По-восточному
Часть I Глава 13
Милый лжец
Вот так все и разрешилось, не знаю, к удовольствию ли всех сторон, но к моему точно – я осталась жива и почти здорова, если не считать сердечных и стрессовых ран, да безвозвратно утраченного чемодана, а с ним и летнего гардероба. Тучи развеялись, и мы прожили у Фишеров всю неделю, оторвавшись от души. Тетя Мила кормила нас на убой, и я стала опасаться, что к концу недели мне придется закупать одежду другого размера. Саша Пак возил нас на рыбалку в Акжайдак, где озеро разбивает свои теплые волны о прибрежные скалы и где, стоя на камнях, можно таскать на удочку воблу. Мы купались, жарили рыбу на костре, спали в палатке, бродили, разговаривали, спали на полу на веранде, гоняли на мотоцикле по степи – в общем, предавались греховному безделью. Это была самая счастливая неделя в моей жизни, во всяком случае, в сознательной. Данила рассказывал о себе, о своих бесконечных скитаниях, многочисленных профессиях и неумении жить на одном месте. Я – о своем, о девичьем, стараясь не вдаваться в подробности, которые, впрочем, его, кажется, не очень интересовали. Я загорела, обуглилась, стала брюнеткой не только поверхностно, но и по сути. Авторша сначала бродила за нами бледной тенью, а потом махнула рукой и заявила, что тоже имеет право на личную жизнь, хотя Данилу в ее сердце никто затмить не сможет, и ушла со случайно встретившимся автором, публикующим в местной газете "Балхашский рассвет" совершенно женофобские одностишия под Вишневского: Хотела гибкой стать и стройной,
Но муж пельмени отварил...
Открыла утром шкаф спросонья,
А там уж нечего надеть...
О восточное мое счастье! Оно не могло длиться долго, короткий авантюрный роман неуклонно приближался к своему логическому завершению. Билет на самолет лежал в рюкзаке, отпуск подходил к концу, авторша, разочаровавшись в Лже-Вишневском, вернулась и села писать первый из задуманного цикла рассказов о дяде Эмиле. Настал вечер отъезда, мы распрощались с Фишерами, взяв у них клятвенное обещание приехать навестить нас и так же клятвенно пообещав вернуться на следующее лето. Тетя Мила вытирала слезы, я тоже не осталась в стороне от этого мокрого дела, громко сморкалась и всхлипывала авторша, мужчины хранили скептическое спокойствие. Ночная поездка по степи, тряский сон, Данила на Ямахе, горечь от предстоящей разлуки, чернота ночи и пробуждение утра, солнце вырывающееся из-за горизонта слепящим огненным шаром, предгорья, горы и улицы Алматы, автовокзал Сайран, Ямаха до аэропорта – все как во сне. И вот мы уже на площади у аэровокзала, под бетонным козырьком, в жаркой тени алматинского полдня.
– Куда ты поедешь? – спросила я, отчаянно надеясь, что он скажет что-то обнадеживающее, связанное со мной. – В Энск пока, там есть работа, а потом не знаю… – Понятно… – Женя, мы же все обсудили, я не смогу жить на одном месте, у меня и дома-то нет… «Когда-нибудь тебе придется его завести!» – А я разве что-то говорю? Все было здорово! Будет, что вспомнить. Неужели ты думал, что я строю какие-то планы? У меня есть своя жизнь… – Вот видишь… – он взял меня за плечи, утопил в своих черных глазах, негодяй, бродяга, человек без чести и без совести. Впрочем, о чем это я? «О мужчине…» – подсказала авторша.
– Номер мобилы у тебя есть, позвони… – Ты тоже… – ответила я. – Там, кажется, объявляют регистрацию…
– Да, уже? – Поцелуй меня здесь, и уходи… – сказала я.
– Ты сердишься? – Нет, я совсем не сержусь…
Мы поцеловались, на виду у всех. Конечно, не так как хотелось бы, но все-таки неплохо.
Прощай мое восточное приключение, прощай навсегда! Такое бывает не часто, а чаще всего такого вообще не бывает! Когда самолет, промчавшись по взлетной полосе, оторвался от казахстанской земли, а затем, набрав высоту, ровно загудел моторами, и бортпроводница на английском языке поприветствовала пассажиров, все, что произошло со мной, стало казаться страшным, странным и счастливым сном, от которого я наконец-то пробудилась. А может быть, это и на самом деле был сон? Сон по-восточному… В Киевском аэропорту при прохождении досмотра у меня конфисковали маникюрные ножницы золинген. «Не удивительно, – сказала авторша, пронося через контроль виртуальный кинжал, – видела бы ты себя со стороны, «Ich bin ein Wanderer in dieser Welt»…
Да, в дорогу я надела джинсы и майку кузины. Не из соображений экономии, а по какому-то иному побуждению. Тетя Мила уговорила меня забрать эти вещи в знак своего расположения. «Не обижайся, что вещи ношенные, – сказала она, – но в дороге пригодятся. Ты у нас такая ладная, все при всем». Наверное, фигурой я и вышла, но не характером, и Данила, хоть и спасал меня и нашептал мне по ночам и дням немало нежных слов, но свои личные дороги оценил намного выше. И он был прав, конечно же, прав. Я не нужна ему, а он не нужен мне.
С трудом отбившись от прочих подарков, которыми хотела нагрузить меня Мила Ивановна, джинсы и майку я взяла.
Ножниц было невыносимо жаль, я даже всплакнула, ожидая приглашения на посадку. Зачем-то рядом с образом несправедливо утраченных ножниц возник, как джин из сосуда, черноволосый бродяга и, повиснув облачком под электронным табло, уставился мне в душу черными азиатскими глазами. «Мерзавец!» – вслух сказала я, напугав сидящую рядом даму и позабавив авторшу, что повисла рядом с джином-бродягой, влюблено поглядывая на него.
Рейс не задержали, и два часа спустя я выходила из суеты Домодедово в марево прогретого московского воздуха. Здесь не было гор, охлаждающих город. Я позвонила подруге, добралась на экспрессе до Киевского вокзала и через час уже стояла под душем в ее ванной, выложенной кафелем с греческим орнаментом. Душ смыл дорожное волнение и усталость от перелета, но стоя под струями прохладной воды, я, как пустой сосуд, заполнялась сомнениями и мыслями, которые до сих пор гнала прочь. Дурман восточной жары и нежных объятий смывался московской водой, обнажая сомнительные истины. Я думала о книге… Неужели Данила на самом деле отдал ее? Обменял на мою ничего не стоящую сумку с ценным лишь для меня барахлом? Ради чего он это сделал? Спасал, жертвовал, рисковал, добился своего, а потом бросил без сожаления? Также как без сожаления отдал в руки негодяев ценную книгу, достояние страны, ладно, пусть не страны, но коллекционера.
Все это надо было пережить, переварить, как переваривают вкусное, но острое блюдо, которого съедено слишком много. Не думать об авантюристе, для кого нет ничего ценного, кроме дороги.
Мысли и сомнения хлестали меня струями, стекающими по плечам, пустые, ненужные мысли и сомнения. В конце концов, сказала я себе, какое мне теперь до всего этого дело? Я чуть не погибла из-за этой книги, а ведь я совсем не героиня, и мне страшно повезло, что я выбралась из всего этого кошмара с минимальными потерями, а остальным пусть занимаются те, у кого трясутся руки при виде старинного фолианта или те, кто выбрал себе профессию сыскаря. Я точно не из их числа. Тем не менее, я вдруг ясно поняла, что очень хочу знать, что же это за книга, из-за которой скрестилось столько ножей. «Я в восторге от голосов твоей совести и любознательности!» – прокомментировала авторша, намыливая свою блондинистую голову.
В поисках истины я первым делом обратилась к гуру 21-го века – интернету и обнаружила множество интересных вещей. Оказывается, «Кодекс Хаммера», одна из тетрадей Леонардо да Винчи с чертежами и диаграммами, была приобретена Биллом Гейтсом за 19 миллионов фунтов стерлингов! Конечно, я не могла рассчитывать, что «мой» алфавит потянет на такую сумму – за такие деньги никто бы из этой переделки живым не вышел бы – но, даже уменьшенная в десятки раз, она потрясала. Я отключила компьютер, почувствовав знакомый холодок вдоль позвоночника. Авторша заворожено замерла, потом вздохнула и сказала, опустив меня на землю. /p> «Если Данила и замешан, для тебя это уже не имеет значения». «Ты права», – ответила я.
Я прожила в Москве почти неделю, зализывая душевные раны, прежде чем вернуться домой, отдохнувшей и посвежевшей, такой, какой меня ожидали. В Москве стояла жара не хуже азиатской, но я упрямо прошлась традиционными маршрутами, постучав каблуками по брусчатке Красной площади, побродив по улицам и бульварам, не забыв о скромном шопинге, кинематографе и музеях.
Мои раны, казалось, слегка затянулись к тому моменту, когда утром, в день отъезда, я включила телевизор. Через несколько секунд я плюхнулась на кухонный диванчик, забыв о свистящем во весь свисток чайнике. На экране крупным планом красовалась знакомая до боли картина: человек в средневековых одеяниях, странно изогнувшись, держит в вытянутой руке огромную по сравнению с ним, человеческую же голову, а другой – согнулся у его ног…
«Этот старинная книга, гротескный алфавит в виде гравюр неизвестного автора, созданная около 1464 года, похищенная из частной коллекции, была обнаружена и возвращена владельцу после блестяще проведенной специалистами операции…», – слегка захлебываясь, сообщила девушка-репортер, сменив собой крупный план страницы «моей» злосчастной книги. «Но в горло я успел воткнуть и там два раза повернуть свое оружие…» – процитировала авторша строки со школы нечитанной поэмы неистового разочарованного классика. Видимо, на моем лице отразилось состояние жертвы несчастного беглеца Мцыри. «Не к селу не городу… – начала было я, но осеклась, издав то ли всхлип, то ли рык неясной природы, но по очевидной причине. Блестяще проведенная специалистами операция! Вот как! А я ведь знала, подозревала, сомневалась, что все не так просто, что за героизмом Данияра что-то стоит, что-то гнусно меркантильное, но не хотела, не желала в это верить! Как же мы склонны уверять себя в том, что нам удобно, не задумываясь о последствиях! Я не стала сдерживаться, благо, что в квартире никого не было – подруга ушла на работу – и высказала вслух все, что думала о коварном возлюбленном и о себе. Я не стеснялась в выборе слов и выражений, и если бы каким-то чудесным образом моему оппоненту, блестящему специалисту, икнулось или чихнулось в этот момент, я бы получила тысячную долю морального удовлетворения. «Ты несправедлива к нему…» – вкрадчиво, как лиса Алиса, протянула авторша. «На твоем месте я бы вообще помолчала! – взревела я. – Кто без конца пел мне о прекрасном безукоризненном Даниле? Кто растекался от него по древу? Это я пыталась вразумить тебя, если ты хоть что-то способна помнить!» «Ты гневаешься, стало быть, любишь…» – витиевато заявила эта мерзавка – специалист по отношениям противоположных полов.
Я молча взяла со стола кружку. «Это не твоя кружка…, – возразила догадливая авторша, ретируясь в сторону двери. – Насилие не аргумент, но демонстрация моральной слабости!» Её аргумент оказался вполне весомым. Поставив кружку на место, я вернулась на покинутый в порыве гнева диванчик. С таким трудом возвращенное душевное равновесие рассыпалось на мелкие осколки, как закаленное стекло от сильного удара. А удар был более чем силен. Пометавшись по квартире, как фурия, снова и снова перекрутив в памяти все подробности своих приключений, начиняя с трупа в самолете и заканчивая спокойным Данилиным прощанием после «блестящего окончания операции» – «ведь я бродяга, не смогу жить на одном месте…» – я наконец обрела способность плакать, и через полчаса, с опухшим лицом, огромным красным носом и оскорбленным донельзя эго, рухнула на диван и уснула, нет, скорее, забылась в нервном неспокойном сне. «Они играют нами, но мы все равно любим их и прощаем…» – мне снилось или авторша на самом деле шептала это на ухо? «Которая я из них по счету? – отвечала я вопросом на вопрос. – Он воспользовался мною, как… как… реквизитом». «Но он мог же влюбиться в тебя, мог?» «О чем ты? Он ни слова не говорил о любви, он только опутывал меня
своей гнусной ложью! А потом расстался без сожаления». «Не говорил, значит, не привык разбрасываться такими словами?» «Ну да, я же просто объект блестящей операции! Да и вообще, пошла ты к черту со своей любовью, анахронизм ходячий!» «Скорее летучий, – парировала мне на ухо авторша. – А мужчина он шикарный!» «Определенно! Шикарный мерзкий бабник-специалист широкого профиля. Ненавижу специалистов!» Я очнулась от собственного вопля. В комнате было невыносимо душно, через открытое окно вливался не свежий воздух, а липкий жар. Цифры на электронных часах показывали ровно три. У меня оставалось полтора часа, чтобы добраться до вокзала. Подруга обещала приехать прямо туда. Я собралась, как солдат на побудке, благо, что немногочисленные вещи уже были уложены. В последний раз осмотревшись, я накинула на плечи рюкзачок, взяла сумку и вышла, старательно закрыв дверь. Пробежка до метро, грохот поезда, звенящая пустота в голове, лишь перестук одного слова под музыку колес – «домой, домой, домой!»
К площади трех вокзалов я добралась, когда до отправления поезда оставалось двадцать минут. Взволнованная подруга уже ждала меня возле выхода на платформу. – Ну ты даешь! – вскричала она. – Звоню, мобильник не отвечает, уже не знала, куда бежать. Что с тобой?
Она озабоченно уставилась мне в лицо. Кажется, я не заглядывала в зеркало перед уходом.
– Все в порядке, просто немного заснула… Я вытащила мобильник из сумки, взглянула на черную бездну дисплея. А ведь утром думала о том, что надо зарядить батарею. Но потом уже было не до этого. – Забыла совсем… – пробормотала я.
– Что-то случилось! – убежденно сказала подруга. – Все нормально… бежим, а то опоздаем.
– И то верно, – согласилась она. Прощание было быстрым, подруга сунула мне в руки пакет с «пайком»:
– Там фрукты и сок! Перекусишь в дороге! – Спасибо, дорогая, спасибо за все! Жду тебя с ответным визитом! Поезд двигался вдоль перрона, унося за собой спасительную тень. Проводница захлопнула дверь тамбура. Я прошла через полупустой вагон в свое оказавшееся пустым купе и села у окна, глядя на движущиеся за окном дома. Мир несется мимо, а я сижу в неподвижном вагоне. Мир манипулирует нами, используя в чужих играх, а потом выбрасывает в пустоту. «Но я еду домой! – сказала я себе. – Авторша, где ты, выдай хоть что-нибудь, не молчи…» Молчание было мне ответом. За окном мелькнула одинокая фигура, стоящая на платформе. Она осталась там, и это означало, что история все-таки подошла к концу. Я возвращалась к нормальной упорядоченной размеренной жизни, в которой не было места приключениям, авантюрам, антикварным книгам и лживым мужчинам с черными восточными глазами. Получив комплект постельного белья, я устроилась в купе. Дорога и стук вагонных колес всегда действовали на меня терапевтическим образом, и я даже задремала, сидя у окна. Проводница принесла чай, за окном чуть стемнело, чинно проплыли роскошные купола Сергиева Посада. Я достала из пакета фрукт под названием помело – огромный цитрус с чуть зеленоватой кожей. Очень хотелось добраться до его сочного содержания, и я начала пробиваться через толстую шкуру. Лязгнула дверь купе, я обернулась и во второй раз за сегодняшний день почувствовала, как кинжал дважды повернулся внутри. – Давай помогу, ножом будет лучше, – как ни в чем не бывало, сказал Данияр, протягивая руку к цитрусу. Его фингал совсем прошел, не оставив и следа на смуглом лице. Он смотрел на меня черными глазами, нагло и бесстыдно. Все те же джинсы и помятая темно-синяя рубашка с короткими рукавами, зачем-то отметила я.
Слова не застряли в горле, они вырвались, как отголосок моего утреннего одинокого красноречия. В стиле ответ леди джентльмену.
– Я не настолько хорошо знакома с вами, – я охрипла на втором слове, но обрела силу на четвертом, – чтобы принимать вашу помощь.
– Мы не знакомы? – переспросил он. – Во всяком случае, я не знаю вас… – ответила я, почти взяв себя в руки. Кинжал чуть шевелился в сердце. – Женя, – сказал он, бросая на соседнюю полку сумку и доставая перочинный нож. – Давай, я просто очищу твой цитрус, а остальное потом… – Спасибо, но я справлюсь сама. Если мне удалось такое большое дело, то уж помело тем более…
Кажется, я заговорила рифмами… Он уселся напротив, забрал у меня цитрус и, срезав пухлую макушку, ловко нарисовал ножом разрезы по бокам и раскрыл фрукт, рассыпав толстую кожуру лепестками. – Угощайся…
Как будто он не только очистил, но сам и принес это помело. Но я угостилась: сняла толстую цедру и съела дольку горьковатой сочной мякоти, словно пригубила крепкого напитка для успокоения души. – Как ты здесь оказался? – спросила я. – Купил билет.
Я вытерла руки салфеткой и взяла следующую дольку. – Кажется, мы распрощались… С какой стати ты едешь в этом направлении? Ах, да, я забыла, ведь ты же бродяга, бомж, перекати-поле… Или кто-то еще? – Я купил билет именно на этот поезд, – сказал он.
– Почему? Получил новое задание от руководства? – врезала я. Сок надкушенной дольки брызнул, потек по губам.
– Ерунда… Никакого задания и никакого руководства. Ты же сама говорила, что у тебя куплен билет на 5-е июля… – Я говорила? И что с того, что я говорила? Мы распрощались с тобой у… у трапа! Романтично и навсегда! И еще я ненавижу лжецов! И лже-бродяг и лже-лю… – я застряла на этом слове, не смогла вытолкнуть его из себя. – Женя… я не лжец, – ответил он. – Все, что я говорил тебе, правда, ну… почти все…
– Почти все! – рявкнула я. – Но я на самом деле бомж, у меня нет своего дома! Ты же знаешь.
– Да, ты очень убедительно рассказывал… и что теперь тебе нужно? – Я же могу ехать, куда захочу.
Неужели его голос потерял уверенность, и я услышала какие-то сбивающиеся ноты? Нет, показалось… – Можешь, конечно! – Так вот я и решил попробовать… – Что ты решил попробовать? – я уставилась в окно, за которым среди тополей мелькал, спеша за поездом, слепящий глаза солнечный диск. – Хм… пожить в одном с тобой городе… – Пожить в одном городе со мной? Пожить в одном со мной городе? И зачем? Город, в котором я живу, не велик! Для бродяги найдется что-то получше… – Не найдется, – отрезал он, вновь обретя себя, самоуверенного нахала. – Черт, слушай, Жень, я вдруг подумал, что ты – женщина, которая мне нужна… Вот так. Оказывается, я – женщина, которая ему нужна. Мое эго взлетело к небесам, а самолюбие упало под ноги. Не замечая, что делаю, я сжала в кулаке дольку помело, сок брызнул во все стороны, оставив на белой льняной салфетке желтоватые штрихи. Кажется, пострадала и моя новая майка. – Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Ты вдруг подумал! – Вполне, – отозвался он. – Ты вся забрызгалась. – Я женщина, которая тебе нужна? А ты – мужчина, который мне не нужен. Ты меня обманул! И даже не желаешь признаться в этом. – Не нужен?
Кажется, он опять растерялся. Провел рукой по волосам. Черные, иссиня черные, они рассыпались, упали на лоб, он откинул прядь, я смотрела на него, как завороженная. Полное несовпадение внутренних и внешних реакций, сказала бы авторша. И почему она покинула меня в такой ответственный момент? – Даже если и был бы нужен, ты всегда будешь лгать и делать вид, что все так и должно быть, – неуклюже сформулировала я поток ощущений. – Если ты имеешь в виду мое участие во всей этой заварухе, то я рассказал тебе правду, всю, кроме одной. Ты увидела репортаж по телеку? – Да, я увидела… сегодня утром. – Сегодня утром я купил билет на этот поезд. Я не служу ни в ФСБ, ни в КНБ, ни в милиции, как ты,
видимо, подумала. Я не использовал тебя, хотя оказался в том самолете не случайно. Мой приятель занимается частным сыском, авторитет в своем деле, и к нему обратился владелец той книги с просьбой провести параллельный розыск. Покопать по разным направлениям. Приятель подключил меня – я иногда берусь за его поручения – проследить пути одного из подозреваемых, того самого, что умер в самолете. Он не был уверен…
Грохнула и отползла в сторону дверь. Взмокшая дама весьма внушительных форм шумно поздоровалась и сообщила в сторону Данилы, что он сидит на ее месте. Оказывается, поезд остановился на какой-то станции, а мы этого и не заметили. – Располагайтесь, – заявил Данила, словно находился в своем купе. – А мы пойдем… покурим.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним в тамбур. Желание узнать очередную версию или правду было сильнее самолюбия. «Или иное желание?» – спросила бы отсутствующая авторша. – Мой приятель не знал, связан ли он с кражей книги, – продолжил Данияр, когда мы добрались до странно прохладного, пропахшего куревом тамбура. – Это была рабочая версия. Оказалось, что связан, простое везение по расчету. Я много раз прокололся, даже подозревал тебя, когда влип там, на Чимбулаке. Но все, что я сделал, я делал не только потому, что выполнял работу… Ради тебя.
Как же мне хотелось ему верить! – Но почему ты не рассказал обо всем там, в Алматы? – Дело не было закончено, ну и я хотел, чтобы ты улетела спокойно. – Ты считаешь, что я была спокойна?
Поезд набирал скорость, покидая станцию, название которой я не успела прочитать. – Разве нет?
– А ты как думаешь? – Значит ли это, что… ? – спросил он, помолчав.
Достал сигареты, вытащил одну из пачки, повертел в руке. – Да ничего это не значит! – ответила я. – Но… но ты дашь мне шанс? – сигарета сломалась в его пальцах, он выбросил половинки в пепельницу, прикрепленную к двери. – Ты пожертвуешь своей свободой? – съязвила я. – Только после тебя… Он стоял близко, очень близко, слишком близко, чтобы ответить ему «нет». «А разве я говорила ему, что уезжаю из Москвы 5-го июля?» – мелькнуло в голове, когда в тамбур вошел пассажир, желающий покурить. Впрочем, у меня будет время выяснить это…
Июль 2010 – апрель 2011
Copyright © 2010-2011 Ольга Болгова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
