По-восточному
Часть I Глава 7
Жайляу
Его ладони легли на мои пылающие жаром плечи, и я невольно поежилась, но шагнула к нему, потому что ноги не повиновались командам мозгового центра. Или центр этот просто отключился и не подавал никаких команд. Как в научно-фантастическом фильме, когда в пульт управления космической станции врубается некий доисторический топор, превращая его в груду бесполезных железок, и корабль улетает в неизвестном направлении без руля и ветрил. Если такое сравнение здесь уместно. Может быть, оценит авторша? Почему-то молчит…
Я подчинялась ему, безвольно шагая в его объятия, тонкие лямочки совершенно прозрачной сорочки сползали с плеч, и мне казалось, что со всех сторон меня ощупывают чьи-то любопытные взгляды, но спрятаться было некуда, и путь был один, неотвратимый и неизбежный: к нему. Лицо его было смутно, я тщетно пыталась разглядеть его, но точно знала, что это он, тот, единственный, которого я желаю. Вот он приблизился настолько, что я смогла разглядеть его черные… или синие? глаза, а его губы… что-то гулко ударилось за спиной, руки, губы, прозрачная сорочка растаяли, исчезли, а я открыла глаза и тут же закрыла их в бесполезной попытке удержать, продолжить влекущий сон. «Эротический!» – словно призрак, откуда-то возникла, склонившись надо мной, авторша.
«Какой, на фиг, эротический! У меня всё, всё болит…» – проворчала я, приподнимаясь, оглядываясь и в очередной раз пытаясь сориентироваться в обстановке: где я, когда и что со мной. «Одно другому не мешает, а совсем наоборот…» – философски заключила авторша.
Я лежала на низкой кровати под каким-то тонким шерстяным одеялом. Надо мной простирался купол, словно я попала в мини-шапито, наверху в центре купола светлело отверстие, от него спускался столб рассеянного света, в котором плавали в воздухе мириады пылинок. Круглые стены были завешаны коврами, узоры их терялись в неярком освещении. Когда я спустила ноги на пол, там тоже обнаружился ковер, мягкий и толстый. Запах шерсти, подслащенный чем-то не поддающимся описанию, наполнял помещение. «Какое помещение? Это – юрта, дорогая!» – заявила авторша с уверенностью специалиста по культуре и быту кочевых народов.
Юрта? Действительно, юрта. Вчера или сегодня Данияр привез меня на так называемое жайлау, но мне стало настолько плохо, что я даже не запомнила, как оказалась в этой юрте. Признаться и сейчас у меня болела голова, горели плечи и руки, ужасно хотелось пить. Я встала, покрутилась по юрте в поисках выхода – найти его удалось не сразу, но в конце концов отодвинула плотную ткань, вероятно, называемую кошмой, и выглянула на свет божий. Пришлось зажмуриться от слепящего солнца, прежде чем глаза согласились на столь резкий переход от тени к свету. Передо мной расстилалась степь, уходящая куда-то в поднебесье, в дрожащую в нагретом воздухе безбрежность, которую слегка смягчало приземистое шапито белой юрты, стоящей неподалеку. У меня закружилась голова и пришлось присесть, прислонившись к войлочной стене восточного вигвама.
– Курбым, сізге кљмектесейін [1], я помогу вам, – надо мной склонилась худенькая девушка-казашка, каким-то чудом возникшая из горячего марева. – Ой, спасибо, со мной все в порядке, – простонала я, пытаясь подняться.
Да что же это такое со мной? Девушка, откинув за спину упрямо падающие туго заплетенные черные косы, подхватила меня за плечи. Я невольно ойкнула. – Кешір [2], курбым, простите, пожалуйста, вы обгорели, нельзя в степи так гулять… – она улыбнулась и завела меня в юрту, поддерживая бережно, словно фарфоровую вазу династии Цин. «Отлично, Лапина, сколько эпитетов! Обстановочка экзотическая, весьма располагает! Только не переусердствуй!» – авторша, протиснувшаяся вслед за нами, забегала по юрте, разглядывая предметы быта кочевых народов.
– Принесу кумыс, выпьете, легче станет, – сказала девушка, исчезая за кошмой. Прошло минут пять, а может и больше – я успела прийти в себя и осмотреть обстановку юрты, в которой, кроме ковров, находился круглый стол на коротких ножках, три кровати, тоже низкие, с горой подушек в живописно-цветастых наволочках на каждой и вполне древне-кочевого вида заставленный посудой сундук, обтянутый чем-то похожим на кожу. Когда я под восторги авторши разглядывала изящный узор, по форме напоминающий лабиринт, вышитый на подушке, входная кошма откинулась, и вошел… «Данияр!! – завопила авторша, тотчас же забыв о культурных изысканиях. Понятное дело, никакой узор не сможет конкурировать с этими восточными глазами на загорелом лице, со славянскими скулами, со щетиной на щеках и подбородке, с этими….
Из последних сил двинув авторшу в бок – она обиженно пискнула и замолчала – я встала и шагнула навстречу Даниле. Из-за его спины шагнула девушка с косами, улыбнулась, поставила на маленький стол тарелку, которую держала в руках, подхватила подушку с орнаментом и кинула ее на ковер возле стола, затем другую.
. – Дастархан-да, угощайтесь, баурсаки, кымыз! . Данила поставил на стол большую чашу, заполненную белой жидкостью..
– Как себя чувствуешь? Сядешь за дастархан? . – Хорошо чувствую… сяду, – решительно сказала я и вопросительно взглянула на подушки.
– Садитесь, прямо на подушку! – весело захлопотала девушка.. – Спасибо, – ответила я, устраиваясь на подушке перед низеньким столом. – Меня зовут Женя. . – А меня – Жазира. . Жазира расставила на столе небольшие пиалы, разлила кумыс. Я осторожно взяла чашку из ее рук. Кобылье молоко чуть отливало синевой, какие-то крошечные черные комочки плавали по его поверхности. Запах не вызывал аппетита, скорее, отталкивал. Я взглянула на Данилу. Видимо, взгляд получился вопросительно-жалобным, потому что он подбадривающе улыбнулся и ответил на мой безмолвный вопрос. . – Вкус может показаться странным, но выпей, полезно после такого путешествия. А черные комочки – это жир. Пей, не бойся! .
Опоить хотят. Вздохнув, я глотнула чуть тягучую пахучую жидкость. Кумыс оказался кисловато-соленым со странным привкусом, который трудно передать словами. Каким-то лошадиным….
«Звук нарастал, ломая стройную тишину степи, вот он уже рядом, вот он здесь, стук копыт низкорослых диких кобылиц, несущихся в бешеной скачке. Натуга мышц под блестящей бурой кожей, горящие черные глаза, сухая пыль, трава, вырванная ударами копыт… и нет их, остался лишь горячий ветер, да тушканчик, остолопом замерший на горке», – это авторша лихорадочно записывала свое эпохальное видение, вызванное употреблением перебродившего напитка кочевых народов.. – Берите баурсаки, горячие еще! – хлопотала Жазира, пододвигая ко мне миску с аппетитными запеченными в масле шариками. .
Я благодарила, пила, давясь, кумыс, ела тающие во рту пышные баурсаки, и мало-помалу на меня снисходило чуть пьяное спокойствие, и проходила головная боль.. – А какой сегодня день? – спросила я после третьей пиалы кумыса. – Вчера или завтра?.
– Завтра, сейчас полдвенадцатого, – ответил Данияр, кивнув в сторону часов, стоящих на сундуке. – Ты как уснула вчера, так и спала, кажется, не просыпаясь.. – А ты что, проверял? – с подозрением спросила я, цыкнув на открывшую было рот авторшу..
– Я проверяла, – вмешалась Жазира. – Вы даже похрапывали. Вчера бабушка намазала вам плечи сметаной, легче сейчас?.
– Да, спасибо! Легче. И бабушке вашей большое спасибо..
В юрту заглянул мужчина, поздоровался, позвал Жазиру. Девушка выпорхнула наружу, словно птичка на волю. А я осталась наедине с Данияром, слегка пьяная, обгоревшая и до краев наполненная вопросами без ответа. .
. Жазира ушла, а мы сидели и молчали. Данияр крутил в руках пиалу, посматривая на меня. Я проглотила последний баурсак, наконец утолив свой зверский голод, что не удивительно, ведь в последний раз ела почти сутки назад. Да еще напилась кумыса, который явно возбуждал аппетит, несмотря на свой специфический вкус. «Больше тебе, конечно, не о чем рассуждать, как о своем драгоценном желудке? – возмутилась авторша, которой явно не хватило закуски. – Перед ней сидит такой мужчина, а она все про еду, да про еду. Ну за какие грехи мне такая идиотка досталась?»
«Во всяком случае, я не лишена здравого смысла и не бегаю за каждыми брюками!» – отрезала я.
«Это я бегаю за брюками? Да как у тебя язык повернулся такое сказать?» – взвилась авторша.
«Что же ты без конца повторяешь: такой мужчина, такой мужчина! И что ты в нем такого нашла?»
«А ты, можно подумать, не нашла? Это мне, что ли, снился эротический сон с его участием?»
« С какого перепугу ты решила что с его участием?» – заорала я, теряя терпение.
«А почему ты так волнуешься?» – с ядовитым спокойствием спросила авторша.
«Да потому что он хотел меня убить!» – напомнила я авторше, невпопад, но справедливо..
Она замолчала и пожала плечами. Ясное дело, растеряла аргументы, которых у нее и не было. .
. – Как тебе кумыс? – Данияр первым нарушил молчание..
– По правде говоря, очень непривычно… необычно, даже не знаю, что и сказать… – забормотала я..
– Да, такое дело….
Кто начнет первым этот явно неприятный для обеих сторон разговор? Он или я? Отчего я не могу решиться и потребовать от него объяснений? Неужели боюсь услышать подтверждение своих подозрений? Или боюсь, что он солжет? Или просто боюсь его?
«А мне все абсолютно ясно, – опять встряла неугомонная авторша. – Ты боишься, что правда или ложь запятнают его светлый образ!».
Я осмотрелась в поисках какого-нибудь тяжелого, но небьющегося предмета, чтобы запустить им в авторшу, но та, видимо, разгадав мои нехорошие намерения, смылась в степь.. . – Сегодня нас ждут на обеде. Но если ты не в форме, то я объясню… – сказал Данила..
– Нет, я в форме, вполне в форме, – я поспешила заверить его. – А что за обед? .
– Ну... просто обед. Но мы с тобой гости, поэтому будет чуть круче, чем обычно..
К старым волнениям добавились новые. Торжественный обед в честь гостей, и одним из гостей являюсь я. Ох, как все сложно!.
– Но там же какие-то ритуалы, у вас… я же ничего не знаю… – простонала я..
– Не волнуйся, казахи очень гостеприимны, тебе понравится..
– Да… ну, хорошо, – пробормотала я и, вдохнув для храбрости, хотела было уже задать рвущийся с языка вопрос, как Данила опередил меня. Он поставил на стол пиалу, слегка подвинул, словно подбирая для нее место, затем взглянул на меня как-то сурово, и спросил:.
– Пару дней назад у тебя были светлые волосы? – замолчал, глядя в упор, затем добавил столь же сурово: – Думаю, стоит рассказать, в какую историю ты вляпалась? . – Вляпалась? – глупо переспросила я, растерявшись от смысла и тона его вопроса. – Я вляпалась?.
– Хм… ну если для тебя нормально то, что происходит, значит, это твой образ жизни и разбирайся с ним сама. Правда, голова после знакомства с тобой у меня до сих пор трещит…. – Что значит, трещит? – я удивленно уставилась на него. .
Что он имеет в виду? Ах, вот что! Значит, он еще и претензии мне будет предъявлять?!.
– Прошу прощения, если доставила вам столько сложностей! – голос мой окреп и зазвенел, ибо злость и возмущение придали ему силу. – Вы добились того, чего хотели, мне больше некуда бежать! Я в вашей власти! Только я не понимаю, чего вы от меня хотите? Зачем вы преследуете меня? У меня нет ничего, никаких ценностей! Даже чемодана, который вы весь перепотрошили! Можете забирать все, что есть! И покойник мне не говорил ни слова!
Закончив эту речь на излишне высокой ноте, я вскочила и заметалась в поисках своей сумки и, не найдя, поняла, что Данила уже забрал ее. Я бессильно опустилась на подушку, пытаясь сдержать слезы – не хотелось показать ему свою слабость. .
– Почему на вы и о чем ты говоришь? – услышала я. – Я тебя не преследовал, черт побери! И какого меня понесло с тобой в горы! .
– Чтобы забрать мою сумку! – голос мой противно задрожал. – Долго же вам пришлось за ней гоняться и наконец вы ее получили….
– Да что там у тебя, в сумке?. – А ты еще не проверил? – взревела я..
– С чего я должен ее проверять? – Данила тоже повысил голос.. – Но ты же ее забрал!.
– Я забрал?!– Ты!. – На кой она мне сдалась, твоя сумка? Если бы я хоть что-то понимал!.
Я растеряла слова от его наглости. Или он не врет? Но в таком случае, где она, моя злополучная сумка? Ведь… И тут я вспомнила, что она осталась там, в Алматы, в урне и теперь уже, вероятно, благополучно канула в недра алматинской свалки. Я обернулась, словно кто-то подтолкнул, и увидела свой, купленный на рынке автовокзала, рюкзак – он мирно лежал на ковре возле кровати, поблескивая звездочками. Схватив и открыв его, я начала перебирать вещи: мобильник в кармашке, путеводитель, маникюрный набор, книга… – подняв голову, я встретилась со взглядом Данияра и почувствовала, что краснею, алею, багровею, заливаюсь краской. .
– Ну что? – спросил он. – Всё на месте?.
На меня повеяло холодом, если не арктическим, то, по меньшей мере, от Полярного круга. .
Закрыв рюкзак с ощущением, что только что рылась в чужих вещах, я опустилась на кровать и, стараясь не смотреть на Данияра, пробормотала:.
– И никакой я не веду образ жизни, у меня нормальный образ… Ты же знаешь, что меня хотели ограбить, там в парке….
– Знаю, еще бы мне об этом не знать! – Полярный круг сменился средней полосой. – Но ты принимаешь меня за кого-то другого..
– А что я о тебе знаю? – взорвалась я. – Из паспорта, что мы однофамильцы? Что ты сидел рядом в том самолете, в парке спас от грабителя, и пропал в горах, где меня тоже, между прочим, грабили, и вдруг, невесть откуда, появился в степи, когда… «когда ты была при смерти, и он спас тебя, как… рыцарь!» – пропела на ухо вернувшаяся авторша. Давно ее не было, публика уже успела заскучать. .
– С парком ладно… – сказал он. – Ты говоришь, что тебя и на Чимбулаке грабили… я не ослышался? .
– А ты об этом не знаешь? – упрямо спросила я, уже не веря самой себе. .
– Нет, не знаю… – он снова взялся за пиалу, двигая ее по столу, словно шахматную фигуру по клеткам доски. – Знал бы — не спрашивал..
. «Какие у него руки, ты только посмотри… настоящие мужские руки, ах, эти тонкие прожилки, ах, у него маленький шрамик на запястье!» – застонала авторша, снова впадая в экстаз. «Послушай, дорогая, а какими у мужчины могут быть руки, если не мужскими?» – прорычала я.
«Ты ничего, ничего не понимаешь! – взвыла она. – У тебя нет элементарной женской интуиции!»
«Вот уж нет, что-что, а интуиция у меня имеется и самая, что ни на есть, женская!» – отрезала я, страшно обидевшись на ее последнюю реплику.
. Авторша попыталась что-то возразить, но, так и не сформулировав мысль, беспомощно махнула рукой. .
. – Не знаю, но хотел бы знать, потому как там в горах меня неплохо вырубили, и я сам не понял почему, – продолжил Данияр, оставив пиалу в покое и взглянув на меня в упор.. – Вы-рубили? – пробормотала я. .
В животе противно и холодно сжался какой-то жизненно важный орган..
– Да… Ты помнишь, я решил подняться немного, поискать, не осталось ли что от старой тропы, по который мы с парнями когда-то ходили. Прошел метров полста, вдруг удар, я – в отключке, пришел в себя от холода, без джемпера. .
Я слушала его рассказ, возможно, открыв рот и округлив глаза. Удар!? Джемпер! Джемпер Данилы на Лже-Даниле! То есть бандит, надевший его джемпер, хотел, чтобы я приняла его за Данияра? .
«Соображаешь… медленно, но верно, – встряла авторша. – Только не делай такое глупое лицо, перед тобой симпатичный мужчина, а не учитель химии».
. – Ты хочешь сказать, что тебя ударили, ты потерял сознание и тебя раздели? .
– Я именно это и сказал, разве нет? . – И… и что было дальше? – я почему-то перешла на шепот. – Тебя ударили по голове….
– Дальше? Пришел в себя, спустился к тому месту, где тебя оставил, и, конечно, не нашел. Пошел на канатку, поехал вниз. Гадал, что случилось с тобой, то ли просто уехала, то ли что-то не так… . – Тебя ударили по голове? – тупо повторила я. – И раздели? «Тебя заело, Лапина? – поинтересовалась авторша. – Он же по-русски объясняет!» . – Ударили и раздели, не совсем, конечно… – он усмехнулся..
Из отсутствующего угла раздалось томное «Ах!» авторши..
«Никогда не думала, что ты такая примитивная пошлячка», – прорычала я в сторону несуществующего угла. .
– Поняла, что не совсем! – отрезала я. – Но если ударили, то… должно… – я не договорила, отчего-то испугавшись. .
– Должен остаться след от удара? – Данила лихо поймал и озвучил мою мысль. – Хочешь проверить? .
– Нет, не хочу! . Или хочу? . – Хотя… . Он поднялся и шагнул ко мне..
– Нет, я не хочу проверять… – пропищала я..
– Поздно, девочка… – произнес он тоном Марлона Брандо из «Крестного отца». «О, да-да, именно так! Отличное сравнение! Но неужели ты смотрела этот фильм? Это мужское действо? В таком случае здесь тебе следует добавить: «Я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться!»– запела авторша.. . Я проигнорировала ее неуместный выпад, но не из гордости, а от растерянности, потому что Данияр находился рядом и был всерьез настроен продемонстрировать свои телесные, то есть головные и, надеюсь, не черепно-мозговые повреждения. Но почему он так хочет, чтобы я проверила? Втирается в доверие? Или говорит правду? В последнее очень хотелось верить. .
Он нагло уселся на пол у моих ног, и я снова старалась не смотреть на него и снова залилась проклятой краской, будто девица на выданье из позапрошлого столетия. .
– Исключительно, чтобы ты поверила моим словам, потому что я намерен узнать о тебе все… – заявил он. .
Я взглянула на Данилу. Лед в его глазах совсем растаял, сменившись лукавым теплом. .
Авторша замерла соляным столпом, прижав ладони к пылающим щекам, тихо постанывая. .
– Ну что, Женя Лапина, страшно? – спросил Данияр..
– Мне нечего бояться! – глупо брякнула я и, протянув руку, коснулась его черных волос – они оказались гладкими и мягкими на ощупь. Он перехватил мою руку за запястье и направил ее – я нащупала хороших размеров шишку и ткань пластыря, которую не было заметно под густыми волосами..
– У тебя кожа рассечена? Кровь текла? – спросила я. – Ты к врачу ходил? А вдруг сотрясение мозга?.
– К врачу не ходил, но рану обработали. Сотрясения, надеюсь, нет, – отрезал он..
Я осторожно попыталась высвободить запястье из его мужской! руки, но он лишь крепче сжал его, что привело мой организм в некое взбудораженное состояние, вызвав весьма острые ощущения..
«Химическая реакция, дорогая!» – хихикнула авторша. «Но ты же сама утверждала, что он совсем не учитель химии!» – возразила я. .
«Не остроумно, но принимается. Если бы он держал меня за руку, я бы и так не смогла ответить!», – расщедрилась авторша и вздохнула, шумно, как влюбленная слониха, нет, лучше, учитывая местный колорит, как верблюдица..
. – Отпусти мою руку… – прошептала я. – Как ты здесь в степи оказался, тебе нужно в постели лежать… .
– В степи тоже есть постель, помнишь, «постелите мне степь…», но я жду твоего рассказа, Женя Лапина..
– Я все расскажу, сейчас… – промямлила я. – Только отпусти мою руку..
– А если я буду ее держать, а ты рассказывать?. – Ты не веришь мне, думаешь, я какая-то… авантюристка и собираюсь врать тебе?
. – Не думаю… – звучал ли его голос уверенно?. – Но ты сам еще не рассказал, что произошло потом. Как ты в степи оказался?
– Я слушаю тебя…. – Сначала ты…. . (Читатель, конечно, в этом месте может просто озвереть и справедливо возмутиться: что за идиотский разговор в столь важный момент, когда следует срочно прояснить ситуацию, но я прошу сделать скидку на постстрессовый (как словечко!) синдром и нечто, витающее в воздухе, в степном азиатском воздухе.) . . Надеюсь, вы поняли, что это была ремарка авторши, и что там витало в воздухе, я понятия не имела, но все-таки высвободив руку – или Данила отпустил ее – начала свой рассказ. Излагала я сбивчиво, иногда излишне эмоционально, за что получала неодобрительные, но не менее эмоциональные реплики авторши, и где-то в середине эпопеи поймала себя на ощущении, что рассказываю не о себе, а о ком-то другом. Или пересказываю содержание плохого триллера. Не могло все это произойти со мной! Не могло! Но произошло, и вокруг толкались подтверждающие факты – Данияр-Данила с шишкой на голове, юрта, степь, обгоревшие плечи, легкий озноб, рюкзак со звездочками и… Жазира, которая впорхнула из-за кошмы со словами:. – Идемте обедать, жогары шыгынысдар[3] .
. Я изложила историю кошмара этих дней достаточно подробно, упустила лишь некоторые детали своих коротких, но ярких отношений с Коляном, обобщив их емким «ночевала в общаге», поскольку они не несли никакой нагрузки в общей картине моих злоключений. Жазира прервала мой рассказ на душещипательном моменте бегства в ночную степь..
Точнее, когда она вошла, Данияр, озадаченно, но, как мне показалось, не без восхищения прокомментировал то, чем я его загрузила:.
– Не скажу, что мало повидал, но такого еще не слышал… – и озабоченно повторил слова Коляна: – Похоже, ты влипла по-крупному. Только во что?
Замолчал, взглянув на вошедшую девушку, и продолжил уже другим тоном:.
– Надо идти, не слишком хорошо заставлять ждать хозяев. Но если ты очень устала и нездорова, то можешь остаться. .
– Я здорова… почти. Только надеть нечего… – брякнула я..
Перспектива оказаться на обеде в качестве почетного гостя в обгоревшем виде и испачканных брюках не слишком грела, но сидеть в одиночестве в юрте, лелеять свои невзгоды, думать о Даниле, о его предстоящей то ли исповеди, то ли выдумке представилось мне худшим вариантом из возможных. .
Жазира, достала из сундука светлую рубашку и протянула мне..
– Вот возьмите, наденьте. Она чистая….
Поблагодарив, я накинула тонкую ткань на плечи, она легла на них приятной прохладой..
. Мы вышли на свет божий, здесь плавилась в жаре степь и кипела жизнь. Откуда-то явились две огромные лохматые собаки, остановились на почтительном расстоянии, осторожно и дружно рыкнули, то ли приветствуя, то ли предупреждая. Двое черноголовых обугленных загаром мальчишек гоняли мяч, вызывая трепет в сдержанных псах. Возле большой белой юрты дымила печь, сложенная из круглых камней. Около нее колдовала казашка средних лет, размешивая что-то в большом казане, откуда поднимался пар и будоражащий аппетит аромат. Казашка улыбнулась и что-то быстро заговорила, обращаясь к нам. Ей ответил Данияр, как-то странно взглянув на меня и покачав головой. . – Как ее зовут? Что она говорит? – шепотом спросила его я. .
– Алия-апай. Сказала, что у меня красивая жена… – усмехнулся Данила. .
– А ты что ответил? – напряглась я, зачем-то опять покраснев. «Прелесть какая, обожаю Алию-апай!» – пропела авторша, заглядывая в казан и вздыхая. Вечно голодная.. – Сказал, что просто подруга….
– Какая я тебе подруга? – возмутилась я..
– Но красивая, – добавил он. «Зачем ты споришь, бездарь? – зашипела мне на ухо авторша. – Ну скажи – да, подруга, хорошая подруга, красивая подруга, любимая подруга, подруга – блондинка в образе шатенки!»
«Заткнись!» – пришлось нагрубить, но это было справедливо..
– Проходите, проходите, – засуетилась казашка и как-то сурово прикрикнула на Жазиру..
Белая юрта, за которой виднелась еще одна, была явно просторней «моей», в нее вели настоящие двухстворчатые двери, а по периметру снаружи тянулась решетка. «Видимо, несущая юртообразующую функцию», – с видом знатока-юртостроителя прокомментировала авторша. .
Внутри было шумно, четверо мужчин поднялись нам навстречу, а пятый, пожилой казах – «по всей видимости аксакал», – подумала я – кивнул с видом глубокого достоинства. Я смутилась, растерялась и раскаялась в том, что потащилась на этот торжественный обед. А ведь вполне могла отказаться. И зачем меня понесло?
. Но отступать было поздно и некуда, и я усиленно раздавала во все стороны «здравствуйте и спасибо», попутно сообщая о том, что чувствую себя прекрасно и ужасно рада, что нахожусь здесь и так далее, и тому подобное. Не успела я толком разобраться, кто есть кто в этой семье, как меня усадили рядом с Данияром за дастархан, стоящий посредине юрты. Справа расположился крепкий широкоплечий казах, кажется, младший брат главы семьи, по имени Меркен. Пока я устраивалась на подушке и отвечала на его вопросы, в юрте появилась Жазира, неся большую миску, кувшин и полотенце. Сидящие за столом принялись мыть руки, то же самое проделала и я.. Следом вплыла сияющая улыбкой Алия с огромным плоским блюдом в руках, оно источало ароматы, которые могли пробудить аппетит и у мертвого. . Явление вызвало одобрительный шум у всей честной компании. Алия водрузила блюдо в центр стола, а Жазира расставила пиалы. .
– Это бешпармак, – шепнул мне Данила. – На казахском означает пять пальцев, то есть едят его руками, пятерней..
– Вот так прямо руками? – переспорила я..
– Если тебя это смущает, подадут тарелку и вилку. .
– Нет, буду руками, – решительно возразила я, решив, что экзотика должна быть полноценной. «Вот что я в тебе ценю, Лапина, так это умение адаптироваться к обстановке и вникать в тонкости бытия», – задумчиво произнесла авторша. Я не нашлась, что ответить на эту глубокую сентенцию, но почувствовала себя польщенной.. – Аллах акбар, – произнес пожилой казах и, подняв руки, провел ими перед лицом, словно протер его. .
– Аллах акбар… – эхом повторили сидящие вокруг стола, а затем, не торопясь, с достоинством, коротко переговариваясь, приступили к еде.
. – Ешьте, не стесняйтесь, вот так, – сказал мне сосед справа, достал с блюда тонко раскатанный сочень из теста, подхватил им кусок мяса и отправил все это в рот.. – Да, спасибо, ловко у вас получается… – пробормотала я и взглянула на Данилу, который столь же успешно расправлялся со своей порцией.
. Я осторожно взяла с блюда треугольник вареного теста и подцепила кусок баранины, сочный, присыпанный какой-то резковато пахнущей травой, похожей на чабрец. Мясо растаяло во рту, а сочень пошел на ура. Процесс пришлось повторить и не раз. .
Сказать, что я объелась, значило бы ничего не сказать. При моральной поддержке слева от Данилы и справа от Меркена я умяла столько мяса, сколько, кажется, не съела за всю свою жизнь. В этом месте прошу отнестись ко мне со снисхождением и сделать скидку на то, что я не ела почти сутки, не считая кумыса с баурсаками, а главное, что бешпармак был настолько вкусен, что оторваться от процесса гнусного чревоугодия было просто невозможно. .
«Теперь читатели будут считать тебя не только бестолковой в общении с мужчинами, но еще и примитивной обжорой», – заявила авторша, отправляя в рот очередной сочень с мясом и уже, видимо, забыв о том, что я – тонко чувствующая особа с талантом адаптации..
. Жазира вновь обнесла стол кувшином с водой, Алия убрала опустошенное блюдо, принесла огромный пузатый начищенный до блеска самовар, пиалы и сладости, уселась рядом с самоваром, и началось чаепитие. .
Если поедание бешбармака проходило почти в почтенной тишине, то чаепитие с пиалами, кусками колотого сахара, баурсаками, лепешками и конфетами алматинской кондитерской фабрики превратилось в беседу, центром которой оказалась я. Пришлось рассказать, что приехала в Казахстан повидать своих родственников, но случайно, по причине топографического кретинизма, заблудилась в степи и столь же случайно встретилась на ее просторах с Данияром. Правда, к середине рассказа я начала сомневаться, туда ли меня несет, поскольку не знала, как описал Данила причины нашей неординарной встречи. Хотя, судя по одобрительным и сочувственным репликам, кажется, не очень наплела. .
– А как в России относятся к нам, к Казахстану? – поинтересовался один из собеседников. .
Я растерялась, не зная, что ответить, потому что понятия не имела, как в России относятся к казахам и никогда об этом, признаться, не задумывалась.
. – Хорошо относятся, очень хорошо, – сказала я, почувствовав себя чуть ли не полномочным послом-представителем родимой державы. Но это был не дипломатический ход, а искренний ответ, потому что лично я, без учета державы, полюбила казахов. Девушка из книжного магазина, Акмарал, Жазира, Алия, Меркен, мужчины, что сидели за дастарханом, слушая меня, и, в конце концов, Данила-Данияр, все они помогли мне и вызывали только теплые чувства.
«И Данила?» – встрепенулась авторша. «И Данила!» – отрезала я..
Беседа потекла в сторону политики, свернула на местные дела, затем в руках у пожилого казаха оказался струнный инструмент, похожий на огромную ложку — домбра. И они запели. О чем они пели, я, разумеется, не понимала, но песни, следующие одна за другой, звучали пьяняще- неспешно, словно пела сама степь.
«Он пел потому, что путь был долог и труден, пел потому, что хотелось петь и потому, что сердце сжималось от тоски и простора, и степь была огромна и прекрасна, потому, что беркут плыл высоко над ним, зависнув в звенящей синеве, а там, впереди, ждала его любимая и… бешпармак, приготовленный ею», – с надрывом прошептала авторша, вытирая слезы и шумно сморкаясь..
. Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончилось и пение. Придя в себя и допив не помню какую по счету пиалу чаю, я шепотом напомнила Даниле о проблеме, которая, несмотря на огромное количество съеденного и выпитого, не переставала волновать меня:.
– Ты еще не рассказал, как здесь очутился… Я лопну не только от еды, но и от неизвестности..
– Согласен… нам стоит это обсудить и не откладывая… – коротко бросил он в ответ..
Когда мы, осуществив все положенные ритуалы торжественного выхода из-за дастархана, – точнее, ритуалы осуществлял Данияр, а я тупо поддакивала, с искренним пылом расхваливая бешпармак и все, что ему сопутствовало – выбрались на свет божий, солнце уже сползало к западу, слегка размазав по синеве неба розовую акварель. Внутри меня все еще звучала неспешная мелодия домбры.. – Пройдемся до озера? – спросил Данила. – Или устала? .
– Здесь есть озеро? – удивилась я.. – Да, в двух шагах. На жайлау всегда рядом вода, а как иначе?.
Конечно, мне хотелось сходить на озеро. Я была сытая, чуть пьяная от еды и музыки и совсем добрая. Мир был почти прекрасен, невзгоды чуть отошли в сторону, а навстречу нам двигалась живая серо-белая блеющая, дышащая и остро пахнущая масса, в сопровождении звонко лающих лохматых собак. Отара овец возвращалась из степи. . . Отступать было некуда, и через пару минут нас со всех сторон окружили лохмато-кудрявые грязновато-серые овцы, чуть ли не наступая нам на ноги и толкаясь толстыми округлыми боками. «Этнографический фактор занял все окружающее пространство, и сопротивляться этому не имеет смысла», – поморщившись, констатировала авторша. .
Было еще совсем светло, и степь, вчера опасная и враждебная, сейчас дружелюбно раскинула свое бескрайнее разноцветное одеяло, окаймленное плывущим в дали горизонта горным орнаментом. Впереди, в паре десятков шагов, гармония плоского простора была нарушена густым кустарником и блеснувшей меж ветвей полоской воды. Озеро. Мы зашагали туда, взяв старт по молчаливому согласию. Я ждала, когда он заговорит, боялась вспугнуть или услышать что-то нелицеприятное, а он… Он молчал, кажется, что-то обдумывая. Что? Может, спросить у вездесущей авторши? .
– Вот и озеро, – Данияр все-таки нарушил поющую тишину, когда мы остановились у полоски прибоя, среди кустов, напоминающих тую. Кусты цвели фиолетовыми метелками – ими были усыпаны все ветви – и словно парили в сиреневой дымке. .
Озеро оказалось небольшим, с чистой прозрачной водой, в ней плыли облака и зелень прибрежной травы. Я скинула изрядно потрепанные за день путешествия по степи туфли и зашла в теплую, как парное молоко, воду – песчаное дно мягко поддалось ступням. Стайка мальков шарахнулась было прочь от нового объекта, взбаламутившего их жизненное пространство, но вернулась, и, пока я стояла в воде, мелкие рыбки начали покусывать ноги, щекотно и настырно. «Это полезная процедура. Своего рода массаж», – сказала авторша с умным видом врача-гомеопата, точнее, ихтиолога-доктора..
– Какая теплая вода, искупаться бы, – озвучила я ставшее жгучим желание.. Искупаться, помыться, смыть с себя пот и жар, и вчерашнее приключение, едва не стоившее мне жизни… «В последние дни жизнь твоя постоянно висит на волоске…» – заметила жестокая язва-авторша. «Спасибо тебе, дорогая», – процедила я сквозь зубы..
– Поплаваем, – кивнул Данила и тут же начал расстегивать рубашку. «Хорошо мужикам, никаких проблем, разделся и в воду», – с завистью подумала я, наблюдая за ним. .
– Будешь купаться? – спросил он..
Отлично, нормально, мужская логика, никаких проблем…
«Лапина, отбрось ненужный стыд и комплексы, раздевайся и в воду…», –мимо, брызгаясь, прошлепала авторша, бесстыже демонстрируя кружевное белье, едва прикрывающее ее пышные прелести. .
– Отойду туда… – Данила махнул рукой куда-то влево. – А ты купайся здесь, не волнуйся, никто не придет, а я за тобой подглядывать не собираюсь.
«А почему бы и не подглядеть?» – вынырнула из воды вуайеристка- авторша. «Утоплю…», – простонала я..
Данила удалился в сиреневые кусты, а я, на всякий случай еще раз обозрев окрестности и не усмотрев ничего и никого подозрительного, скинула Жазирину рубашку, сняла брюки и зашла в воду, вновь распугав суетливых мальков. Дно уходило в глубину медленно и полого, пришлось отойти довольно далеко от берега, пока вода достигла груди. Я с наслаждением окунулась и поплыла любимым лягушачьим стилем… «брассом», – хихикнула мокрая авторша. .
Боже, как прекрасен мир, в котором есть солнце, небо и много-много теплой чистой воды! .
Накупавшись от души, я выбралась на берег, мечтая о полотенце, даже о Коляновом, но, так как ничего подобного поблизости не намечалось –имею в виду полотенце – забралась в кусты, с которых тут же посыпался фиолетовый дождь, отжала белье, не менее кружевное, между прочим, чем у авторши, оделась и приготовилась ждать Данилу. Ожидание не затянулось, он вскоре появился… «прядки мокрых волос падали на лоб, и капли воды влажно поблескивали на загорелом теле», – плотоядно запела маньячка авторша.. Данила расстелил на жестковатой траве свою рубашку и предложил мне сесть, что я и сделала, чуть посомневавшись и показав язык авторше, та безнадежно пыталась привести в порядок спутавшиеся мокрые волосы. Одним словом, блондинка….
. – Значит, ты рванула в степь от тех типов из машины? – спросил Данияр, когда я устроилась рядом на его рубашке..
– А что было делать? Ведь они преследуют меня. Или ты считаешь, что у меня мания преследования? «Или ты тоже преследователь?».
– Судя по твоему рассказу, не мания. Так вот, продолжаю… я спустился вниз, на Медео, тебя не нашел, сел в автобус, вернулся в город. Заехал к другу, у которого остановился, и вырубился....
– Ой! – разволновалась я. – Сознание потерял?.
– Ну не то чтобы, но поплохело не по-детски. Утром поехал в гостиницу, там, само собой, ты не появлялась. .
– Почему ты решил искать меня? .
– Да потому что не понравилось мне все это. Откуда знать, может, меня по голове, тебя – в пропасть… .
– А что ж ты не стал искать меня в горах? – спросила я и осеклась, понимая, что брякнула глупость. – Ох, ты же раненый был….
– Ты сама справилась… – усмехнулся он. – А если серьезно, где я мог тебя искать, не представляя, что случилось? После гостиницы зашел к старому приятелю, он частным сыском занимается.. – У тебя есть приятель-сыщик? – изумилась я. – Круто! Он может мне помочь? И что дальше?.
– Возможно, чем-то может. А я снова посетил твой отель. Твоих приятелей видел – дошло после твоего рассказа. .
– Прия-ятелей… – протянула я. – Так это ты спрашивал обо мне у горничной? Или они?.
– Спрашивал. Может, она меня имела в виду. Но они тоже там были, ты же говоришь, что рылись в чемодане. Потом пришел еще раз, но мы с тобой разминулись. Узнал, что приходила ты или не ты, но не блондинка, – он снова усмехнулся, взглянув на мои волосы, –спрашивала, как добраться до Балхаша и ушла, сказав, что вернется. Это был полный облом… Хотел плюнуть и бросить всю эту историю, но не смог….
– Почему не смог?. – Почему? – он помолчал, потом ответил: – Потому что раз влип, нужно разбираться во что. Иначе она тебя нагонит рано или поздно.. – Кто нагонит?. – История, в которую влип..
– А, понятно… – я почему-то почувствовала легкое разочарование. – И что ты сделал потом? Поехал на Сайран?.
– Догадливая девочка. Рванул туда, выяснил, что автобус отходит вечером. Узнал тебя только по чемодану и то в последний момент. Поехал следом, черт, не рассчитал с бензином, застрял на заправке, да еще полицай тормознул. Догнал автобус, держался на хвосте, пока тот не припарковался, километрах в сотне от того места, где ты сбежала. Мерседес твоих приятелей тоже шел следом. На стоянке, тормознув рядом с ним, услышал их разборки: «девка рванула в степь, там ей хана, а нам тоже, если не найдем». Ну, а остальное ты примерно знаешь.. . Я молчала, меня начало знобить, и сердце вновь запрыгало, как лягушка в банке. . – Ты не врешь, они так и сказали? – у меня сел голос..
– Так и сказали, зачем мне тебя зря пугать? – эхом ответил он, задумчиво покусывая травинку. – Они гоняют тебя, это факт, и им нужна какая-то вещь, что лежит в твоей сумке… Пустой телефон? Тебе кто-то подкинул его, ты уверена? Или ты подобрала его в парке, когда собирала вещи? И послушай, Женя, – он повернулся ко мне и глянул в упор своими черными глазами. – Не нужно скрывать, если ты как-то в этом замешана, я постараюсь помочь….
– Не знаю, ничего не знаю! Я ничего не скрываю, я все тебе рассказала! – взвыла я. – Как ты можешь думать, что я замешана?! «Держи себя в руках и будь нежнее, нежнее, пусть он почувствует себя покровителем, сильным и отважным», – пропела на ухо авторша..
Данила ел меня глазами, потом откинул в сторону травину, которую жевал..
– Окей, принимается…. – И чемодан у меня пропал, уехал в Балхаш, или его эти гады стащили… – добавила я, совсем смутившись под его взглядом.. – Они его уже проверили и, судя по всему, то, что им нужно, не нашли. Значит, оно у тебя, в сумке… стоило бы посмотреть. Мы уехали далеко в сторону, но они, вероятно, ищут тебя. . – Ищут… – беспомощно всхлипнула я, порадовав авторшу верно найденным звуком. – А где ты достал мотоцикл? . – Взял взаймы, – коротко бросил он, улыбнувшись. – Сегодня переночуем на жайлау, сюда они не сунутся, даже если доберутся, а завтра подумаем, что делать. . Он вскочил на ноги и протянул мне руку. Мы двинулись в обратный путь. Впереди забелели купола юрт, слева, в огромном загоне, огороженном длинными жердями, шевелилось шумное овечье сообщество, лохматый пес выбежал нам навстречу и предупреждающе тявкнул, но тотчас же развернулся и кинулся прочь с гулким лаем, к нему присоединился его коллега… собаки встречали темно-синий мерседес, вынырнувший откуда-то из чуть сумеречного степного простора. . – Я их недооценил… – процедил Данияр сквозь зубы и, схватив меня за руку, потащил прочь. Впрочем, меня не надо было тащить, я рванула быстрее ветра. . Ужас и ноги понесли обратно к озеру, но Данила перехватил меня на лету, и потащил в другую сторону. Я, пискнув, подчинилась – неплохо, когда решение принимают за тебя. . Данияр лихо перескочил через изгородь, за которой отара устраивалась на покой, что только нам снился, я пролезла под жердью, поскольку прыжки в высоту никогда не были моей сильной стороной. Данияр, лавируя среди сонных производителей шерсти, затащил меня в самую их гущу. «Думаю, это очень верное решение, Данила на высоте», – заценила авторша, поглаживая маленькую симпатичную овечку, что тыкалась носом ей в колени. И мои колени оказались объектом изучения для пары-тройки курчавых подружек. Впрочем, это – лирика, которой не было и нет места в жизни, его плотно заняла реальность – суровая дама с извращенной фантазией, ловко извлекающая из толпы тех, кто успокоился и расслабился, встряхивающая этих наивных глупцов различными способами, коих в ее арсенале имелось бесчисленное множество. .
– Сиди здесь и не высовывайся! – сказал Данила.. – А ты куда? – испуганно выдохнула я..
– Посмотрю…. – Данила… – пискнула я.. – Что? – он обернулся..
– Осторожней…. – Постараюсь, – ухмыльнулся он. – Знаешь, не хочется еще раз получить по затылку, он и так гудит. .
Он исчез в овечьей гуще, а я осталась в одиночестве, точнее, одна среди овец, насмерть перепуганная, совсем несчастная и в мокром белье.
«Какой мужчина!» – нелепо и не к месту подала голос авторша. «Послушай, ты становишься невыносимо однообразной, словно… словно степь!» – разозлилась я. «Разве степь однообразна? Неужели ты не видишь, как она меняет краски, следуя за дневным путем солнца? Как колышутся, словно бархатный ворс, ее травы, как отражается небо в зеркалах озер, как разгорается пламень заката на западе?» – запела она под аккомпанемент блеяния парнокопытных. «Сейчас вижу лишь то, что попала в ловушку, и степь станет для меня местом вечного покоя», – простонала я.
«Тоже красиво, – оценила авторша. – Видишь, как важна постоянная практика: даже в безнадежной и опасной ситуации ты не забываешь использовать эпитеты и образные выражения!» «А ты смерти моей хочешь!» – взвыла я, отпихивая особо настырную овцу, она попыталась зажевать рукав моей, то есть Жазириной рубашки. «Ничего подобного, – как ни в чем не бывало, отреагировала авторша. – Прикинь, какая ты везучая!».
Лучше не скажешь… Везучая, как овца, я сидела в загоне, в компании себе подобных, в неизвестности, а солнце сползало за горизонт, и начинало темнеть. А что если Данила все-таки из той теплой компании, и сейчас они все явятся сюда, и везучей больше некуда будет бежать? Или вдруг он погиб на поле боя? Что делать?
. Когда я, измученная неизвестностью, страхами, запахами и овцами, приняла решение выйти на простор, Данила явился, как черт из табакерки, точнее, как джин из сосуда. . – Что? Что там? – прохрипела я, потеряв голос..
– Хорошего мало. Твоих приятелей трое. Это они. Так или иначе, но мне почему-то не хочется с ними встречаться….
– Думаешь, мне хочется? – простонала я.. Авторша шумно вздохнула, имитируя овечий вздох..
– Значит, будем подрываться… – задумчиво произнес Данила. . – Куда и как? – выдохнула я..
– Черт… Ямаха стоит за большой юртой, надо пробираться туда… – пробормотал он. – Но они рванут следом, и не факт, что нам удастся уйти. Уж очень они настырные… . Он казался растерянным, и это не придавало мне уверенности, но почему-то располагало к нему..
– А казахи? Ну, хозяева всей этой отары? Они не помогут? – спросила я..
– Помогут… – задумчиво сказал он, словно не очень вникая в смысл моих слов. Затем встряхнув головой, отпихнул особо активную овцу и продолжил уже вразумительно:. – Если хочешь, мы можем выйти к твоим приятелям и спросить, что им нужно. Хотя, учитывая их… упорство, я бы не стал этого делать…. – Они не мои приятели! Ни за что не пойду ни на какие переговоры! .
– Ты уверена? – Данила уставился на меня, но в сумерках я не могла уловить выражение его глаз..
– Уверена, – упрямо повторила я..
«Лучше славная смерть, чем позорная капитуляция!» – авторша в гордом порыве чуть не оседлала овцу. .
– Тогда… вперед, Женя Лапина! – Данила прошептал эти слова, наклонившись ко мне, словно хотел….
Я так и не успела узнать, что же он хотел, потому что где-то совсем рядом в шум отары вклинились человеческие голоса, и Данила, нажав на плечо, пригнул меня к земле. Я уткнулась носом в овечий бок и, задохнувшись, сжалась в комок. Впрочем, организм отреагировал очень быстро: невыносимо засвербело в носу, и я чихнула, от всей души, перекрыв своим художественным чихом всю песнь отары. Следующий чих пыталась задержать, лопаясь, задыхаясь, получая болезненные толчки в бок от авторши и чувствуя, как пальцы Данияра сжимают мою руку. .
– Тихо, тихо, – прошептал он. .
Я зажала нос пальцами, из глаз потекли слезы..
– Кажется, ушли к озеру, идем, – сказал Данияр..
– Кто это бы… а-апч… ох… был? – простонала я..
– Твои при… короче, они, – ответил он. – Пошли. Лишь бы собаки не залаяли….
Мы выбрались из загона и обогнули жайлау перебежками, словно лазутчики. Сумерки были нам на руку, собак – не видно и не слышно. «Везунчики!» – напевала под нос авторша, прячась за очередной кочкой. Зажглись подвесные фонарики – где-то гудел движок переносной электростанции. Мерседес одиноко стоял в стороне..
– Вон Ямаха, в двух шагах, иди, я тебя догоню, – прошептал Данила..
– Что? Почему? Ты куда? – испуганно застонала я. .
– Вон там, за крайней юртой стоит мотоцикл… затихарись и жди меня… – повторил он и двинулся к мерседесу. .
Чувствуя, как сердце бьется в горле, стремясь выскочить наружу через рот, я сжала зубы, чтобы не дать своему жизненному мотору свершить сей неразумный поступок, и двинулась в указанную сторону. Добраться до знакомого мотоцикла оказалось нетрудно. Я привалилась к колесу и стала ждать, прислушиваясь к голосам, раздающимся откуда-то из юрт. О чем-то болтали мальчишки, в их диалог нравоучительно вклинивался высокий женский голос. Затем разговор затих, зазвучала мелодичная песня на казахском языке, кажется, включили телевизор. .
«Сумка! Господи, мамочки, моя сумка, мой рюкзак, он же остался в юрте!» – я чуть ли не подскочила. – Надо забрать его, там же мое всё! И что-то не моё, но это неважно…».
Оглядевшись и не обнаружив вокруг никого, я двинулась к юртам. Но в которой из них я ночевала? Осторожно приблизилась к той, откуда слышалась музыка. «Ищи самую большую, белую, идиотка! – прошипела авторша. – Возле нее печка, а напротив – твоя!».
Легко сказать, но трудно сделать, когда мозги заклинивает от страха, коленки дрожат, и все вокруг пахнет овцами. Или это я пахну овцами? Меня вычислят по запаху. После нескольких перебежек, я все-таки определилась с юртой, обошла ее вокруг, прислушалась и вошла. Внутри было темно и тихо.
. – Здесь есть кто-нибудь? – шепотом спросила я. – Жазира, ты здесь? .
В ответ раздалось лишь мерное тиканье часов, что стояли на сундуке. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я двинулась туда, где, по моему мнению, должна была находиться кровать, на которой я спала. Врезавшись в дастархан, я все-таки добралась до неё и начала поиски, ощупывая все вокруг. Рюкзачок нашелся быстро. Я просунула руки в лямки, приладила его за спину и двинулась к выходу. Отодвинув кошму, осторожно пробралась в образовавшийся просвет, и в этот момент кто-то схватил меня… вопль ужаса, который я попыталась изобразить, был жестоко прерван – чья-то рука зажала мне рот..
Что происходит с живым организмом, который насильственно лишают свободы передвижения в пространстве и возможности звукового выражения охвативших его эмоций? Конечно, я могла бы ограничиться коротким и банальным «ужас сковал все ее члены», но, по настоянию педантичной маньячки-авторши, вынуждена несколько расширить это клише. .
Я отчаянно дернулась, – вероятно, именно так дергается рыба, попавшая на крючок – горячей или холодной, короче, контрастной волной нахлынуло осознание безнадежности, беспомощности, безумия и бесперспективности моего положения. В голове застучал молоток, точнее, загрохотал молот, в животе забулькал животный, само собой, страх. Закружилась голова, и мне показалось, что я падаю, несмотря на то что у захватчика была мертвая хватка.
«Н-да… – скептически пропела авторша, паря над моей кружащейся головой, словно сокол-сапсан, – что-то у тебя не в порядке с эпитетами и однокоренными словами…» «Аллитерация, между прочим… – отправила я мысленное послание, послав авторшу в не очень хорошее место, но ее склочность и моя злость вернули желание побороться за жизнь и свободу, и я задергалась, пытаясь пихнуть бандита ногой. .
– Да не пинайся ты… – вдруг услышала я знакомый голос. – И не ори… .
Рука, сжимающая мне рот, ослабла, меня развернули на сто восемьдесят градусов, и я уперлась носом в грудь… Данилы, это был он. «Он!» – завопила авторша..
Я открыла было рот, чтобы возмутиться, высказать все, что думаю о нем и его неадекватных действиях, но успела только пискнуть, потому что он обнял меня так, словно хотел выдавить все мои оставшиеся соки, и мои, готовые вылететь на свободу слова попали на его губы, что прижались к моим. «Э-э-э… о-о-о… – простонала мне на ухо авторша. – Ты сама-то поняла, что сказала?» «Отстань, отвали, отвянь, отчаль! – ответила я, если стон можно считать ответом. «Ладно, отплываю, в голове – туман, в теле – пожар… не забудь подробно рассказать, как он целуется… Хотя и так вижу, что отпадно», – пропела она и полетела над юртой, размахивая руками, словно крыльями. И как только ее воздух носит? .
– Что, что ты делаешь? – удалось спросить мне, когда Данияр вернул возможность вдохнуть теплый вечерний воздух, пахнущий травой, юртой и овчиной.
. – Я бы повторил, но некогда, – коротко бросил он и, схватив меня за руку, потащил туда, где стоял его мотоцикл. .
«Вон они! Это они!» – загремело за спиной. Затейливый мат, топот ног, девичий визг, что-то по-казахски, рев мотора… прыгаю на сиденье дрожащего в стартовой горячке мотоцикла, падаю на спину Данилы, визг колеса, мелькнувшая фигура бегущего человека, и степь, ударившая ветром и чернеющим простором. .
– Куда мы едем? Куда мы едем? – шептала я в горячую Данилину спину, уткнувшись в его влажную рубашку, а он гнал вперед и вперед, в темную, безграничную неизвестность. Я же превратилась в придаток Ямахи и Данилы, в третью часть триптиха, в шарикоподшипник, что вращался в лад с рычащим механизмом, в крыло летящей в пространстве птицы, в украденную невесту, перекинутую через седло бешено галопирующего коня… «Вот что значит первый, такой экстремальный, такой великолепный, умопомрачительный и крышесносный поцелуй! – кричала авторша, захлебываясь воздухом. – Он вдохновляет на эпитеты, он – уголь в топке паровоза, бензин АИ-98 в баке Ямахи, ядерное топливо… «… керосин в примусе!» – заорала я, вжимаясь в спину Данилы. Кажется, мы парили над землей..
Время и пространство потеряли счет, совсем стемнело, и трудно было понять, как Данила находит путь в этой черной безбрежности. «Хотя, возможно, он и сам не знает, куда едет», — подумала я. .
Он включил фары, и теперь мы мчались вслед за полосой света, что скользила по земле, вырывая из темноты то груду камней, то клочки растительности. Я перестала спрашивать, думать и бояться, отдавшись этому сумасшедшему движению в никуда. Наверное, вот так идут на плаху, отдаваясь неизбежности, как страсти. Хотя я все же лукавила, утверждая, что перестала думать – я думала… о том, как он поцеловал меня там, схватив возле юрты. Поцеловал, теряя драгоценные мгновения, когда преследователи наступали нам на пятки, почти также, как Питер О’Тул целовал Одри в дежурке музея Клебер-Лафайет, «… и я чувствовала вкус его поцелуя на губах…», – пропела авторша из темноты. «И убила этот вкус вызывающим оскомину штампом…», – прорычала я в ответ.
«Если это и штамп, то очень красивый, и я никогда не откажусь от подобного штампа!» – завопила авторша.
«Фиг с тобой, пусть будет вкус поцелуя», – согласилась я. Согласилась потому, что на самом деле его чувствовала, этот вкус, и он и горячая спина Данилы вызывали во мне отнюдь не детские желания. «Тебя забрало не по-детски! – продолжила, захлебываясь ветром, авторша. – Ты влюбилась, и это правильно и закономерно! Ну как можно остаться равнодушной к такому мужику! Брюнету с такими глазами, с такой харизмой, удалью, Ямахой и небрежностью в одежде!» «Ты хочешь сказать, что я, словно недотепа-спящая красавица, запала на черноглазого неряху-похитителя мотоциклов с сомнительным прошлым и подозрительным настоящим, потому что он насильно поцеловал меня, воспользовавшись экстремальной ситуацией?» — спросила я.
«Да, где-то так», – подтвердила нахалка и, засунув четыре пальца в рот залихватски свистнула на всю степь – подозреваю, что где-то вдали Соловей-разбойник, нервно икнув, свалился с дерева и побрел прочь, признав свою профнепригодность. .
Грохот мотора и скорость внезапно сошли на нет, я еще по инерции летела вперед, а Данила уже сбросил газ и, резко затормозив, заглушил мотор..
Я сползла с сиденья, и чуть не упала – ослабшие ноги не держали. Данила подхватил меня и, обняв, начал целовать так, словно затягивал в себя опасным водоворотом, и не было сил сопротивляться, и я падала в жерло воронки, из которой не было выхода. .
«It’s so exciting![4] Das ist phantasticsh![5] Б?л жой?ын шабыс болды!» [6] – от избытка чувств авторша впала в состояние полиглотического шока..
Короче говоря, я отдалась поцелую на все сто. Да и зачем мне было сопротивляться, ведь, во-первых, это было хорошо, даже очень хорошо, во-вторых, возможно, я целовалась с мужчиной в последний раз в жизни, в-третьих, я целовалась с мужчиной в центре мироздания под бездонным шатром черного неба, усыпанного серебром звезд, и не было больше никого не только на земле, но и во вселенной, потому что вокруг никого и ничего на самом деле не было – сплошная черная степь.
«Mamma Mia, if you go again, my, my, how can I resist you!» – бездарно фальшивя, заорала авторша первую строку хита семидесятых. .
То ли вокальные упражнения авторши, то ли вопль какой-то птицы вдали помешали остаткам разума покинуть мою бедную голову, и я пришла в себя, обнаружив, что вцепилась в Данилу, как сирена, обняв его за шею, а ладони наглеца уже странствуют по моей спине, забравшись под Жазирину рубашку. Хорошо хоть не ниже спины. Я расцепила руки и, изгибаясь, как горная лань, выбралась из объятий. .
– Что? Что не так? – спросил он, глядя на меня совершенно пьяными глазами. . – А ты сам как думаешь? – поинтересовалась я, глядя на него глазами, думаю, не менее пьяными. «Я пьян от любви!» – запела авторша.. – Да, на самом деле, что это мы… – пробормотал он, снова пытаясь обнять меня..
– Данила, Данила, но где мы? И за нами гонятся! – пробормотала я, вспомнив с ужасом о преследователях, о Мерседесе, который, возможно, сейчас вынырнет из темноты, а мы тут стоим и целуемся, словно влюбленные..
– Не догонят, – самоуверенно заявил Данияр, обнимая меня за талию. . Я попыталась оторвать его пальцы от указанного места, но попытки оказались тщетными. «Или ты не очень старалась?» – весело спросила авторша, оседлав Ямаху. .
– Почему ты так уверен? Что там произошло? .
– Я вывел из строя их мерс, и, думаю, они нас потеряли. .
– Ты вывел из строя? Проколол колесо?.
– Да и еще кое-что, тебе неинтересно знать детали….
Мне было интересно знать детали, и в его словах прозвучало превосходство мужчины, не желающего объяснять женщине вещи, которые она все равно не поймет своим ограниченным умом, но я не стала настаивать, в конце концов, так или иначе, но я доверила ему свою жизнь и… кажется, судя по последним минутам, немножко больше. .
Я простила ему, потому что он мне очень нравился… давно, с той минуты, когда появился в парке в самый нужный момент. Или еще раньше, с той минуты… впрочем, об этом можно будет подумать позже. .
На этой оптимистической ноте я обняла его за шею и спросила, глядя в совсем черные в темноте глаза: – Что мы будем делать дальше?.
– Выберемся на трассу и рванем, куда захочешь! – сказал он..
– Хороший план! Но я не знаю, куда хочу, знаю только, что хочу избавиться от этих проклятых уродов….
– Понятно… – ответил он..
– И ты так спокойно говоришь об этом?.
– Не спокойно… .
Мне казалось, что он говорил одно, а думал о другом..
– Ладно, – продолжил он вдруг своим обычным, чуть небрежным, тоном, словно сбросив оцепенение. – Сейчас чуть отдохнем и поедем…
. – В Балхаш… – вдруг решившись, сказала я. – В конце концов, там у меня родственники, к которым я еду. И мой чемодан… Не могу же я… мы, без конца бегать по всему Казахстану! И самолет у меня только через десять дней….
– Ты улетаешь через десять дней?. – Если доживу….
– Не позволю не дожить…. – Я тебе… нравлюсь?.
– Нравишься? Не то слово…. Наступила пауза, во время которой авторша нервно бегала вокруг нас и вздыхала. .
– Светлые волосы тебе лучше… – говорил он, лохматя мою стрижку.. – Но мне пришлось, ты же знаешь...
– Ты отожгла по-полной…. – Если бы ты знал, как мне было страшно….
– Не бойся, я с тобой…. Наступила следующая пауза, авторша рулила неподвижно стоящей Ямахой, имитируя звук мотоциклетного мотора. . После третьей паузы Данияр решительно двинулся к мотоциклу. .
– Отсюда ходу часа три, если в степи не застрянем, но скоро должно быть озеро. Садись..
Уже привычным движением я вскарабкалась на заднее сиденье и уже совсем уверенно прилипла к Даниловой спине. Взревел мотор, мелкие камушки, веером вылетевшие из-под колеса, царапнули по ноге. .
*********************.
1 – я помогу вам, курбым — обращение к девушке, женщине (каз).
2 – извините (каз).
3 – вставайте-пойдемте (каз).
4 – это так восхитительно! (англ).
5 – это невероятно! (нем).
6 – это была бешеная скачка! (каз)
Июль 2010 – апрель 2011
Copyright © 2010-2011 Ольга Болгова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
