мешок, неплохой мешок, кожа добротная, можно продать за хорошие деньги. А что за бумаги, мессер?
– Его записи расходов и доходов. Diavolo, если бы ты удосужился научиться читать, не пришлось бы сейчас объяснять, какие слова меня так озадачили.
– Но вы же знаете, я не способен к учениям, – отозвался неаполитанец.
– Знаю я, куда уходят все твои способности, Берт, – проворчал Ральф и пересказал строки, встревожившие его.
– Милашка с севера! Так, значит, они все же напали на маленькую леди не случайно! – воскликнул Бертуччо, выслушав объяснения хозяина. – Все сходится, Святой Януарий! И тот боров в трактире твердил о рыжем, что искал леди на дороге.
– Не смей называть ее bambola! – рявкнул Ральф, переходя на родной язык. – Но ты прав, Берт, такое не может сойтись случайно дважды. Кто-то, по имени Конаерс, заплатил лихому человеку 20 соверенов и награбленное в придачу за нападение на леди Вуд.
Ральф мысленно вернулся к той ночи на дороге в Кембридж, вспомнив поляну, освещенную луной, и детину, бегущего с добычей в руках. Куда и зачем он тащил Мод? Зачем бросился вдогонку за ней? Если хотел позабавиться, то для практичного и опытного главаря, каким он представлялся, судя по размаху и качеству его темных дел, выбрал не самое удачное время – бросил соратников в пылу схватки ради того, чем мог успешно заняться, когда все было бы завершено. Ральф вспомнил, как разбойник замахнулся мечом на Мод в тот момент, когда следовало бы защищать себя. Напрашивался горький вывод: ему была нужна она, живой или мертвой, и именно за похищение или убийство он получил свои тридцать сребреников.
«Но кому это потребовалось? Мужу, к которому она так спешила? Какие враги могут быть у нее? Или она везла с собой что-то очень ценное? Либо они перепутали ее с другой «милашкой»?» Так или иначе, но это было очередное подтверждение грозящей ей опасности. Дальнейшие размышления, ход которых был не столь уж извилист, а вполне прямолинеен, привели Ральфа к выводу, что загадочный злодей Конаерс мог быть, скорее всего, так называемым адвокатом темных дел, исключенным из гильдии, не чурающимся посредничества в грязных делишках. Ему случалось сталкиваться с подобными типами, так отчего таковому не оказаться на этой Пог. Роуд. Впрочем, это были лишь домыслы, которые требовали подтверждения.
– Пора идти, – Ральф поднялся, засунул записки разбойника в поясную сумку. – Подай-ка мне другие огниво да кремень, Берт, – добавил он, – Они там, в дорожном мешке.
Бертуччо водрузил туго набитый мешок на лавку, развязал стягивающий его шнур и, помянув представителя нечистых сил, извлек смятый ком беленой ткани.
– Что это, мессер? – удивленно спросил он, приподнимая расправляющуюся простыню, в центре которой темнело пятно.
– Diavolo! – взревел Ральф, выхватывая полотно из рук оруженосца.
Каким надо быть олухом, чтобы притащить с собой простыню – свидетельство того, что леди, которая стала его усладой на две октябрьские ночи, была невинна до того, как встретила его, сэра Ральфа Перси! На какую беду встретила? Он вспомнил, как бросил монеты на сундук лесничего, расплатившись за испачканную постель, и спрятал простыню в мешок, не понимая, зачем сделал это. Хотел скрыть содеянное? Спасти честь девы?
«Проклятье, – повторил он, – проклятье, она свела меня с ума!» Язвительная реплика Бертуччо «мессер, кажется, леди прибрала вас к рукам» подействовала на него, как холодный октябрьский ливень. Он скомкал простыню и сунул ее в камин. Потухающее было пламя лизнуло полотно своими горячими языками, на миг посинело, словно от жадности, и внезапно набрав силу, принялось пожирать добычу, пока белизна ткани не пала черным прахом. В комнате запахло паленой тканью. Честь девушки — все ее богатство, оно дороже всякого наследства…*
* * *
– Утром вы умчались, ничего мне не объяснив, поэтому надеюсь сейчас услышать от вас подробный рассказ о путешествии. Неужели малютка-жена оказалась непривлекательной? Или вам так быстро наскучило семейное счастье? – сэр Мармадьюк усадил приятеля за стол и приказал подавать эль и закуски.
– Разрази меня гром, Скроуп, но мое семейное... – начал Ральф и замолчал. Вошел лакей, водрузил на стол поднос с объемистым кувшином, запотевший его глазурный бок блестел мелкими каплями, пару кружек, блюдо с холодным мясом и копченой рыбой, вяленые фрукты. Пока слуга расставлял закуски, Скроуп взял огниво и зажег сальные свечи, стоящие в резных подсвечниках на столе и каминной полке. Огонь затрещал, растапливая желтоватое пахучее сало.
Едва за лакеем закрылась дверь, Перси продолжил свою речь, уже не столь пылко – случайная пауза чуть смягчила его ответ.
– Мое семейное счастье – это Англия, которую я дважды пересек с юга на север, с севера на юг с тех пор, как сошел на берег в Дувре. Если бы вы знали, Скроуп, какой жестокой усмешкой веет от ваших вопросов! Я не нашел жену ни в ее поместье, ни у родственников, вернулся ни с чем, если не считать пленения мятежниками и штурма фамильного замка.
– Похоже, ваше путешествие было на редкость увлекательным, Перси, – Скроуп усмехнулся, потирая ладони, привычным жестом покрутил перстни на пальцах. – Рассказывайте по порядку. Так что случилось с вашей женой?
– Она уехала, скрылась… – Перси с наслаждением глотнул из кружки. Холодный эль освежил пересохшее горло. Изрядный кусок мяса, последовавший за элем, притупил чувство голода, разгулявшееся после дневной трапезы в гостинице.
– Если бы я не знал, что жена не имеет представления о моем приезде в Англию, то решил бы, что она меня избегает! – воскликнул Ральф и вкратце рассказал приятелю о посещении Боскома, а затем Саттона.
– В конце концов выяснилось, что леди Перси отправилась вовсе не к тетке в Дарем, а к какой-то кузине в Шропшир.
Сэр Мармадьюк, чуть нахмурившись, задумался, потом спросил:
– Отчего ж вы за ней не поехали? И что за замок штурмовали? Надеюсь, не записались в ряды бунтовщиков?
– Не записался, – Ральф усмехнулся и подхватил еще кусок мяса, – но по дороге на север попал к ним в лапы и чудом сбежал. Штурмовал же собственный замок в Корбридже…
Описав неожиданную встречу с Карнаби в нортумберлендском лесу, собрание джентльменов в Олнвике и освобождение Эйдона от наглого захватчика, он сказал:
– Джентльмены графства выбрали меня своим представителем, поэтому пришлось отложить все личные дела и без промедления отправиться с их посланием к королю.
– И как принял вас его величество?
– Был любезен, даже приветлив, удостоил аудиенции после приема, расспрашивал о моих делах. Пользуясь случаем, я замолвил слово за сэра Уильяма. Не знаю, пойдет это ему во благо или во вред.
– Предугадать действия короля невозможно, - сказал Скроуп. – Настроение его меняется, как летняя погода, и зависит от множества причин, начиная от собственного самочувствия и заканчивая дождем после обеда. Но если ему в голову приходит какая-то мысль, изменить его решение невозможно никакими средствами. Как говорил лорд Маунтджой: «опасайтесь внушать королю сомнительные идеи – он никогда не отступится от них, если они ему понравятся». Впрочем, лучше поведайте, как вы попали к мятежникам, и как от них ускользнули.
Воодушевленный очередным появлением слуги с полным подносом яств, Ральф вооружился увесистой ножкой турецкой курицы и приступил к рассказу о йоркширской части своего путешествия. Как и при беседе с королем, он лишь вскользь упомянул об Аске, но решил поведать о карте, что обнаружил сегодня.
– Странный случай, – Ральф подцепил кинжалом копченую рыбешку. – Мне всучили пакет, принадлежащий какому-то погибшему джентльмену. В нем – никогда не угадаете, дружище! – оказалась карта острова. Подробнейшая карта – с дорогами, реками, береговой линией, с городами и крепостями. Такие карты стоят целое состояние!
– Карту?! – сэр Мармадьюк будто забыл, что собирался глотнуть эля, рука его, держащая кружку, замерла на полпути ко рту.
– Можете себе представить!
Ральф рассмеялся, увидев изумление Скроупа.
Впрочем, тот быстро пришел в себя.
– Это все равно, что найти клад – сундук, набитый золотыми монетами и драгоценными каменьями, – сэр Мармадьюк тоже усмехнулся. – Поздравляю, Перси! И кто же вручил вам карту? Кем был тот джентльмен, кому принадлежал пакет?
– Понятия не имею, что за джентльмен, а карту вручил… – и вдруг осекся.
Пакет был передан ему наедине, возможно, Аск не хотел быть впутанным в эту сомнительную историю – у него хватало тревог. Ральф не имел права называть его даже близкому другу.
– Неважно, – он помотал головой. – Некий странник – появился неоткуда и исчез в никуда…
Он вспомнил зловещую улыбку короля, когда тот передавал приглашение для Аска прибыть к нему.
– Но что вы намерены с ней делать? – полюбопытствовал Скроуп, усердно ковыряя ножом кусок курятины.
– Еще не решил, вероятно, оставлю себе, как память о бесплодном путешествии на север за женой, – ответил Ральф, передумав просить совета.
Поручение Аска следовало непременно выполнить, но дело представлялось весьма смутным и могло оказаться опасным. Стоило ли втягивать в это друга? Да и прежде надо найти леди Вуд и разобраться с Конаерсом. Он спросил у Скроупа, не слыхал ли тот о человеке с таким именем.
– Конаерс? – переспросил Скроуп. – Кто это? Кто-то из мятежников?
– Нет, не мятежник, а вроде бы законник из Лондона.
– Боюсь, никогда прежде не слышал, – по его лицу сэра Мармадьюка пробежала легкая тень. – Это ваш знакомый?
– Не имею такой чести, просто у меня к нему есть небольшое дело. А какие улицы в городе начинаются с Пог?
Скроуп, несколько удивленный, попытался припомнить названия улиц с буквы «п», но сумел назвать лишь Поттери Лейн, Полтри, Патерностер Роу и Парадиз, что не совсем соответствовало обрывку названия, упомянутому в бумагах рыжего разбойника.
– Надеюсь, вы не наняли этого Конаерса для ведения дела вашего тестя? – спросил сэр Мармадьюк. – Насколько я понял, вы так и не обратились к тому барристеру, которого я вам рекомендовал.
– Вашего адвоката не оказалось на месте, – объяснил Перси, – а я чертовски спешил тогда, заглянул в контору по соседству и нанял другого, надеюсь, не менее толкового барристера. Представьте, в тот же день он устроил мне свидание с сэром Уильямом.
– Вот как?! – Скроуп казался обескураженным. – И что ваш тесть, каким вы нашли его?
– Держится молодцом, хотя и не надеется на благоприятный исход своего дела. Как и вы, он посчитал, что я должен позаботиться о леди Перси, поэтому я и поспешил уехать сразу после встречи с ним. Заехал к вам попрощаться, но вас не было дома.
– Слуги мне передали, – кивнул сэр Мармадьюк. – Признаться, не ожидал, что так быстро лишусь вашего общества, но понял ваше нетерпение. И что теперь? Поедете к жене?
– Увы, его величество не отпускает меня. Приказал задержаться в городе. То ли на службу хочет определить, то ли поручение какое готовит. В Шропшире сейчас спокойно, надеюсь, леди Перси в безопасности.
«Если благополучно туда добралась», – в нем вновь разгорелся, заплясал огонек беспокойства за свою непутевую, неуловимую жену.
– Знаете, Скроуп, – помолчав, сказал он, – при том, что я уже узнал о ней, не удивлюсь, если и в Шропшире ее не окажется. Наверняка там мне сообщат то же, что я услышал в Линкольншире и Дареме – что моя дражайшая жена поехала вовсе не к кузине, а к какой-нибудь родственнице в… Дортмунд, например, Корнуолл или куда еще.
Сказал и осекся, сообразив, что ищет оправдания своему нежеланию гоняться по всему острову за женой и уезжать из Лондона, города, где находится еще одна, другая Мод, тигрица с кротким нравом и серыми задумчивыми глазами. Вот за ней, ни мгновения не раздумывая, помчался бы на край света…
Он задумался и не заметил, как задел рукой кружку, та опрокинулась, по натертой до блеска столешнице растеклась пенистая лужица. Ральф в сердцах хлопнул ею об стол, словно это была та женщина, на которой его когда-то женили, и которая теперь казалась ему ярмом, повисшим на его шее.
– Спокойней, спокойней, Перси, – Скроуп кликнул слугу, чтобы тот вытер стол. Когда порядок был наведен, и они опять остались наедине, спросил:
– В этот раз, надеюсь, вы остановитесь у меня?
Дом сэра Мармадьюка обладал ощутимыми преимуществами по сравнению с гостиницей, в которой жил Ральф, и он было хотел с благодарностью принять приглашение приятеля, но передумал.
– Я уже неплохо устроился и совсем не хочу стеснять вас своим присутствием. Как и себя.
Скроуп понял намек, громко хохотнул, пригласил заходить в любое время и выразил готовность всегда быть к услугам своего старого друга.
* * *
В тот самый час, когда сэр Ральф Перси вступил под своды Виндзора, Мод, исполняя волю отца, отправила Томаса с трудным, если не безнадежным поручением: отыскать среди десятков, а то и сотен постояльцев гостиниц, разбросанных по городу, своего мужа, которого с одинаковым успехом можно было ожидать в Лондоне как в эти дни, так и через несколько лет.
– И поспрашивай заодно о мистере Кардоне, – вырвалось у нее, когда она вручала Томасу мешочек с мелкими монетами, способными скорее развязать языки гостиничной обслуги.
– Но… если случайно встретишь его, не говори, что я послала тебя. Просто мне надо его найти… на всякий случай, – поспешно добавила она, не представляя, что будет делать, если узнает, что Кардоне в городе. Решится ли сразу просить его о помощи или потом, когда не будет иного выхода? Ее раздирали противоречивые чувства. Казалось невозможным обращаться с любыми просьбами к тому, кто так жестоко насмеялся над ее чувствами и, возможно, вонзил в нее кинжал на церковном дворе. Но она не могла забыть бесстрашного и благородного рыцаря, который скрестил меч с разбойниками на подлунной дороге, в таверне опрокинул стол на пьяных солдат, лихо гарцевал на рыжем коне и страстно сжимал ее в своих объятиях. Воина с дерзкими зелеными глазами. Такой способен вынести любую ношу, одолеть всякого, кто встанет на его пути. Пусть злится, ворчит, кричит на нее – она вытерпит все, заплатит любую цену, только бы он помог ей. А в том, что Кардоне, не моргнув глазом, справится и с десятком скроупов, Мод не сомневалась. Она вдруг представила, что он подхватывает ее в свое седло и увозит прочь, далеко-далеко, где нет печалей и невзгод.
С заверениями, что сделает все, как надо, Томас уселся на лошадь и отбыл, а Мод, не в силах усидеть в бездействии дома, взяла Потингтона и поехала к барристеру, с которым не виделась со дня своего ранения.
– Рад, рад, весьма рад видеть вас, леди Перси, и в добром здравии, – барристер с поклонами усадил посетительницу в кресло и сообщил, что один из верховных судей на днях ознакомился с бумагами по делу сэра Уильяма, и что происшедшее теперь представляется законникам в несколько ином свете, нежели прежде.
– Из-за мятежа они поспешили связать гибель комиссара и восстание в Лауте, но я – intra vires – в пределах полномочий, так сказать, от вас полученных, как и имеющейся информации, отправил своего человека в Линкольншир, в Лаут, где, собственно, все начиналось, – мистер Ламлей довольно потер руки. – И что мы теперь имеем? А теперь мы имеем заверенные свидетельства о начале бунта, которое на целых пять часов опережает flagrante delicto – момент совершения преступления. Lex vigilantibus, nоn dormientibus![6] И теперь у нас есть доказательства, что эти два события никак не связаны между собой.
Мистер Ламлей по обычаю вскочил из-за стола, рысцой обежал его дважды, дергая себя за бороду, промчался мимо Мод к еще одному столу, на котором громоздились пухлые стопки пожелтевшей бумаги и книги в потрепанных переплетах, порылся в них, вытащил какой-то внушительно вида фолиант и углубился в чтение. Мод терпеливо ждала, пока адвокат вспомнит о ее присутствии.
– Так, так, так… – наконец изрек он. – Cessante causa, cessat effectus![7]
Положил фолиант на место, вернулся на свое место и сказал:
– Леди Перси, если вы хотите навестить сэра Уильяма, это можно устроить.
– Мы виделись вчера, свидание устроил один из моих знакомых, – ответила она.
– В таком случае, леди Перси… – и адвокат без передышки выдал ей множество деталей по ведению дела, которыми посчитал нужным поделиться. Когда Мод покинула его контору, голова у нее шла кругом от латыни, сводов законов и случаев из практики мистера Ламлея.
В настроении, весьма отдаленном от радужного, на обратной дороге она настояла на том, чтобы заехать помолиться в церковь Святой Маргариты, хотя Потингтон попытался отговорить ее, считая опасным посещение места, где с миледи произошло несчастье.
– Я хочу помолиться. Уверена, ничто мне не угрожает, – сказала она, надеясь – и не надеясь на встречу с Кардоне. С момента их расставания прошло более двух недель, и ничто не давало повода думать, что он когда-либо появится в этой церкви, но Мод не могла не заехать в Паттенс, чтобы еще раз в том убедиться.
Она пробыла в церкви всю обедню в молитвах и напрасных ожиданиях, то терзаясь сомнениями, то отметая их.
По возвращении в Картер Хаус Мод поспешила укрыться в своей комнате под предлогом усталости и разболевшейся от тряски в экипаже раны, чтобы избежать встречи с кузеном и сэром Мармадьюком, прибывшим со своим ежедневным визитом.
Она взялась было за рукоделие, но вскоре отложила его в сторону, заметалась из угла в угол, не находя себе места от мыслей о невзгодах, разом на нее свалившихся. К изнуряющей тревоге за отца, страданиям из-за безответной и преступной любви к Кардоне, добавились притязания сэра Мармадьюка, а дом кузена стал ловушкой. Вызволить ее из столь трудного положения сейчас мог только муж, при мысли о котором у нее до боли – от отчаяния и страха – начинало сводить желудок. Он понравился отцу, и это говорило в его пользу. Но те качества, которые восхищают мужчин, способны обернуться иной стороной для женщины, когда воспетая храбрость может оказаться сумасбродством, решительность – тиранством, упорство – упрямством и жестокостью. Перси обещал сэру Уильяму позаботиться о его дочери, но что это будет за забота? Будет ли он добр с нею или непомерно суров? Что сделает, если догадается об ее измене? Простит или жестоко накажет? И за меньшую провинность некоторые мужья избивали своих жен до полусмерти, а по закону он может отдать ее под суд, откуда Мод прямиком отправят на костер…
Безмятежная жизнь в Боскоме, прежде порой казавшаяся ей унылой и безотрадной, теперь вспоминалась как чудесный сон. Настоящее и будущее представлялись чередой страданий и невзгод.
Мысли о муже напомнили Мод о шкатулке сэра Ральфа, про которую говорил отец. Перед отъездом из Боскома, в спешке опустошая тайник, она сунула ее в один из дорожных сундуков, что теперь стояли в ее комнате.
Шкатулка была узкой и длинной, с затейливой резьбой на потемневшем от времени дереве. Пощелкав задвижками, Мод подняла крышку, внутри оказались бумаги. Она обнаружила экземпляр своего брачного контракта с сэром Ральфом Перси, завещание пятого графа Нортумберленда, а также документ, подтверждающий право собственности ее мужа на поместье Корбридж.
Мод прочитала завещание: старший сын Генри получал титул и майоратную собственность, остальное имущество – тысяча четыреста тридцать монет, меч, золотая цепь весом в семьдесят фунтов, два меховых плаща и поместье Корбридж – переходило к младшему сыну Ральфу после его женитьбы. Мод видела эту цепь в тайнике Боскома. Она оказалась невероятно тяжелой, и ее уложили с другими вещами в сундуки, которые слуги должны были отвезти в Саттон, если им придется покинуть земли Бальмеров.
Брачный контракт она изучила с куда большим любопытством. Отец о нем не говорил, а Мод не приходило и в голову поинтересоваться условиями уже заключенного брака. Как теперь выяснилось, сэр Ральф получил за ней большое приданое, включающее в себя, помимо внушительного списка мебели и домашней утвари, десять испанских кобыл, жеребца той же породы и внушительную сумму денег. В случае смерти мужа его имущество делилось между Мод и их будущими детьми. При отсутствии детей она получала все.
Едва Мод свернула бумаги и положила обратно в шкатулку, в дверь постучали. Она решила, что это Джоанна, но к ее удивлению и негодованию на пороге появился сэр Мармадьюк.
– Вам нельзя сюда! – ахнула Мод.
– Отчего ж нельзя жениху навестить свою невесту? – поинтересовался Скроуп с обычной улыбкой на лице и, не дожидаясь ответа, добавил:
– Мне сообщили, что вы заболели, моя дорогая леди. Я зашел проведать вас и убедиться, что…
Его цепкий взгляд задержался на шкатулке, которую Мод все еще держала в руках.
– Любовались украшениями? Если женщина, несмотря на недомогание, перебирает свои безделушки, то все обстоит не так плохо, как она хочет показать.
– Прошу вас покинуть мою комнату, – тихо сказала она, изо всех сил стараясь не показать своего испуга.
– Не бунтуйте, дорогая Мод, – усмехнулся Скроуп. – Знаете, что случается с бунтовщиками? Они всегда проигрывают и… сдаются на милость победителя.
Он медленно приближался к ней, она попятилась, прижимая к груди шкатулку, как щит.
– Если вы не уйдете, я закричу, – прошептала она.
– Зачем же кричать, Мод? Лучше подарите мне поцелуй – это будет намного приятней и куда благоразумней.
Хотя он улыбался, говорил мягко и вкрадчиво, от слуха Мод не укрылись требовательные, металлические нотки в его голосе, как и жесткий взгляд голубых глаз, в которых словно застыли кусочки льда. Сэр Мармадьюк по-прежнему был красив, обаятелен и выглядел безупречным джентльменом, но она уже знала, что скрывается под этой маской. Его самодовольный вид вызывал в ней отвращение, ухмылка на лице раздражала, холодные глаза пугали.
Еще шаг и Мод спиной наткнулась на стену.
– Вы не посмеете! – голос ее задрожал.
– Отчего ж? – он был совсем близко. Лицо его склонялось к ней, руки больно сжали запястья, потянули в стороны. Шкатулка с грохотом упала на пол. Хлопнула дверь, послышались быстрые шаги и голос Агнесс:
– Миледи?
– Оставьте нас! – бросил через плечо Скроуп, не изменяя позы и не отпуская рук Мод.
– Сэр Мармадьюк уходит! – воскликнула Мод, впервые обрадовавшись появлению компаньонки, и выглянула из-за плеча Скроупа. – Миссис Пикок, останьтесь, у меня к вам поручение.
Агнесс с покрасневшим то ли от возмущения, то ли от обиды лицом во все глаза уставилась на развернувшуюся перед ней сцену. Скроуп помедлил, но отпустил Мод, отступил на несколько шагов и насмешливо поклонился.
– Как вам будет угодно, леди Перси. Уверен, у нас еще будет возможность… побеседовать.
Он повернулся и направился к выходу. Едва за ним закрылась дверь, Агнесс воскликнула:
– Право, миледи, я поражена! Ваш муж в Англии, а вы в своей спальне уединяетесь с мужчиной!
– Я не уединялась, – возразила Мод и наклонилась за упавшей шкатулкой.
– А как прикажете это понимать?! – Агнесс обвиняющим жестом обвела рукой комнату.
– Никак не понимайте, – Мод прижала к себе шкатулку и устало опустилась на кровать: от пережитого волнения и страха ноги отказывались ее держать.
– Нет, но как же… – компаньонка явно не собиралась оставить столь пикантную тему.
– Пригласите ко мне Потингтона, – прервала ее Мод, осененная внезапной мыслью, – и можете быть свободны.
Агнесс поджала губы, глаза ее недобро сверкнули.
– Как прикажете, миледи, – медовым голосом пропела она, многозначительно фыркнула и, нарочито шумно хлопнув дверью, удалилась.
Мод перевела дыхание и в изнеможении закрыла глаза. Сегодня Скроуп перешел все допустимые границы, заявившись к ней в спальню. При попустительстве кузена, он и в дальнейшем будет вести себя, как ему заблагорассудится, а она не в силах его остановить. Чтобы защититься от домогательств самозваного жениха, нужно было срочно что-то предпринять, и Мод поняла, что именно ей следует сделать.
– Джон, – сказала она, когда вошел Потингтон, – мы съезжаем из Картер Хауса, сегодня же! В любую гостиницу!
От вдруг переполнившего ее возбуждения Мод поднялась с места и только теперь заметила, что до сих пор держит в руках злополучную шкатулку. Бросила ее на кровать, встала, забегала по комнате, открывая сундуки.
– Нужно немедля собраться!..
– Погодите, миледи, – Потингтон перехватил ее за локоть и чуть не силой усадил на стул. – Куда… на ночь глядя? Успокойтесь, сначала все обдумаем.
– Мы… я не могу здесь оставаться, – выпалила Мод.
– Но сейчас все в доме, – заметил он, – и уехать не просто.
– Да, лучше уехать незаметно, когда кузена не будет дома, – была вынуждена согласиться она. – И так, чтобы никто не знал, где мы остановимся.
Если Потингтон и удивился подобному заявлению, по нему этого не было заметно.
– Сначала надо найти место, куда перебраться, – сказал он. – В гостинице не слишком удобно, да и нас там быстро обнаружат, если будут искать. Лучше снять дом.
– Снять дом! – обрадовано подхватила Мод.
– Но на это нужно время, миледи. Сегодня уже поздно, а завтра воскресенье, мы все идем на мессу.
Мод приуныла. Кузен сообщил сегодня, что завтра с ними в церковь пойдет Скроуп, выразивший желание сопровождать леди. Она не желала, не могла видеть сэра Мармадьюка. Все шли в ближайшую церковь на Картер Лейн, а Мод хотела отправиться на мессу в Паттенс, что было невозможно, и это еще больше угнетало и расстраивало ее.
– После мессы я наведу справки о сдающемся жилье и подыщу для вас подходящий дом, – сказал Потингтон, поклонился, пожелал ей спокойной ночи и уже в дверях обронил:
– Запритесь на засов, миледи. Щеколды здесь, слава богу, крепкие. Он – опасный человек.
И вышел.
Мод растерянно посмотрела ему вслед. Агнесс успела сболтнуть, что застала в ее комнате сэра Мармадьюка? О чем еще знает или догадывается Потингтон и, видимо, остальные домочадцы и слуги, от которых трудно что-либо скрыть?
Мод задвинула засов и пошла за шкатулкой, чтобы положить ее обратно в сундук. Но когда взяла в руки, заметила в ней какую-то странность: боковые стенки будто сместились и приподнялись. Похоже, от удара об пол сработал механизм, открывающий второе дно – в шкатулках часто имелись потайные отделения. Мод потянула стенки вверх до упора, нащупала сбоку выемку и, подцепив, выдвинула секретный ящичек. В нем тоже лежали бумаги: какие-то письма, адресованные… графу Нортумберленду, датированные 1523 годом. Мод развернуло первое.
«Милорд, – прочитала она, – Вам следует прибыть в условленное место через пять дней. Все подготовлено …»
В начале следующего говорилось:
«Посланец благополучно доставил бумаги. Все извещены. Связь через Стрейнджвея…»
Через кузена Стивена?! Он принимал участие в делах графа? Или то другой Стрейнджвей? Мод нахмурилась, размышляя, кто еще может носить такое имя. Верно, какой-нибудь родственник кузена, хотя он как-то рассказывал, что является последним представителем этой фамилии.
«Срочно уезжайте, уничтожьте бумаги…» – сообщалось в третьем послании.
Письма были подписаны разными людьми, некоторые имена повторялись. Мод показалось, что одна подпись похожа на фамилию Стоун, другая выглядела как Наффорд или Каффорд. Вероятно, эти письма нужно было бы вернуть графу, но если сэр Ральф зачем-то хранил их в своей шкатулке, ей не следовало вмешиваться в его дела.
Мод сложила бумаги обратно, закрыла шкатулку и сунула в сундук, после чего принялась складывать в него вещи. Она была преисполнена желанием как можно скорее оставить этот дом.
* * *
Воскресным утром Ральф призвал на помощь ушлого трактирщика, устроив тому допрос с пристрастием и с целью выяснить, есть ли в Лондоне улица, название которой начинается с Пог. Хозяин оказался человеком смышленым, вопросов лишних задавать не стал, попросил толику времени на раздумья и, хлопнув себя по лбу, вскричал с жаром ученого, познавшего истину.
– Поггимен Роуд! Да какая там улица – грязное местечко, за рекой, если вы это имеете в виду, сэр.
– Погамогган, – пробормотал Ральф, вспомнив о созвучном названии боевой индейской дубинки, изогнутой, с круглым наконечником. Она бы вполне пригодилась для того, чтобы проучить грязных законников и черных убийц.
– Что, сэр? – переспросил трактирщик, но, наткнувшись на задумчивый взгляд постояльца, любопытство свое упрятал за пазуху грязноватого дублета и принялся рассказывать, каким опасным местом является эта Поггимен Роуд и как туда можно добраться, если его милость предпочитает риск спокойной жизни.
Обдумав маршрут, Перси решил для начала двинуться на розыски темного Конаерса по указанному трактирщиком ориентиру, а затем заехать к брату, чтобы «порадовать» того своими успехами и «по-родственному» с ним поговорить. Нужно было спешить, пока складывались кости и хоть слабо, но улыбалась фортуна. Более всего Ральфа беспокоило то, что он понятия не имел, где искать Мод, и как ее можно найти в этом городском муравейнике. Он пытался вспомнить, что она рассказывала о своих родственниках в Лондоне, не вспомнил ничего – кроме того, что они могли заплатить ему за нее щедрое вознаграждение. Он чертыхнулся и решил, что после визита к брату поедет в Вестминстер. Придется ли ему там разбить лагерь, или проще сразу начать обход всех церквей в городе? Можно было узнать о сэре как-его-там Вуде, но он ведь, кажется, в Девоне, а Мод ехала к отцу…
«Попробую выведать о Вуде у Скроупа, вдруг он что-то знает или слышал», – подумал Ральф и приказал Бертуччо седлать коней.
На пути к мосту через Темзу, они выехали на улицу Бишопсгейт, здесь в добром соседстве сосуществовали мирское и духовное: харчевня «Корона», знаменитая своей доброй кухней, и церковь Святого Петра, знаменитая настоятелем, читающим добрые проповеди. Грешно пропуская утреннюю мессу, на которую уже собирались прихожане, Ральф предпочел добрый завтрак – темные дела лучше вершить на полный желудок, да и не только темные. Он спешился, кинул повод спрыгнувшему на землю Бертуччо и направился к входу в трактир, размышляя о тактике и стратегии поисков и, в случае удачи, допроса «грязного» адвоката, как вдруг остановился, словно ударился о стену.
Навстречу шла женщина, накидка плаща почти скрывала ее лицо, но он не мог ошибиться – это была она, леди Вуд! Ральф в пару шагов перегородил дорогу своей случайной любовнице. Фортуна обернулась, лукаво подмигнула, и щеки ее вспыхнули алым и пунцовым.
– Леди Вуд! Какая неожиданная встреча! Разрази меня гром, уже не чаял увидеть вас!
Она вздрогнула, остановилась, невольно толкнув идущую рядом с нею служанку, вздернула голову, глядя на человека, преградившего ей путь, от резкого движения накидка сползла на плечи, открыв лицо, – огромные серые глаза испуганно смотрели на Ральфа.
– Не чаяли увидеть? – переспросила она, – Вы… это вы, сэр? – и, не дожидаясь ответа, двинулась в обход, словно Ральф был ненужным препятствием, возникшим на пути. Служанка, бросив на Перси испуганный взгляд, заспешила за хозяйкой, Джон Потингтон, идущий следом за леди в сопровождении незнакомой дамы, остановился, кивнул, компаньонка Пикок уставилась на Перси своими острыми глазками, словно лисица, приготовившаяся к прыжку на нежданно подвернувшуюся добычу. Ральф коротко поприветствовал Потингтона, бросив на ходу:
– Джон, я должен сказать несколько слов леди, наедине!
Он не стал дослушивать, что ответил Джон, нагнал леди Вуд в пару шагов, подхватил ее за талию и повел за собой. Она пошла с ним, видимо, растерявшись от столь решительного напора.
Между трактиром и церковным двором, разделяя мирское и небесное, пристроился невзрачный дом с большими деревянными воротами, украшенными глубокой аркой. Туда-то внутрь этой арки Ральф и увлек свою добычу.
– Отпустите меня! – шептала она, вырываясь, глядя на него распахнутыми, как серые небеса, глазами. Лицо ее вдруг исказила гримаса. Отвращения? Боли? Пусть, его дело предупредить ее об опасности и пусть идет на все четыре стороны, к своему драгоценному ни на что не способному мужу.
– Отчего я должен вас отпустить? – пробормотал Ральф, чуть сильнее сжимая ее талию. Она вскрикнула, и он с трудом сдержал желание закрыть ей рот... поцелуем.
– Что ж вы так кричите, леди Вуд? Неужели боитесь меня? Своего спасителя?
Гримаса снова исказила ее лицо, когда он отпустил ее. Она осторожно выпрямилась, словно движения причиняли ей боль.
– Я не задержу вас. Лишь несколько слов, по важному для вас делу, – коротко бросил он, не сводя взгляда с ее руки, прижатой к боку.
Она испуганно кивнула, оглядываясь.
– Что с вами, леди? – спросил он. – Я был груб и причинил вам боль?
– Нет, н-ничего, все в порядке, – быстро заговорила она, не отпуская ладони. – Но мне нельзя, мое отсутствие, мы все идем на мессу, мы… Вы считаете, что это в порядке вещей – похищать леди среди бела дня? И что за важное для меня дело? Вы ничего не можете знать о моих делах, как и я не знаю о ваших.
Она старалась не смотреть на него, отводила глаза, бормотала про его манеры, словно это имело какое-то значение. Леди смущена внезапной встречей с мужчиной, которому отдала свою невинность, она не желала этой встречи, она сбежала от него тогда, у Мургейта, а теперь не знала, куда деться от его грубой настойчивости?
– Diavolo, да что с вами, леди! Я, как ваш… друг, хочу предостеречь вас, леди Вуд... Мод.
Она качнула головой, словно отгоняя какие-то мысли.
– Предостеречь меня? От чего же? – спросила и вдруг, словно вспыхнув, быстро, горячо заговорила:
– Предостеречь, чтобы я понапрасну не приходила на условленное вами место встречи в церкви? Так я и не намеревалась... Почему вы напали на меня? Или это были не вы? Но кто мог, кроме вас?! – она замолчала так же резко, как и начала, словно разгоревшееся было пламя потухло от порыва сквозняка.
Ральф изумленно уставился на нее, пытаясь понять смысл этих слов. Он мог ожидать чего угодно – упреков, жалоб, слез, но последние ее слова на миг превратили его в соляной столп.
– О чем вы, леди Вуд? – спросил он, когда ему удалось обрести дар речи. – Я напал на вас? Вы говорите о Кембридже? Или о том доме в лесу? Но, кажется, все случилось у нас с вами по обоюдному согласию?
– Вы, вы, господин Кардоне! Я говорю совсем не об этом! Я не говорила, что вы напали на меня, – запальчиво заговорила она, и свеча вспыхнула, пунцовым пламенем полыхнули щеки. – Лишь спросила... хотела знать... Это просто случайность, и у меня все хорошо. Вам не стоило тратить свое время на меня. Верно, у вас дела, а я... мне нужно идти.
– Подождите, мадам! – в голосе Ральфа зазвучали ноты, знакомые любой упрямой тигрице, даже если она никогда их не слышала. – Давайте по порядку. Я мог знать о вас только одно, что вы придете в церковь Маргариты, следовательно, кто-то напал на вас в Вестминстере?
Он смотрел ей в глаза, в огромные, ставшие совсем темными на бледном лице глаза, и ждал ответа.
– В-вестминстере?! – изумленно переспросила Мод. – Почему в Вестминстере? Церковь Святой Маргариты... Паттенс находится здесь, на Руд Лейн. Разве не так? Там во дворе церкви, у раки на меня кто-то напал. Джоанна – моя кузина – говорит, что это был воришка – их много в Лондоне. Хотел срезать кошелек и случайно задел меня кинжалом.
– Почему Паттенс? – удивился Ральф. – Я говорил о Вестминстере. Воришка случайно задел вас кинжалом? О, мадам, такого не может быть! Карманники очень ловки и никогда не ранят понапрасну. Так у вас просто царапина? Где она? Покажите мне!
Он замолчал, поняв, что зашел далеко. Желание защитить, укрыть от беды эту маленькую искусительницу было столь велико, что он забыл, где находится. Значит, кто-то напал и ударил Мод кинжалом. Ее пытались убить и не в первый раз – теперь он был убежден в этом.
– Вы не говорили о Вестминстере, – продолжила она. – Вы сказали о Святой Маргарите, но даже не упомянули Вестминстер! А эта церковь Паттенс находится неподалеку от... в центре города. Я зашла в нее лишь помолиться. И, я, мне пора…
Она уперлась кулаками в его грудь, словно хотела выбить на ней барабанную дробь. Он сжал ее запястья, успокаивая.
– Я ждала, искала вас!
– Я приходил в Вестминстер!
– А я – в Паттенс!
– Я ждал тебя, но мне пришлось уехать из города!
– Ждали?
– Ждал! И буду ждать, завтра, в Паттенс.
– Завтра в Паттенс, – повторила она. – Завтра в Паттенс.
«Как я не хочу с ним расставаться, как я хочу, чтобы он усадил меня на рыжего и увез отсюда, как я хочу, чтобы он обнял меня и никогда не отпускал».
– Потингтон проводит вас, я буду у Паттенс в полдень.
«Как я хочу обнять тебя, усадить на рыжего и увезти прочь отсюда, туда, где никто не помешает мне… нам быть вместе. Хочу, чтобы ты была моей женой. Как загадал тогда, у ворот».
Он отпустил ее, и она метнулась прочь, к Потингтону, который, стоя в стороне, беседовал с Бертуччо. Неаполитанец не преминул изобразить поклон, покидая своего собеседника. Когда Ральф выходил из арки, он заметил, как у входа в церковный двор спешился разодетый джентльмен и направился к Мод и ее спутникам. Перси не видел его лица, лишь спину – дорогой ткани серый плащ, подбитый мехом, и высокий берет с пышным пером. Ральф задержался на углу, наблюдая. Вновь прибывший подхватил леди Вуд под локоть и по-хозяйски повел по церковному двору. Рука Перси невольно легла на рукоять меча, он с наслаждением скрестил бы клинок с этим разодетым павлином, кто бы он ни был. Брат, кузен, некий покровитель, муж?
Она уходила в сопровождении этого мужчины, но оглянулась, прежде чем скрыться в глубине церковного зала, беспокойно осмотрела двор, ее спутник тоже обернулся. На мгновение, но этого было достаточно, чтобы Перси узнал его. Скроуп?! Какого дьявола Скроуп ведет леди Вуд в церковь?! Они знакомы?
Ральф перевел дыхание, прервавшееся, будто от хорошего удара в живот.
– Мессер, вы собирались подкрепиться, – услышал он голос Бертуччо прямо под ухом.
– Подкрепиться? – переспросил Ральф. – Diavolo, разрази меня гром! Я не хочу есть!
Сэр Ральф был дьявольски взволнован. Он взлетел на коня, натянул поводья, сбив рыжего с толку, и тот затанцевал вокруг себя, в свою очередь, сбивая с толку прохожих, спешащих по узкому переулку. Горожанин, несущий на спине мешок, не ожидая такого кульбита со стороны всадника и коня, чуть не попал под копыта рыжего, едва успев отшатнуться. Мешок отшатнулся в ту же сторону, и горожанин рухнул на землю, на сдержав бранного слова в адрес всадника. Бертуччо, еще не успевший вскочить в седло, подхватил мешок, помогая незадачливому прохожему.
– Дай ему пару пенсов за неудобства, – царственно бросил Ральф, рассеянно наблюдая за содеянным, не слушая ворчания пострадавшего. Впрочем, получив свои отступные, тот вернул мешок на прежнее место, и отправился своей дорогой, бормоча, что кони стали удивительно непослушны.
– Маленькая леди выбивать из седло, мессер? – поинтересовался оруженосец, когда они выехали из узкого переулка и направились к Лондонскому мосту.
– Поостерегись, Берт! – рыкнул Ральф. – Леди Вуд грозит опасность, и мы должны помочь ей. Дождешься конца службы и проследишь, куда она поедет. Но будь осторожен, чтобы тебя не заметили. Буду ждать тебя в «Короне».
– Всегда готов услужить такой леди! – ответил Бертуччо, блеснув черными глазами, благо, что хозяин не видел этого взгляда.
Когда Бертуччо вернулся, сообщив о результатах своего рейда, путники двинулись в сторону Темзы, заплатили за проезд по мосту, углубились в переплетенье улиц и поначалу заблудились – пришлось спросить дорогу у нелюбезного прохожего. Пресловутая улица Поггимен и в самом деле имела весьма неприглядный и мрачный вид: грязная и узкая настолько, что, казалось, протянув руку из окна, можно достать до стены дома, что стоял напротив, да и сами дома были построены еще во времена Ричарда Йорка. Бертуччо едва успел увернуться от помоев, выплеснутых из окна. Оставалось убедиться, что таинственный Конаерс обитает именно здесь. На пути попался трактир, и Ральф спросил у хозяина, где проживает ушлый адвокат, который помог бы ему решить одно непростое дело. Тот долго мялся, изображая полное неведение, либо решал, достоин ли незнакомец доверия, либо на самом деле не знал, где обитает пресловутый стряпчий. В нескольких ярдах от трактира дорогу перегородили три красотки – старшая из них, долговязая и худая, молча улыбалась беззубым ртом, младшая, совсем девочка, куталась в платок, пытаясь прикрыть оголенные руки и грудь, средняя, говорливая черноволосая пышнотелая особа, подтолкнув девочку к Бертуччо, обратилась к Ральфу:
– Куда держит путь такой красивый и знатный господин? Не угодно ли угоститься кружкой крепкого эля? Меня зовут Пэм! – она залихватски подмигнула и поддернула корсаж платья, выпуская на волю то, что еще было скрыто оборками грязноватой камизы.
– Элем я угощусь в другом месте, красотка Пэм, – ответил Ральф. – Лучше скажи, где здесь найти хорошего стряпчего, чтобы мог состряпать дельце?
– Смотрю, вы, господин, заезжий в наши края, и говор у вас нездешний. Не знаю таких, да и откуда здесь стряпчие? Не там ищите, сэр! – разочарованно ответила шлюха.
– А это поможет тебе пораскинуть мыслями, Пэм? – Перси бросил ей монету.
Она ловко поймала ее, попробовала на зуб.
– Щедрый господин, видать, важнецкая у вас стряпня. Не могу знать, где какие стряпчие, но в двух шагах отсюда есть пивнушка «Под петухом». Там всегда играют в кости, может, что посоветуют.
– Умница, Пэм, – подмигнул ей Перси, а Бертуччо, склонившись с коня, поцеловал юную стыдливую девчонку в пухлые вишневые губы.
«Под петухом», в полутемном крошечном грязном зале в дальнем углу четверо раскидывали кости, и Ральф, оставив Бертуччо на оборонной позиции, направился к ним.
– Делаете ставку на азарт, сэр? – спросил, уступая ему свое место, породистый детина с йоркширским говором.
– Делаю, – ответствовал Ральф, бросая на стол шиллинг. Трое, оставшиеся за столом, переглянулись, подавая друг другу знаки, которые мог не заметить неопытный любитель острых ощущений, но не пират, сыгравший не одну партию в матросских тавернах и привыкший держать ухо востро.
Бросили кости, сначала по две и дойдя до пяти. Ральфу повезло дважды, на третий выиграл соперник, сидящий напротив – сухощавый человек с пронзительным взглядом. Ральф проиграл и на четвертый, у худого опять выпадали пятерки, у него – не больше троек. Шиллинги перетекали в руки соперника. Вернулся йоркширец, и Перси решил, что красотка Пэм уже сообщила о нем, и пора приступать к делу.
– Играете лангретом? – спросил он, когда кости противника в очередной раз легли выигрышем.
Холодные бледно-голубые глаза сухощавого словно пронзили Ральфа насквозь.
– Дайте-ка глянуть на тот кубик, – продолжил Перси.
– С какой такой стати? – пробормотал сухощавый.
– Потому что он меченый, а это – «плоская тройка»[8]… – Перси подбросил на ладони и опустил на стол кубик, который покатившись, лег тройкой вверх.
– Да вы знаток, джельтмен, – в голосе сухощавого прозвучала угроза. – Что вы хотите?
– Рассчитываю на вашу благосклонность и доверие.
– Странный выбрали способ, сэр! – пробормотал игрок. – Что имеете в виду?
– Мне нужен Конаерс! – Перси пошел на абордаж.
– Кто это такой? – искривил бровь худощавый. – Никогда не слыхал о таком человеке. Он бросает кости?
Ральф заметил, как двое других переглянулись.
– А мне говорили, что он знаток хитроумного права[9], – ответил он, продолжая демонстрировать свои знания воровского жаргона, которого он понабрался во время своих странствий – с кем только не сводила его тогда судьба.
– Хитроумное право? – в глазах худощавого мелькнула искра интереса, которую он тотчас поспешил потушить равнодушным: – Не слыхал о таком. Кто говорил?
– Тот, кто знаком и с правом большой дороги[10], – ответил Ральф. – Но видно, я попал не туда, а вы только и умеете, что бросать кости, а не служить хитроумному праву.
За столом на какое-то время воцарилось молчание, стало слышно пьяное бормотание черноволосого посетителя, засевшего с огромной кружкой эля на лавке у двери.
– Вы так осведомлены, сэр, – худой поднялся из-за стола, двое его напарников поднялись тоже.
Ральф последовал их примеру.
– Не думаю, что знаток права большой дороги будет доволен, если потеряет тот куш, который я ему предложу.
Сухощавый окинул Перси взглядом с ног до головы – потрепанная одежда играла на руку пирату.
– Ну что ж, сэр, если не трусите, идемте со мной.
Ральф пошел вслед за ним к лестнице, ведущей на второй этаж. Поднявшись наверх, они вошли в комнату, она была почти пуста – лишь стол да три грубых табурета. Окна закрыты ставнями, все освещение – пара свечей на столе, которые, войдя, зажег худощавый.
– Что вам угодно, сэр? – спросил он, буравя Перси взглядом.
– Мне нужен мистер Конаерс, – повторил Ральф.
Снаружи послышался звук, словно задвинули засов – ловушка захлопнулась.
– Мистер Конаерс? – переспросил худощавый, словно только что услышал это имя. – Зачем? Что вы ищете, сэр?
– Он один из подходящих стряпчих, который мог бы посодействовать в деле, что требует очень тщательного исполнения. Если он не может взяться за такое дело, я найду другого человека, хотя мне нравятся ваши предосторожности, мистер Не-знаю-Кто.
– Вы решительный человек, сэр, – ответил, помедлив, его собеседник.
Ральф кивнул в сторону двери и продолжил:
– Мне нравятся предосторожности, но не нравится, когда они касаются меня… Желаете потрепать за загривок клиента или совсем лишить его загривка?
– Сядьте, сэр, – сказал худощавый, вдруг обретя иной голос и стиль речи. – Предосторожности не помешают никогда. Я не адвокат, но с хитроумным правом понаслышке знаком и готов выслушать вас. Расскажите о своем деле, а я отвечу, насколько оно выполнимо и во сколько обойдется. Судя по всему, вы сведущий в делах человек.
– Какой интерес поверять свое дело неизвестному? – спросил Ральф.
– Решайте сами, сэр, у вас ведь нет выбора, – усмехнулся его собеседник.
Ральф пожал плечами, ему стоило больших усилий сохранять полу-равнодушное спокойствие.
– Кажется, вы правы…
Он устроился на стуле, повернув его так, чтобы обозревать большую часть убогой комнаты, которая чем-то напомнила ему каюту вражеского испанского корвета, где он однажды оказался по стечению обстоятельств и, если отбросить тот факт, что за запертой дверью простирался не безбрежный океан, сжимающий судно своими роковыми ласками, а твердая земля, а напротив сидел не капитан Алонсо Гонзалес, а безымянный соотечественник, – обстоятельства казались весьма схожими.
– Ну что ж, дело мое таково, – начал он. – Некая леди жаждет отмщения за свои невзгоды, но хочет, чтобы все было сделано тайно и так, чтобы тот, на кого обрушился ее гнев, не знал, откуда нанесен удар.
Ральф замолчал, подумав, что выразился слишком витиевато – несколько недель на родной земле и волей неволей становишься англичанином, который никогда ничего не говорит напрямую, норовя упаковать бушующие страсти в сундук с надписью «Глупо скорбеть по брату, который попал в рай»*.
– И чем же и кем обижена леди, что желает столь утонченной мести? – спросил игрок.
– Это долгая история, – привычно процитировал Ральф, – И не имеет отношения к делу. Имеет вот это.
С этими словами он достал, развернул и положил на стол перед собеседником истерзанные страницы разбойничьей расчетной книги, ткнул пальцем в нужную запись.
«Окт, 12, Конаерс, нигодяй-закон с Пог.роуд – 20 сов. за милашку леди с севера + повозка, лошади, пр.»
– Негодяй Конаерс… – усмехнулся тот. – Бог милосерден к умным, а дуракам не мешает жить*…
– Бывает и мешает, – сказал Ральф, хлопнув ладонью по бумагам. Свечи вздрогнули, пламя заметалось, погибая и вновь набирая силу. Безымянный отодвинул свечу, стер ладонью капли со столешницы.
– Как к вам попали эти записи? Хотите сказать, что автор этих записей отправился…
– Прямо в ад, и без ложной скромности признаюсь, не без моего участия, – закончил фразу Перси.
Худощавый встал, сделал несколько шагов по комнате. Остановился перед Ральфом, уставился ему в лицо своими пронзительными, холодными, словно застывшая вода, глазами.
– Что же … леди хочет? Какой мести? И кому?
– Тому, кто обратился к Конаерсу… Надеюсь, вы не станете убеждать меня, что человека с таким именем не существует?
Он задавил в себе желание сгрести собеседника за ворот и проверить крепость стены с помощью его спины. Неизвестно, сколько человек стоит за дверью, готовые броситься на защиту хозяина, но Берт должен быть на месте.
– Сколько он получил за жизнь леди? – спросил Ральф, сдерживаемый гнев отозвался хрипотой голоса. – Передайте этому стряпчему, что леди заплатит вдвое за имя и молчание.
– Это вне правил, сэр.
– В своде права большой дороги есть такой пункт? – удивление сэра Ральфа было почти искренним. – Даже если я утрою сумму?
Игрок замялся, взгляд его потух, словно он спрятался в себе самом, погасив свечу в окне. Борьба сомнений читалась в пальцах, выбивших на столешнице барабанную дробь, но нечто неизвестное победило.
– Нет, сэр, ничем не могу помочь.
– Какого же дьявола ты морочишь мне голову? – взорвался Перси, поднимаясь и отшвыривая стул. – Хочешь казаться важнее, чем есть? Шулер, мерзавец, или ты скажешь, где найти этого Конаерса, или я сей же час отправлю тебя вслед за твоим наемником!
Вкупе с рукой, красноречиво обхватившей рукоять меча, слова его прозвучали довольно убедительно, – собеседник побледнел, если это было возможно при его естественной бледности, и потянулся к свече, Перси пресек его попытку, ударив ребром ладони по руке. Игрок хлопнулся на стул, рука повисла плетью. За дверью послышался грохот, словно на пол упало что-то тяжелое. Громыхнул засов.
– Это аванс, но я все еще надеюсь на сотрудничество, – сказал Перси, садясь напротив худощавого. – Тройная цена остается в силе.
– Я попытаюсь найти нужного вам человека, – сквозь зубы пробормотал худощавый, рука до сих пор не повиновалась ему. – Приходите завтра, к вечеру, играть в кости… сэр.
Ральф бросил на стол соверен, вышел, в коридоре его ждал Бертуччо в компании здоровяка-йоркширца, бесформенной глыбой лежащего на грязном полу.
* * *
«Как странно, - думала Мод, возвращаясь к своим спутникам, – как странно, что Кардоне встретилcя мне именно тогда, когда я отчаянно в нем нуждаюсь. Может быть, это судьба позаботилась обо мне, опять прислав его в трудный момент моей жизни?..»
У входа на церковный двор она оглянулась. Кардоне не уехал. Он стоял на улице и смотрел ей вслед.
– Миледи! – Агнесс дернула Мод за руку, потащила за собой.
– У мистера Кардоне не прибавилось хороших манер, – ворчала она. – А вы, миледи, слишком многое позволяете мужчинам, вот что я вам скажу. То принимаете в своей спальне сэра Мармадьюка, то поощряете выходки этого проходимца…
Их разъединила толпа прихожан. Агнесс осталась позади. Мод толкнул какой-то джентльмен, рассыпался витиеватыми извинениями, задержав, и едва она избавилась от него, как ее вновь остановили.
– Кто это? – рядом раздался требовательный голос сэра Мармадьюка, его рука подхватила и цепко сжала ее локоть.
От волнения, вызванного встречей с Кардоне, Мод забыла, что Скроуп собирался присоединиться к ним во время посещения церкви, и не заметила, как он появился.
– С кем вы только что разговаривали? – повторил он.
Мод промолчала, пожав плечами.
– Вы безрассудны, леди, – тихо сказал сэр Мармадьюк таким тоном, что девушка похолодела. – Вы безрассудны, если намереваетесь что-то скрывать от меня или… обманывать. Все равно я все узнаю. И тогда – берегитесь!
Он подвел оцепеневшую Мод к Джоанне и Агнесс, поприветствовал их и осведомился о здоровье Стренджвея: ночью кузена скрутил жесточайший приступ подагры, помешавшей ему сегодня пойти на мессу. После обмена любезностями, сэр Мармадьюк, сама галантность, препроводил дам в церковный зал, где уселся рядом с Мод с таким видом, будто имел на нее неоспоримые права, и на протяжении всей мессы она часто ощущала на себе его тяжелый взгляд.
[1] Джоан Бофорт (ок. 1404–1445) – королева Шотландии, жена короля Иакова I. Джоан была дочерью Джона Бофорта, графа Сомерсета, брата английского короля Генриха IV.
[2] Иаков I Шотландский (1394–1437) – король Шотландии, 18 лет (с 1406 г.) пробыл в английском плену.
[3] «Kingis Quair» (англ.), перевод А.А. Петровой.
[4] Уильям Блаунт, четвертый лорд Маунтджой (около 1479-1534) – воспитатель короля Генриха VIII. Был покровителем и меценатом Эразма.
[5] Строка из английской баллады XVI века «Зеленые рукава», авторство которой приписывают Генриху VIII. Перевод С.Я. Маршака.
[6] Lex vigilantibus, nоn dormientibus (лат.) – закон для деятельных, а не для тех, кто дремлет.
[7] Cessante causa, cessat effectus! (лат.) – с прекращением причины прекращается действие.
[8] Лангрет, плоская тройка – мошеннические приемы обработки кубиков для игры в кости.
[9] Хитроумное право – терминология клана мошенников.
[10] Право большой дороги – грабеж, разбой.
декабрь, 2011 г.
Copyright © 2010-... Ольга Болгова,
Екатерина Юрьева Другие публикации авторов: 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
