Знакомство Мэри с дамами из благотворительного кружка состоялось в ближайшее воскресенье сразу после церковной службы. Здесь были жены и дочери арендаторов Дарси, а также торговцев и отставных военных из ближайшего городка. С большинством их них Мэри уже встречалась на балу, но там все вели себя слишком церемонно, здесь же под сводами церкви и в маленьком домике пастора они чувствовали себя как дома. Супруга пастора − счастливая мать восьми детей и любительница романов не принимала участия в деятельности благотворительных комитетов, свалив эту ношу на плечи своей незамужней сестры. Мэри видела пасторшу лишь мельком − пухлая белокурая женщина в утреннем платье растерянно бродила по спальне с хныкающим младенцем в одной руке и растрепанным романом в другой. Ее младшая сестра − мисс Плезент была полной ее противоположностью − худощавая и очень деятельная. Правда, у Мэри от обеих сестер мурашки пробегали по спине. Ей ни за что не хотелось бы стать похожей ни на старшую, ни на младшую.
Сам пастор был гораздо старше своей супруги и, кажется, беззаветно любил обеих сестер − старшую как свою возлюбленную жену, свою Суламифь, и Сусанну, младшую − как друга и соратницу.
Что касается младшего священника − тот был слишком увлечен собственной персоной, чтобы всерьез обращать на кого-то внимание. Добряк пастор был слишком мягок и косноязычен, а потому младший священник трудился за двоих, потрясая своды церкви своими пламенными речами. Все девицы были в него, конечно же, поголовно влюблены и ждали только клича «Со-хо!»[1], чтобы наброситься на свою добычу и в честной схватке решить, кому достанется ценный приз. Таким кличем было бы известие о том, что для младшего священника найден подходящий приход. Однако пока об этом речь не шла, и девицы томились в предстартовой горячке. Так что, вздумай Мэри делать священнику авансы, ее просто растоптали бы. Но она и не собиралась делать ничего подобного − священник был слишком красив и самоуверен, Мэри представить себе не могла, чем она может привлечь внимание такого замечательного молодого человека. Кроме того, у нее была еще одна веская причина не желать этого брака − она давно решила, что между супругами должно царить полное доверие, но она никогда не решилась бы рассказать священнику о том, что много раз читала книгу «этого развратника Дефо» − как назло почти в каждой своей проповеди он упоминал о «книгах и прочих развлечениях, не предназначенных для чистых и восприимчивых девичьих душ».
Дамы превосходно знали друг друга − все они были здешними уроженками и познакомились еще в детстве. Многие из них присутствовали на крестинах Джорджианы, следили за ее первыми шажками, ставили в пример своим дочерям, копировали ее лондонские шляпки и платья, словом она была частью их мирка. А вот Мэри была новенькой в этом кругу, и потому вызывала жгучий интерес. Этот интерес ужасно смущал девушку, она-то знала, что не представляет из себя ровным счетом ничего особенного, что она такая же скучная провинциалка, как и они все, только из Хартфордшира. Так что успех в здешнем обществе ее совсем не радовал и субботними вечерами, когда дамы собирались в кружок шить лоскутные одеяла, вязать пинетки и обсуждать новости, Мэри старалась спрятаться в уголок, пореже поднимать глаза от шитья и пореже раскрывать рот. Оттого большинство дам считало ее слишком гордой и заносчивой.
На самом деле в глубине души Мэри восхищалась ими. Пусть они были недалекими сплетницами, они делали огромную и очень нужную работу. Благодаря им, у самого безалаберного бедняка были уголь, одеяло и миска супа в зимнюю стужу; если он заболевал, к нему приходили члены общества для посещения больных, приносили ему лекарства и еду, его жена и старая мать частенько обращались в дамскую аптеку за тем или иным снадобьем; когда в семье рождался очередной младенец, общество снабжало его одеждой, а если у несчастных не было библии, они получали ее в дар от общества по распространению библий и молитвенников. Свояченица пастора преподавала в воскресной школе, дамы из общества детских экзаменов ежегодно проверяли, много ли полезных знаний осело в головах их подопечных, и вручали им призы за отличную учебу. Обществу случалось скинуться и назначить пенсию бездетному старику, оплатить векселя какого-нибудь безнадежного должника, организовать похороны какого-нибудь несчастного пропойцы, и найти место для его детей. Пусть многие дети в окрестностях Пемберли ходили в поношенной и заплатанной одежде, но одежда была чистой, дети были сыты, посещали школу, получали подарки на Рождество и никогда не просили милостыню. И это во многом было заслугой не слишком образованных, не слишком умных и довольно вздорных дам из благотворительного комитета.
Поэтому у Мэри были все основания их уважать. Но одновременно она прекрасно понимала, что ей нет места среди них. Нужно было родиться здесь и прожить здесь всю жизнь, нужно было знать людей, которым помогаешь так же. как она знала своих родителей и сестер, чтобы быть по настоящему полезной, чтобы найти подход к каждому несчастному, чтобы не оскорбить ненароком его гордость и не озлобить против всего света. Жители Пемберли были настоящими англичанами, плоть от плоти этой земли, они умели отличать помощь от милостыни, и были в этих вопросах даже более щепетильны, чем титулованные аристократы. Джорджиану в любом принимали как свою, она была «дочкой Пемберли». К Мэри же относились примерно так, как сама Мэри относилась к Кэролайн Бингли − хоть и с вынужденным дружелюбием, но настороженно.
− И снова ясно! − мистер Беннет хмыкнул, отошел от окна, постучал по стеклу висящего на стене барометра и укоризненно покачал головой. − Ясно, и все тут. Эта погода, совершенно не считается с моими нервами.
− Батюшка, о чем вы? − удивленно спросила Мэри, надевая шляпку.
Она торопилась на очередное заседание благотворительного комитета, зашла на секундочку попрощаться с отцом и застала того за изучением прогноза погоды.
− Моим измотанным нервам не помешал бы хороший дождь, − ответил мистер Беннет с загадочной улыбкой. − А лучше целая неделя дождей. Такая прелестная влажная английская осень.
− Батюшка, простите, но я...
− Ничего девочка моя, ничего. Все в порядке. Я знаю, что ты, так же как и я с этим ничего не можешь поделать. Разве что выйти на крыльцо вместе и спеть что-нибудь подходящее. Помнишь, вы в детстве бывало пели:
Ветрено в марте,
В апреле − дожди,
В мае − фиалок и ландышей жди.
Вот мне и кажется почему-то, что пойди сейчас дожди, глядишь пошли бы и фиалки с ландышами.
− Батюшка! − Мэри на секунду испугалась, в своем ли отец уме, но внезапно поняла, о чем он говорит. Она и сама думала ночами, что если бы начались дожди и гости наконец прервали свою затянувшуюся охоту, а то и вовсе уехали в Лондон, в Пемберли стало бы гораздо веселее. − Боюсь, правда, ничего не получится, − сказала она. − Наверное, Кэролайн что ни вечер поет: «Дождик, дождик, уходи в Испанию!»
− Да уж, на то похоже, − улыбнулся мистер Беннет. − Ну, ничего, все перемелется, девочка моя, вот увидишь, все перемелется.
Мэри внутренне возликовала. Впервые за долгие месяцы у нее было ощущение. что отец ее в самом деле видит. Но тут из детской донесся возмущенный плач Уильяма-младшего. Тому недавно на почве всеобщего охотничьего помешательства подарили маленький кнутик, однако Уильям так пока и не научился им щелкать и, проявляя фамильный характер, впадал от этого в страшный гнев и крушил все вокруг.
Дедушка поспешил на помощь внуку, а Мэри вышла на крыльцо, где ее уже поджидала Джорджиана. У конюшен водили по кругу разгоряченных лошадей. Глухо тявкали усталые гончие, солнце сияло в ослепительно синем по-осеннему ярком небе, за оградой Пемберли золотились наполовину убранные поля, словом не было ни малейшей надежды на то, что этот день будет хоть чем-то отличаться от предыдущих. Мэри подхватила Джорджиану под руку и заторопилась − ей не хотелось столкнуться ненароком с Дарси или Кэролайн.
Когда девушки вышли за ворота, и пошли вдоль живой изгороди, отделявшей сад Пемберли от полей, ветер донес до Мэри аромат поздних цветов из розария, и она вдруг осознала, что ей вовсе не хочется просидеть весь день в пасторском домике. Раз уж подлый барометр все равно показывает «ясно», не одна Кэролайн должна получить удовольствие от прекрасного осеннего дня.
− Послушай, Анна, − сказала она подруге, когда они вышли за ворота. − Мне что-то совсем не хочется сегодня шить одеяла. Я бы лучше сходила прогуляться. Может, соврешь что-нибудь мисс Плезент?
− Ни за что! − Джорджиана помотала головой. − Я тоже хочу гулять! Пойдем вместе.
− Да, но мисс Плезент спросит у Лизи, почему нас не было и тогда...
− Ничего она не спросит! − засмеялась Джорджиана. − Я все устрою. Только скажи, куда ты собралась?
− Ну... честно говоря, я хотела навестить Еву. Узнать как ее нога, и может отнести ей немного цветов. Понимаешь, они не бедные, им помощь не нужна, − стала поспешно объяснять Мэри. − Просто девочки все любят цветы.
− Конечно! И яблоки. У на самые сладкие яблоки во всей округе. Погоди, сейчас я быстро нарежу букет, соберу корзинку, и мы пойдем. Иди сюда! − она потянула Мэри за руку, прямо к зеленой изгороди.
И вдруг к своему изумлению Мэри увидела в изгороди узкий, скрытый пожелтевшими листьями лаз. Джорджиана сняла шляпку и нырнула в лаз, да так ловко, что ни одна веточка не коснулась ее платья. Мэри последовала за ней, стараясь уберечь прическу и одежду.
Девушки оказались в старом яблоневом саду, где запах цветов смешивался с запахами сухой травы и созревших яблок.
− Я там пряталась, когда мы играли в детстве, − похвасталась Джорджиана. − Меня никто не мог найти.
− Ты играла в прятки с мистером Дарси? − изумилась Мэри.
− Нет, ну что ты! Он ужасно важничал, когда приезжал из школы на каникулы. Я... не с ним... я с другим... − Джорджиана вдруг смутилась, покраснела, но потом, вскинув голову, добавила. − Правда, когда приезжал Ричард, и они с Уильямом играли в войну, мне разрешалось быть женщинами и детьми в осажденной крепости. Ладно, давай не будем медлить. Тут есть домик садовника. Я там найду все, что нужно, а ты подожди!
Джорджиана убежала, а Мэри осталась в саду, недоумевая, как же ее подруга собирается обмануть бдительную свояченицу пастора мисс Плезент. Джорджиана скоро вернулась с огромными садовыми ножницами в одной руке и корзинкой в другой. Показала Мэри у каких деревьев лучше собирать яблоки и убежала в розарий, воинственно размахивая ножницами и напевая: «Мальбрук в поход собрался!» Мэри просто диву давалась. Нет, кажется, она ошиблась − сегодня необыкновенный день. Сначала отец, а теперь и Джорджиана вдруг оказалась таким сорванцом. Что-то будет дальше?
Вскоре корзинка наполнилась золотыми и пунцовыми яблоками. Джорджиана вернулась из розария с букетом бледно-желтых махровых роз. Девушки выбрались из сада через лаз и поспешили к домику пастора − Джорджиана настаивала. чтобы они первым делом заглянули туда и обещала, что долго они там не задержатся.
План Джорджианы оказался прост до гениальности. Явившись в дом пастора, она тут же заявила мисс Плезент, что готова отправиться почитать Библию старой миссис Грейс. Ответом Джорджиане был единодушный вздох восхищения, сорвавшийся с уст всех присутствовавших в комнате дам. Миссис Грейс была местной легендой − старуха славилась благочестием, скверным характером, глухотой и ко всему чудовищно плохими зубами, так что чтицам Библии приходилось орать над самым ее ухом и вдыхать исходящий из ее рта ни с чем не сравнимый аромат. Поэтому Джорджиану и Мэри провожали как настоящих героинь.
К миссис Грейс они зашли, но не застали ее дома − хитрюга Джорджиана прекрасно знала, что по пятницам та всегда ходит в соседнюю деревню навестить племянницу. Так что девушки оставили пару скамье под окном розу и пару яблок и, взявшись за руки, побежали в лес.
Ева играла в песке у дома − втолковывала уже изрядно потрепанному вееру, что воспитанная девушка не должна так широко расставлять свою юбку, иначе она обязательно кого-то толкнет. Увидев раскрасневшихся и запыхавшихся Мэри и мисс Дарси, она в первое мгновенье как будто испугалась, но тут же заулыбалась, без всякого стеснения обняла Мэри за талию и тукнулась носом ей в живот.
− Принцесса Моря! Я так рада! − сказала она, выпуская девушку из объятий. − И вам привет, прекрасная сеньора! − обратилась она к Джорджиане. − Пойдемте, я вам что-то покажу.
− Погоди, я хотела поздороваться с твоей бабушкой, − перебила девочку Мэри.
Ева вдруг посерьезнела, и приложила палец к губам.
− К бабушке сейчас нельзя, − сказала она тихо. − Она занята, очень-очень занята. Лучше потом. Идемте, я покажу вам свой дворец.
Дворец Евы, конечно же, был в лесу, на огромной поляне у строго пня, в окружении золотых смолистых сосен и молодых алых кленов. На пне Ева мигом накрыла стол, где скатертью стали кленовые листья, тарелками − листки подорожника, а угощением − дикие астры. Цветки роз стали дамами в пышных платьях, яблоки учтивыми кавалерами и бравыми офицерами, веер занял трон королевы во главе стола, и скоро в лесном дворце уже кипел пир горой.
Джорджиана поначалу не решилась включиться в игру. Зато Мэри расхулиганилась. Она отыскала на краю поляны у самого оврага куст чертополоха, потом сломила с дерева тонкую палочку-хлыстик. Чертополох стал ненавистной Кэролайн, а хлыстик − ее занудой мужем. Мэри, сама давясь от смеха, сочиняла диалоги для этой парочки:
− Дорогая, в шкатулке опять нет денег! − возмущенно восклицал Хлыстик.
− Ну и что, дорогой, просто я их потратила! − невозмутимо отвечал Чертополох.
− Как снова? Это очень плохо, моя дорогая!
− Что же тут плохого? Разве деньги не созданы для того, чтобы их тратить?
− Плохо не то, что вы их потратили, дорогая, а то, что их теперь нет!
Когда пир был окончен, начался бал, и тут уж Мэри с Евой вдвоем стащили с пенька Джорджиану и заставили сплясать вместе с ними и «Дженни собирает груши» и «Веселую компанию» и даже «Монаха и монашку». Под конец Джорджиана так разошлась, что принялась учить Мэри вальсировать (правда она наотрез отказывалась рассказать, где этому научилась). Вальс не заладился. Девушки запутались в ногах и со смехом повалились на траву. Ева тут же прилегла рядом, и все трое стали следить за растянувшимися по небу легкими, как перышки, облаками.
− Хорошо, − сказала Джорджиана.
− Хорошо, − согласилась Мэри. − Жалко только дождя нет.
− Ага, жалко, − откликнулась Джорджиана.
− Дождь скоро будет, − как ни в чем не бывало ответила Ева. − Такие перышки на небе всегда перед дождем. А зачем вам дождь?
Мэри хотела уже придумать какое-нибудь не идущее к делу объяснение, но тут с той стороны, где остался лесной домик, раздались громкие мужские голоса. Мужчины были явно сердиты и о чем-то спорили.
Ева снова посерьезнела и тут же вскочила на ноги.
− Вам лучше уйти, − сказала она девушкам. − Приходите в другой раз, пожалуйста!
Джорджиана и Мэри переглянулись. Обеим пришла в голову одна и та же нелепая и ужасная мысль − что, если Дарси узнал об их выходке и явился разыскивать беглянок? Но тут до них донесся еще один голос. На этот раз кричала женщина. И это была не матушка Грин.
− Отпустите меня! − кричала она. − Слышите, оставьте меня!
Джорджиана взяла Еву за руку.
− Никуда мы не уйдем, − сказала она твердо. − Это наши земли и я должна знать, что здесь творится. Пойдем к твоему дому.
Аккуратный ухоженный дворик у лесного домика, всего час назад выглядевший так мирно, теперь совершенно преобразился. У плетеной из прутьев изгороди стояла закрытая повозка. Двое дюжих парней в одежде батраков выворачивали руки мужчине, в котором Мэри с изумлением узнала егеря. Правда на этот раз он уже не выглядел франтом − его шляпа валялась в пыли, одежда была разорвана, из носа капала кровь. Еще двое мужчин выводили из дома за руки бледную растрепанную женщину. И, наконец, какой-то низенький и плюгавый господин в сюртуке и очках на носу что-то втолковывал матушке Грин.
Мэри просто остолбенела, увидев все это, и только крепче сжала руку Евы. Но Джорджиана ничуть не смутившись, направилась прямиком к плюгавому господину.
− Что здесь происходит? − спросила она.
Тот даже присел от неожиданности, как собака, услышавшая голос хозяина.
− Мисс Дарси, откуда...
− Что здесь происходит? − повторила Джорджиана.
− Мисс Дарси, я исполняю закон. Здесь приказ судьи, − произнеся эти слова, чиновник заметно приободрился. − Эта женщина − белошвейка из города ***. −Она... она... состоит в запрещенных отношениях с Грином. Она осмелилась самовольно явиться сюда и жить здесь. У меня приказ от городской управы, возвратить ее на законное место жительства.
Матушка Браун только сокрушенно всплеснула руками.
− Вы уж простите их, мисс Дарси! Сынок мой, он, с тех пор как его жена сбежала, сам не свой ходил, пока не встретил вот... Они бы и поженились, да никак нельзя, говорят, жена его еще живая. Ой, вы уж простите, мисс Дарси, не пристало мне такое говорить, а вам слушать...
Женщина не осмелилась и слова сказать в свою защиту, только бросила на Джорджиану и Мэри умоляющий взгляд. Но этого было достаточно. Джорджиана выпрямилась и к изумлению Мэри в ее голосе зазвучала та же сталь, что и в голосе мистера Дарси в его худшие минуты:
− Прикажите немедленно отпустить эту женщину, пристав. Ваш приказ должен быть заверен в нашем манориальном суде. Иначе он недействителен. Обратитесь к моему брату, он решит это дело.
− Никак не могу, мисс Дарси, − смиренно, но твердо возразил пристав. − Эта женщина не приписана к вашему манору, а у меня приказ городской управы относительно ее. Да и ваш брат, осмелюсь сказать, никогда не потерпел бы на своей земле...
Тут в доме громко заплакал младенец. Женщина дернулась и вскрикнула, когда один из судебных исполнителей схватил ее за руку. Егерь рванулся на помощь, но служители закона стукнули его под ребра, и он упал на песок.
− Хватит время тянуть, увозите ее! − распорядился судебный пристав, и обернувшись к Джорджиане, добавил. − Простите, мисс Дарси, женщина права, вам не стоит тут присутствовать.
− Я сегодня же обо всем расскажу брату и уверена, он вмешается, − пообещала Джорджиана приставу.
Но уже позже, на полпути к дому она сжала руку Мэри и сказала:
− Только ты будь со мной, потому, что я до смерти боюсь.
[1]охотничий клич при травле зайца − Е.П.
Copyright © 2007-2009 Елена Первушина 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено
|
