Возвращение
Глава 9
К большому удовольствию миссис Уотсон, утро началось для нее с визита лучшей подруги – мисс Латимер. Замужество Фанни и некоторая удаленность нового особняка Уотсонов от центра города создавали определенные трудности для общения. Миссис Уотсон, апатичная по своей природе, была менее всего склонна выбираться в гости к своей подруге, предпочитая принимать гостью в своем роскошном особняке. Поначалу визиты мисс Латимер имели для Фанни двойное удовольствие – возможность показать роскошную обстановку своего нового дома, которая, по мнению хозяйки, не могла сравниться даже с роскошной обстановкой дома мистера Латимера, а также возможность обсудить матримониальные планы подруги, которую Фанни непременно хотелось иметь в невестках. После разорения брата Фанни уже меньше заговаривала на эту тему, понимая, что мистер Латимер не позволит своей дочери выйти замуж за человека, у которого не было за душой ни гроша, несмотря на его прежнюю репутацию. Все комплименты по поводу прекрасного вкуса Фанни и не менее прекрасного дома были уже сказаны, и подруги в какой-то момент обнаружили отсутствие общих тем для общения. Визиты мисс Латимер стали реже, подруги могли встретиться только где-нибудь в городе, посещая одни и те же магазины, отчего миссис Уотсон пришлось преодолеть собственную инертность и изредка выбираться в город, компенсируя это демонстрацией роскошных туалетов, богатого экипажа и неограниченных средств для покупок.
В этот день мисс Латимер не имела намерения долго разговаривать на посторонние темы, как бы миссис Уотсон этого ни хотелось, ей не терпелось поделиться с Фанни последними новостями. И, позволив хозяйке распорядиться насчет чая, она сразу приступила к главной теме своего визита.
− Фанни, ты знаешь, что мисс Хейл вернулась в Милтон?
По лицу подруги было понятно, что та не имела об этом никакого представления:
− Мисс Хейл в Милтоне? – Фанни была искренне удивлена. – Откуда это тебе известно?
− Я видела ее сегодня утром в банке отца,- ответила Энн.
− Мисс Хейл приехала из Лондона в Милтон? – фыркнула миссис Уотсон, чем очень напомнила свою мать. – Я никогда не считала ее слишком разумной, но думала, что в ней есть хоть капля ума понять, насколько Лондон предпочтительнее этого задымленного городишки, - сказала Фанни, понизив голос, как будто сообщила подруге какую-то тайну.
Мисс Латимер была не согласна с этим, считая, что мисс Хейл обладает достаточной долей благоразумия, и не вернулась бы в Милтон, не имея для этого серьезной причины. Но она промолчала, позволив Фанни наслаждаться своей прозорливостью.
− Я думаю, что мисс Хейл может себе позволить путешествовать, имея в банке огромную сумму, - неопределенно сказала Энн, не желая навязывать собеседнице свое мнение, и тем самым вызвать ее на более серьезный разговор.
− Конечно, - тут же подхватила Фанни, в душе задетая тем, что Маргарет получила огромное наследство. – Теперь она может позволить себе все, что угодно. Наверняка она приехала сюда, чтобы заявить свои права на то, что ей досталось в наследство от мистера Белла…
Раздался легкий стук в дверь, и в комнату вошла служанка с подносом, на котором стоял чайный сервиз. Обе леди тотчас же замолчали, не желая разговаривать в присутствии служанки. Фанни приобрела эту привычку, еще живя в доме матери, она знала, как быстро распространяются слухи, и не желала, чтобы о ней сплетничала ее же собственная прислуга. Служанка, не мешкая, быстро сервировала чайный столик возле камина и, сделав книксен, удалилась. Обе леди прошли к столику, сели в удобные кресла и, взяв чашки с чаем, продолжили прерванный разговор.
− Насколько мне известно, - неопределенно заметила мисс Латимер, - ей в наследство досталась фабрика Мальборо…
− Да, мама мне говорила, - ответила Фанни, отхлебнув чай. – Но я не думаю, что она станет заниматься всем этим… Помнится, она утверждала, что не интересуется фабриками.
− Но, так или иначе, ей придется решить, что делать с фабрикой, раз мистер Торнтон разорился, - продолжила Энн, все ближе подводя подругу к нужной ей теме.
− Да, - вздохнула Фанни, изобразив на лице сострадание, - Джон сам виноват, что отказался участвовать в спекуляции Уотсона, а теперь ему придется расплачиваться за это. Мама говорила, что им нужно подыскивать другой дом, потому что их дом забирает банк в уплату долга.
− А разве мистер Уотсон не мог помочь мистеру Торнтону как родственнику? – искренне удивилась мисс Латимер.
− Уотсон говорит, что джентльмен сам должен расплачиваться за свои поступки, - Фанни так решительно повторила слова мужа, как будто это было ее собственное мнение. – А мне не хочется идти наперекор мужу, - заметила она, убежденная, что это веская причина не вмешиваться в дела родственников.
− Из слов мисс Хейл мне показалось, что она считает совсем иначе… - Энн внимательно посмотрела на Фанни.
− Что ты имеешь в виду? – Фанни поставила чашку на стол, всецело заинтересовавшись словами подруги. Мисс Латимер, заметив, что достаточно заинтриговала подругу, сделала глоток, и совершенно спокойно сказала:
− Она так ревностно защищала мистера Торнтона, считая, что его незаслуженно перестали принимать в обществе…
− Мисс Хейл защищала Джона? – переспросила Фанни, подумав, что ослышалась.
− Да, - кивнула Энн. – В ее тоне было столько возмущения и обиды, будто это ее обидели.
− Не может быть, - Фанни покачала головой и задумалась, - она никогда не показывала, что Джон ее интересует, - добавила она, немного помолчав. – Хотя, во время бунта на фабрике…
− А что произошло во время бунта на фабрике? – переспросила мисс Латимер, в свою очередь, заинтересовавшись словами подруги, и поставила на стол чашку.
− Так ты ничего не знаешь? – оживилась Фанни, почувствовав себя снова в своей любимой среде – рассказывать о том, что известно ей одной.
− Ну, я слышала кое-что… - неопределенно ответила мисс Латимер. – Ходили слухи, что была ранена женщина, даже говорили, что это была ты…
− Чепуха! – возмутилась Фанни. – Я не настолько глупа, чтобы подставлять себя под камни этой толпы… - она сделала паузу, как рассказчик останавливается на самом интригующем месте, чтобы подогреть интерес слушателей. – Это была мисс Хейл! – Фанни победно улыбнулась.
− Но как это произошло?
− Она оказалась в это время у нас и – представляешь? – вышла защищать Джона перед всей этой толпой рабочих. Я сама не видела этого, но наша служанка Джейн сказала, что она… - Фанни замолчала, подбирая слова, - прижималась к Джону, закрывая его собой от разъяренной толпы. Проще говоря, она вешалась ему на шею, - заключила она. Последнее выражение, по ее мнению, наиболее точно выражало поведение Маргарет.
Мисс Латимер выглядела озадаченной. Фанни видела лишь удивленное выражение лица собеседницы, но не могла прочитать ее мысли. Однако Энн Латимер, унаследовав от отца аналитический ум, смогла сопоставить факты, которые встали на место во всей этой мозаике происшествий. И общая картина потрясла ее больше, чем слова Фанни. Миссис Уотсон отнесла молчание подруги на потрясение, которое вызвали ее слова, и благоразумно молчала, наслаждаясь произведенным эффектом. Она молча пила чай, поглядывая на Энн, ожидая, когда подруга придет в себя.
Энн снова взяла чашку в руки и сделала несколько глотков.
− Я не думаю, что любая девушка будет выставлять напоказ свои чувства, если она не… - не договорила мисс Латимер.
− Если она не влюблена, хочешь ты сказать? – спокойно сказала миссис Уотсон. Но через мгновение, словно догадка осенила ее, и она произнесла более уверенно: - Она точно влюблена в Джона. Я в этом уверена, после того, что ты мне сказала.
− Ты так думаешь? – спросила Энн, все еще не показывая своих собственных чувств.
− Несомненно, - подтвердила Фанни. – Только я не понимаю, зачем ей это сейчас, если Джон находится в стесненных обстоятельствах…
− Но у нее теперь есть деньги… Используя их, она может вернуть ему все, что он потерял…
− Я не думаю, что Джон примет от нее деньги, - решительно возразила Фанни. – Он слишком принципиален, чтобы брать деньги от женщины. Да и мама этого не одобрит, я уверена. Она никогда не любила Маргарет, а сейчас, особенно, когда та стала хозяйкой Мальборо…
Несмотря на все заверения Фанни, мисс Латимер не покидало предчувствие, что все может оказаться не так просто, как кажется на первый взгляд. Каким-то внутренним женским чутьем она чувствовала, что Маргарет может оказать мистеру Торнтону услугу, одолжив ему денег, и он будет ей благодарен, а это может вызвать в его душе более глубокое чувство, чем просто признательность. И вот когда мистер Торнтон вернет себе прежнее положение и фабрику, они смогут заключить союз, который будет выгоден им обоим. И тогда мисс Хейл окажется в очень выигрышном положении, получит и мужа и окажется одной из самых богатых женщин Милтона.
Мисс Латимер не могла допустить мысли, чтобы уступить Маргарет такую выгодную партию в лице мистера Торнтона. Несмотря на его неудачи на фабрике, она не могла отрицать того, что он обладает прекрасными человеческими качествами – мужественностью, благородством, твердостью характера. Любая девушка могла только мечтать заполучить такого мужа. Это была бы партия, выгодная во всех отношениях, если бы… Если бы не его неудачи в бизнесе…
Глава 10
Этим утром в доме Торнтонов было очень тихо. Тяжелая тишина, будто вата, окутала весь дом. Не было слышно ни привычной утренней суеты слуг, ни их разговоров. Будто сам дом, как живое существо, чувствовал, что больше не будет принадлежать своим прежним хозяевам, что новые люди поселятся в нем, заведут новые порядки, расставят новую мебель, иначе украсят комнаты. И эта тишина, в которую он был погружен, была молчаливым прощанием с этой жизнью, которая отойдет в прошлое, как только порог дома переступит другой хозяин.
Мистер Торнтон провел бессонную ночь. За ночь он несколько раз подходил к комнате Ханны и спрашивал у Джейн, которая дежурила у постели миссис Торнтон, как себя чувствует его мать. Джейн отвечала, что миссис стало лучше, и она спит. Лишь под утро ему удалось провалиться в обычный сон, без сновидений, который был необходим телу и душе не просто для подкрепления физических сил, а как своего рода забытье от всех проблем.
Лучи утреннего солнца, пробравшиеся в комнату сквозь неплотно закрытые занавеси, разбудили его. Сон пропал, как только пришло осознание действительности, оставив только головную боль и тяжесть во всем теле. Мысли, выпущенные на свободу пробудившимся сознанием, не давали покоя, усиливая головную боль. Хотелось вздохнуть полной грудью, чтобы наполнить кровь живительным кислородом, но сам воздух казался тяжелым, будто наполненным влагой. Торнтон вышел из комнаты и, никем не замеченный, спустился вниз. Открыв входную дверь, он на секунду зажмурился от яркого солнечного света, освещавшего фабричный двор, обычно затемненный из-за огромного здания фабрики. Он вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул чистый, по-утреннему прохладный воздух. В воздухе не чувствовалось запаха дыма, а только свежесть и едва уловимый запах трав. Сделав еще несколько глубоких вдохов, Джон почувствовал, как головная боль слабеет, уступая место легкости, унося с собой все неприятные мысли. Тяжесть, наполнявшая его тело и душу, постепенно исчезла. И, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, не желая терять это чувство легкости, он сошел с крыльца, пересек двор и вышел за ворота фабрики.
Казалось, что он идет, ведомый какой-то внешней силой. Будто кто-то, находящийся далеко за пределами видимости, притягивает его к себе, словно магнитом. Торнтон шел, не осознавая, куда и зачем он идет, полностью отдавшись во власть этого притяжения. Его взгляд не замечал суеты утренних улиц, его слух не воспринимал шума голосов и грохота проезжавших мимо экипажей. Люди невольно уступали ему дорогу, будто сразу догадывались, что он не свернет со своего пути. Незаметно для себя он оказался на окраине города, там, куда он приходил столько раз, где находил покой и отдохновение. В последние месяцы у него вошло в привычку прогуливаться здесь, среди тишины и безмолвия старого кладбища. Это были редкие прогулки, но, тем не менее, когда удавалось выкроить немного времени, Торнтон неизменно приходил сюда. Иногда он приносил на могилу миссис Хейл цветы, оправдывая себя тем, что делает это в память о мистере Хейле. Но в глубине души знал, что делает это ради Маргарет. Но ни разу он не позволил подобной мысли выйти из подсознания. Он запер все мысли о ней в глубине своего сердца, запретив себе даже думать, что когда-нибудь его сердце снова может быть свободно.
Джон сорвал по дороге немного цветов и, легко поднявшись на вершину холма, замер. Там стояла та, о которой он запретил себе думать, но которая неизменно приходила к нему во сне, исчезая с первыми проблесками зари, оставляя на сердце непонятное чувство сожаления и радости одновременно. Та, которую он так желал видеть, и в то же время запрещал себе желать этого. Та, прикосновения рук которой он до сих пор ощущал, злясь на себя за подобную слабость. Та, которой он дышал, и одновременно желал умереть от удушья. Маргарет Хейл неизменно была в его сердце, в его душе, проникала в его мысли, заполняла собой каждую клеточку его тела. И он знал, он признался себе в минуту слабости, что избавиться от этого наваждения он сможет только со смертью. И он порой желал для себя смерти, чтобы только избавиться от этой муки, которая нещадно жалила его. К этой острой боли примешивалась ревность. Ревность из-за женщины, которая никогда не принадлежала ему, которая ни словом, ни взглядом не показала, что испытывает к нему если не любовь, то хотя бы симпатию. Но именно ревность отрезвляла его, выводила из того забвения, в которое он порой погружался, думая о Маргарет. Ревность мучила его, лишала покоя, но он чувствовал, что это единственное, что спасает его от любви к Маргарет.
Мистер Торнтон хотел было уйти, оставшись незамеченным, и уже сделал шаг назад, как услышал звонкий детский голос:
− Добрый день, сэр.
И в тот момент, когда Маргарет обернулась, он был вновь потрясен ее величественной красотой. Но на этот раз ее красота, которая, казалось, всегда держала на расстоянии, поражая своей недоступностью, притягивала его к себе своей мягкостью и кротостью. Ее глаза излучали мягкий свет, наполняя душу покоем и умиротворением. Ее лицо, на котором вдруг вспыхнул румянец, притягивало к себе взгляд. Казалось, Маргарет вдруг стала другой, хотя никаких внешних изменений он не заметил. От нее исходила какая-то необычная сила, от ощущения которой сладко замирало сердце.
Солнце придавало ее волосам золотистый оттенок, отчего казалось, что от головы исходит сияние. Ветер играл с ее локонами, выбившимися из прически. И Торнтону до боли захотелось подойти и поправить их. Но он остался стоять на месте, не смея сделать шаг, заставляя себя отвести от нее взгляд, и не в силах этого сделать.
− Добрый день, сэр, - еще раз повторила Дженни, нарушая молчание.
− Добрый день, Дженни, - с усилием ответил мистер Торнтон. Он на секунду закрыл глаза, желая, чтобы чары, которым он имел слабость поддаться, рассеялись. Но, открыв глаза вновь, он не заметил никаких изменений. Лишь Маргарет все так же пристально, но с какой-то кротостью во взгляде смотрела на него. – Мисс Хейл, - Джон наклонил голову, приветствуя Маргарет.
− Мистер Торнтон, - ответила Маргарет, опустив глаза от смущения, чувствуя, как сердце стучит в бешеном ритме, а щеки пылают. Она молилась об одном, чтобы никто не услышал этого стука и не увидел румянца на щеках, который выдавал ее истинные чувства.
− Дженни, как ты поживаешь? – спросил Торнтон, отводя взгляд от Маргарет, стараясь не думать, что она стоит недалеко от него. – После смерти отца тебе тяжело приходится?
− Очень, сэр, - вздохнула девочка. – Тех денег, что получает миссис О’Нил, не хватает на жизнь… Но теперь я буду жить у мисс Хейл, - Дженни взглянула на Маргарет, и улыбка озарила ее личико. – Она обещала взять меня к себе в служанки… Но я должна идти, до свидания, мисс. До свидания, сэр.
− До свидания, Дженни, - попрощалась Маргарет. – Я не забуду о тебе.
− Всего хорошего, Дженни, - мягко сказал мистер Торнтон, и, достав из кармана несколько монеток, протянул ей.
Дженни взяла их с благодарностью, быстро спрятала в карман фартука, присела в книксене и, напевая песенку, почти бегом стала спускаться с холма.
Маргарет стояла и провожала удалявшуюся девочку глазами, избегая встречаться взглядом с мистером Торнтоном. Джон стоял и молча смотрел на Маргарет, он вдруг осознал, что впервые за долгое время они остались наедине. Вчера, разговаривая с Маргарет в конторе, он ощущал присутствие мистера Леннокса, даже если того не было рядом, как будто тот стоял у него за спиной. Присутствие этого адвоката рядом с Маргарет рассердило его, и он в какой-то момент просто перестал контролировать свои эмоции. Торнтон чувствовал свою вину в том, что Маргарет упала в обморок, поэтому не мог не попросить у нее прощения.
− Мисс Хейл, как вы себя чувствуете? – его голос смягчился. – Я должен извиниться, вчера я был излишне резок с вами…
− Пожалуйста, - прервала его Маргарет, - не извиняйтесь. В том, что произошло, нет вашей вины, - она подняла глаза и посмотрела на него. – Я была слишком взволнована, вернувшись в Милтон после долгого отсутствия, и, когда нашла книгу отца у вас на столе, я на мгновение представила, что папа жив… - ее голос дрогнул.
− Я очень дорожу этой книгой, она напоминает мне о наших беседах с мистером Хейлом, - он печально улыбнулся. – Только теперь я понимаю, как драгоценно было для меня то время, которое я проводил в обществе мистера Хейла. Драгоценно и ничтожно мало… - он замолчал, вспомнив, что стало причиной его редких визитов в дом Хейлов.
Маргарет поняла, о чем умолчал мистер Торнтон. Почувствовав, как на глаза против воли наворачиваются слезы, она постаралась украдкой утереть их. Но ее движение не укрылось от его внимательного взгляда.
− Простите, что послужила невольной причиной… Но, что бы вы обо мне ни думали, я никогда не поступала против своей совести. Порой обстоятельства заставляют нас поступать так, что в глазах других людей наши поступки кажутся недостойными, противоречащими всякой морали. Но стоит ли осуждать людей, не зная тех обстоятельств, которые заставили их так поступить? – она говорила с таким убеждением, что Торнтон на какое-то мгновение растерялся.
− Мисс Хейл, я не из тех, кто может составить мнение о человеке по слухам или с чужих слов. Я предпочитаю самостоятельно судить о человеке по его поступкам, видя их собственными глазами, - ответил он вежливо, но холодно, стараясь не поддаться влиянию ее нежного голоса, ее глаз, которые смотрели на него так открыто, как будто открывали для него ее душу.
Она почувствовала холодность его слов и поежилась, обхватив себя руками, чувствуя, как этот холод проникает внутрь. Маргарет склонила голову и отвернулась от него. Она сделала несколько шагов в противоположную от него сторону, и каждый шаг давался ей с трудом. По ее склоненной голове, по ее поникшим плечам, по ее медленной, будто неверной походке, он понял, что то, что она сказала ему пару минут назад, шло от самого сердца. Что в ту минуту она была искренна, как никогда. Но он не желал, не хотел снова обмануться в своих желаниях. Не хотел снова испытать унижение, разочарование, отчаяние, которые уже испытал. Если бы он не видел собственными глазами ее на станции, он бы поверил ее словам, рискнув снова обмануться, но он бы поверил. Но забыть ее испуганный взгляд, когда она увидела его, забыть ту ложь, на которую она решилась, защищая того мужчину, он не мог. Он столько раз тщетно пытался это сделать, но не мог. Во сне он видел ее глаза, которые с любовью смотрели на того молодого человека, а он сам просыпался в холодном поту, мечтая забыть весь этот кошмар.
Маргарет медленно удалялась от него. Он секунду постоял, как бы раздумывая, догонять ее или нет, и быстрым шагом пошел за ней. Она не подняла головы, когда почувствовала, что он идет рядом, а продолжала смотреть себе под ноги. Он тоже молчал какое-то время, отстав от нее на полшага, а потом вдруг спросил:
− Мисс Хейл, вы забираете Дженни с собой в Лондон?
Маргарет сделала еще пару шагов и остановилась. Повернувшись к нему лицом, она ответила спокойно и вежливо:
− Мне нужна служанка здесь, в Милтоне. Я вызвала из Лондона Диксон, но думаю, что помощница ей не помешает.
− Вы решили остаться в Милтоне? – удивился он.
− Да, почему это вас удивляет? – спросила она.
− Вряд ли мистеру Ленноксу понравится такая непредвиденная задержка в Милтоне, - заметил он с легкой ноткой сарказма.
Маргарет, казалось, не заметила сарказма в его тоне и ответила все таким же спокойным тоном:
− Мистер Леннокс вернулся в Лондон вчера вечером. У него важная встреча с клиентом, которую невозможно отложить.
Сама Маргарет до сих пор не понимала причины столь скорого отъезда Генри и считала, что встреча с клиентом была лишь предлогом. Услышав неуверенность в словах Маргарет, мистер Торнтон растолковал ее как сожаление.
− Полагаю, вам было жаль расставаться с вашим родственником и другом, мисс Хейл, - заметил Джон, кляня себя за этот вопрос.
− Я ценю общество мистера Леннокса, - ответила Маргарет, взглянув ему в глаза, ей не хотелось, чтобы ее слова были неправильно истолкованы, - но в Милтоне у меня остались друзья, которые мне очень дороги, и которым требуется моя помощь.
Она вновь отвернулась от него и медленно пошла по тропинке, ведущей к могиле миссис Хейл. Мистер Торнтон последовал за ней. Ему показалось, что в словах Маргарет он почувствовал какой-то скрытый смысл, но не мог его уловить. Сожалела ли Маргарет об отъезде мистера Леннокса, как ему показалось, или нет? Она так просто и открыто сказала, что остается в Милтоне, что он растерялся на какую-то долю секунды, не зная, доволен ли он или обеспокоен этим.
Маргарет подошла к могиле матери и остановилась. Она не ожидала увидеть маленький букетик цветов, уже потемневший и засохший от времени, одиноко лежавший у могильной плиты. Кто мог его сюда принести? Мэри или Николас? Только они могли это сделать… Она растерянно оглянулась назад и только сейчас заметила, что у мистера Торнтона в руках небольшой букетик цветов. Маргарет вопросительно взглянула на него, ища подтверждения своей догадке. Он ничего не ответил, хотя понял ее вопрос без слов, а просто подошел и положил свой букет у плиты, отбросив засохший в сторону.
Она зачарованно смотрела на него и от потрясения не могла вымолвить ни слова. Мистер Торнтон стоял рядом, опустив голову, и что-то беззвучно шептал. Он не видел, как заблестели глаза Маргарет. В них стояли слезы, но помимо слез, они излучали такую нежность и любовь, что посмотри он в этот момент на нее, он был бы поражен. Маргарет наклонилась и положила рядом свой букет. Увидев, что он перестал что-то беззвучно шептать, она сказала, вложив всю нежность в свои слова:
− Мистер Торнтон, я должна поблагодарить вас…
− Нет, - прервал он ее, покачав головой, - не нужно благодарности…
− И все-таки, я благодарю вас. Я благодарна вам за то, что вы, несмотря на все то, что произошло между нами, несмотря на ваше мнение обо мне, остались другом нашей семьи… - увидев, что он хочет возразить ей, она жестом предупредила его слова. – Пожалуйста, позвольте мне сказать. Мне очень трудно об этом говорить, но я должна… Мой отец был бы рад этому… - Маргарет замолчала, собираясь с духом. Мистер Торнтон молча и пристально смотрел на нее. – Когда-то я назвала вас не-джентльменом, обвиняла в расчетливости и жестокости, но тогда я не знала вас… Не знала, что за внешней суровостью скрывается благородное, верное сердце и чистая душа. Я предвзято судила о вас по тем меркам, которые считала истиной. Я ошиблась, жестоко вас обидев. Но поверьте, что теперь я страдаю от этого, лишившись не только вашей дружбы, но и вашего доброго мнения обо мне. Я понимаю, что исправить что-то уже невозможно, слишком поздно, но я всей душой желала бы вернуть все назад, если бы это было возможно… -
она замолчала, почувствовав, как
от эмоций у нее перехватило горло.
− Мисс Хейл, я… - начал Джон и не мог продолжить. Искренность слов Маргарет, мягкость ее голоса, нежность, которую излучали ее глаза, сводили его с ума. Они снимали все преграды, которые он выстроил для себя, чтобы вновь не попасть под ее очарование. Это была сладкая мука – верить, что она, быть может, чувствует то же, что и он. Но эту сладость отравляло воспоминание о том мужчине на станции. Он не верил, что Маргарет может быть лицемерной, но и не мог найти оправдания ее поступку и лжи. Его словно раздирали противоречия – он готов был поверить ей и не мог решиться на это, вспоминая, как миссис Торнтон в отчаянии просила его не поддаваться влиянию мисс Хейл, чтобы она снова его не унизила. Он не знал, что делать. К его облегчению, Маргарет сказала:
− Мистер Торнтон, если вы когда-нибудь сможете простить меня, давайте пожмем друг другу руки. Я не требую от вас немедленной дружбы или сиюминутного прощения, я знаю, что для этого нужно время. Это ни к чему вас не обяжет, я просто буду ждать и надеяться на прощение… Хотя бы ради моего отца… - она замолчала, не в силах продолжать.
Торнтон ответил ей тем, что протянул руку. Для него это был, скорее, порыв, чем взвешенное решение – слишком сильны были противоречия. И, возможно, потом он бы пожалел об этом, но сейчас он не мог ей противиться.
Маргарет, не медля ни секунды, протянула свою руку, легко сжав его сильную, немного грубоватую ладонь своими тонкими пальцами. Они стояли молча, наслаждаясь этим пожатием. Не нужно было слов, только взгляды, устремленные друг на друга, говорили за них… Сколько они так простояли, никто из них не знал. Маргарет тихо, почти шепотом, произнесла: - Спасибо, - и медленно вытащила свою руку, чувствуя легкое касание его пальцев по внутренней стороне ладони. Она отвела от него свой взгляд, повернулась, и, стараясь шагать быстро, пошла по тропинке прочь.
май, 2008 г.
Copyright © 2008 Джей Ти
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью или частично запрещено
