графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл.
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки
Наши переводы и публикации



На нашем форуме:

 Киномания (Хелга) «Ужин с Федором сегодня все-таки состоится, правда, с другим Федором. Держи своих друзей близко. А врагов ещё ближе.
— Итак, — говорит Федор, опрокинув в себя рюмку коньяка. — Расскажи, что там за Федор Журавин объявился.
— Я бегала трусцой с утра, он присоединился, познакомился. Потом оказалось, что твой дом вовсе не твой, а его. Теперь я не знаю, который из вас настоящий, — говорю я, игнорируя коньяк.
— Логично, — соглашается он. — Не поспоришь. Как он выглядит? И когда он присоединился?
— Такой высокий, темноволосый, вполне симпатичный. Твоего возраста вроде. Присоединился утром, на следующий день после твоего… ухода. Я прибежала на пляж, там ко мне привязались какие-то бандиты, он вступился за меня. Ему фингал, между прочим, поставили.
— Вот как? Так он герой! Симпатичный, говоришь? Бандиты, говоришь... И что они хотели?...»
 Башмачок (Apropos) «Муравский стоял с заложенными за спину руками, до боли сжимая деревяшку протеза, и делал вид, что рассматривает высаженные кусты, опасаясь не только подойти к ней, но ненароком выдать свои чувства взглядом или голосом. Княжна также пребывала в странном беспокойстве и смущении, и он, кажется, догадывался, чем это могло быть вызвано: она наверняка не случайно увела его в это уединенное место, где, похоже, рассчитывала услышать от него пылкие признания, коих не дождалась зимою в Петербурге...»
 Сэндинтон - обсуждение экранизации «...вся его загадочность и грубоватость - это были дешевые понты, а на самом деле он именно что импульсивен, безрассуден, эгоистичен и туповат.
Шарлотту ужасно хочется причесать и надеть ей шляпку. Джорджиана дико раздражает. Стрингер зачем-то остался в Сэндитоне, когда мог поехать в Лондон на хорошую работу. В память об отце, что за ерунда. Единственная пара порадовала - Эстер и Бабингтон. Птица Феникс леди Денем тоже радует.
Злодеи, Денем и Клара, совсем тупые, сами себя уничтожили.
В общем, уныло...»
 Эмма. - обсуждение экранизации (Эмма с точкой (2020) «Эмма - играет стерву (первую половину фильма, потом чет вся слезами умывается). Неприятна как внешне, так и в образе. Играет неплохо, но не Эмма Остин - и близко.
Найтли - его-то я вообще не приметила. Вместо описанного Остин джентльмена - бегает (а чего они опять бегают? ) мальчишка с большими глазками, пухлыми губками и растрепанными кудельками.
Специально посмотрела - возраст актера практически совпадает с возрастом Найтли, но он выглядит скорее подростком-переростком, почти ровесником Эммы. Кстати, рядом со своим младшим братом он сам выглядит младшим, причем с большой разницей лет.
Мужского (мужественного) в актере ничего нет, увы. Ни внешности зрелого мужчины, ни голоса, ни внешности джентльмена (вот фермера бы ему играть - в самый раз), ни манер, ни стати. Игры тоже не приметила. Всегда одинаковый. И плачет еще (это был уже апофеоз)....»
 Виленские игры - авантюрно-любовный роман «Евпраксия Львовна не находила себе места. Маялась меж радостью и смятением, мучилась угрызениями совести, что Николай Иванович берет ее замуж не по любви, а из благородства, потом радовалась, что он берет ее замуж и, может быть, все-таки любит, затем вновь страдала. Волновалась, как рассказать сыну. Думала, что нужно сшить платье для венчания, даже посетила портниху, пересмотрела кучу журналов, приобрела в лавке отрез славного бледно-розового барежа и рулон кружева цвета молодой листвы и каждый вечер раскидывала ткани, воображая себя невестой, а затем, краснея и рыдая, сворачивала покупки. Не поехала на званый вечер к **, с подругой Веселовской не встречалась, но нынче графиня прислала записку, которой приглашала непременно приехать.
Елена Осиповна была дома, до странности возбуждена, нервозна, то и дело прикладывала к припухшим, словно от слез, глазам крошечный кружевной платочек. В комнате пахло уксусом и притираниями.
— Ах, Евпраксия! Как я счастлива видеть вас! — воскликнула она.
Обняв и расцеловав ее, усадила рядом с собою на диван, после чего воскликнула:
— Как вы счастливы, имея сына, а не дочерей! Сыновей не надобно так воспитывать, как девочек, следить за ними, одевать, вывозить в свет, искать им женихов... И получать в ответ позор и ужасную неблагодарность!...»

 Идеальные герои. Кто они? что можно сказать про Татьяну Ларину и Евгения Онегина? Ну, Онегин явно не идеал, наш скучающий денди. Татьяна, робкая душою, гораздо больше подходит под идеал женщины (и Пушкин ее любил). Но я думаю, она идеальна с точки зрения мужчин, но никак не женщин. Хотя и мужчины здесь лицемерят. Почему?
 Живопись, люди, музы, художники «Со старых полотен на нас смотрят лица давно ушедших людей, мы слышим шум городов и плеск воды, видим давно прошедшие закаты и восходы, художники сохранили для нас на своих полотнах не только изображение, но и жизнь, следы былых страстей, надежд и чаяний...»
  Странности любви: Почему Он выбрал именно Ее? «Тема всплыла во время обсуждений "Водоворота" Почему Палевский выбрал Докки? И сразу параллельно возник этакий глобальный вопрос - почему этот мужчина выбирает именно эту женщину? Иногда - объяснение находится быстро, иногда - мысль о "несоответсвии" предлагаемых индивидов заставляет всерьёз задуматься о странностях любви. Чтобы не оффтопить в "Водовороте" глобально, предлагаю вспомнить и обсудить прочитанные истории любви, счастливые и не очень, которые объединяет недоумение: Почему Он выбрал именно Ее?...»
  Слово в защиту... любовного романа? «Если попытаться дать формулировку любовному роману, то она может звучать так: история романтических взаимоотношений мужчины и женщины со счастливым завершением, т.е. взаимном объяснении в любви и разрешением всех недопониманий...»


Советы начинающим:

Я собираюсь роман написать… С чего начать? «ЕСТЕСТВЕННО, с идеи, если она есть. Но все-таки не стоит предлагать издателю некие абстрактные идеи и главы из будущего шедевра. В издательство необходимо приходить уже с готовым материалом. В "ЭКСМО", например, текст принято сдавать в печатном виде плюс диск... Вообще многое зависит от...»

Бернард Шоу «Мистер Беннет полагает, что пьесы писать легче, чем романы» «Я не сразу понял, почему редактор «Нейшн» прислал мне эту книжку Беннета на рецензию. Автор размышляет в ней на узкопрофессиональные темы и в приятной, довольно остроумной манере развлекает...»

Джеймс Н. Фрей «Как написать гениальный роман» «Вы не можете создать персонажи, образы которых будут полыхать ярким огнем в воображении читателей? Значит, чертовски хорошего романа у вас не получится...»


Публикации авторских работ:

из журнала на liveinternet

Триктрак «Они пробуждаются и выбираются на свет, когда далекие часы на башне бьют полночь. Они заполняют коридоры, тишину которых днем лишь изредка нарушали случайные шаги да скрипы старого дома. Словно открывается занавес, и начинается спектакль, звучит интерлюдия, крутится диск сцены, меняя декорацию, и гурьбой высыпают актеры: кто на кухню с чайником, кто - к соседям, поболтать или за конспектом, а кто - в сторону пятачка на лестничной площадке - покурить у разбитого окна...»

«Гвоздь и подкова» Англия, осень 1536 года, время правления короля Генриха VIII, Тюдора «Северные графства охвачены мятежом католиков, на дорогах бесчинствуют грабители. Крик совы-предвестницы в ночи и встреча в пути, которая повлечет за собой клубок событий, изменивших течение судеб. Таинственный незнакомец спасает молодую леди, попавшую в руки разбойников. Влиятельный джентльмен просит ее руки, предлагая аннулировать брак с давно покинувшим ее мужем. Как сложатся жизни, к чему приведут случайные встречи и горькие расставания, опасные грехи и мучительное раскаяние, нежданная любовь и сжигающая ненависть, преступление и возмездие?...»

«По-восточному» «— В сотый раз повторяю, что никогда не видела этого ти... человека... до того как села рядом с ним в самолете, не видела, — простонала я, со злостью чувствуя, как задрожал голос, а к глазам подступила соленая, готовая выплеснуться жалостливой слабостью, волна...»

Моя любовь - мой друг «Время похоже на красочный сон после галлюциногенов. Вы видите его острые стрелки, которые, разрезая воздух, порхают над головой, выписывая замысловатые узоры, и ничего не можете поделать. Время неуловимо и неумолимо. А вы лишь наблюдатель. Созерцатель...»

  Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь - «Мой нежный повар»

  Развод... Жизненная катастрофа или начало нового пути? - «Записки совы»

  Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте - «Все кувырком»

  Даже потеря под Новый год может странным образом превратиться в находку - «Новогодняя история»

  История о том, как найти и не потерять свою судьбу... - «Русские каникулы»


 

Творческие забавы

Ольга Болгова

Синдирелла (Сinderella) – Ченерентола (Cenerentola)

 

Буро-фиолетовые с глянцевыми боками, розоватые в крапинку и молочно-белые зерна фасоли, ярко-оранжевые и черные пятнышки чечевицы и зеленые вкрапления гороха. Я погрузила руки в сухо шуршащую разноцветную россыпь, зерна приятно и гладко заскользили по исцарапанной коже. Набрала полную пригоршню, пропустила сквозь пальцы, наблюдая, как цветная струйка выращивает горку в центре большой миски, заполненной зернами. Ну что ж, дорогая, терпение и еще раз терпение. Сегодня Мадам превзошла самое себя, смешав шесть сортов бобовых. Вздохнув, я осмотрела свое рабочее место – шесть пустых глиняных мисок, окруживших одну полную – и приступила к делу, уносясь в свой волшебный мир, где гладкие зернышки превратились в офицеров и солдат недружественных армий, а я сама – в великого миротворца, разруливающего разноцветную битву, в которой смешались кони и люди. Пальцы безжалостно разделяли их по цвету мундиров, и каждая пустая миска наполнялась своими фиолетовыми, крапчато-розовыми, молочно-белыми, оранжевыми, черными и зелеными воинами. Я решила, что первые станут генералами, вторые – офицерами, а остальные разделятся на кавалерию, пехоту и гвардию. На полпути к победе миротворцу ужасно захотелось спать: сказывалась не первая бессонная ночь и вечный недосып – вчера в спешном порядке перешивала испорченное портнихой платье для толстушки Гонерильи, проколола иглой палец, кровь капнула на желтый поплин, пришлось стирать, хорошо, что дело было глубокой ночью, и Мадам уже видела третий, а то и четвертый сон, если таковые вообще ей снятся. А утром прибежала зареванная худышка Регана, жалуясь, что новое платье сшито не по ней, и я до полудня ушивала ее наряд, не забывая о прочих обязанностях, которые свалились на мои плечи.

Чтобы не заснуть, я запела, сначала тихо, а затем громко, во все горло, благо, что в доме, кроме Кухарки, никого не было – все семейство укатило на бал, а Кухарка улеглась спать, а спит она так, что не разбудишь и пушками, если бы таковые водились в доме. Доброжелатели говорят, что я неплохо пою, во всяком случае, им не хочется заткнуть уши и убежать, когда я завожу какую-нибудь песню. На этот раз я запела балладу о вересковом меде и гордом шотландце, который не открыл врагам секрет его изготовления, и вскоре потянулись слушатели.

Первым выскочил наружу знакомый Крыс. Он уселся напротив, уставившись на меня умными черными глазами-фасолинками.

– Привет, Серый, – сказала я перед третьим куплетом. – Как дела?

Крыс пошевелил носом и усами и прохрустел что-то насчет семейных неурядиц с матушкой. В чем состояли неурядицы, я не совсем поняла, мой словарный запас крысиного языка недостаточно велик, чтобы разобраться в тонкостях внутренних крысиных взаимоотношений – у меня не так уж много возможностей слушать крысиную речь, зато они постоянно слышат и усваивают человеческую: трудно не выучить язык, на котором с утра до вечера без остановки громогласно трещит Мадам – ее слышно в любом уголке дома.

Вторым явился недруг Крыса Кот и сел поодаль, широко раскрыв зеленые немигающие глазищи. Крыс обеспокоенно заерзал, но с места не сдвинулся – волшебная сила искусства, скромно подумала я, заставила оппонентов держать нейтралитет.

В приоткрытую ставню протиснулся Ворон, щелкнул клювом, подлетел к столу и нацелился на бобовые.

–  Кыш! – крикнула я в середине пятого куплета. Кот предостерегающе мяукнул, Крыс дернул розовым хвостом. Ворон обиженно каркнул и приземлился около миски с крапчато-розовыми, кося в нее желтым глазом.

Я начала шестой куплет, самый драматический, но внезапный стук в дверь оборвал балладу на полуслове. Крыс рванул к своему заветному ходу, Ворон взлетел и уселся на закопченную потолочную балку, лишь Кот, зевнув, принялся вылизывать свой хвост.

Кто пожаловал в столь поздний час? Я не слышала, чтобы подъезжала карета. Или слишком громко пела?

Как обычно, пришлось повозиться с тяжелым засовом, чтобы открыть дверь. Я не так сильна, как бы мне хотелось, хотя, не без гордости могу сообщить, что способна пройти пешком несколько миль и не по ровной дороге, а по густому лесу, хоть не вышла ни фигурой, ни ростом.

Справившись с засовом, я распахнула дверь, ожидая обнаружить за ней вернувшееся по какой-то критической причине семейство и услышать традиционную реплику Мадам: «Ты что, заснула возле засова?» или «Мертвый скорее отворит!», увидеть недовольные лица ее дочерей и вечно виноватое – Отца. К моему удивлению участников таковой сцены за дверью не обнаружилось – там стояла незнакомая женщина, высокого роста, в дорожной накидке с капюшоном, скрывающим ее лицо, с дорожной сумкой в руке. Из-за ее спины выглянуло и тотчас скрылось какое-то существо, которое я бы назвала гномом, если бы была уверена, что это гном.

–  Добрый вечер, барышня, – сказала дама красивым глубоким голосом. – Мы сбились с дороги, потому что луна спряталась в тучу. Можем ли мы дождаться в вашем гостеприимном доме, пока она вновь покажется?

–  Вечер добрый, госпожа, – ответила я. – Не могу сказать, что дом наш очень гостеприимен, но хозяев сейчас нет, поэтому вы вполне можете подождать, пока появится луна. Если, конечно, вас устроит скамья за столом на кухне.

Дама величаво кивнула и прошла в дом.

–  Меня зовут госпожа Фаталина, – сообщила она, поставила сумку на лавку и сняла накидку.

В следующее мгновение я поняла, что воображение сыграло со мной злую шутку – госпожа Фаталина явно была не настоящей, а существовала лишь в моей, наполненной образами голове. Она оказалась настоящей красавицей. Высокая и стройная, в темно-синем платье. Ее синие глаза казались очень яркими на фоне бледного лица, а лицо – очень бледным на фоне огненно-рыжих волос, собранных в две толстые косы, причудливо переплетенные вокруг головы.

Ворон восхищенно каркнул, свалился с потолка и лег у ног госпожи, притворившись дохлой птичкой, Кот заходил вокруг гостьи, довольно урча, и даже Крыс пискнул из угла. Стало быть, у всей нашей компании коллективное видение или, как пишет путешественник Бой Маккой в своей ученой книге о пустынях, мираж? Гостья и бровью не повела, словно не заметила кипучую реакцию присутствующих.

Пока я решала тройную задачу — не мираж ли она, не потрогать ли ее, назваться своим именем или прозвищем — госпожа Фаталина продолжила:

–  Можешь называть меня просто по имени, Корделия.

–  Откуда вы знаете, как меня зовут? – удивилась я.

Собственное имя прозвучало как чужое – меня давно никто так не величал. Мадам и ее дочери обходились прозвищем, а Отец изредка называл дочуркой, словно забыл, как меня зовут. А еще недавно так назвал меня парень, сын горшечника из соседнего поместья. Но совсем не к чему было пускаться в горестные мысли, тем более перед лицом прекрасного видения по имени госпожа Фаталина.

–  Я знаю не только это… – напустила туману гостья и, потирая руки, уселась на скамью у очага, в котором мерцали догорающие угли.

Я могла поклясться, что вместе с нею никто не заходил, но невесть откуда взявшийся маленький человечек с лицом старичка вскарабкался и уселся на лавку, потирая пухлые ручки. Дохлый Ворон издал неодобрительный звук, похожий на скрежет ножа по фарфоровому блюду, а Кот вскочил на лавку, изогнулся дугой и уставился на человечка. Крыс молчал.

–  Это Колман, – сказала дама. – Не бойся, он добрый, но немножко обидчивый.

–  Здравствуйте, Колман, – на всякий случай сказала я, но тот промолчал, возможно, уже обидевшись.

–  Напою вас грогом, вы, наверное, замерзли, – предложила я, демонстрируя личное мужество перед лицом неведомого и несвойственное нашему дому гостеприимство.

Я открыла секретный шкафчик, где хранились бутылки со спиртным и разные пряности, которые стоили немало. Ключ от шкафчика доверила мне Кухарка, в тайне от Мадам. Я наливала несколько капель рома в кружку Отца, когда он приходил на кухню посидеть и помолчать о том, во что влип, женившись после смерти моей Матери. Он был несчастен, и я знала об этом, хотя он никогда не жаловался. Я сердилась на него за то, что он подчинился Мадам и ее дочерям, за то, что три года назад согласился на ее требование забрать меня из школы – «нечего понапрасну платить хитрым учителям». Я сердилась и именно поэтому разработала план, до осуществления которого осталось совсем немного, совсем чуть-чуть.

А сейчас я готовила грог для воображаемой гостьи – самый настоящий грог, в этом я могла поклясться на любой священной книге. Я налила в горшочек немного сиропа шиповника из большой бутылки темного стекла, что хранилась в том же шкафчике, плеснула теплой воды из кувшина, добавила несколько капель рома и поставила горшочек на плиту, подбросив в очаг несколько поленьев.

Когда из горшочка пошел пар, я сняла его с плиты, разлила горячий напиток по кружкам и поставила их перед госпожой Фаталиной и Колманом.

Колман осушил свою кружку одним махом, словно грог был холодным, госпожа же пила не торопясь, мелкими глотками, одобрительно поглядывая в мою сторону.

–  Хороший грог, – сказала она, поставив кружку. – Ты добрая девушка, Корделия.

Добрая девушка? Я усмехнулась. Знала бы она, какая я недобрая, когда думаю о своей мачехе и сводных сестрицах. Но если она знает все, то должна знать и это? Я поймала усмешку на губах гостьи. Трудно было оторвать взгляд от ее красивого лица, обрамленного золотом волос, но неловко было все время смотреть на нее.

–  Твоя мачеха, ее дочери и твой отец уехали на бал. А ты хотела бы попасть туда? – вдруг спросила она.

–  Конечно, нет, – не задумываясь, ответила я.

Госпожа Фаталина изумленно изогнула красивую светлую бровь. Неужели не ожидала такого ответа? Хотя, в моем воображении могла и не ожидать, ведь всем юным девушкам до двадцати лет и старше положено хотеть на бал, а особенно, если этот бал устраивается в соседнем поместье в честь путешествующего по стране Короля, который добрался и до наших глухих мест. Гонерилья и Регана извелись за неделю ожидания, после того как Отец достал приглашения. Первая даже похудела, потому что потеряла аппетит, а вторая – потолстела, потому что от волнения постоянно ела.

–  Совсем не хочу, – уверенно добавила я.

Дохлый Ворон пошевелил крылом, Кот угрожающе заурчал, Крыс зашуршал в углу.

Я ответила искренне, почти искренне. В последний раз я была на балу много лет назад, с Матушкой. До сих пор помню свой восторг от красивого зала, прекрасной музыки, красивых платьев… но это было так давно. С тех пор случилось много всего грустного, и тот бал остался за прозрачной, но непреодолимой стеной детства. И опять Фаталина заставила меня предаться воспоминаниям, к которым я старалась не возвращаться – я должна быть сильной и равнодушной, иначе ничего не получится.

–  А мне кажется, – заявила Фаталина, – на самом деле тебе хочется на бал, потому что…

–  Потому что девушке двадцати лет положено хотеть на бал? – невежливо перебила я ее.

А почему нужно быть вежливой, когда лезут в душу?

–  И поэтому тоже, – ответила она, ничуть не смутившись.

–  И почему же еще?

–  Ведь ты умеешь танцевать…

Это был ловкий ход. Танцевать я действительно умела, ведь меня учила еще Матушка, и в школе был хороший учитель танцев, господин Альдемар – он всегда хвалил меня. Правда, с тех пор я танцую только в лесу на поляне, сама с собой или на кухне, когда в доме все спят – не слишком хорошая практика для бала.

–  Не умею, – на всякий случай солгала я.

Она укоризненно покачала головой, блики огня золотом полыхнули в ее волосах. Я пожала плечами, давая понять, что продолжение этого разговора не имеет смысла.

–  Ты умеешь и хочешь танцевать, – госпожа Фаталина явно не намеревалась сдаваться.

–  Умение танцевать совсем не повод, чтобы ехать на бал, – сказала я.

–  Отчего же? Ведь на балах всегда танцуют, – невинно возразила она.

Неужели это видение послано мне, чтобы разбередить душу? Но зачем?

Последний вопрос я и задала гостье, надеясь, что грубоватая форма, в которую он был облечен, заставит ее прекратить эти нелепые уговоры.

–  Затем, что луна не выйдет из-за туч, пока ты не согласишься поехать на бал. А бал не начнется, пока луна не выйдет из-за тучи, – словно не заметив моей грубости, ответила она.

Кажется, это называется ученым словом демагогия, подумала я, вспомнив школьные уроки греческого.

–  Это даже не смешно! – возмутилась я. – Кто я такая, чтобы от меня зависела Луна?

Тем временем Дохлый Ворон решил ожить, встал, щелкнул клювом, но, видимо, не сумев сразу выйти из образа, заковылял к окну, таща за собой крыло, словно его подстрелили случайной стрелой. Кот принялся тереться о мою ногу, в углу Крыса началась какая-то суета, вероятно, проснулась его конфликтная родительница.

–  Ты – девушка, которая заслуживает бала, – мирно ответствовала Фаталина. – И посмотри, тебя прошу не только я.

–  Если вы имеете в виду Ворона, Кота и… – Крыса я не стала упоминать по причине его отсутствия в пределах видимости, – … то их поведение вовсе не означает, что они согласны с вами.

–  Означает! – раздался хриплый голос. Это в беседу вступил молчаливый Колман. Выпив грог, он до сих пор сидел так тихо, что я даже забыла о нем.

Сложив короткие ручки на столе, словно прилежный школьник, он смотрел на меня круглыми, желтыми, как у филина, глазами.

–  Вот видишь, дорогая моя Корделия, ты даже сумела разговорить крошку Колмана, а это не так просто, – улыбнулась госпожа Фаталина.

Если это называется «разговорить», то я – самая болтливая девчонка в округе.

–  Но почему, почему? – в отчаянии вскричала я. – Хорошо, даже если я умею танцевать и немножко, совсем чуть-чуть, хочу посмотреть на красивый зал, на танцующих людей и короля, то мне все равно нечего надеть! Вы думаете, я поеду на бал в этом платье с заплатами и деревянных башмаках? И стану танцевать, гремя колодками? И… – я замолчала, потому что следующий вопрос касался моих волос, вернее, их отсутствия. Пару недель назад, ночью, когда я спала, Мадам обрезала их, чтобы сделать накладную косу для Реганы. У меня были красивые длинные волосы, я гордилась ими, и могла бы уложить их в такую же прическу, как у Фаталины, но Мадам сначала стала просить меня подарить их Регане, потом угрожать, и однажды утром я проснулась и обнаружила, что волосы обрезаны по самые уши. Кухарка подстригла меня под мальчишку, и с тех пор я не снимала чепца.

–  Не беспокойся об этом.

–  А я и не беспокоюсь, – огрызнулась я. – Это вы завели этот разговор. А мне некогда, мне нужно перебрать ещё полмиски фасоли, пока семья не вернулась с бала.

Спокойствие Фаталины начинало раздражать меня.

–  Бал не начнется, пока луна не выйдет из-за тучи, а луна не выйдет из-за тучи, пока ты не согласишься поехать на бал, – голосом прорицательницы повторила свою байку гостья.

Кажется, это называется словом «шантаж», подумала я.

–  Послушайте, госпожа Фаталина… – начала я, не зная, какие еще привести доказательства, что я не хочу и не собираюсь отправляться на бал.

–  И слушать более ни стану, – заявила гостья-интриганка.

Кот потерся о мои ноги, замурлыкал – настойчиво, как мне показалось. Ворон застучал клювом по ставне, замахал крыльями – ожил. Я глянула в сторону Крысова угла, и мне показалось, что оттуда сверкнули бусинки-глазки. Вот так-то – никакой поддержки, полная капитуляция товарищества перед лицом явившейся неведомо откуда рыжеволосой красавицы. Всех очаровала? Я вздохнула. В конце концов разве можно потерять больше того, что уже потеряно? А если все это сон, то утром я просто проснусь, пусть мне и попадет за неразобранные бобы – не в первый и не в последний же раз. Да и любопытно: что будет дальше?

–  Хорошо, я поеду на бал, раз его начало столь зависит от меня. Не люблю быть причиной чужих неприятностей, – сказала я, изрядно покривив душой: с удовольствием бы стала причиной неприятностей Мадам и ее дочерей.

Кот изогнул спину и зевнул, всем своим видом демонстрируя чувство глубокого удовлетворения, Ворон радостно каркнул, а Крыс выкатился из своего угла и привычно сел напротив Кота. Даже Колман закивал головой и взмахнул короткими ручками.

Фаталина расцвела улыбкой. Я улыбнулась в ответ – что ни говори, а приятно приносить кому-то радость, пусть и по неясным причинам.

–  Ну что ж, дорогая Корделия, приступим, времени у нас не так уж много, мы не можем слишком долго задерживать луну и бал. Дай-ка взглянуть на твои волосы.

Эта просьба чуть не заставила меня повернуть вспять, но госпожа Фаталина, не дожидаясь возражений, подошла, сняла мой чепец и начала разглядывать мою голову, приговаривая:

–  Н-да, цирюльник был не слишком хорош, вот здесь выхвачен лишний локон, а здесь оставлен лишний… безобразие… полнейшее безобразие…

Я чувствовала, что краснею, как поспевающая клубника.

–  О каких локонах вы там говорите? Меня подстригала… Кухарка!

–  Я знаю… – шепнула она мне в макушку. – Что будем делать? Подправим и уложим твою стрижку или наденем парик?

–  А я-то думала, что вы восстановите мои волосы, – съязвила я.

– Нет, это подвластно лишь тебе самой, – ответила Фаталина. – Так что ты предпочитаешь?

– Стрижку, – ответила я.

– Почему-то у меня не было в том сомнений. Колман, приступай!

Ах, оказывается, наш крошка Колман – заправский цирюльник! Он соскочил с лавки и подкатил ко мне невесть откуда взявшийся столик, на котором лежали ножницы, шипцы, гребни, полотенца и еще какие-то инструменты. Я не успела опомниться, как он, взобравшись на стул, начал колдовать над моей головой.

– А платье вы сшить успеете, пока луна за тучей? – не унималась я.

– Успеем, дорогая, – улыбнулась мне Фаталина. – Какое ты предпочитаешь: легкое воздушное или пышное бархатное…? Впрочем, выберу сама, а то боюсь, что ты предпочтешь охотничий костюм.

Я открыла и закрыла рот, проглотив уже готовую выскочить наружу мысль об охотничьем костюме.

Колман слегка прижег затылок горячими щипцами, заставив меня ойкнуть, пробормотал что-то похожее на извинение и, щелкнув пальчиками, извлек из воздуха зеркало, которое повисло прямо передо мной, а затем начало медленно перемещаться, открывая вид на другое зеркало, что висело за спиной. Мои светло-русые волосы были взбиты вверх затейливыми вольными кудряшками, такие же кудряшки падали на лоб, щеки пылали, а в глазах появился какой-то отчаянный блеск. Я даже понравилась себе самой.

– Спасибо, Колман!

Гном довольно закряхтел и захлопал в ладоши.

И все завертелось… Через несколько мгновений я перестала себе нравиться, потому что оказалась глиняной куклой в руках коварной Фаталины – она лепила из меня деву по своим собственным представлениям о красоте — и подозреваю, что согласилась с моим выбором стрижки лишь потому что это как-то совпало с созданным в ее воображении обликом. А, может, я просто подвернулась ей под руку, как сырье для воплощения ее художественной идеи – о художественных идеях мне рассказывал учитель танцев господин Альдемар.

Из черепков разбитого горшка, лоскутов ткани, стружек, крошек хлеба, рассыпанных на столе, и прочего мусора мановением руки Фаталина соорудила несколько платьев, одно затейливей другого. Все платья мне пришлось примерить, и не скажу, что это было столь уж увлекательное занятие, хоть и не лишенное приятностей. Колман трудился вовсю: закалывал ткань булавками, чтобы подогнать платья по моей невзрачной фигуре, часто, то ли случайно, то ли нарочно, попадая вместо ткани в меня, отчего я взвизгивала и ойкала; пришивал и отпарывал ленты и бутоны цветов на подолах и лифах; шнуровал застежки на спине и, судя по его сияющим глазкам и изрядно покрасневшему носу, был весьма доволен всей этой портняжьей суетой. Пока подбирали наряд, Фаталина наполнила плошку какой-то жидкостью и заставила меня отпустить туда руки, чтобы отбелить, как она сказала, пальцы и ногти, и разгладить кожу, загрубевшую от работы, иначе руки вмиг выдадут меня. Словно я собиралась выдавать себя за кого-то другого? Когда платье было подобрано – оно оказалось пятым по счету, и было сшито, если это слово уместно в данном случае, из горсти золы, которую Колман выгреб из очага. Оно получилось серебристым с разноцветной крапинкой. Кожа на руках разгладилась и отчистилась, но меня заставили надеть сиреневые перчатки и такого же оттенка чулки. А из горсти бобов Фаталина соорудила ожерелье, чудесным образом превратив зернышки в сверкающие разноцветными гранями камушки, возможно, даже драгоценные. Диадему из таких же камушков Колман, взобравшись на табурет, пристроил мне в прическу. Зеркало тотчас вытянулось выше моего роста, и я увидела в нем весьма интересную особу в серебристом платье, сверкающую драгоценностями и улыбкой во весь рот. Это я или не я? Ответа на этот вопрос у меня не было.

– И как я доберусь до поместья? Не идти же в темноте по дороге в таком наряде… – сказала я.

– О, как быстро ты становишься нежной барышней! – довольно воскликнула Фаталина.

– Я не становлюсь нежной барышней, – запротестовала я. – В конце концов, могу пойти и пешком.

– Зачем же пешком? Будут тебе и карета, и лошади, и кучер с грумом в придачу.

Она распахнула дверь на улицу, где царила кромешная тьма, лишь вдали на дороге светился движущийся огонек – видимо, какой-то путник зажёг фонарь на своей повозке.

Колман, выказав неожиданную в таком маленьком человечке силу, прикатил из амбара пару здоровенных тыкв, не позволив помочь ему в этом нелегком деле. Семейство Крыса в полном составе: кажется, даже явилась его подслеповатая прабабушка, выбралось из норы. Ворон и Кот мирно уселись на изгороди, наблюдая за действом, что разворачивалось посреди двора. Тыква стала стремительно увеличиваться в размерах, приобретать очертания кареты, но когда у нее выросли колеса, обнаружилось, что она сильно кривобока, и, как ни старалась Фаталина исправить изъян, карета упорно заваливалась влево. Колдунья взялась за вторую тыкву, и на этот раз карета вышла почти ровной, лишь левую дверцу заклинило, когда Колман попытался забраться внутрь.

– Времени нет, просто не будешь открывать эту дверь, – махнула рукой Фаталина. – Ну что, птицы и звери, готовы? – добавила она, обращаясь к Крысиному семейству, Коту и Ворону.

Те дружными звуками, кто как умел, подумать только! выразили свою готовность и полное согласие. Не стану описывать, как на моих глазах шестерка крыс превратилась в шестерку красивых коней, причем разной масти – здесь Фаталине опять пригодились неразобранные бобовые – Мадам как в воду глядела, заставив делать эту работу. Не стану описывать, потому что зрелище это не для слабонервных, даже Кот и Ворон сделали попытку скрыться в ночи, и лишь царственный жест Фаталины пресек их малодушие. Жест этот стал для обоих роковым, потому что Кот обрел руки и ноги, человеческие усы и бакенбарды, короче, превратился в импозантного кучера, а Ворон, получив длинные ноги и фрак грума, склонился передо мной в поклоне, словно всю жизнь учился политесу.

– Итак… почти все готово, дорогая Корделия, – провозгласила Фаталина, откровенно любуясь делом рук своих. Кота, усевшегося на передок кареты с вожжами в руках, распирало от гордости, Ворон Грум вытанцовывал передо мной всевозможные па, а кони, два гнедых, два рыжих, два пегих, нетерпеливо перебирали ногами. Я рванула к карете, забыв о гордости и предубеждениях.

– Подожди, Корделия, – охладила мой пыл Фаталина. – Как же ты поедешь на бал в деревянных башмаках?

Действительно, как? Я ахнула и, приподняв подол своего серебристого платья, взглянула на свои изношенные башмаки.

Фаталина подбросила два зернышка фасоли и поймала две туфельки, изящные туфельки, отделанные мехом. Очень изящные, слишком изящные. Я уселась на скамейку и сняла свои сабо. Туфелька, которую подала мне колдунья, была размером в половину моей ноги. Кажется, Фаталина на миг растерялась.

– Я же говорила вам, что мне нечего делать на бале, – пробормотала я, возвращая ей туфельки.

Подскочил Колман с портновской меркой, схватил мою ногу.

– Ровно фут! – радостно провозгласил он.

– Так я не еду на бал? – прошептала я разочарованно.

Видимо, в их колдовском департаменте не имелось обуви моего размера.

– Конечно, поедешь, хотя, я не ожидала такого подвоха, – заявила Фаталина, – в моем запасе нет туфелек размером больше 10-ти дюймов. Ну что ж, возьми мои.

С этими словами она сняла свои туфли – мягкой кожи, с атласной отделкой, на высоком каблуке – такого каблука я никогда и не видела.

– Но как же… как же вы, я не могу… – запротестовала я, но она прижала палец к губам.

– Луна ждет…

Туфли Фаталины пришлись мне впору, как влитые. Лишь на каблуках ходить было неловко, но это уже никого не интересовало. Волшебница погладила меня по плечу.

– Ничего не бойся, девочка. Колман будет с тобой… на всякий случай. Садись в карету.

Я не заметила, как оказалась внутри. Кони сорвались с места, развернулись, выезжая со двора, и помчали карету по дороге вслед за луной, которая высунула свой белый бочок из-за тучи. Ну что ж, теперь можно просыпаться, подумала я и зажмурилась, считая до десяти, чтобы в конце счета открыть глаза и, как я надеялась, очутиться на кухне возле миски с фасолью.

На всякий случай досчитала до двенадцати, открыла глаза и обнаружила себя в той же карете, которая все также покачивалась и подпрыгивала на ухабах. И луна все также серпом мелькала за окном. Я ощупала себя, на всякий случай, если глаза обманывают, то, может, руки не солгут: шелковистая ткань и граненые камушки ожерелья были столь же реальны, как и то, что экипаж так тряхнуло на очередном ухабе, что я чуть не свалилась на пол. Свалиться не свалилась, но мой лоб встретился со лбом Колмана, который опять, неведомо каким образом, оказался в карете. Гном упал с сиденья по причине маленького роста и веса. Я протянула руку, чтобы помочь ему подняться, но он от помощи отказался, вскарабкался на сиденье самостоятельно, потер лоб, поерзал, расправляя полы ярко-голубого камзола и успокоился, сложив руки на груди и уставившись на меня, словно разглядывал свое личное произведение изящного искусства. У него были разноцветные глаза, один синий, а другой — зеленый.

Я тоже потрогала свой лоб, надеясь, что не набила шишку перед балом. До соседнего поместья было миль пять, а кони неслись так быстро, что я испугалась, что мы доберемся слишком скоро. Я бы предпочла просто прокатиться в карете, вовсе не заезжая на бал. Но за окном засветились огни дома, что стоял на холме, колеса загромыхали по каменному мосту через речку, и стали слышны, время от времени заглушаемые грохотом кареты, звуки музыки. У меня перехватило дыхание, а Колман вдруг похлопал меня по руке и протянул свернутый листок бумаги.

– Госпожа передала вам записку, – прошептал он. – Это важно.

– Спасибо, Колман, – кивнула я, взяла записку и сунула ее за отворот перчатки – в полутьме кареты и при такой тряске вряд возможно что-то прочитать.

Тем временем карета въехала во двор, заполненный пятнами света из окон и звуками кадрили, и остановилась. Дверца распахнулась, Ворон ловко выдернул лесенку и протянул руку в белой перчатке. Помедлив под пристальным взором маленьких глаз Колмана, я шагнула в неизвестность, уцепившись за воронью руку, которая на ощупь оказалась совершенно человеческой. Колман, выбравшись наружу, набросил мне на плечи легкую накидку и произнеся, как заклинание: «Это важно», исчез, растворился в воздухе. Помощник, называется, подумала я, сердясь не столько на гнома-тролля, сколько на саму себя, попавшую в загадочную авантюру, в сон, который не желал заканчиваться. Хорошо знакомый двор поместья Три Холма, прохладный вечерний ветерок, запах вереска… все было настоящим. Луна светила в полную силу, повиснув белым кругом в небесах. Вздохнув, я зашагала по дорожке к дому, со страхом осознавая, что, если все происходит наяву, то неизбежно встречусь с Отцом, Мадам, Гонерильей и Реганой. И что об этом думает Фаталина? «Это важно!» Я остановилась, вытаскивая из перчатки записку колдуньи. Но едва я развернула листок, как двери дома шумно распахнулись, выпуская хохочущую мужскую компанию. Прогрохотав по ступенькам крыльца, они помчались прямо на меня и, поравнявшись, обогнули слева и справа, как стремительный водный поток огибает возникшее на пути препятствие. Когда они пронеслись мимо, я вновь взялась за листок, разворачивая его задрожавшими руками, но топот ног за спиной внезапно затих, бегущие резко остановились, а затем заговорили, перебивая друг друга.

– К нам приехала новая гостья!

– Кажется, она прехорошенькая!

– Когда ты успел разглядеть, Эдмунд?

– О, у Эдмунда зоркий глаз на женские лица!

– Нас представят прекрасной незнакомке?

– А вы не знаете эту леди?

– Идемте, идемте, Эдгар, поспешим!

– Вечно вы торопитесь, Эдвиг!

– Но время не ждет!

Я обернулась, когда топот ног возобновился – молодые люди мчались по освещенной луной дорожке в темноту, в никуда. Мне же ничего не оставалось, как, размышляя, говорили ли они обо мне или о другой гостье, сделать еще несколько шагов, подняться по ступеням крыльца и войти в открытые двери. Ну что ж, Корделия, вперед! И я пошла навстречу огням, шуму, музыке и белым мраморным фигурам, украшающим парадную лестницу.

Правда, меня остановили на полпути. Красивый молодой человек в голубом камзоле склонился в поклоне, и я, смутившись, чуть не споткнулась. Сейчас он раскроет мой обман! Но он вдруг спросил меня:

– Госпожа, как объявить вас?

– Объявить меня?

Я растерялась, не сразу сообразив, что он спрашивает мое имя, которое должно быть объявлено во всеуслышание. В первое мгновение я чуть не назвалась своим собственным, но испугалась и, взглянув на мраморную женскую фигуру, – на голове ее красовался венок из листьев и цветов, а в руках она держала блюдо, наполненное плодами: гроздь винограда чуть не падала через край – сказала:

– Меня зовут Флора Винифера….

Ничего хуже и смешнее придумать было нельзя, но слова уже соскочили с губ. Я сама фыркнула, произнеся это дурацкое имя, а красавец в голубом камзоле, нимало не смутившись, распахнул двери в зал и объявил:

– Госпожа Флора Винифера!

Я вошла и зажмурилась от света тысяч свечей и взглядов тысяч глаз, обратившихся в мою сторону. Хоть бы не упасть! Мне удалось сохранить равновесие и, надеюсь, прямую спину. Мало-помалу свечи, стены и драпировки приобрели форму, а пол – цветной узор. Тысячи лиц, слившихся в цветную полосу, разделились на отдельные – их оказалось намного меньше. Ко мне подошла хозяйка Трех Холмов и по ее чуть удивленному, но сияющему улыбкой лицу и приветственным словам я поняла, что она не узнала меня и озадачена появлением незнакомки со столь странным именем. Следом за ней подходили незнакомые и знакомые, кивали, говорили что-то приветственное, я что-то отвечала, боясь, что в любой момент могу напороться на Мадам или ее дочерей. Или на Отца. Я решила, что должна увидеть их первой, чтобы не оказаться захваченной врасплох. Пока меня никто не узнал, но не факт, что, увидев, не узнают домочадцы.

Вдруг запели скрипки, сначала одна, нежно и тонко, блестяще, словно жаворонок с небес, затем вторая – густо и требовательно, — приглашая на танец. Восемь струн, сомкнувшись на восторженной ля, заставили умолкнуть разговоры. На затейливый узор пола в центр зала вышли две первые пары. Вступили флейты и фагот, затем кларнет в дуэте с виолончелью, и дамы с кавалерами сорвались с места, ловко выделывая па кадрилиона. Еще пара, и еще… и вскоре, казалось, весь зал закружился и закачался в зажигательном деревенском танце. А я… танцуя внутри себя, ринулась к колонне, обвитой гирляндами из крошечных голубых роз, чтобы обрести убежище и наблюдательный пункт. Едва я устроилась там за внушительной фигурой одного из гостей и приготовилась как следует осмотреться, собраться с духом и смириться с мыслью, что действительно нахожусь на самом настоящем бале, как что-то кольнуло в бок, так больно, что я охнула. Пожилой господин с внушительной фигурой оглянулся и окинул меня взглядом.

– Почему вы не танцуете, молодая госпожа? В самый раз подхватить кавалера…

– Ах, я только что приехала, – ответила я, размышляя, что же меня кольнуло.

– Так не прячьтесь, красавица…

– На балах всегда танцуют, – послышался за спиной знакомый голосок малютки Колмана.

Ах, вот как! Он намерен колоть меня булавками, чтобы заставить танцевать?

– Меня никто не приглашал, – огрызнулась я.

– Так не прячьтесь за мою спину, – повторил мой собеседник, удивленно наморщив лоб.

– Простите, я немного волнуюсь, – ответила я, мысленно проклиная вредного Колмана и Фаталину.

– Молодым дамам свойственно волноваться, но ведь вы же не собираетесь простоять здесь весь бал, – сказал добрый господин и шагнул в сторону, словно не желая закрывать меня своей надежной широкой спиной.

Спина его действительно была надежным укрытием, потому что в тот же миг напротив, в компании разодетых дам я увидела мачеху. Мадам что-то говорила маленькой полной госпоже в пышном платье, чуть наклонив голову к собеседнице со своим обычным брезгливым видом, словно само существование мира вокруг вызывало у нее отвращение. Пушистые перья ее шляпки чуть покачивались, будто подтверждая вечное недовольство их хозяйки. Пока я, замерев, как лягушка перед змеей, соображала, что делать, она повернула голову и посмотрела на меня. Узнала ли она или со страху мне померещилось, что к ее гримасе брезгливости добавились ноты удивления, но так или иначе, растерявшись, я в панике рванула за колонну, тотчас получив в спину укол булавки Колмана. Обернулась, желая поймать негодяя, который, разумеется, успел исчезнуть, и ринулась в толпу, краем глаза заметив, что Мадам покинула своих собеседниц и двигается в мою сторону. Нет, нет, только не это! И о чем я только думала, когда поддалась уговорам Фаталины? И о чем думала она, уговаривая меня? Зачем?

Увлеченная побегом, я продвигалась к выходу, решив, что лучше всего будет покинуть бальный зал и просто послушать чудесную музыку, стоя в саду под окнами дома. Совсем рядом проскакала танцующая пара, и в неуклюжей девице, сбивающейся с такта, я узнала свою сводную сестрицу Гонерилью. Я ускорила шаг, запыхавшись от волнения, и со всего размаху врезалась в кого-то, двигающегося навстречу на такой же скорости.

– Ох, черт! Вы так стремительны! – сказал кто-то, оказавшийся молодым человеком в коричневом камзоле. Он подхватил меня за руку, не дав упасть, и отвернулся, явно разозлившись.

– Ах, простите! – воскликнула я, проклиная себя за неуклюжесть.

Кстати, говоря о неуклюжести – сюда неуклонно приближалась танцующая Гонерилья – их пара сделала очередной переход кадрилиона. Нужно было бежать прочь, но мое живое препятствие все еще держало меня за руку самым бессовестным образом, а путь к выходу оказался закрыт шумной толпой вновь прибывших гостей. И я сделала то, что не сделала бы никогда, точнее говоря, я никогда не подозревала, что смогу сделать такое. Оправдывало этот поступок лишь паническое состояние, в которое меня привело явление родственниц и, вероятно, темное влияние присутствующего где-то здесь Колмана.

– Идемте танцевать! – сказала я молодому человеку и потянула его за собой в круг танцующих. Отчего-то мне показалось, что именно там я найду спасение.

Он на мгновение замер, тормозя мой порыв – и не удивительно, ведь барышня не вправе приглашать на танец, да еще та, что чуть не сбила с ног. Замер, но тотчас, громко хмыкнув, подхватил меня за талию, и мы запрыгали в такт звенящей музыке, выстраивая очередную фигуру танца.

– Откуда вы явились, отважная красавица? – спросил мой спаситель. – Кажется, я не видел вас прежде…

– Я… я вовсе не отважная… – пробормотала я, чуть задыхаясь.

Все-таки трудновато без практики, ведь так давно не танцевала.

– Да? А мне показалось совсем наоборот. Вы чуть не сшибли меня с ног…

– Еще раз прошу прощения!

– Но я уже доволен этим… Кто вы, прекрасная незнакомка?

– Я… я только что приехала, – пробормотала я.

– Об этом я догадался, – ответил он.

– Наверное, вы были одним из тех молодых кавалеров… – осмелилась заметить я.

– … что выбежали вам навстречу, – закончил он за меня.

– Вы так скоро вернулись… Э-э-э… – нетрудно было предположить, что его имя начинается на Эту букву.

– Эдгар… – опять подсказал он. – А как ваше имя, позвольте узнать?

– Ко… Флора….

– Кофлора? Странное имя. Вы иностранка?

– Нет… да, вот такое у меня имя… – ответила я, почему-то решив не исправлять ошибку. Да и о какой ошибке могла идти речь, если имя изначально было фальшивым?

– Прелестное имя…

Милая болтовня, прекрасная музыка, красивый молодой человек с чудесным именем Эдгар, танец, движение – в любой последовательности… неудивительно, что у меня закружилась голова, а внутри все запело в такт кадрилиона, парам- пам-пам… И я красива, в этом чудесном платье… Корделия, Флора Винифера…

Тем временем скрипка отыграла последние такты, танцоры завершили последние па, и Эдгар, взглянув в упор темными цвета горячего грога глазами, склонился в коротком поклоне.

– Благодарю вас, прекрасная Кофлора, за танец, подаренный мне. Никогда не встречал такой смелой девушки.

– Вы уже говорили об этом. Знали бы вы, какая я трусиха, – почти прошептала я.

В бок впилась булавка, так больно, что я ойкнула. Обернулась, но негодяй Колман уже скрылся в толпе.

– Что случилось? – спросил Эдгар.

– Ах, нет, нет, ничего, – поспешила успокоить его, про себя помянув Колмана не слишком добрым словом, но вдруг вспомнив о так и не прочитанной записке. Нужно все-таки ее прочитать.

– Простите, Эдгар, но мне нужно… отлучиться, отдать распоряжения слуге, – заявила я, удивляясь самой себе – и откуда такие хозяйские ноты? Влияние Мадам, определенно. Я беспокойно огляделась, вспомнив, что она с дочерями где-то рядом, но не заметила ничего тревожного.

– Что ж, идите, но я найду вас и надеюсь на танец… Ригодон за мной?

Я кивнула, присела в реверансе, как учили Матушка и господин Альдемар, и направилась к выходу из зала, чтобы спокойно, не опасаясь попасть на глаза родственницам, прочитать записку госпожи Фаталины. Кроме того, нужно было немного успокоиться после танца и Эдгара.

Запела флейта – мелодия, тягучая и томная в первых тактах, вдруг полилась ручейком, ручеек набрал силу, когда в него влились воды скрипок и потоком хлынули басы духовых. Вольта! О, как я любила танцевать ее когда-то. Господин Альдемар хвалил меня. Оглянулась, чтобы увидеть, как опустевшая на миг середина зала вновь заполняется парами…

– Позвольте пригласить вас на танец… прекрасная незнакомка, – передо мною вырос молодой человек в зеленом камзоле. Такой же красивый, как Эдгар, чем-то похожий на него. Только глаза у него были прозрачно зеленые, как воды нашего лесного ручья, что струится среди мхов и трав.

– Но я… спешу, – ответила я и напряглась, ожидая очередного укола булавки. Его, как ни странно, не последовало. Видимо, у Колмана имелись свои собственные необъяснимые мотивы, когда колоть, а когда нет. Закончились булавки? Или он где-то задержался? Небось, решил полакомиться угощениями?

– Куда вы можете спешить на бале, кроме как танцевать? – вкрадчиво поинтересовался зеленоглазый.

Действительно, куда? Записка подождет, решила я. Ничего не случится, если прочитаю ее чуть позже.

– Да, вы правы… – кивнула я и улыбнулась, надеюсь, очаровательно.

– Так чего же мы ждем?

Он взял меня за руку, и через мгновение мы оказались в круге танцующих.

– Меня зовут Эдмунд, – представился молодой человек, когда быстрая часть сменилась медленной передышкой. Надо же…

– А меня Кор… Флора…

– Корфлора? Какое странное имя…

– Вот такое у меня имя, – ответила я, смеясь.

Мне стало так весело и легко, что даже промелькнувшие в толпе лица родственниц обеспокоили лишь на миг. Если они и узнают меня, всегда есть путь к отступлению и побегу, а после… Неважно, что будет после, главное то, что происходит здесь и сейчас. А сейчас я кружилась в танце с красивым зеленоглазым Эдмундом, знатным господином, а, может быть, и принцем. Впрочем, не так важно, принц он или не принц – ведь этот вечер почти ненастоящий, почти сказочный, придуманный госпожой Фаталиной. Но почему и зачем она сделала это? Вопрос мелькнул, как лица родственниц, и исчез – я не стала задаваться им. Я – Флора Винифера, и я счастлива, почти счастлива. Колман явился, когда Эдмунд пригласил меня на второй танец, и я поставила его в очередь после ригодона, который обещала кареглазому Эдгару. Маленький человечек ощутимо пихнул меня локтем, – видимо, на самом деле потерял свою булавку или иголку.

– Мне больно… – прошипела я.

Колман что-то пробормотал набитым ртом, – в руке он держал увесистый кусок пирога с земляникой – как же была я права, когда подумала, что он отправился полакомиться. Вспомнила о непрочитанной записке, но церемониймейстер объявил мазурку, и вновь заиграли скрипки. Ноги чуть сами не пустились в пляс, даже Колман выбил чечетку своими крошечными башмаками, на ходу жуя пирожок. Помощник называется! И как только Фаталина доверяет ему? Я взяла себя и свои ноги в руки, отступила к колонне, обвитой гирляндами золотистых розочек, и юркнула за нее. Где же он, тонкий листок бледно-розовой бумаги? За отворотами перчаток записки не оказалось. Не было ее и внутри – ни в левой, ни в правой перчатке, ни в лифе платья. Потеряла! Бестолковая легкомысленная девица! И почему не прочитала записку сразу, не откладывая? Может быть, Колман знает, что там было написано? Оглядевшись, не обнаружила и Колмана. Наверное, съел свой пирог и отправился за мороженым. Обжора!

Пока бранила себя и малютку Колмана, скрипки пели, маня и соблазняя веселыми переливами. Что ж, будь что будет. Я вышла из-за колонны навстречу музыке и танцующим парам. Он возник передо мною, словно из воздуха. Высокий, голубоглазый, в синем камзоле.

– Отчего вы не танцуете, красавица, когда играют скрипки?

– Оттого, что этот танец у меня свободен, – кокетливо ответствовала я, не узнавая саму себя.

– Удача всегда способствует мне, – заявил голубоглазый. – Позволите пригласить ?

– Позволю, – ответила я, чувствуя себя по меньшей мере принцессой.

Трепещите же, Мадам и ее глупые дочки!

– Как ваше имя, прекрасная незнакомка? – спросил голубоглазый, когда ритм танца чуть замедлился после бурных па.

– Флора, – ответила я, на этот раз умудрившись не ошибиться.

– Прекрасное имя. А я – Эдвин.

Кто бы сомневался? Кажется, в этом зале имена всех красивых молодых людей начинаются с одной и той же буквы.

Танцевал Эдвин столь же ловко и умело, как Эдгар и Эдмунд.

Следующим танцем был ригодон, который я обещала Эдгару, затем рил, который я станцевала с Эдмундом, затем пасадобль, с Эдвином… или с Эдгаром? Нет, кажется, с Эдмундом… А еще меня приглашали Эдвиг… Эраст… Эджельберт и, кажется, Уиллард.

Я не сразу заметила, что оказалась в центре внимания. Дамы перешептывались, глядя в мою сторону. Мужчины переговаривались. Я снова поймала на себе взгляд Мадам, но даже не вздрогнула — она явно не узнала меня. Как и Гонерилья с Реганой, что смотрели с нескрываемой завистью. Но мне было все равно.

«Кто она и откуда?» — услышала я перешептывания за спиной, когда смолкла музыка, и наступил антракт в танцах.

— Какая-то Флора Винифера… Вы слышали о таком семействе?

— Иностранка? Самозванка?

Вдруг торжественно запели трубы, и глашатай в ярко-красном камзоле, выступив в середину залы, провозгласил: — А сейчас принцы королевства выберут королеву бала! На сверкающий, отполированный танцевальными туфлями пол вышли Эдмунд, Эдгар и Эдвин, а меня охватила паника. Взоры трех принцев королевства! обратились в мою сторону. Чутье не подвело меня. Нужно бежать прочь и, чем скорее, тем лучше. Вовсе не хочу оказаться королевой бала.

«Колман, Колман, помоги мне!» — мысленно воззвала я к пропавшему обжоре и отступила назад, наступив на ногу стоящему позади господина. Он сердито крякнул и отшатнулся, я ринулась в проход, который гости бала, изумленные моей резвостью, невольно открывали для меня. Страх, страх оказаться в центре внимания, быть узнанной, а потом пожинать плоды своего легкомыслия, разрушил тонкую, слишком тонкую оболочку безумного сиюминутного счастья. Вперед, вперед! Я чуть не повергла на пол лакея в голубом камзоле, чуть не уронила свою сегодняшнюю мраморную тезку, обремененную плодами плодородия, и вдруг обнаружила, что хромаю. О, ужас! – на туфельке Фаталины сломался каблук. Он сиротливо валялся в нескольких шагах от меня. Чуть не упав, подобрала его.

– Госпожа Винифера… Флора… Кофлора… Колфлора!.. – я услышала позади крики, и шум, там, в зале, кажется, стал еще сильнее.

Сняла туфли и прижав их к груди, бросилась вниз по лестнице к выходу из дома. Не знаю, как мне удалось выскочить из шумного ярко освещенного дома в спасительную тишину и мрак двора на несколько мгновений прежде моих преследователей. На миг остановилась, ослепленная темнотой, и побежала, свернув налево, к спасительным теням деревьев. Спряталась за стволом огромного бука, прижалась к нему, моля, чтобы с крыльца не увидели мое серебристое платье – оно словно сияло в темноте, освещая все вокруг. Слышала мужские голоса, которые выкрикивали мое чужое имя, и глотала слезы, вцепившись в туфельки Фаталины, как в спасительный талисман. Голоса и шаги звучали, то отдаляясь, то приближаясь.

– Где она? Почему убежала?

– Где же ее карета? Она приехала в карете?

– Не знаю. Ты видел, Эдмунд?

– Нет, Эдгар, – ответил голос издалека.

– И луна опять скрылась, хоть глаз выколи. Принесите факелы, огня… сюда!

Шаги все ближе и ближе, я задрожала, старалась слиться со стволом. Кто-то остановился совсем рядом, затем прошел мимо, зашуршала трава, я затаила дыхание – вот сейчас он обернется и увидит, как в темноте светится платье. Мое прекрасное платье… Ничто не светилось и не сияло, платье растаяло, превратившись в золу, что осыпалась с плеч. В носу засвербело – вот сейчас чихну и выдам себя. Королева бала! Как смешно…

И если минуту назад я пряталась, потому что боялась оказаться этой самой королевой, то сейчас причина стала более веской и земной – на мне не было платья, лишь старая нижняя юбка и полотняный корсаж. Преследователь прошел мимо, а, возвращаясь, не заметил меня. Голоса еще звучали некоторое время, потом умолкли – принцы королевства не стали утруждать себя поисками дурочки, сбежавшей с бала, и наверняка почувствовали себя оскорбленными – ведь мне была оказана такая честь. Я с ужасом представила, как стою посреди зала, и мое платье превращается в кучку золы… на глазах у всех, на глазах у Мадам и ее дочерей. О, какое счастье, что я сбежала!

Я выбралась из своего укрытия и пошла босиком по траве. Там, где стояла карета, на земле лежала тыква, вокруг нее прохаживался Ворон, покачивая клювом, очевидно, размышляя о превратностях судьбы. Кот, мяукнув, потерся о мою ногу. «Где же Крыс?» – заволновалась было я, но тотчас успокоилась, услышав тихое попискивание.

Как добраться до дома? Ах, коварная Фаталина, и зачем я согласилась на ее уговоры? «Ты – девушка, которая заслуживает бала»! И куда девался крошка Колман? Неужели обиделся и ушел, бросив нас на произвол судьбы? И что же скажет Мадам, когда обнаружит, что меня нет дома?

Вопросов было много, а ответ на них пока только один – как можно скорее добраться домой. Шансов, что я сумею оказаться там раньше, чем вернутся с бала родственники, почти не было, может быть, один на сотню – на случай, если подвернется какая-то оказия, маловероятная в эту ночную пору. Луна действительно скрылась за тучами, словно подтвердив слова-заклинания Фаталины. Тем временем Ворон защелкал клювом, закаркал, явно приглашая меня в путь. Я остыла после бега и тотчас продрогла – ночной воздух холодил открытые руки и плечи. Да еще сломался каблук – придется идти босиком. И тут я обнаружила, что держу в руке только одну туфельку, второй, со сломанным каблуком, не было – видимо, в спешке обронила ее. Слезы, которые я старалась до сих пор сдерживать, – какой в них прок – хлынули соленым дождем. Ворон сердито каркнул и ткнул меня клювом в бок – ни дать, ни взять второй Колман – Кот заурчал в ухо, Крыс нервно забегал вокруг, держась подальше от Кота.

Наплакавшись, я тронулась в путь вслед за темной тенью летящего Ворона, Кот бежал рядом, Крыс устроился у меня на плече. Мы перешли мост и вышли на темную дорогу, по которой так недавно проехала наша карета, бывшая и вновь ставшая тыквой. Музыки и шума бала уже почти не было слышно, лишь отблески огней среди деревьев напоминали о том, что там, в доме, тепло, светло и весело. Сон, все это сон, от которого я никак не могу проснуться…

«А что, если не проснусь никогда?» – в ужасе подумала я. Как ни странно, но в этом сне меня начало клонить ко сну. Дорога лишь угадывалась немного более светлой полосой меж черными громадами деревьев слева и справа от нее. Кот вскоре жалобно замяукал, и мне пришлось взять его на руки, изрядно расстроив тем самым Крыса, который сердито завозился на плече, царапая кожу острыми коготками. Мелкие и крупные камни, густо усыпавшие дорогу, да и все ухабы, на которых несколько часов назад подпрыгивала наша тыква-карета, теперь я ощутила босыми подошвами. Я позавидовала народу, живущему где-то далеко к югу от наших мест – говорят, они всегда ходят босиком, и подошвы их ног волосатые и твердые, как дубленая кожа. Хотя, не факт, что мне захочется иметь такие ноги, когда доберусь до дома. Если доберусь. Пройдя еще сотню другую шагов, я поняла, что переоценила свои силы. Слишком самонадеянно пустилась в столь непростой и опасный путь, слишком наивно поверила коварной… колдунье? Я даже остановилась, замерла, холод прошел по и без того замерзшей спине. Фаталина… Она вовсе не добрая волшебница, каковой хотела казаться! Она – злая колдунья! Прозрение накрыло меня черным крылом, сделав и без того темную ночь еще темнее. Но мне не хотелось верить в это. Дрожа от холода, я пыталась оттолкнуть это крыло, ища среди черных перьев светлое, пусть не белое, но хотя бы серое.

Эдгар, Эдмунд, Эдвин... сейчас, когда я вспоминала о них, их лица сливались в одно, да и само их существование стало казаться сомнительным. Неужели это я танцевала с ними совсем недавно? Эдгар, Эдмунд, Эдвин… Имена, как лица слились в строку, которая обрела ритм и музыку. Эдгар, Эдмунд, Эдвин… Замерзшие, избитые о камни ноги, нет, не пустились в пляс, но словно обрели новую силу, зашагали в лад с бравурным ритмом. Я попыталась вспомнить каждого из принцев, отделить их мысленно одного от другого. Эдгар… кареглазый, быстрый, живой. Эдмунд… зеленоглазый, вкрадчивый. Эдвин… резкий, но очень учтивый. Урчащий на груди Кот согревал меня, Крыс, ерзая, щекотал шею и плечо, Ворон пролетел над головой, коснувшись волос крылом. Вдруг стало светло – это лунный свет прорвался меж туч, затянувших небо сплошной пеленой. Я увидела дорогу, которая в этом месте поворачивала влево. Заспешила за лунным лучом, пытаясь использовать на все сто его свет. Согрелась от быстрой ходьбы, да и Кот с Крысом, словно меховые шали, большая и маленькая, согревали меня. Пройдя поворот, я замерла – впереди на дороге лежало что-то темное и, кажется, живое. Кот заерзал, выпустив когти, Крыс возмущенно запищал, а Ворон нагло уселся мне на голову и защелкал клювом, видимо, рассказывая о том, что видит.

«Ребята, вы совсем с ума сошли! — прошептала я. — Так мне вас всех не донести. И что там такое, впереди?»

Темное живое впереди, кажется, шевельнулось. Я отступила назад, сжавшись от страха, чуть не уронив заурчавшего кота. Фаталина, это ваши шутки? Или там, впереди, притаился разбойник, грабитель с большой дороги? Скоро поедут с бала гости, и он выжидает их? Может быть, стоит притаиться и дождаться, когда кто-то из них поедет по дороге? И попасть прямо в лапы Мадам, чей экипаж я и остановлю по закону подлости.

«Не трусь, Корделия! — решительно сказала я себе. — Ведь взошла луна, а сегодня именно ты управляешь ее появлениями!»

Или это произнесла не я, а чей-то голос, похожий на мой? Или голос тот был вовсе не похож? Так или иначе, но я двинулась вперед, вдохновленная луной и тройкой преданных приятелей, за судьбу которых я отвечала, и чье присутствие, несмотря на некоторые неудобства, очень подбадривало. Ели бы они еще умели разговаривать, и не превратились в самих себя столь не вовремя! Что-то я сделала не так. Конечно не так, я же не прочитала записку Фаталины, позорно струсила, сбежав с бала в самом разгаре, обманула Эдгара, Эдмунда, Эдвина и еще нескольких кавалеров с буквы Э, оставила их с носом. Да еще и сломала каблук на туфле Фаталины, затем потеряв ее. И поплатилась за все это. Но что-то живое на ночной дороге — это слишком, даже для злой феи, не говоря уже о доброй или обыкновенной, которая не зла и не добра, а просто похожа на человека. Ах, Эдгар, Эдмунд, Эдвин… Где вы, прекрасные принцы? С кем танцуете сейчас? Или не танцуете, сокрушаясь о моем побеге? Или хохочете, вспоминая о моем побеге? Я так увлеклась этими мыслями, что не заметила, как подошла совсем близко к опасной черте — человеку или зверю, лежащему посредине дороги. Ворон сердито каркнул и взлетел. Луна совсем вышла из-за тучи и осветила того, кто лежал на дороге. Это был малютка Колман. Я бросилась к нему.

– Что случилось, господин Колман?

– Это вы, непослушная замарашка? Вы так и не прочитали записку госпожи Фаталины? – произнес он.

– Не прочитала, потому что я непослушная замарашка, – парировала я. – Лучше скажите, что с вами произошло? Почему вы лежите здесь, на дороге? Как вы здесь оказались?

– Я мог бы и вам задать последний вопрос, но это уже не требуется, – сказал он, приподнимаясь на локте. – А я, кажется, сломал ногу.

– Сломали ногу? Как же так? Как это случилось?

– Луна скрылась, и все произошло…

– Вы опять говорите загадками! – рассердилась я. – Скоро по дороге поедут экипажи из поместья, я остановлю самый первый и попрошу о помощи!

В бледном лунном свете глаза Колмана на маленьком сморщенном лице казались невероятно яркими, один синий, другой — зеленый. Ворон сочувственно прокаркал, описав в воздухе круг, и, приземлившись рядом с лежащим лилипутом, осторожно ткнул его клювом в плечо. Крыс что-то пропищал мне на ухо, вероятно, беспокоясь о последствиях, а Кот нервно заурчал и выпустил когти.

– Давайте-ка осмотрю вашу ногу, – мужественно предложила я.

– Не беспокойтесь, впрочем, можете взглянуть, если вас это не затруднит, — заявил Колман, голос его зазвучал бодрее. — Добрая девушка…

Что он хотел этим сказать? Благословенная луна являла себя во всей красе, и я смогла в ее свете осмотреть неловко подвернутую окровавленную ногу малютки Колмана. Я вспомнила рассказ Отца о том, как он спасал своего друга, сломавшего руку на охоте, и приступила к решительным действиям, хотя руки мои дрожали, а сердце явно предполагало пробить грудь, вырваться наружу, в лунную ночь, и упасть на дорогу рядом с раненным малюткой. Кот и Ворон были отправлены на поиски крепкого сука, а Крысу поручено оторвать подол моей нижней юбки (от волнений и забот я совсем забыла, что не совсем одета!), чтобы использовать его, как бинт и веревку. Вскоре Кот и Ворон совместными усилиями притащили не совсем кривой сук. Я, как сумела, привела его в должный вид и примотала к поврежденной ноге, предварительно перевязав рану.

– Вам не очень больно? Это все, что я могу сделать, — сказала я.

– Терпимо, – отвечал Колман. — Спасибо, добрая девушка.

– Вы же знаете, как меня зовут, — проворчала я. — А теперь дождемся экипажа и попросим о помощи.

– У меня есть плащ и немного еды, там, в котомке. Вы замерзли, укутайтесь и поешьте.

В котомке? Но у Колмана, кажется, не было никакой котомки и никакого плаща. Впрочем, я не стала озвучивать свои сомнения, – в эту ночь загадок и чудес ничто уже не выглядело удивительным. Лежащая рядом котомка оказалась довольно вместительной и была набита пирогами, которыми угощали на балу. Я с удовольствием закуталась в мягкий шерстяной плащ, что нашелся под пирогами.

– Кажется, вы изрядно подчистили столы, — сказала я Колману без тени укоризны.

– А что еще остается такому человечку как я? — заверещал он тонким голоском. – Я не могу пригласить на танец прекрасную девушку, но могу вкусно поесть и запастись угощениями. Как видите, они пригодились!

Мне же ничего не оставалось, как согласиться, но вздрогнуть от звука этого тонкого, высокого голоса. Не сразу, но через несколько мгновений я вдруг поняла, что до сих пор, здесь на дороге, он говорил низким красивым голосом, немного похожим на голос Отца. Такой голос можно назвать баритоном. А прежде при первом знакомстве и на балу он звучал фальцетом. Странные превращения. Впрочем, я опять тщетно удивлялась неведомому. Лучше заняться пирогами, тем более, моя честная компания выражала голодное нетерпение всеми доступными способами: щелканьем клювом, урчанием, мурлыканьем и попискиванием. Я поделила пироги, не забыв и самого хозяина котомки.

– Вы прекрасно танцуете, добрая девушка, — заявил он опять баритоном, с аппетитом уплетая пирог с мясом.

Видимо, хотел поддержать светскую беседу.

– А вы колетесь булавками, — парировала я.

– Если бы я вас не колол, вы бы так и прятались в углу. Благодаря мне вы удостоились чести танцевать с принцами королевства, — чванливо заметил он, снова переходя на фальцет.

– Ах, да, конечно, пьемного благодана! — совсем не по-светски воскликнула я с набитым ртом, потому что не могла оторваться от вкуснейшего пирога с яблоками.

– Что, что вы сказали, Корделия?

– Поблагодарила вас за содействие.

– Что вы, моя роль была крошечна, как и я сам, — пропищал он, морща и без того сморщенный лоб. — Вы покорили принцев королевства, а это не так просто.

– С чего вы взяли, что я их покорила?

– Луна не лжет… — загадочно заявил он басом.

Наша милая трапеза и еще более милая беседа была прервана стуком копыт и поскрипыванием колес — на дороге показался экипаж, освещенный покачивающимся фонарем. Кот, Крыс и Ворон деликатно удалились в разные стороны – рванули так, что и след простыл. Я поднялась на ноги. Лошадь, что тянула карету, была мне хорошо знакома — наша домашняя кобыла по имени Ченерентола. То, чего я боялась, свершилось — предстояла встреча с Отцом, Мадам и ее дочерьми, здесь на дороге, и я не могла скрыться в спасительном мраке ночи, а должна была остановить карету, чтобы помочь крошке Колману. Согласится ли Мачеха взять его в карету, чтобы отвести к доктору? Возможно, Отец скажет свое веское слово, хотя и в этом я сомневалась. Запас веских слов Отца был более чем ограничен.

Несколько шагов навстречу неизбежности, несколько шагов, перешедших в суетливый бег. Острые камушки больно кололи босые ступни. Ченерентола беспокойно заржала, а я закричала изо всех сил, словно хотела перекричать ее и всю эту отчаянную ночь: — Стойте, стойте, помогите!

– Кто там? Что случилось? — раздался голос Отца. — Тпру, стой, Ченерка, стой!

Кобыла остановилась в паре шагов от меня, потянулась, обдав горячим дыханием — ожидала кусочек хлеба или сахара, лакомств, которыми я часто делилась с нею. Я набрала побольше воздуха и шагнула мимо нее к Отцу, что наклонился со своего кучерского места, высматривая виновника неожиданной остановки. Из окна кареты высунулась Мадам, ее визгливый голос врезался в звуки ночи, словно пила, напоровшаяся на гвоздь в старой доске.

– Почему ты остановился, болван? Что там такое? Гони прочь этих попрошаек!

Луна закатилась за тучу, словно вдруг заспешив по неотложному делу, и наступила темнота, чуть поцарапанная полосой света от каретного фонаря.

– Помогите, — сказала я не своим голосом.

– Кто вы, госпожа? Что случилось? — спросил Отец.

– Какая еще госпожа? — завизжала Мадам.

Карета закачалась, видимо, внутри заволновались Регана и Гонерилья.

– Неважно, кто я. Там, впереди на дороге лежит… человек, он повредил ногу, ему нужна помощь. Его нужно отвезти к доктору…

– Что она там такое твердит? — закричала Мадам. — Поехали, идиот! Она из шайки разбойников!

Я видела, что Отец колеблется, разрываясь между желанием поверить и помочь мне, и гневом Мадам.

– Пожалуйста, — почти прошептала я.

– Пожалуйста, добрый господин, помогите! — воскликнула я, удивляясь и не удивляясь, что обращаюсь к Отцу как к незнакомому человеку, а он не узнает меня.

Он издал свой характерный вздох сомнения. Мой Отец никогда не отличался красноречием, предпочитая не раскрывать свои чувства и мысли. Наверное, иногда это правильно, но лишь иногда.

– Поехали, болван! Гони ее прочь! — настаивала Мадам.

Днем она, скорее всего, выбралась бы из кареты и вступила в сражение с разбойниками или подозрительной нищенкой на дороге, но ночью не решалась.

– Прочь! Прочь! Матушка, гоните ее прочь! — вступил в перебранку дуэт моих сводных сестер.

– Мы не разбойники, поверьте! Я шла домой… э-э-э… припозднилась, а тут человек на дороге. У него перелом или вывих, я не знаю, нужен доктор, который осмотрит и поможет ему, — заладила я, отчего-то совсем не боясь, что могу быть узнанной. Может быть, мне помогал теплый плащ Колмана? Эта мысль мелькнула и вдруг превратилась в уверенность.

– Пойдемте со мной, здесь всего несколько шагов, возьмите фонарь и пистолет, если боитесь, господин.

Отец, немного помявшись, спустился с козел кареты под визгливое трио Мадам и дочерей, молча взял фонарь, и мы пошли с ним по дороге, разбивая мрак дрожащим лучом света. Колман лежал там, где я его оставила, — признаться, у меня мелькнула мысль, что, когда мы подойдем к этому месту, его там не окажется. Отец осветил его фонарем, издал удивленный хмык и спросил:

– Что с вами случилось, господин?

– Что-то с ногой, не могу идти. Добрая госпожа нашла меня здесь на дороге и оказала первую помощь, — фальцетом пропищал Колман.

Я хотела было покаяться, что первая помощь моя весьма неуклюжа и грубовата, но промолчала, решив не дразнить некую силу, что делает меня неузнаваемой.

Отец поднял Колмана на руки, словно пушинку, и молча зашагал к карете. Интересно, куда он поместит раненого? Я бросилась следом, но у кареты отошла в сторону в темноту, наблюдая за происходящим.

– Ты не посмеешь, болван! — кричала Мадам. — Посадить в карету какого-то бродягу, да еще и урода, карлика! Ты совсем тронулся умом, идиот!

– Мы не поедем в одной карете с этим карликом! — дуэтом вопили сестры.

– Он ограбит и убьёт нас всех, вот увидишь!

– Брось его, брось, едем домой, мы хотим домой, мы устали!

Я сжалась, пытаясь унять рвущееся из груди сердце. Сейчас Отец, как всегда, смирится и оставит Колмана на ночной дороге. Я даже вздрогнула, когда услышала его голос, настоящий Отцовский голос:

– Можете оставаться здесь, на дороге, если хотите, а я отвезу господина к доктору Барту и вернусь за вами.

Наступила тишина, видимо, Мадам и ее дочери потеряли дар речи. Впрочем, они обрели его очень быстро, но бушевали недолго.

– Садитесь и вы в карету, госпожа, — сказал мне Отец.

– Нет, нет, благодарю вас, я дойду пешком, мне совсем недалеко, и луна вот-вот осветит дорогу.

– Вы не боитесь ходить одна так поздно?

– Это бывает очень редко, просто сегодня выдался удивительный вечер, — призналась я. — Не беспокойтесь за меня.

– Ну что ж, ваше право, — кивнул Отец.

Через несколько минут дверца кареты захлопнулась, Отец забрался на козлы и со словами «Все будет сделано, добрая Госпожа, удачного вам пути!» тронул Ченерентолу с места. Я могла бы успеть пристроиться на запятках повозки, но пожалела и без того загруженную кобылу. Через несколько мгновений я осталась на дороге одна, в свете луны, что сияла так ярко, словно никуда и не уходила. Ворон с тихим шуршанием опустился на мое плечо, Крыс нырнул в карман плаща, а Кот зашагал впереди по дороге, бодро задрав хвост. Когда мы добрались до нашего дома, там стояла тишина. Я пробралась в конюшню и уснула на сене рядом со стойлом вздыхающей во сне Ченерентолы.

Утро настигло меня ножом солнечного луча, прорвавшегося сквозь оконце под крышей конюшни. Я вскочила, в ужасе от того, что проспала и сейчас попаду под тяжелый язык и руку Мадам. Вскочила, отбросив серый плащ, которым укрывалась ночью, и замерла. Флора Винифера... – пронеслось в голове. Неужели это был не сон? Неужели я и впрямь танцевала на балу с принцами под этим именем… в красивом платье? Нет, это явно был не сон – мало того, что плащ Колмана лежал передо мной на сене серой грудой, в руках я сжимала туфельку госпожи Фаталины – мягкой кожи, с атласной отделкой, на высоком каблуке. Как же я верну ей туфли, ведь я потеряла вторую, там, у дома? Нужно пойти и разыскать ее... Но, по правде говоря, я слабо представляла, как смогу это сделать – начался новый день, и я вернулась к своей старой жизни. Что ж, буду хранить эту туфельку и плащ, как воспоминание о чуде. А сейчас бежать, ведь на кухне беспорядок после вчерашнего… бобовые не перебраны… очаг не разожжен, а скоро проснется Мадам. Я завернула туфлю в клок соломы и спрятала в углу за поилкой, выскочила из конюшни и ринулась через пустой двор к дому. Церковный колокол пробил шесть раз. Я отворила тяжелую дверь кухни и замерла в удивлении. Здесь царил неожиданный порядок – на столе стояли рядком шесть мисок, наполненных разноцветьем разложенных по сортам бобовых, в очаге пылал огонь, и вода кипела в котле, наполненном овощами. Медный чайник пускал из носика струйки пара, призывая к завтраку. Я опустилась на лавку, пытаясь успокоиться.

– Долго спать изволите, Корделия, — раздался сердитый голос вошедшей Кухарки.

– Да, я проспала, уважаемая Рогнеда, — виновато сказала я. — Простите, что оставила беспорядок вчера. Это вы перебрали бобы?

– Отчего же беспорядок?— удивилась Кухарка. — Все было на своих местах.

– Правда? И фасоль и чечевица?

– Так вот же и фасоль и чечевица, и горох, на столе в мисках. Так и стояли…

– Мадам еще не просыпалась?

– Нет, все в доме еще спят. Видать, поздно вчера с бала вернулись, — отвечала Кухарка.

Буро-фиолетовые с глянцевыми боками, розоватые в крапинку и молочно-белые зерна фасоли, ярко-оранжевые и черные пятнышки чечевицы и зеленые вкрапления гороха… Значит, вчера я просто-напросто уснула, разобрав бобовые. Но туфелька, атласная туфелька, она-то откуда взялась?

Проснувшиеся домочадцы и повседневные заботы все расставили по своим местам. Мадам обрушила на мою голову весь скопившийся с вечера гнев, Регана сетовала на помятые кружева на платье, а у Гонерильи платье лопнуло по шву и, разумеется, виновата в том оказалась я. А затем я случайно (или нарочно?) подслушала разговор сестренок.

– Этот гадкий коротышка! Как Он посмел посадить его к нам в карету? — трагически вопрошала Гонерилья.

– Я боялась, что он нападет на нас, — пищала Регана.

– Он – колдун, как есть колдун! Гном или того хуже маленький орк! — стонала Гонерилья, прижимая ладони к груди.

– Ах, и как только мы остались живы? — всхлипнула Регана.

К сожалению, мне не удалось дослушать эту занимательную беседу — явилась Мадам, и мне пришлось срочно ретироваться под ее возмущенные вопли о моей беспробудной лени и невероятной наглости.

Отец, придя на кухню в неурочный для него час, после обычного получасового молчания вдруг заговорил о карлике, которого они нашли на дороге по пути домой с бала.

– Карлик? – со всем возможным удивлением переспросила я.

– Да, карлик. Он повредил ногу. Какая-то госпожа остановила карету и исчезла.

– Исчезла? – кажется, я могла говорить только однословными предложениями.

– Исчезла, словно растворилась. Как фея. А ночь была лунной.

– Лесная фея? – молвила я. – Очень странно. А карлик?

– Отвезли его к доктору Барту.

– И там оставили?

– Разумеется, – коротко ответил Отец.

На том наш разговор закончился, потому что он замолчал, а я не стала больше задавать вопросов. Да и о чем? Все подтверждало, что мое преображение и успех на балу были на самом деле. Какие еще нужны доказательства? Только зачем мне все это? Если Фаталина хотела подарить мне праздник, то неизвестно, что лучше – чтобы он был или чтобы его никогда не было. Что перевесит – приятные воспоминания или горечь пробуждения? Или она хотела проверить, что получится, если отправить несчастную замарашку на бал, а потом вернуть к ее жизни? В любом случае опыт слишком жесток. Нужно забыть все эти танцы и всех этих разноцветных, как бобовые, принцев. А может, я схожу с ума? Впрочем, днем, вертясь, как белка в колесе, я почти забыла о вчерашнем вечере и снова задумалась о нем лишь после ужина, когда, вымыв и убрав посуду, уселась за кухонный стол в теплой компании Кота и Крыса перебирать перемешанные стараниями Мадам орехи – фундук, арахис, миндаль, бокабобль и еловые семена. Не успела и начать, как в дверь просунулась голова мальчика Тома, что служил на побегушках в доме.

– Корделия, вас спрашивает молодой господин… – сообщил он, накручивая на палец локон нечёсаных волос.

– Лучше расчешись, – посоветовала ему я. – И что там за господин? Небось, Карл, сын горшечника?

– Нет, не Карл, – сообщил Том. – Этого господина я не знаю.

– И где же он? – отчего-то заволновалась я.

– Ожидает у восточной калитки.

Я окончательно разволновалась. В голове пронеслись глупые, невозможные мысли. Кто это мог быть? Эдмунд? Эдгар? Эдвиг? Не глупи, Корделия, одернула себя я, вставая и одергивая платье. Какой-то деревенский парень спрашивает тебя, а что иное может быть?

Я выскользнула из кухни вслед за Томом и направилась через сад к восточной калитке. На полпути я одумалась и хотела было вернуться, но увидела, что там, в еще светлых сумерках, действительно стоит какой-то человек, отругала себя за трусость и поправив чепец, зашагала вперед. Через мгновение меня остановил резкий оклик:

– Корделия, негодная, куда ты направилась?! У тебя дела нет? Лентяйка, бездельница…

Мадам в своем репертуаре. Она вылетела невесть откуда, словно поджидала или того хуже подстерегала. Неужели это она подстроила? Нет, Корделия, ты определенно сходишь с ума, что, впрочем, совсем не удивительно…

– Вышла немного подышать, очень душно в кухне, Мадам, – виновато сказала я. Внутренности предательски и постыдно сжались, ожидая неминуемой бури, которая тотчас и разразилась. В очередной раз узнала, насколько я отвратительна, ленива, неопрятна, нахальна и прочее, прочее... Но вдруг, в самый разгар этой пылкой обличительной речи, со мной что-то произошло, словно невидимая рука поднесла к вялому фитилю огонь.

«Туфелька, — отчего-то вспомнила я, — в конюшне спрятана туфелька, одна из той пары туфель феи Фаталины, в которых я танцевала на балу с прекрасными разноцветными принцами Эдмундом, Эдгаром, Эдвигом, Эдвином и еще тремя, ну ладно, двумя. Именно со мной они танцевали и именно меня, а не ее уродливых дочерей, выбрали... хотели выбрать королевой бала. Я – Флора Винифера, прекрасная незнакомка, лесная фея, спасшая беднягу карлика на ночной дороге».

– Мадам… – начала я, задыхаясь.

– Мадам… – продолжила я громче.

– Мадам! – воскликнула я. – Вы… ошибаетесь…

Мачеха сделала паузу в речи, изумленно уставившись на меня.

– Что? – спросила она. – Я? Я ошибаюсь? Да как ты смеешь?

– Вы ошибаетесь, потому что… потому что я совсем не такая!

Да, я – Флора Винифера, но не слишком красноречивая.

– А какая же ты? – спросила Мадам.

– Я не столь гадкая, как вы меня описываете. И вполне трудолюбивая, в меру опрятная, совсем не уродина…

– Ты тронулась умом, Корделия? – зловеще перебила меня Мадам.

Кажется, да, и ее вопрос лишнее тому подтверждение.

– Пожалуй, я пойду, – сказала я. – Меня ждут, знаете ли…

Я обошла ее, застывшую на месте, и двинулась в желанном направлении. Пройдя несколько шагов, ощущая, что взгляд Мадам прожигает дыру в моей спине – я даже приготовилась, что получу ожог – остановилась в разочаровании: человека у восточной калитки не было. Видимо, он, увидев Мадам, спрятался от греха подальше. Я бросилась бегом к калитке, словно вдогонку за исчезающей судьбой. У калитки оглянулась. Мадам стояла на том же месте. Я даже испугалась, не случилось ли с нею чего плохого? Но тотчас забыла о ней. Никто не ждал меня. Я вышла за ограду. Тропинка, уходящая в гущу леса, была пуста.

– Эй, кто здесь? – осторожно воскликнула я в надежде, что пришедший спрятался и выйдет на мой голос.

Но лишь далекая птица ответила вечерним криком, да ветер зашуршал листвой. Вздохнув, я вернулась в сад и пошла к дому. Мадам на тропе уже не было. Я отыскала Тома и попыталась расспросить его о загадочном посетителе, но он не смог рассказать ничего толкового.

Закончив разбирать орехи далеко за полночь, я отправилась спать на конюшню, к Ченерентоле. Достав из тайника туфельку, уснула, крепко сжав ее в руках, словно ребенок любимую игрушку.

Это меня и подвело. Мадам явилась утром на конюшню, и мне так и не удалось досмотреть прекрасный сон, содержание которого я забыла, разбуженная ее воплем. Наклонившись ко мне, она размахивала туфелькой Фаталины.

– Откуда это у тебя? Украла? Признавайся!

Разумеется, украла, а как иначе – ведь другой мысли не могло прийти в вашу ожесточенную голову, Мадам.

Кот, что пристроился спать у меня под боком, уже сидел на перекладине под стропилами крыши, безмятежно свершая утренний туалет.

– Это моя туфелька, – сказала я, пытаясь сохранить вчерашнюю храбрость.

– Откуда у тебя может быть такая туфелька? И где вторая, от пары? – прошипела Мадам.

– Вторую я потеряла, на…

Я чуть было не сказала «на балу», но спохватилась и замяла эту подробность.

– Где ты взяла эти туфли? Это дорогие туфли! Очень дорогие! Признавайся, мерзавка!

Конечно, они дорогие. Они, вернее, она дорога мне, как воспоминание о сказочном вечере, о том, что со мной произошло чудо, о фее Фаталине, Э-принцах... коротышке Колмане в конце концов!

– Во-первых, я не мерзавка. Вчера вам это объяснила, – сказала я, – а во-вторых, сейчас же отдайте…

Получилось немного нервно, голос сорвался на визг и даже писк. Кот неодобрительно мяукнул со стропил. В стойле обеспокоенно завздыхала Ченерентола. Мадам закричала что-то о моих «во-первых» и «во-вторых», но я почти не понимала ее слов, да и зачем. Туфелька… вернуть туфельку во что бы то ни стало – вертелось у меня в голове, заглушая все внешние звуки. Я бросилась к ней, пытаясь вырвать свою бесценную вещь, но силы были неравны, да и делать этого не стоило. Разумеется, Мадам не собиралась отдавать туфельку – ведь какой великолепный скандал можно устроить из-за столь заманчивой и загадочной находки, и я лишь позорно помахала руками, вызвав у нее взрыв злорадного хохота, за которым последовали вопли возмущения. Мертвой хваткой сжав мою руку, Мадам затащила меня в пустующую каморку конюха и заперла там, пригрозив, что не получу ни воды, ни хлеба, пока не признаюсь, откуда у меня взялась такая дорогая вещь. «Ну что ж, значит, такова судьба – умереть взаперти», – решила я и упала на слежавшуюся кучу соломы, что служила постелью конюху, когда он ночевал в каморке. Я не плакала – слезы покинули меня, я просто разучилась плакать. Наверно, влага, текущая из глаз, дарует нам облегчение, но я отчего-то лишилась этого дара. Фаталина… почему ты не поможешь, раз уж втянула меня в эту историю?

Шорох в углу сообщил о явлении Крыса, который, поглядывая вверх на Кота, разразился полу-непонятой мною речью на своем крысином языке. Ворон каркнул за окном и вскоре затмил свет черным силуэтом в окне. «Лишь звери остаются верными», – с грустью и благодарностью подумала я. А тот, вчерашний силуэт за калиткой… Кто он? Фантом, призрак, привидение… И что ж это я так разнылась, разнюнилась, разжаловалась? Из-за какой-то туфли? Да, жаль, что не сохранила, что она попала в хищные руки Мадам, но ведь не все потеряно, туфельку можно будет выкрасть. У меня есть верные друзья-товарищи, пусть они и не человеческого рода; меня вызывают на свидание, пусть и призраки, и, в конце концов, я могу отдохнуть, воспользовавшись случайным заточением. Очень хочется есть, но это можно перетерпеть, не навеки же меня заперли в этой каморке. Так, отчасти успокоив себя, я свернулась на соломе и… уснула.

Меня вновь разбудили лучи света. Я зажмурилась, закрутила головой, пытаясь понять, где я и что со мной. Ах, да, в каморке на конюшне, Мадам заперла меня, наказала за непослушание, за туфлю…

– Не плачьте, все будет так, как будет, – раздался откуда-то справа мужской голос.

– А я и не плачу, – оглядываясь в поисках источника голоса, но не находя его, ответила я.

– И правда, не плачете, – согласился невидимый собеседник.

– Где вы? Кто вы? – воскликнула я, чувствуя себя ослепшей и оттого беспомощной.

– Ты выбрала принца? – спросил слева женский голос.

– Принца? – пролепетала я.

– Да, принца. А ты как думала – зачем тебя отправили на бал?

– Фаталина! – воскликнула я. – Это вы, госпожа Фаталина?

– Ты выбрала принца, Корделия? – повторил голос, то ли слева, то ли справа, оставив мое восклицание без ответа.

– Не выбирала я принца! Даже не помню, кто из них кто, – призналась я.

– Вот бестолковая, – дуэтом запели невидимки. – Девушке довелось понравиться стольким принцам, а она даже не помнит их. Ты такая гордая или памятью слаба?

– Она еще и разиня, – сказали справа. – Потеряла сначала записку, а потом и туфельку.

– Мне пришлось убегать, – пробормотала я, понимая, что это алиби трещит по швам.

– Если бы ты не потеряла записку, убегать бы не пришлось, – сказали слева.

– А что было в той записке? – взмолилась я.

– Теперь это уже неважно, – сказали справа.

– То есть, я все испортила? А как же Колман?

Обе стороны молчали, вероятно, обдумывая ответы на два разнородных вопроса.

– Все это так неожиданно и странно, – продолжила я. – И, кроме того, я вовсе не просила отправлять меня на бал. Я говорила госпоже Фаталине, что ничего хорошего из этого не получится.

– Потому что ты все сделала не так, как следовало, – прорезался голос слева.

Справа молчали.

– Откуда я могла знать… – начала было я и замолчала. Что проку оправдываться? И перед кем? Перед невидимыми волшебниками и колдуньями? Лучше бы сюда пришел малютка Колман. Хотя, как он сможет прийти, он же повредил ногу. И не сразу отдал мне записку Фаталины, между прочим. Но я не стала об этом сообщать, решив, что не стоит на него ябедничать.

– Вы можете говорить, что угодно… – решительно начала я и… проснулась.

В каморке было тихо и темно. Крыс, поцарапав меня по ноге, сообщил, что ему пора домой, а то семейство будет волноваться. Кот сердито мяукнул, пожелав семейству Крыса долгих лет жизни. А Ворон, зашуршав крыльями, спустился с окна и сел напротив, держа в клюве… туфельку.

– Где ты нашел это? – вопросила я, едва понимая, что говорю.

Ворон выпустил из клюва туфельку, как Ворона сыр, и прокаркал, что это было не очень трудно.

– Может быть, ты нашел и записку госпожи Фаталины? – поинтересовалась я.

– Лучше бы сказала «спасибо», – совершенно справедливо прокаркал Ворон.

Я смущенно поблагодарила его, промямлив в свое оправдание, что еще не проснулась окончательно и потому так невежлива. Туфелька приятно грела руку. Я обула ее, с удовольствием почувствовав, как ловко она охватывает ступню.

– Ты украл ее у Мадам? – спросила я, но Ворон лишь невразумительно каркнул, мол, что за глупый вопрос.

В этот миг грохнула, открываясь, дверь, словно кто-то сильно рванул ее снаружи. В проеме явилась высокая фигура. Человек стоял спиной к свету, и я не могла разглядеть его лицо. Я вскочила, поправляя платье, сделала шаг вперед, захромав.

– Не изволите ли вторую, госпожа Флора Винифера? – спросил он, протягивая мне туфельку.

– Благодарю вас, но я не знаю, кто вы, – отвечала я.

– Бери и обувайся! – мяукнул Кот.

– Задержусь, чтобы рассказать обо все увиденном матушке, – пропищал Крыс.

– Это Он! – каркнул Ворон.

Что ж, будь что будет, сказала я себе, взяла туфлю, каблук которой оказался на месте, и обула ее. Затем оперлась на протянутую руку незнакомца, и мы вышли из конюшни.

Мой неожиданный спаситель и спутник был весьма привлекателен, и лицом, и фигурой, и нарядом, темноволосый, статный, стройный. Не похожий ни на одного из Э-принцев. Я заметила, что он слегка прихрамывает, а глаза у него разного цвета. И голос... этот голос я бы не спутала ни с каким другим.

Залитый солнцем двор был до краев заполнен народом, словно все собрались на какой-то праздник. В первых рядах, конечно же возвышалась Мадам, рядом стояли ее дочери, Гонерилья и Регана. Все смотрели на нас с… Принцем. Я поискала глазами Отца и не сразу нашла. Он скромно стоял с краю, улыбаясь мне.

– Посмотрите, мама, это же… это же та самая девица, что танцевала на балу! – взвизгнула Регана.

– Это она, – подтвердила Гонерилья. – И это… это… наша Корделия!

Мадам закашлялась, затряслась всем телом.

– Держите спину прямо, а голову высоко! – сказал мне Принц. – Вы прекрасны, Корделия!

– Но я… я… не могу ничего обещать, – пробормотала я. – И я совсем вас не знаю.

– Конечно, не можете… Но об этом позже, а теперь идем, ведь ныне у вас есть обе туфельки, – ответил Он, мой прекрасный Принц, малютка Колман.

– Как вы нашли туфельку? – спросила я. – И как поживает ваша нога? Доктор помог вам? Я беспокоилась за вас.

– Ваш доктор творит чудеса, – сообщил он. – Это был простой вывих. Я искал потерянную вами туфельку, нашел и очень спешил. Но подвернул ногу и не смог идти. А вы пришли на помощь, за что я несравненно вам благодарен.

– Совершенно не за что благодарить, – в тон ему ответила я. – Каждый бы пришел на помощь в такой ситуации. Но куда же вы спешили, и как обогнали нас? Это так странно…

– Я все расскажу… позже.

«Темнит и скрывает. И зачем я сказала про обещания? И отчего я знаю, что это Колман?» – пронеслось в голове.

Отчего-то знаю. Голос, взгляд и эта усмешка, и моя внутренняя уверенность, что это он. Но какой позор! Как я могла ляпнуть такое: «Не могу ничего обещать». Как будто он о чем-то просил!

– Я… я немного… сильно… удивлена, нет, потрясена, – пробормотала я.

– Не нахожу в этом ничего странного, – сообщил Колман. – На вашем месте я был бы не менее потрясен. Вы прекрасно держитесь. Это ваша мачеха? – спросил он, поскольку та перегородила нам путь.

А я ее и не заметила, надо же. Впрочем, отвечать на вопрос не пришлось – Мадам пустилась в путанную речь, из которой было понятно лишь то, что она находится в тяжелом замешательстве.

– Не затрудняйте себя, Мадам! – сказал Колман, когда она замолчала. – Позвольте представиться – Принц Энгельгардт, сын Короля Миргундии, вернувшийся, кхм… из дальних странствий. Я намерен просить руки вашей падчерицы… у ее Отца.

Мадам покраснела, потом побледнела и, вероятно, упала бы, не подхвати ее под руки подбежавшие вовремя конюх с кучером. Гонерилья издала булькающий звук, а Регана застонала.

– Но вы же не объяснились со мной, – напомнила я Принцу.

– Разве? – удивился он. – Я все расскажу, я же обещал.

– Все слишком быстро и неожиданно…

– Согласен. Но зачем откладывать очевидное? Хотя… должен признаться, что наше королевство очень небольшое.

– Какая разница, насколько велико ваше королевство?

– Так вам это не важно? Значит, я сам для вас важнее. Если бы вы не проявили ко мне столько участия, и не думали бы обо мне, я так бы и остался малюткой Колманом.

– Вы… вы были заколдованы? – ахнула я.

Ахнула, как будто до сих пор не поняла, что именно так оно и было. Но одно дело понимать, а другое – получить подтверждение из первых уст. Разумеется, Колман, то есть Принц Энгельгардт (забавно, что его имя тоже начинается с буквы Э. Или это не случайно?) уставился на меня одним синим, а другим зеленым глазами. – Только не говорите, что до сих пор не догадались, – сердито сказал он.

– Догадалась, но не была до конца уверена, – пробормотала я. – И как это произошло?

– Повторяю, что все расскажу вам. Не очень веселая история.

– Подозреваю, что это было не слишком весело. Но мне бы хотелось ее услышать. Все слишком неожиданно, слишком непонятно.

– Так вы не хотите выйти за меня замуж? – вдруг растерянно спросил он, в миг растеряв самоуверенность и величие особы королевских кровей.

– Я не сказала «нет», сударь…

– Но не сказали «да».

– А вы уже успели спросить Мадам.

– Ничего подобного… я намерен просить вашей руки у вашего Отца.

– Может быть, сначала объяснитесь? – спросила я, окончательно обнаглев.

А как не обнаглеть, если Заколдованный Принц расколдовывается благодаря мне и хочет жениться, если у меня такое красивое платье, и если солнце…. Стоп, Корделия! Хочет жениться… Но почему он хочет жениться? Потому что так предписано Тем, кто его заколдовал? Ну уж нет! Если так, то я не хочу замуж. Моя миссия окончена, я помогла ему стать тем, кем он был прежде, и пусть ищет себе жену по зову сердца, а не по предписанию заклятия. Я дернула руку, пытаясь освободить ее из теплой ладони Принца, но он не отпустил. Мы все так же стояли посреди двора, оправившаяся после полу-обморока Мадам что-то вещала, прижимая руки к пышной груди, и Отец появился перед нами, а Энгельгардт-Колман спросил меня, согласна ли я выйти за него замуж, а я…. я ответила: «Нет… мне нужно подумать…». И гадко испугалась, что Принц тотчас превратится в малютку Колмана, а мое прекрасное платье исчезнет, уступив место законному старому. Но этого, к счастью, не произошло.

– Я понял вас, госпожа Корделия, – мрачно ответил Принц. – Вы не любите меня.

– Разве мы успели что-то сказать об этом?

Он молча пялился на меня, невероятно красивый, но такой бестолковый. Растерял слова. Ничего, выживет. Ему нужно освоиться, привыкнуть к своему новому, то есть, старому облику, адаптироваться к окружающей среде, как выражался мой учитель словесности.

Окружающая среда тем временем весьма настойчиво давала о себе знать. Отец, оправившись от шока и оттерев в сторону ослабевшую духом Мадам, вполне достойно вопросил, что за молодой человек держит за руку его Дочь, на что Принц Энгельгардт, выбитый из колеи отказом, ответить достойно не смог. Он отпустил мою руку, приказал! подать коня и, вскочив на оседланную ошарашенным конюхом Ченерентолу, умчался в неизвестном направлении.

Кажется, я упоминала о том, что разучилась плакать. Если так, то забудьте об этом. Я плакала, нет, я рыдала, скрывшись от всех в любимой березовой роще, где меня могли увидеть лишь ее не всегда видимые обитатели да девушка по имени Миранда, которая, как и я, любила здесь гулять. Она всегда носила красные накидки и чепцы, за что ее прозвали Красной Шапочкой. В прошлом году она чудом избежала печальной участи стать обедом или ужином для жуткого Волка-маньяка-людоеда, что держал в страхе окрестности в течении целого полугода. Иногда мы встречались с Мирандой в этой роще, и она рассказала мне, как ей удалось перехитрить Волка и отдать его в руки давно мечтавших о том охотников. Миранда стала местной достопримечательностью, к ней даже приезжали из города, чтобы расспросить подробности и написать статью в городской газете. Почему я вспомнила о Миранде, рыдая под вековой березой – мне просто хотелось кому-то рассказать обо всем. Конечно, я могла бы поделиться с Вороном, Котом или Крысом, но вряд ли они смогут понять мое девичье смятение.

После пафосного отъезда Принца Колмана верхом на нашей кобыле в доме все пошло вверх дном. Словно смерч накрыл семейство и умчался, разрушив все, что казалось непоколебимым. Мадам слегла в приступе слабости, заявив, что негодная Корделия устроила против нее заговор и хочет свести в могилу. Допускаю, что иногда мысли о кончине Мадам приходили в мою голову, но не оттого, что я кровожадна, а по причинам, уже изложенным выше в этом повествовании. Гонерилья и Регана, едва Мадам уснула, бросились ко мне с расспросами, где мне удалось заполучить такое прекрасное платье, не сошью ли я им платья похожего фасона, не я ли намедни танцевала на балу с лучшими женихами королевства, что за Принц явился к нам в дом и не могу ли я познакомить их с его братьями, приятелями или придворными на худой конец. Обе были вполне милы, расспросам не было конца, а Гонерилья даже вернула мне Книгу сказок, что читала мне моя Матушка, и которую я никак не могла найти. Я смогла ответить лишь на первые три вопроса, с трудом отвертевшись от последних.

Отцу же я сказала, что приехавший Принц, вероятно, ошибся в своих чувствах, и я не собираюсь выходить замуж за него или кого бы то ни было. Не знаю, удовлетворило ли его это смутное объяснение, но он, помолчав, поцеловал меня в макушку и ушел в свою мастерскую.

Платье не исчезало, словно стало совсем настоящим. А когда прошла суета, и я присела на кухонную лавку, чтобы заняться переборкой гречневых зерен – труд – главный помощник смятенной души, как любил говорить мой учитель словесности – то вдруг вспомнила, как Колман примерял и сооружал мне платье, а я была полуодета. Это воспоминание вогнало меня в краску, и слезы градом полились по щекам. Не желая, чтобы Кухарка Рогнеда застала меня за этим мокрым занятием, я накинула свою старую шаль и убежала в рощу, чтобы выплакаться и подумать в тишине, одиночестве и на свежем воздухе.

Отрыдавшись, я напилась родниковой воды, умылась и едва устроилась на импровизированной скамье из поваленной березы, как среди стволов замаячил красный чепчик, и вскоре Миранда появилась возле родника. Я, как никогда, обрадовалась ее приходу.

– Корделия, какое платье! – воскликнула она. – Значит, это правда, что ты выходишь замуж за Принца и уезжаешь в Америку?

– В Америку? – удивилась я. – Нет, в Америку я точно не собираюсь, но мне действительно сделал предложение Принц.

Миранда тотчас потребовала все рассказать, и я не стала медлить и сомневаться, изложив все, что произошло со мною за последние дни. Всего каких-то два дня и столько событий!

– И ты отказала Принцу? – изумилась Миранда. – Это правда? Я тоже отказала Сыну Молочницы, но у меня была веская причина – во-первых, он мне совсем не нравится, а во-вторых, я подумываю о том, чтобы открыть собственное дело. Хочу расследовать преступления и ловить всяких мерзавцев. Зачем мне Сын Молочницы? Но Принц… это совсем другое дело. Такое замужество открывает широкие возможности для девушки из народа.

– Ты хочешь заниматься такими делами? – удивилась я.

Хотя, чему было удивляться, ведь именно Миранда-Красная Шапочка расправилась с Волком. Такие события не проходят бесследно, они могут в корне изменить жизнь и планы.

– Хочу! – горячо подтвердила она.

А чего хочу я? Покинуть дом, в котором живу? Да. Выйти замуж за Энгельгардта-Колмана? Да, хочу, но только в том случае, если он сам хочет жениться на мне. Он сам, а не по велению феи Фаталины или какой-либо другой феи или колдуньи. И мне все равно, будет он Принцем или Сыном Молочницы. Но же где искать его? И разве я стану его искать? Миранда тем временем излагала по пунктам плюсы брачного союза со знатным мужчиной, а я подумала, что не могу вернуться домой, к своей прежней жизни, пока не узнаю ответ на мучающий меня вопрос.

«Красавицы Кадикса замуж не хотят…», – пропел над нашими головами сидящий на березе скворец.

– Ты поможешь мне? – спросила я у Миранды, когда она закончила свою проникновенную речь. – Это не расследование преступления, и не преследование мерзавца, но вполне может стать твоим первым шагом. Если ты на самом деле хочешь заниматься такими вещами.

– Конечно, помогу, – пылко согласилась Красная Шапочка. – Ты хочешь найти своего Принца?

– Во всяком случае, я хочу знать, кто он и что он думает обо всем, что произошло.

– И правильно! Именно так я и поступила, когда боролась с Волком. Я прямо спросила его, отчего у него такие огромные уши и острые зубы, и ему ничего не оставалось, как признаться в своих ужасных намерениях прежде, чем он успел их осуществить. А тут и охотники подоспели. Но ты помнишь всю эту историю.

– Конечно, – кивнула я и в очередной раз содрогнулась, представив, как хрупкая Миранда ведет беседу со Очень Плохим Волком. На этом фоне свои загадки и чудеса показались мне никчемными. Но я ведь даже не успела как следует разглядеть Принца Энгельгардта. Среднего роста, плечистый и крепкий, с разноцветными глазами. Темные волосы. А что, если он опять превратился в малютку Колмана? Из-за меня? Надо спешить, искать Принца и разгадать, распутать сеть, что сплела коварная фея Фаталина.

Мы отправились через рощу в одинокий дом Бабушки Миранды, где меня накормили вкуснейшим обедом. Бабушка была на редкость демократичной старушкой пятидесяти лет. Она весьма спокойно отнеслась к моему нарядному платью, словно я каждый день носила подобные вещи. На мою просьбу найти удобную для путешествия одежду, она открыла грубо сколоченный платяной шкаф и извлекла оттуда штаны из камволя, полотняную рубаху, вязаную куртку и крепкие башмаки на толстой подошве. «Это вещи моего второго внука, он гостил у меня, да оставил, а сейчас уже вырос из них, – сказала Бабушка. – Думаю, тебе они придутся впору».

Так и оказалось. Я нарядилась мальчиком, а платью Флоры Виниферы и туфелькам феи Фаталины нашлось место в платяном шкафу. Затем мы с Красной Шапочкой составили план дальнейших действий. Она взяла на себя задачу расспросить жителей ближайших окрестностей о возможных столкновениях с темноволосым всадником благородного вида на не очень благородной лошади либо, на худой конец, с не очень симпатичным карликом с разноцветными глазами. А я, завершив свой наряд суконной шапкой, отправилась в поместье Три Холма, туда, куда совсем недавно ездила с Колманом в тыквенной карете, ведомой мышиными конями, а обратно возвращалась босиком в компании своих верных друзей. Поход взволновал, взбодрил, но весомых результатов не принес – вся королевская рать уже покинула наши места, и лишь бумажные фонарики, которыми был украшен парадный вход, напоминали о недавнем бале. Правда, по пути я, кажется, нашла то самое место, где лежал Колман с подвернутой ногой. На всякий случай внимательно осмотрела все вокруг, словно надеялась найти оброненную им вещь. Интересно, тогда ночью, когда я наткнулась на Колмана, туфелька уже была у него? Если так, то почему он не отдал ее мне? Или отправился на поиски позже… с больной ногой? Он прихрамывал, когда явился в образе Принца. В образе… а что, если он просто-напросто меняет свои образы, превращаясь из одного в другой? Что если все Э-принцы – это он, Колман, многоликий и коварный? Мысль примчалась и пленила меня, целиком и полностью. Я заспешила к дому Бабушки Миранды, желая скорее поделиться ею с хитроумной Красной Шапочкой.

Начинающая сыщица тотчас высыпала на меня целую корзину всевозможных слухов и сплетен, что ходили по округе. Явление Принца, как и мое неожиданное преображение обросли совершенно невероятными подробностями. В Ближних Холмах говорили, что Принц приехал на белом коне в сопровождении целой свиты, лично привез целый гардероб, переодел меня, посадил в карету, и вся компания умчалась в Столичный город соседнего Королевства на свадебные торжества. По этому поводу наш Король намерен заключить с соседями торговый договор и увеличить импортные поставки Очень Нужных Вещей. Насчет гардероба я была бы совсем не против, но почему именно на белом, а не на, скажем, гнедом или рыжем коне должен явиться Принц? И при чем здесь импорт? В дальних Холмах поддерживали иную версию – то был вовсе не Принц, а разбойник, который похищает девушек и прячет их где-то в Темных скалах, а я просто-напросто одна из похищенных, последняя жертва. Этот вариант скорее был интересен для Красной Шапочки, как для любительницы острых сюжетов. Мою мысль о многоликости Колмана Миранда приняла во внимание, но посчитала слишком сложной магической конструкцией.

– Такие нагромождения характерны для политических игр, но никак для частных историй, – с ученым видом знатока заявила она. – Я читала об этом в книге, – добавила, видимо, чтобы пресечь возможные возражения.

Впрочем, я не стала спорить. Если это на самом деле так, то который из Принцев настоящий?

Наступил вечер, и оптимизм, что помогал действовать, растаял вместе с дневным светом, уступив место горькому темному пессимизму. Принц исчез в неизвестном направлении вместе с нашей Ченерентолой, и найти его не представлялось возможным. Да и стоило ли искать? Я оскорбила его гордость своим отказом, и он уехал и не обещал вернуться. Он вообще ничего не обещал. Ах, Колман, Колман! Принц Энгельгардт…

Среди ночи я проснулась, села на лежанке, охваченная каким-то веселым ужасом. Сердце стучало с такой скоростью, словно я пробежала не одну милю без отдыха. За крошечным окном было светло, почти как днем – далёкая луна круглым фонарем висела в небе. Кто-то прошел по двору, закрыв луну своей тенью.

Я встала с лежанки. Накинула что-то попавшееся под руку, кажется, то был плащ Миранды, и вышла во двор, босиком. Прижалась к стене, задохнувшись, словно после долгого бега. Вздрогнула от лошадиного всхрапа, раздавшегося совсем близко, в плечо ткнулась теплая морда Ченерентолы.

– Ченерка, а где же Колман? Где принц? – прошептала я.

Лошадь вздохнула, но ничего не сказала, лишь вновь толкнулась мордой в мое плечо. Я вскарабкалась на ее спину. Я вовсе не была хорошей всадницей, скорее, никакой. Когда была жива Матушка, Отец катал меня, усаживая вместе с собой в седло, но сейчас не было рядом ни отца, ни седла. Я обняла Ченерентолу за шею и прошептала ей в ухо:

– Поехали, Ченерка, вперед, отвези меня к Колману.

Лошадь всхрапнула и двинулась в сторону леса – к счастью, не торопясь, иначе мне бы пришлось сосредоточить все силы и мысли на том, чтобы не свалиться на землю. Миновали березовую рощу, затем пробрались через чащу Волчьего леса и выехали к озеру, окаймленному соснами. Стояла гулкая тишина, луна и темные громады сосен отражались в чистой воде. Ченерентола остановилась на берегу.

– Куда ты привезла меня? – спросила я, неловко сползая на землю.

Она опять промолчала, шумно вздохнула и замотала головой. Я прошла по прохладному песку, ступила в озерную волну, что лениво наползала на берег и столь же лениво отступала от него. Раздеться и поплыть, этого мне захотелось сейчас больше всего. Позади раздался треск, словно под чьей-то ногой сломалась сухая ветка. Я ахнула и оглянулась.

– Кто здесь?

– Это я, Миранда, – раздался знакомый голос, и из-за сосен показалась Красная Шапочка.

– Как ты здесь очутилась? – изумилась я. – Ты следила за мной?

– Да, подруга, следила, – кивнула она, подходя. – Я проснулась и услышала, что кто-то ходит по двору. Потом ты вышла из дома и вскарабкалась на лошадь. Мне пришлось оседлать нашего Ослика, чтобы последовать за тобой, не могла же я бросить тебя одну в ночи. Благо, что наш Ослик славится своим послушанием и резвостью бега. Вышеупомянутый Ослик показался за спиной Миранды. Ченерентола заржала, то ли приветственно, то ли предупреждающе. Я была рада присутствию Миранды – она, с ее здравым смыслом, может уберечь меня от роковых поступков.

– Итак, все в сборе… – раздался другой, но тоже знакомый голос. Фея Фаталина словно вышла из лунного света. – Ты, Корделия, Флора Винифера, как ты назвала себя, весьма остроумно, не могу не отметить. И ты, Миранда, отважная воительница, я давно наблюдаю за тобой. – Ты знакома с госпожой Фаталиной? – шепотом спросила я Миранду.

– Нет, впервые вижу ее, – прошептала она в ответ.

Ночь наполнилась загадками, словно кувшин – водой из озера, до самых краев.

– Верно, Миранда никогда не видела меня, – кивнула Фаталина. – Но это не меняет дела. Корделия видела, но что в том проку. Вы – непослушные, своенравные глупые девчонки, способные лишь на то, чтобы испортить любой прекрасный план.

Мы с Мирандой в изумлении уставились на разгневанную фею.

– Я-то в чем провинилась? – первой воскликнула Красная Шапочка.

– Понимаю, что сделала что-то не так, но ведь я ни о чем вас не просила, – пробормотала я.

Госпожа Фаталина помолчала, словно пытаясь справиться с гневом, затем продолжила, спокойно и торжественно:

– Видимо, мне в очередной раз следовало бы упрекнуть себя в неверном выборе. Мне дано право один раз в сто лет выбирать двух бедных девушек, чтобы изменить их судьбу. В прошлый раз одна из них, девица по имени Золушка, замешкалась и потеряла туфельку, убегая с бала. Потом эта дуреха собственными руками, хоть и золотыми, натянула туфельку на ногу своей сестрице. А принц оказался настолько бестолковым, что чуть было не женился на этой самой сестрице, словно все заключалось в размере ноги его избранницы. К счастью, все закончилось благополучно, но лишь благодаря моим усилиям. На этот раз у девушки оказались огромные ступни, и мне пришлось отдать свои туфли. Но она все равно умудрилась потерять одну из них.

– Простите, мне очень жаль, но Колман… принц нашел ее, – встряла я с извинениями.

– Не стоит, – махнула рукой фея Фаталина. – Продолжаю… О Колмане чуть позже. Я решила подстраховаться и добавила несколько дополнительных принцев, чтобы хоть один из них оказался достойным избранником. Ах, с принцами с каждым столетием становится все хуже и хуже – вроде их с избытком, а выбрать не из кого. И самое смешное, что все повторилось, но в худшем варианте. Сначала мне пришлось чуть ли не на коленях умолять Корделию, – фея сверкнула глазами в мою сторону, – поехать на бал. Затем она умудрилась понравиться всем принцам, но не смогла выделить ни одного из них, потому что все время почему-то думала о коротышке Колмане.

– Я не думала! – возмутилась я.

– Увы, думала, – отрезала фея. – И, разумеется, ты потеряла записку, в которой были расписаны правила поведения на балу и указано время отъезда.

– Но почему вы не сказали мне об этом?

– Феи иногда ошибаются, разве можно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело с девчонками. Побоялась, что ты пропустишь мимо ушей или позабудешь. Но ты просто-напросто ее потеряла.

Я виновато вздохнула. Миранда возмущенно задышала.

– Затем ты убежала от всех… – продолжила госпожа Фаталина.

– Но Золушка ведь тоже убежала, – встряла Красная Шапочка.

– Увы, я кажется упомянула, что история повторяется, – фея сурово взглянула на мою подругу по несчастью. – И, пожалуйста, изволь не перебивать меня. Все-таки я постарше тебя лет на… гм… и, более того, я – фея.

– Простите мою подругу, – сказала я, чувствуя, что Миранда и не подумает извиниться. – А Колман… принц Энгельгардт? Что с ним тогда… и потом произошло?

– Что произошло, что произошло… – гневно ответила госпожа Фаталина. – Произошло худшее из всего, что могло произойти, и совершенно невероятное. Придется мне сказать тебе правду. Колман – мой помощник, и я отправила его, чтобы он присмотрел за тобой, уж слишком ты казалась неуклюжей и неловкой. Обманчивое впечатление. Этот болван влюбился в тебя, Корделия.

– Влюбился? На балу? Насколько я помню, на балу он ел и колол меня булавками, – пробурчала я.

– Это у него нервное. Да, влюбился и ринулся спасать от принцев, поплатившись своим здоровьем.

– Что же с ним произошло? Кого и куда он ринулся спасать? – спросила я, волнуясь все больше.

– Подслушав, что принцы хотят, избрав тебя королевой бала, разыграть, кому ты достанешься, он попытался сбить их с пути, да и сам оказался сбитым скачущей лошадью. И, разумеется, ты нашла его, отправившись именно по лесной, а не по главной дороге.

– Вот так история! – воскликнула Красная Шапочка.

Я же слушала фею, раскрыв рот. Бедный, милый Колман! Я получила ответы на одни вопросы, но последних стало еще больше.

– И что же дальше? – нетерпеливо спросила Миранда замолчавшую госпожу Фаталину.

– А дальше семейство нашей Корделии доставило малютку Колмана к доктору, который изрядно подлечил этого глупца. Затем он явился ко мне с просьбой…

– Нет, нет, не рассказывайте об этом, прошу вас! – раздался очередной знакомый голос, точнее один из знакомых голосов, принадлежащих Колману, и он сам явился перед нами, словно из вод лесного озера.

В прежнем своем облике, маленький, но с невероятно красивым голосом и горящим взором.

– Ой, кто это? – ахнула Красная Шапочка.

– Это прекрасный принц Энгельгардт! – ядовитым тоном воскликнула фея.

– Колман, милый Колман, – прошептала я. – Это я виновата, простите меня.

– Явился! Разумеется, виновата ты, – подтвердила госпожа Фаталина.

– Я прошу вас! Молчите! – воскликнул Колман. – Корделия, – он обратил ко мне свой горящий взор. – Госпожа Корделия, вы не должны винить себя! Вы ни в чем не виноваты!

– Колман… Что вы сделали с ним, госпожа Фаталина? – вскричала я.

– Я сделала? Дитя мое, как смеешь ты задавать подобные вопросы? – возмутилась фея. – Ты должна была стать счастливой супругой прекрасного принца, но ты все разрушила своими же руками?

– Это несправедливо! – вступилась Красная Шапочка. – Какого прекрасного принца? Вы же сами, госпожа, сказали, что принцы бестолковы и жестоки! – Ничего такого я не говорила. И если бы Корделия хоть попыталась выбрать, но она умудрилась потанцевать со всеми принцами подряд! Словно она каждый день только и делает, что танцует с принцами!

– Ваш план полон провалов и недостатков, – не унималась Миранда. – Зачем было собирать в одном месте столько принцев? Вы не учли именно то, что Корделия никогда не танцевала с принцами – не удивительно, что она растерялась.

– Растерялась… Подумать только, она растерялась.

– А еще вы не учли тот факт, что Корделия очень красива, и что она не могла не понравиться всем этим вашим принцам… так называемым… и не принцам тоже, – добавила Красная Шапочка и гордо выпрямилась, в упор глядя на госпожу Фаталину.

– Феи тоже могут ошибаться! – воскликнула та. – Но кто мог предположить, что Колман, малыш Колман поведет себя таким образом? Вне всяких правил!

– И когда это случилось, вы решили поправить дело, превратив его в принца? – воскликнула Красная Шапочка, озвучив догадку, которая витала в воздухе.

– Догадливое дитя, – мрачно признала фея. – А что мне оставалось делать, раз все пошло наперекосяк? Он сам просил меня об этом. Но бестолковая жестокая девчонка отвергла его, а мои силы имеют пределы.

Темная туча скользила в небесах, наползая на луну. Озерная вода теряла свой загадочный блеск. Я слушала перепалку, но смотрела на Колмана, взгляд которого потух, да и сам он, казалось, стал еще меньше. В сморщенном лице еще угадывались черты несуществующего принца Энгельгардта. Значит, я была права, когда боялась за него, когда упрекала себя.

– Это неправда! – воскликнула я. – Не отвергла! Я… я думала, что он избрал меня не потому что сам так хотел, а потому что так хотела госпожа Фаталина или другие волшебные силы, а если он сам не хотел, а хотел кто-то другой, то я тоже не хочу, чтобы он поступал так, как ему не хочется….

Колман молча и печально смотрел на меня.

– Всесильная луна! – воскликнула фея. – Эта девчонка не только бестолкова, она еще и объяснить ничего не умеет.

– Это одно и то же, – заметила Красная Шапочка.

– Слишком много ненужных слов, – продолжила фея.

– Колман, любимый мой, скажите что-нибудь! – взмолилась я.

– Любимый? – прохрипел он басом. – Это правда, Корделия, любовь моя?

– Любимый? – хихикнула Миранда.

– Любимый?! – изумилась госпожа Фаталина.

Он вырос – я могла поклясться, что он стал выше, на пару дюймов. Или это свет луны, что ускользнула от облака, исказил его рост?

– Ты назвала коротышку Колмана любимым? – переспросила фея.

– Да, я люблю его, коротышка он или нет! Он – мой принц и неважно как его зовут – Колман или Энгельгардт! И неважно, сколько футов он ростом, три или шесть! – Браво, Корделия! – Красная Шапочка захлопала в ладоши. – Я бы с тобой пошла в разведку, то есть, на охоту на волков!

– Кажется, еще не все потеряно. А сколько футов тебе бы хотелось? – вдруг спросила фея. – Шесть?

– Шесть футов – это здорово! – сказала Миранда. – Как ты думаешь, Корделия?

– Я… не знаю, неважно.

– А может быть, меня об этом спросят? – заговорил Колман, выросший еще на пару дюймов – теперь я была в этом уверена.

– Тебя? – фея Фаталина не скрывала удивления. – Колман, ты забываешься…

– Вы не смеете так разговаривать с моим любимым!

Несколько секунд фея, лишившись дара речи, разглядывала нас, словно впервые увидела.

– Сейчас превратит всех в лягушек или змей, – прошептала Красная Шапочка. – Лучше иметь дело со стаей волков, чем с одной самовлюбленной феей.

Осталось тайной, слышала или нет фея эти слова, но она наконец заговорила:

– Вы правы, дети мои. Я должна выполнить свою задачу, иначе меня могут обвинить в магической непригодности и лишить права осчастливить двух девушек в следующее столетие, а мне бы этого не хотелось. Я до сих пор надеюсь, что хоть одна из выбранных девиц окажется разумной и поступит согласно плану. Итак, пять футов пять дюймов будет достаточно?

Я вопросительно посмотрела на Колмана, окончательно сдавшись абсурду происходящего.

– Пять футов восемь дюймов, – сказал он, улыбаясь мне.

– Семь дюймов, – предложила фея. – Больше не могу, мне же придется увеличивать тебя во второй раз.

– Семь с половиной, – вступила я.

– Неужели пол-дюйма что-то значит? Вы фея или кто? – возмутилась Миранда.

– Хорошо, и это последнее, что я могу для вас сделать, – сдалась госпожа Фаталина. – Кстати, не забудьте вернуть мои туфли! Прощайте и хоть иногда поступайте, как положено!

С этими словами она начала таять в воздухе.

– Постойте, а как же я? Ведь я – вторая девушка! – закричала Миранда. – Не обещаю поступать, как положено, но очень постараюсь…

– Не беспокойся. Это совсем другая история…. – произнесла фея словно издалека и растаяла окончательно.

– Ну вот, так всегда. Как принц пяти футов и восьми дюймов, так подруге, а мне – какая-то другая история, – проворчала Красная Шапочка.

Мы с Колманом (или с Энгельгардтом?) бросились утешать ее, но, кажется, Миранде не требовались наши утешения. Она расцеловала нас на прощание, сообщила, что намерена стать моей подружкой на свадьбе и, оседлав своего резвого ослика, уехала, напевая: «Красавицы Кадикса замуж не хотят…».

Мой зеленоглазый (или синеглазый?) возлюбленный усадил меня на Ченерентолу, которая все время, пока шел этот судьбоносный разговор, мирно щипала траву на ближайшей поляне, и мы двинулись вперед, навстречу радостям и горестям нашей далеко не совершенной жизни.

На нашей свадьбе Миранда познакомилась с молодым человеком по имени Эрих, и они вместе занялись расследованием происшествий, что частенько случаются в нашей округе. Совсем недавно им удалось вернуть госпоже П. пропавший горшочек меда. Отец оставил Мадам с ее дочерьми и отправился в кругосветное путешествие. Крыс, Кот и Ворон живут в нашем доме, который построил Колман, а я так и не вернула госпоже Фаталине ее чудесные туфли.


К о н е ц

октябь, 2020 г.

Copyright © 2020 Ольга Болгова

Другие публикации Ольги Болговой

Обсудить на форуме

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба www.apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru