О жизни и творчестве Джейн Остин

Библиотека

OCR - apropospage.ru 2005 г.

Переводчик И. Маршак
Издательство "Наука", Москва, 1967
серия АН СССР "Литературные памятники"

Начало   Пред. гл.

        Глава X

Во время прогулок по парку Элизабет несколько раз неожиданно встречалась с мистером Дарси. Первую встречу в той части парка, в которой она до сих пор никогда никого не видела, она объяснила досадной случайностью. Чтобы избежать в будущем таких недоразумений, Элизабет с первого же раза дала ему понять, что для своих прогулок она постоянно выбирает эти места. Каким образом подобные встречи могли повториться, оставалось для нее совершенно необъяснимым. Тем не менее Дарси оказался на ее пути во второй и даже в третий раз. Можно было подумать, что он делает это ей назло или занимается самоистязанием, так как увидев ее, вместо того, чтобы сказать ей несколько общих фраз и после неловкой паузы удалиться, он находил нужным свернуть со своей тропинки и пойти с ней рядом. Он всегда был молчалив, и Элизабет тоже не утруждала себя поисками тем для беседы. Однако при третьей встрече она обратила внимание на его странные, бессвязные вопросы о том, хорошо ли ей в Хансфорде, любит ли она гулять в одиночестве и что она думает о супружеском счастье мистера и миссис Коллинз. Он говорил о Розингсе и о том, что у нее должно было сложиться не вполне правильное представление об этом доме, как будто предполагал, что при следующем приезде в Кент ей придется там остановиться. Это как бы подразумевалось в его словах. Неужели он намекал на полковника Фицуильяма? Ей казалось, что дело клонится к этому, если он действительно что-нибудь имел в виду. И, почувствовав себя немного задетой, она была рада наконец оказаться у садовой калитки неподалеку от пасторского домика.

Во время одной из прогулок, когда она перечитывала последнее письмо Джейн, раздумывая над теми его фразами, в которых печаль сестры звучала особенно сильно, она была вновь встревожена приближающимися шагами. Однако, подняв глаза, вместо мистера Дарси она увидела идущего ей навстречу полковника Фицуильяма. Быстро спрятав письмо и заставив себя улыбнуться, она воскликнула:

- Не думала я, что могу встретить вас в этих местах!

- Раз в году я обычно совершаю обход всего парка,- ответил полковник.- А сейчас бы мне хотелось навестить Хансфорд. Вы далеко идете?

- Нет, я как раз хотела идти обратно.

И она в самом деле повернула и пошла вместе с ним к дому священника.

- Правда, что вы уезжаете в субботу?- спросила Элизабет.

- Да, если только Дарси снова не отложит отъезд. Я вынужден к нему приноравливаться. А он подчиняется только своим прихотям.

- И, будучи господином прихотливым, он находит удовлетворение своим прихотям, только подчиняя себе всех окружающих? Мне еще не приходилось видеть человека, который бы больше него дорожил правом всегда поступать по собственному усмотрению.

- Да, он хочет сам распоряжаться своей судьбой,- отвечал полковник Фицуильям.- Но ведь это свойственно каждому. Отличие Дарси заключается в том, что у него больше возможностей удовлетворить это желание. Он достаточно богат, тогда как многие другие - бедны. Я это слишком хорошо сознаю. Младший сын должен привыкнуть к зависимости и необходимости отказывать себе на каждом шагу.

- А мне казалось, что младшему сыну графа эти вещи не слишком знакомы. Скажите честно, много ли вы знали зависимости и лишений? Разве из-за недостатка средств вам когда-нибудь не удавалось отправиться туда, куда бы вам вздумалось, или приобрести вещь, которую бы вам хотелось иметь?

- Все это относится к жизни в семье. И, быть может, я не вправе утверждать, что пережил много затруднений такого рода. Но в более значительном деле недостаток средств способен причинить вполне достаточные огорчения. Младшие сыновья, например, не могут жениться на девушке, которая им больше всех пришлась по душе.

- Если только им не пришлась по душе достаточно богатая наследница, что, я думаю, с ними обычно случается.

- Привычка жить на широкую ногу делает нас слишком зависимыми от богатства. Поэтому между людьми моего круга немного найдется таких, которые позволили бы себе вступить в брак, не задумываясь о средствах, которыми они смогут располагать в будущей жизни.

- Неужели эти слова были предназначены для меня? - подумала Элизабет, покраснев. Однако, взяв себя в руки, она ответила, улыбаясь:

- Но скажите мне, ради бога, какова теперь цена на младших сыновей графа? Если только старший брат не дышит на ладан, я полагаю, что младший едва ли стоит больше каких-нибудь пятидесяти тысяч фунтов.

Он ответил ей в том же духе, и разговор прекратился. Чтобы нарушить молчание, которое он мог приписать действию на нее высказанного им намека, она сказала:

- Мне кажется, ваш кузен захватил вас с собой главным образом для того, чтобы кем-нибудь здесь распоряжаться. Но я не понимаю, почему бы ему не жениться и не обеспечить себя постоянным удобством такого рода. Впрочем, возможно, что для этой цели ему пока вполне подходит его сестра. Мистер Дарси - ее единственный опекун и он вправе командовать ею, как ему вздумается.

- О, нет, - сказал полковник Фицуильям, - этой привилегией ему приходится делиться со мной. Ответственность за судьбу мисс Дарси лежит на мне так же, как и на нем.

- В самом деле? Ну и как же вы справляетесь с вашей обязанностью? Много ли она причиняет вам хлопот? Молодыми девицами ее возраста иногда не так-то просто руководить. А если еще у нее настоящая натура Дарси, она вполне может попробовать вести себя так, как ей вздумается.
   Произнеся эти слова, она заметила, что он взглянул на нее очень внимательно. Серьезность, с которой он спросил, почему она считает, что мисс Дарси могла причинить им беспокойство, подтвердила ей, что высказанное ею предположение было недалеко от истины. Элизабет ответила ему без промедления.
   - Вы можете не тревожиться. Я не слыхала о ней ничего дурного. Хотя я и вправе считать, что едва ли о какой-нибудь особе говорится так много, как о мисс Дарси. В ней души не чают две знакомые мне дамы - миссис Хёрст и мисс Бингли. Вы, кажется, говорили, что вам приходилось с ними встречаться?
   - Да, я их немножко знаю. Их брат - большой друг Дарси - очень славный молодой человек.
   - О да,- хмуро произнесла Элизабет. - Мистер Дарси необыкновенно добр по отношению к мистеру Бингли, который доставляет ему немало хлопот.
   - Немало хлопот? Что ж, я и в самом деле думаю, что Дарси немало о нем похлопотал - и как раз тогда, когда Бингли особенно в этом нуждался. Из нескольких слов, сказанных Дарси на пути в Кент, я понял, что Бингли перед ним в огромном долгу. Впрочем, как бы мне не пришлось просить у Дарси прощения, я не знаю толком, что речь шла о Бингли. Это - всего лишь мои предположения.
   - А что вы имеете в виду?
   - Так, одно обстоятельство, сведения о котором Дарси, разумеется, не захотел бы сделать всеобщим достоянием. Они могли бы дойти до семейства одной особы, что было бы весьма неприятно.
   - Вы можете быть уверены, что я никому о них не проговорюсь.
   - Не забывайте при этом, что может быть он подразумевал вовсе не Бингли. Он сказал только, что вправе поздравить себя со спасением друга от неприятностей, связанных с неразумной женитьбой, но ни имен, ни подробностей я от него не слышал. Я заключил, что дело касается Бингли только потому, что, как мне кажется, он вполне способен попасть в подобное положение. К тому же они с Дарси провели вместе прошлое лето.
   - А назвал ли вам мистер Дарси причины, которые его заставили вмешаться в дела его друга?
   - Насколько я понял, девица вызывала весьма серьезные возражения.
   - Каким же способом вашему кузену удалось их разлучить?
   - Об этом он ничего не говорил, - улыбаясь, сказал Фицуильям. - Я передал вам все, что известно мне самому.
   Элизабет ничего не ответила. Сердце ее кипело от гнева. Подождав немного, Фицуильям осведомился о причине ее задумчивости.
   - Я размышляю о том, что вы мне рассказали, - ответила она. - Поступок вашего кузена мне не очень понравился. Кто он такой, чтобы считать себя судьей?
   - По-вашему его вмешательство было неделикатным?
   - Я просто не понимаю, какое право имел мистер Дарси решать, разумна или неразумна привязанность его друга. Как мог он один судить о том, с кем Бингли найдет свое счастье. Однако, - добавила она, опомнившись, - так как мы не знаем подробностей, мы не можем его упрекнуть. Должно быть привязанность была не слишком глубокой с обеих сторон.
   - Вполне разумное предположение! - воскликнул Фицуильям. - Хотя и не слишком лестное для оценки его заслуг.
   Слова эти были сказаны в шутку. Но эта шутка настолько соответствовала ее представлению о мистере Дарси, что, не доверяя своему самообладанию, Элизабет побоялась на нее ответить. Она перевела разговор на безразличную тему и продолжала его до самых дверей пасторского дома. Закрывшись после ухода Фицуильяма в своей комнате, она смогла без помех обдумать все, что пришлось ей услышать во время прогулки. Нельзя было предположить, что речь шла не о близких ей людях. В мире не могло существовать двух человек, находившихся под таким неограниченным влиянием мистера Дарси. Некоторое его участие в событиях, разлучивших Бингли и Джейн, она подозревала и раньше. Но замысел и главную роль в этих событиях она всегда приписывала только мисс Бингли. Оказывалось, однако, если только Дарси не обманывало собственное тщеславие, что именно он, именно его высокомерие и самонадеянность были причиной всех прошлых и будущих горестей Джейн. Не кто иной, как он, лишил всякой надежды на близкое счастье самое нежное и благородное сердце на свете. И едва ли кто-нибудь мог предугадать, как долго оно не сможет оправиться от полученной раны.
   «Девица вызывала весьма серьезные возражения!»- сказал полковник. - По-видимому, эти серьезные возражения состояли в том, что один ее дядя был провинциальным нотариусом, а второй - лондонским коммерсантом.
   - Против самой Джейн никто не посмел бы ничего возразить!- воскликнула Элизабет.- Сколько в ней прелести и обаяния! Настолько она разумна и так хорошо умеет себя держать! Ничего нельзя было бы сказать и против нашего отца. При всех его причудах, даже мистер Дарси не мог отрицать его здравого смысла, его высокой порядочности, - такой, которой самому мистеру Дарси едва ли доведется когда-нибудь обладать!
   Когда Элизабет вспомнила о матери, она почувствовала себя менее уверенно. Но она все же не допускала мысли, что Дарси обратил большое внимание на недостатки миссис Беннет. Гордость Дарси, очевидно, страдала бы сильнее, если бы его друг породнился с людьми неподобающего круга, чем недостаточного ума. И мало-помалу она полностью себя убедила в том, что поступок Дарси объяснялся его крайним высокомерием и желанием выдать за Бингли свою сестру.
   Пережитое ею душевное потрясение привело к слезам и головной боли, которая к вечеру еще больше усилилась. Это обстоятельство, так же как нежелание встретиться с Дарси, заставило ее отказаться от посещения Розингса, куда Коллинзы были приглашены к чаю. Видя, что подруге ее в самом деле нездоровится, миссис Коллинз не стала настаивать на ее поездке и, по возможности, оградила ее от назойливых уговоров своего мужа. Последний, впрочем, не посмел умолчать о том, что отсутствие Элизабет может вызвать неудовольствие леди Кэтрин.

       Глава XI

   Когда они ушли, Элизабет, как бы желая еще больше настроить себя против мистера Дарси, стала перечитывать полученные ею в Кенте письма Джейн. В них не было прямых жалоб. Она не вспоминала о недавних событиях и ничего не говорила о своих переживаниях в последнее время. Но любое письмо, почти любая строка свидетельствовали об исчезновении присущей прежним письмам Джейн жизнерадостности, которая была так свойственна царившему в ее душе миру и расположению ко всем людям. Каждую проникнутую печалью фразу Элизабет замечала теперь гораздо явственнее, чем при первом чтении. Бесстыдная похвальба мистера Дарси его столь успешным вмешательством в чужую судьбу позволила ей еще острее осознать глубину горя, пережитого ее бедной сестрой. И ей искренне хотелось, чтобы два дня, оставшиеся до его отъезда, миновали возможно скорее. То, что через две недели ей предстояло снова встретиться с Джейн и при этом предпринять для восстановления ее душевного спокойствия все, к чему способна истинная привязанность, было единственно приятной стороной ее размышлений.
   При мысли об отъезде из Кента мистера Дарси, она не могла не вспомнить, что вместе с ним Кент должен покинуть и его кузен. Но полковник Фицуильям достаточно определенно намекнул ей на отсутствие каких-либо серьезных намерений с его стороны. И, как бы ни было ей приятно его общество, она вовсе не собиралась расстраиваться по поводу их предстоящей разлуки.
   Именно тогда, когда она вполне уяснила для себя это обстоятельство, она вдруг услышала звон колокольчика. Подумав, что неожиданный посетитель - сам полковник Фицуильям, который уже навестил их однажды примерно в этот же час и мог зайти снова, чтобы справиться о ее здоровье, Элизабет почувствовала легкое волнение. Но ее предположение рассеялось, и мысли приняли совсем другой оборот, когда, к своему величайшему изумлению, она увидела входившего в комнату мистера Дарси. Гость сразу же осведомился о ее недомогании и объяснил свой визит желанием удостовериться в том, что ее самочувствие улучшилось. Она ответила с холодной учтивостью. Он уселся, немного посидел, затем встал и начал расхаживать по комнате. Элизабет была озадачена, но ничего не сказала. После нескольких минут молчания он стремительно подошел к ней со словами:
   - Вся моя борьба была тщетной! Я не могу больше! Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!
   Невозможно описать, как эти слова ошеломили Элизабет. Растерянная и покрасневшая, она смотрела на него и молчала. И, обнадеженный ее молчанием, Дарси поторопился рассказать ей обо всем, что он пережил за последнее время и что так волновало его в эту минуту. Он говорил с необыкновенным жаром. Но в его словах были слышны не только сердечные нотки: страстная любовь звучала в них не более сильно, чем уязвленная гордость. Его взволнованные рассуждения о существовавшем между ними неравенстве, об ущербе, который он наносил своему имени, и о семейных затруднениях, которые до сих пор мешали ему открыть свои чувства, убедительно подтверждали силу его страсти, но едва ли способствовали успеху его сватовства.
   Несмотря на глубокую неприязнь к мистеру Дарси, Элизабет не могла не сознавать, насколько лестна для нее любовь подобного человека. И, ни на секунду не изменив к нему своего отношения, она даже вначале размышляла о нем с некоторым сочувствием, понимая, как сильно он будет опечален ее ответом. Однако его дальнейшие рассуждения настолько ее возмутили, что гнев вытеснил в ее душе всякую жалость. Решив все же совладать со своим первым порывом, она готовилась ответить ему, когда он кончит, возможно спокойнее. В заключение он выразил надежду, что согласие мисс Беннет принять его руку вознаградит его за все муки страсти, которую он столь тщетно стремился подавить в своем сердце. То, что она может ответить отказом, явно не приходило ему в голову. И, признаваясь, с каким волнением он ждет ее приговора, Дарси всем своим видом показывал, насколько он уверен, что ответ ее будет благоприятным. Все это могло вызвать в душе Элизабет только еще большее негодование. И, как только он замолчал, она, вспыхнув, сказала:
   - Чувство, которое вы питаете, независимо от того - разделяется оно человеком, к которому оно обращено или нет - свойственно, я полагаю, принимать с благодарностью. Благодарность присуща человеческой натуре и, если бы я ее испытывала, я бы вам сейчас ее выразила. Но я не испытываю. Я никогда не искала вашего расположения, и оно возникло вопреки моей воле. Мне жаль причинять боль кому бы то ни было. Если я ее совершенно нечаянно вызвала, надеюсь, что она не окажется продолжительной. Соображения, которые, по вашим словам, так долго мешали вам уступить вашей склонности, без труда помогут вам преодолеть ее после этого объяснения.
   Мистер Дарси, облокотясь на камин, пристально смотрел на Элизабет. Ее слова вызвали у него изумление и негодование. Лицо его побелело от гнева, и каждая его черта выдавала крайнее замешательство. Он старался сохранить внешнее спокойствие и не произнес ни слова до тех пор, пока не почувствовал, что способен взять себя в руки. Возникшая пауза показалась Элизабет мучительной. Наконец, он сказал нарочито сдержанным тоном:
   - И этим исчерпывается ответ, который я имею честь от вас получить? Пожалуй, я мог бы узнать причину, по которой вы не попытались облечь свой отказ по меньшей мере в учтивую форму? Впрочем, это не имеет значения.
   - С таким же правом я могла бы спросить, - ответила она, - о причине, по которой вы объявили, - с явным намерением меня оскорбить и унизить, - что любите меня вопреки своей воле, своему рассудку и даже всем своим склонностям! Не служит ли это для меня некоторым оправданием, если я и в самом деле была с вами недостаточно любезна? Но у меня были и другие поводы. И вы о них сами знаете. Если бы даже против вас не восставали все мой чувства, если бы я относилась к вам безразлично или даже была к вам расположена - неужели какие-нибудь соображения могли бы склонить меня принять руку человека, который явился причиной, быть может, непоправимого, несчастья моей любимой сестры?
   При этих ее словах мистер Дарси изменился в лице. Но овладевшее им волнение скоро прошло, и он слушал Элизабет, не пытаясь ее перебить, в то время, как она продолжала:
   - У меня есть все основания составить о вас дурное мнение. Ваше злонамеренное и неблагородное вмешательство, которое привело к разрыву между мистером Бингли и моей сестрой, не может быть оправдано никакими мотивами. Вы не станете, вы не посмеете отрицать того, что являетесь главной, если не единственной причиной этого разрыва. Один из них заслужил из-за него укоры света за ветреность и непостоянство, а другая - его насмешки над неоправдавшимися надеждами. И они оба должны были себя почувствовать глубоко несчастными.
   Она остановилась и с возмущением заметила, что он слушает, не обнаруживая признаков сожаления о случившемся. Напротив, он даже смотрел на нее с презрительной усмешкой.
   - Можете ли вы утверждать, что это - не дело ваших рук? - повторила она. Он ответил с притворным спокойствием.
   - Я не намерен отрицать, что, в пределах моих возможностей, сделал все, чтобы отдалить моего друга от вашей сестры, или что я доволен успехом моего шага. О Бингли я позаботился лучше, чем о себе самом.
   Элизабет сделала вид, что это любезное замечание прошло мимо ее ушей. Но смысл его не ускользнул от ее внимания и едва ли мог сколько-нибудь умерить ее гнев.
   - Но моя неприязнь к вам, - продолжала она, - основывается не только на этой истории. Мое мнение о вас сложилось гораздо раньше. Ваш характер раскрылся передо мной из рассказа, который я много месяцев тому назад услышала от мистера Уикхема. Имеете ли вы что-то сказать по этому поводу? Каким дружеским участием вы оправдаетесь в этом случае? Или чьим неправильным толкованием ваших поступков вы попробуете прикрыться?
   - Вы весьма близко к сердцу принимаете судьбу этого джентльмена, - вспыхнув, заметил Дарси уже менее сдержанным тоном.
   - Может ли остаться равнодушным тот, кому станут известны его несчастья?
   - Его несчастья? - с презрением повторил Дарси. - Что ж, его несчастья и в самом деле велики.
   - И в этом повинны вы! - с жаром воскликнула Элизабет. - Это вы довели его до нищеты - да, это можно назвать нищетой! Вы, и не кто другой лишили его тех благ, на которые он был вправе рассчитывать. Вы отняли у него лучшие годы жизни и ту независимость, которая принадлежала ему по праву и по заслугам. Все это - дело ваших рук! И при этом вы еще себе позволяете презрительно посмеиваться над его участью?!
   - Ах, вот как вы судите обо мне! - воскликнул Дарси, быстро шагая из угла в угол. - Оказывается, у вас обо мне такое представление! Благодарю за полную откровенность. По-вашему, я действительно кругом виноват. Но, быть может, - сказал он, остановясь и взглянув на нее,- мои прегрешения были бы прощены, если бы вашу гордость не задело признание той борьбы, которая так мешала мне уступить моим чувствам? Не мог ли я избежать столь тяжких обвинений, если бы предусмотрительно скрыл от вас эту борьбу и если бы я вам польстил, заверив вас в своей всепоглощающей страсти, которую бы не омрачали противоречия, доводы рассудка или светские условности? Но любое притворство мне отвратительно. И я вовсе не стыжусь чувств, о которых вам рассказал. Они естественны и разумны. Могли ли вы ждать, что мне будет приятен тот низкий круг людей, в котором вы постоянно находитесь? Или что я стану себя поздравлять, вступая в родство с теми, кто находится столь ниже меня на общественной лестнице?
   Возмущение Элизабет росло с каждой минутой. Однако, отвечая ему, она всячески постаралась сохранить внешнее спокойствие.
   - Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Дарси, думая, что на мой ответ как-то повлияла манера вашего объяснения. Она лишь избавила меня от сочувствия, которое мне пришлось бы к вам испытать, если бы вы вели себя так, как подобает благородному человеку.
   Она заметила, как вздрогнул он при этих словах. Но он промолчал, и она продолжала:
   - В какой бы манере вы ни сделали мне предложение, я все равно не смогла бы его принять.
   Удивление Дарси снова было явно написано на его лице. И, пока она говорила, он смотрел на нее со смешанным выражением недоверия и растерянности.
   - С самого начала, я бы могла сказать с первой же минуты нашего знакомства, ваше поведение дало мне достаточно доказательств свойственных вам заносчивости, высокомерия и полного пренебрежения чувствами тех, кто вас окружает. Моя неприязнь к вам зародилась еще тогда. Но под действием позднейших событий она стала непреодолимой. И не прошло месяца после нашей встречи, как я уже ясно поняла, что из всех людей в мире вы меньше всего можете стать моим мужем.
   - Вы сказали вполне достаточно, сударыня. Я вполне понимаю ваши чувства, и теперь мне остается лишь устыдиться своих собственных. Простите, что я отнял у вас столько времени и примите мои искренние пожелания здоровья и благополучия.
   С этими словами Дарси быстро удалился, и в следующее мгновение Элизабет услышала, как он открыл входную дверь и вышел из дома. Все ее чувства находились в крайнем смятении. Не имея больше сил сдерживать себя, она села в кресло и полчаса, совершенно обессиленная, заливалась слезами. Снова и снова перебирала она в памяти подробности только что происшедшей сцены. И ее удивление непрерывно возрастало. Ей сделал предложение мистер Дарси! Мистер Дарси был влюблен в нее в течение многих месяцев! Влюблен настолько, что решился просить ее руки, вопреки всем препятствиям, из-за которых он расстроил женитьбу Бингли на Джейн и которые имели, по меньшей мере, то же значение для него самого! Все это казалось невероятным. Сделаться невольным предметом столь сильной привязанности было, конечно, весьма лестно. Но гордость, страшная гордость мистера Дарси, его бесстыдная похвальба своим вмешательством в судьбу Джейн, непростительная уверенность в том, что он при этом поступил правильно, бесчувственная манера, с какой он говорил об Уикхеме, и его жестокость по отношению к этому молодому человеку, которую он даже не пытался опровергнуть, - все это быстро подавило в ней всякое сочувствие к нему, на мгновение вызванное в ней мыслью о его привязанности.
   Элизабет еще продолжала лихорадочно размышлять о случившемся, когда шум подъехавшего экипажа напомнил ей, что ее может увидеть Шарлот, и заставил ее поскорее удалиться в свою комнату.

       Глава XII

   На следующее утро Элизабет проснулась с теми же мыслями и чувствами, с которыми она закрыла, наконец, глаза поздней ночью. Она по-прежнему не могла избавиться от изумления. Думать о чем-то другом было совершенно невозможно. Неспособная найти себе какое-нибудь занятие, она тотчас же после завтрака решила пойти на прогулку. Она дошла было уже до своей любимой аллеи, когда, вспомнив, что мистер Дарси иногда заставал ее там, внезапно остановилась и вместо того, чтобы войти в парк, повернула на окаймлявшую парк тропинку, которая увела ее в сторону от проезжей дороги. Вскоре Элизабет миновала одну из боковых калиток в ограде парка.
   Она прошлась по тропинке раза два-три в оба конца и, очарованная прекрасным утром, остановилась у калитки и заглянула в парк. За пять недель, проведенных ею в Кенте, в природе совершилось немало изменений, и теперь с каждым днем все пышнее раскрывалась молодая листва на рано зазеленевших деревьях. Она попробовала было зайти в парк поглубже, как вдруг заметила мужчину в прилегавшей к калитке рощице. Он шел по направлению к ней. Боясь, как бы это не оказался мистер Дарси, она быстро пошла в противоположную сторону. Однако человек уже приблизился настолько, чтобы ее заметить, и устремился к Элизабет, назвав ее по имени. Оклик раздался у нее за спиной, но, услышав его, Элизабет, хоть она и узнала мистера Дарси, ускорила шаги по направлению к калитке.
   Дарси подошел туда одновременно с ней и, протянув ей письмо, которое она машинально взяла, произнес горделиво сдержанным тоном:
   - Я давно уже брожу по парку в надежде встретиться с вами. Не окажете ли вы мне честь, прочитав это письмо?
   Сказав это, он слегка поклонился, повернул в глубину парка и вскоре исчез среди деревьев.
   С чувством сильного любопытства, хотя и не ожидая от письма ничего приятного, Элизабет развернула пакет и, к еще большему своему удивлению, увидела, что письмо написано очень убористым почерком на двух листах почтовой бумаги. Целиком была исписана даже оборотная сторона листа, служившего конвертом. Продолжая медленно идти по аллее, она начала читать. Письмо было написано в Розингсе, в 8 часов утра и заключало в себе следующее:

       Глава XIII

   Хотя Элизабет, взяв письмо у мистера Дарси, вовсе не думала, что в этом письме он опять попросит ее руки, ей все же не приходило в голову, о чем еще он мог бы ей написать. Поэтому нетрудно понять, с какой жадностью прочла она заключенные в нем объяснения и какие противоречивые отклики вызвали они в ее душе. Ее чувствам в эти минуты едва ли можно было найти точное определение. С изумлением отметила она для себя вначале, что Дарси надеется как-то оправдаться в своих поступках. И она не сомневалась, что у него не могло быть истинных мотивов, в которых не постыдился бы сознаться любой порядочный человек. С сильнейшим предубеждением против всего, что он мог бы сказать, приступила она к его рассказу о том, что произошло в Незерфилде. Поспешность, с которой она проглатывала строку за строкой, едва ли позволяла ей вникнуть в смысл того, что она уже успела прочесть, и от нетерпения узнать, что содержится в следующей фразе, она была неспособна как следует понять предыдущую. Прежде всего ей показалось фальшивым утверждение Дарси о том, что он не заметил в Джейн серьезного ответного чувства по отношению к Бингли. Перечень вполне реальных и серьезных возражений против предполагавшейся партии возмутил ее настолько сильно, что она уже была не в состоянии справедливо оценивать его слова. Он не жалел о случившемся в той мере, какой она была вправе от него требовать. Его слова выражали не раскаяние, а самодовольство. Все письмо было лишь проявлением высокомерия и гордости.
   Но чувства ее пришли в еще большее расстройство и стали более мучительными, когда от этого рассказа она перешла к истории мистера Уикхема. С несколько более ясной головой она прочла о событиях, которые, если только их описание было правдивым, совершенно опрокидывали всякое доброе суждение об этом молодом человеке - в то же время это описание удивительно напоминало историю, изложенную самим Уикхемом. Изумление, негодование, даже ужас охватили ее. Беспрестанно повторяя - «Это неправда! Не может этого быть! Какая гнусная ложь!» - она пыталась отвергнуть все, с начала до конца. Пробежав глазами письмо и едва осознав содержание одной или двух последних страниц, она поспешно сложила листки, стараясь себя уверить, что ей нечего обращать на него внимания и что она больше никогда в них не заглянет.
   В душевном смятении, неспособная сосредоточиться, она попробовала немного пройтись. Но это не помогло. Через полминуты она снова развернула письмо и, стараясь взять себя в руки, перечитала ту его часть, в которой разоблачалось поведение Уикхема. Ей удалось настолько овладеть собой, что она смогла вникнуть в смысл каждой фразы. Сведения об отношениях Уикхема с семьей Дарси полностью соответствовали словам Уикхема. В обеих версиях также совпадали упоминания о благотворительности покойного мистера Дарси, хотя раньше Элизабет не знала, в чем она содержалась. До сих пор один рассказ только дополнялся другим. Но когда она прочла про завещание, различие между ними стало разительным. Она почти дословно помнила слова Уикхема о завещанном ему приходе и, восстановив их в памяти, не могла не понять, что одна из двух версий содержит грубый обман. В первые минуты Элизабет еще надеялась, что чутье подсказало ей правильный выбор. Но, перечитав несколько раз самым внимательным образом то место, где подробно рассказывалось о безоговорочном отказе Уикхема от прихода и о полученном им значительном возмещении в сумме трех тысяч фунтов, она начала колебаться. Не глядя на письмо и стараясь быть беспристрастной, она взвесила правдоподобность каждого обстоятельства, но это не помогло. С обеих сторон были одни голословные утверждения. Она снова принялась за чтение. И с каждой строчкой ей становилось все яснее, что история, в которой, как ей прежде казалось, поведение мистера Дарси, не могло быть представлено иначе как, по меньшей мере, бесчестное, могла вдруг обернуться и таким образом, что оно оказывалось вполне безупречным.
   Расточительность и распущенность, в которых Дарси решился обвинить Уикхема, приводили ее в ужас особенно сильно, тем более, что она затруднялась найти доказательство несправедливости обвинений. Она ничего не слышала о Уикхеме до того, как он поступил в ***ширский полк по рекомендации случайно встретившегося ему на улице едва знакомого молодого человека. О его прежней жизни никому из ее близких ничего не было известно, кроме того, что он сам о себе рассказывал. Да и едва ли, даже если бы Элизабет могла это сделать, ей пришло бы в голову поинтересоваться тем, что он в действительности собой представляет. Его внешность, голос, манеры сразу создавали впечатление, что ему присущи все добродетели. Она попыталась восстановить в памяти хоть какой-нибудь его благородный поступок, какой-нибудь отличительный признак, который бы доказывал его порядочность и опроверг нападки на него мистера Дарси. Или хотя бы вспомнить о каком-либо хорошем качестве, которое показалось бы несовместимым с приписываемыми ему Дарси годами праздной и порочной жизни. Но ничего подобного она не могла припомнить. Ей было легко представить его себе во всем очаровании его манер и наружности. Но ей не удавалось восстановить в памяти ничего, говорившего в его пользу, кроме всеобщего одобрения знакомых и симпатии, которую он вызывал своей внешностью. После продолжительных размышлений, Элизабет снова взялась за письмо. Но, увы, следовавшее дальше описание его попытки соблазнить мисс Дарси как-то перекликалось с происшедшим накануне разговором между Элизабет и полковником Фицуильямом. И вдобавок ей предлагалось обратиться за подтверждением всех подробностей к самому полковнику, от которого она еще раньше слышала, что он полностью осведомлен о жизни мисс Дарси, и порядочность которого была вне подозрений. В какой-то момент она было уже намеревалась расспросить его в самом деле, но ее остановила мысль о щекотливости темы, которую нужно было затронуть, и она окончательно от этого отказалась, сообразив, что мистер Дарси едва ли рискнул бы сослаться на кузена, не будучи вполне уверен в его поддержке.
   Она прекрасно помнила все подробности своего разговора с Уикхемом во время их первой встречи у мистера Филипса. Многие его выражения были еще свежи в ее памяти. И Элизабет внезапно сообразила, насколько неуместно было со стороны Уикхема рассказывать о подобных вещах ей,- едва знакомому тогда для него человеку, и удивилась, что эта простая мысль прежде не приходила ей в голову. Она ясно увидела, как неприлично вел себя Уикхем, стараясь во всем выдвинуть свою особу на первое место. Его утверждения не согласовались с его поступками. Ей припомнилось, как он хвастался, что ему нечего бояться встреч с мистером Дарси и что пусть-де мистер Дарси сам покинет эти места, а он и не подумает уезжать. И, вместе с тем, он не посмел явиться на бал в Незерфилде всего через неделю после этого разговора! Она вспомнила, что до отъезда незерфилдской компании из Хартфордшира он не рассказывал своей истории никому, кроме нее. Но зато после их отъезда эту историю узнали решительно все. Стремясь опорочить мистера Дарси, он не брезговал ничем, и в то же время, говоря ей о своей преданности памяти отца, он утверждал, что эта преданность не позволяет ему плохо говорить о сыне своего благодетеля.
   Как изменился теперь в ее глазах каждый поступок мистера Уикхема! Ухаживание за мисс Кинг объяснялось не чем иным, как его низкой расчетливостью, незначительность ее приданого теперь вовсе не говорила об умеренности его притязаний, а только о готовности прельститься любой приманкой. Его отношение к самой Элизабет больше уже не оправдывалось достойными мотивами: он либо заблуждался относительно ее средств, либо тешил свое тщеславие, поддерживая в ней увлечение, которое она, по ее мнению, весьма неосторожно обнаружила. Попытки Элизабет защитить Уикхема становились слабее и слабее. А по мере оправдания мистера Дарси, она не могла не припомнить, что Бингли еще давно, в ответ на заданный ему Джейн вопрос, выразил уверенность в безукоризненном поведении своего друга в отношении Уикхема,- что, несмотря на свои гордые и отталкивающие манеры, за все их знакомство, которое в последнее время так сблизило их друг с другом, открыв ей даже его сокровеннейшие тайны, Дарси ни разу не совершил поступка, который позволил бы обвинить его в несправедливости и недобросовестности или говорил бы о его порочных наклонностях,- что среди круга своих знакомых он пользовался всеобщим уважением и почетом;- что даже Уикхем отзывался о нем, как о самом преданном брате, и что ей не раз приходилось слышать, с какой любовью Дарси говорил о своей сестре, доказывая тем самым свою способность испытывать нежные чувства; - что приписываемая ему Уикхемом грубейшая несправедливость едва ли могла долго оставаться неразоблаченной; - и что, наконец, дружба между человеком, который мог на это решиться, с таким славным юношей, как мистер Бингли, представлялась просто невероятной.
   Ей стало бесконечно стыдно за свое поведение. Она не могла думать о Дарси или о Уикхеме, не отдавая себе отчета в своей слепоте, предубежденности, несправедливости, глупости.
   - Как позорно я поступила! - воскликнула она. - Я, так гордившаяся своей проницательностью! Я, так высоко оценивавшая собственный ум! Так часто смеявшаяся над доброжелательностью моей сестры и питавшая свое тщеславие столь бесцельной или неоправданной неприязнью! Как унижает меня это открытие! - И как справедливо я унижена! - Если бы я даже влюбилась, я и тогда не оказалась бы столь безнадежно слепой. Но тщеславие, а не любовь лишили меня здравого смысла! - Польщенная при первом знакомстве предпочтением одного человека и оскорбленная пренебрежением другого, я руководствовалась предрассудками и невежеством и гнала от себя разумные доводы, коль скоро дело касалось любого из них! - Вот когда мне довелось в себе разобраться!
   Переходя в своих мыслях от себя к Джейн и от Джейн к Бингли, она непременно должна была вспомнить, что в этой части объяснения Дарси представлялись ей совершенно неубедительными. Она прочитала их снова. Теперь они показались ей совсем не такими, как после первого чтения. Признавая основательность рассуждений Дарси в одной части письма, могла ли она отвергнуть ее в другой? По его словам, он даже не подозревал, насколько сильно Джейн была влюблена в его друга. И она не могла не вспомнить, какого мнения по этому поводу придерживалась Шарлот, так же, как отрицать, что описанное им поведение Джейн соответствовало действительности. Она и вправду сознавала, что чувство Джейн, каким бы оно ни было глубоким на самом деле, внешне было мало заметно и что свойственные сестре самообладание и уравновешенность не часто совмещаются с особой душевной тонкостью.
   Когда она дошла до того места, где сурово и, вместе с тем, заслуженно осуждались недостатки ее родных, переживаемое ею чувство стыда стадо еще более острым. Она слишком хорошо понимала справедливость высказанных в письме упреков для того, чтобы пытаться их опровергнуть. Все подробности незерфилдского бала, которые Дарси имел в виду и которые подтвердили его первое неблагоприятное впечатление, едва ли сохранились в ее памяти слабее, чем в его собственной.
   Комплимент по адресу двух старших мисс Беннет не прошел незамеченным. Он смягчил, но не утолил боль, вызванную позорным поведением остальных членов семьи. Ей стало очевидно, что сердце Джейн разбито стараниями ее родни и, представив себе весь ущерб в мнении света, который наносился ей и ее сестре поведением их близких родственников, Элизабет почувствовала себя такой несчастной, какой не бывала никогда в жизни.
   Она бродила по тропинке еще около двух часов, вновь и вновь возвращаясь к волновавшим ее мыслям, перебирая события, оценивая их значение и стараясь привыкнуть к столь резкой и неожиданной перемене собственных взглядов. Наконец, усталость и сознание того, что ее отсутствие затянулось слишком надолго, заставили ее направиться к Хансфорду. Она вошла в дом, стараясь принять обычный веселый вид и выбросить из головы все, что мешало бы ей участвовать в домашних беседах.
   Сразу по приходе, ей сообщили, что оба джентльмена из Розингса, один за другим, навестили пасторский домик во время ее отсутствия. Мистер Дарси зашел только на несколько минут попрощаться. Зато полковник Фицуильям просидел по меньшей мере час, надеясь дождаться ее возвращения, и чуть было не отправился разыскивать ее в парке. Элизабет смогла только выразить сожаление по поводу того, что ей не удалось его повидать - на самом деле она даже этому радовалась. Полковник Фицуильям перестал для нее существовать. Она способна была думать лишь о полученном письме.

       Глава XIV

   Оба джентльмена уехали из Розингса на следующее утро. Мистер Коллинз, поджидавший их у калитки, чтобы отвесить прощальный поклон, вернулся в дом с радостной вестью об их добром здоровье и настолько хорошем расположении духа, насколько это было возможно после недавно пережитой печальной разлуки. И он устремился в Розингс с тем, чтобы утешить леди Кэтрин и мисс де Бёр. По возвращении он с большим удовольствием сообщил, что, по словам ее сиятельства, она страдает от невыносимой скуки и очень желала бы сегодня же видеть их у себя за обедом.
   Глядя на леди Кэтрин, Элизабет не могла не подумать, что при желании она была бы сейчас представлена ее сиятельству в качестве будущей племянницы. И когда она вообразила, как бы разгневалась при этом столь важная особа, ей было трудно удержаться от улыбки. «Интересно, что бы она сейчас говорила и как бы себя вела?» - развлекала себя подобными вопросами Элизабет.
   Разговор с самого начала коснулся отъезда из Розингса племянников леди Кэтрин.
   - Поверьте, - говорила она, - отъезд этот немало меня взволновал. Едва ли кто-нибудь переживает разлуку с друзьями так глубоко. А к этим молодым людям я питаю особенную склонность. И ведь они столь же привязаны ко мне! Если бы вы знали, с какой грустью покидали они мой дом! Так бывает с ними всегда. Бедный полковник сдерживал свои чувства почти до последней минуты, но Дарси переживал разлуку, пожалуй, тяжелее, чем в прошлом году. Его привязанность к Розингсу стала еще более сильной.
   На этот случай у мистера Коллинза был припасен комплимент, содержавший известный намек, который мать и дочь встретили одобрительными улыбками.
   После обеда леди Кэтрин заметила, что мисс Беннет слегка расстроена и тут же объяснила это ее нежеланием в ближайшее время возвращаться домой.
   - Но если дело лишь в этом, то вы должны попросить у вашей матушки разрешения задержаться чуть-чуть подольше. Миссис Коллинз, я уверена, будет рада вашему обществу.
   - Я очень благодарна вашему сиятельству за столь любезное приглашение, - ответила Элизабет. - Но, к сожалению, мне невозможно его принять. В следующую субботу мне необходимо быть в Лондоне.
   - Но в таком случае ваше пребывание в Кенте продлится всего-навсего шесть недель! Я была уверена, что вы проживете два месяца. Миссис Коллинз слышала это от меня еще перед вашим приездом. Вам нет нужды возвращаться гак скоро. Надеюсь, миссис Беннет обойдется без вас две недели.
   - Да, но без меня не сможет обойтись мой отец. На днях он просил меня поторопиться с приездом.
   - Ну, отцу-то вы наверняка не очень нужны, коли вы не нужны вашей матери. Дочери всегда мало значат для отцов. А если вы пробудете здесь еще месяц, мне бы ничего не стоило одну из вас захватить с собой до самого Лондона - я собираюсь туда на неделю в начале июня. Так как Доусон ничего не имеет против четырехместной коляски, у меня будет достаточно места для одной из девиц. А если погода будет не слишком жаркой, я согласилась бы даже взять обеих, раз вы обе такие худенькие.
   - Вы необыкновенно добры, ваше сиятельство, но боюсь, что нам придется придерживаться нашего первоначального плана.
   Леди Кэтрин, казалось, решила уступить.
   - Миссис Коллинз, вам придется послать с ними слугу. Вы знаете, я всегда прямо высказываю свое мнение. И я не могу подумать, чтобы две девицы путешествовали на почтовых лошадях, предоставленные сами себе,- это попросту неприлично. Вы должны кого-нибудь отыскать, - больше всего на свете я не терплю подобных вещей. Молодые женщины, сообразно их положению в обществе, всегда требуют надлежащего внимания и надзора. Когда моя племянница Джорджиана прошлым летом переезжала в Рэмсгейт, я потребовала, чтобы с нею поехали двое слуг. Для мисс Дарси, дочери мистера Дарси из Пемберли и леди Энн, появиться без них было бы невозможно. Во всех подобных вопросах я в высшей степени щепетильна. Вам следует послать Джона с юными леди, миссис Коллинз. И я очень рада, что мне пришло в голову об этом упомянуть - вы поступили бы опрометчиво, отпустив их одних.
   - Мой дядя должен прислать за нами слугу.
   - Ах, вот как, - ваш дядя? Он держит слугу - мужчину, не так ли? Я рада, что у вас есть хоть кто-нибудь, кто может подумать об этих вещах. А где вы будете менять лошадей? Разумеется, в Бромли. Вам достаточно назвать мое имя в «Колоколе», и о вас непременно позаботятся.
   У леди Кэтрин было еще немало замечаний по поводу их поездки и, так как не на все ее вопросы отвечала она сама, к ним все же приходилось прислушиваться. Элизабет могла этому только радоваться, ибо в любую минуту была способна погрузиться в собственные мысли и забыть, где она находится. Мысли эти следовало отложить до свободного времени - оставаясь в одиночестве, она была готова отдаться им целиком. И она ежедневно отправлялась одна на прогулку, в течение которой получала полную возможность предаваться своим печальным раздумьям.
   Письмо мистера Дарси она уже почти выучила наизусть. Элизабет обдумала в нем каждую фразу, и ее чувства по отношению к автору в разные моменты были самыми противоречивыми. Когда она припоминала тон, в котором он говорил, предлагая ей свою руку, душа ее по-прежнему была полна негодования, но при мысли о том, как грубо и несправедливо она его обвинила и оттолкнула, весь ее гнев сосредоточивался на ней самой, а его разочарованные надежды находили отклик в ее сердце. Его привязанность заслуживала благодарности, а характер - уважения. И все же он был ей по-прежнему неприятен, и она ни минуты не жалела о своем отказе выйти за него замуж и вовсе не испытывала желания еще раз его увидеть. Ее собственное прежнее поведение служило для Элизабет постоянным поводом для недовольства собой. Еще большую муку вызывали в ней мысли о слабостях ее близких. Не было даже надежды, что они когда-нибудь будут исправлены. Отец, которому доставляло удовольствие смеяться над младшими дочками, никогда не возьмет на себя труд обуздать их легкомыслие. А ее матери, манеры которой сами по себе, увы, далеки от совершенства, даже и в голову не приходило, что с младшими дочками не все обстоит благополучно. Элизабет и Джейн нередко пытались хотя бы немного образумить Кэтрин и Лидию. Но разве они могли надеяться на успех, не встречая поддержки со стороны миссис Беннет? Раздражительная и слабохарактерная Кэтрин, полностью находившаяся под влиянием младшей сестры, лишь обижалась в ответ на замечания Джейн и Элизабет. А своевольная и беззаботная Лидия вообще не обращала на них внимания. Обе младшие сестры были невежественны, ленивы и тщеславны. Было ясно, что они не перестанут кокетничать, пока в Меритоне останется хоть один офицер, а так как прогулка из Лонгборна в Меритон не составляла труда, им предстояло бегать туда до скончания века.
   Другим источником ее постоянных огорчений было сочувствие к Джейн. Письмо мистера Дарси восстановило первоначальное доброе мнение Элизабет о Бингли и усилило значение утраты, понесенной ее сестрой. Его привязанность оказалась глубокой, а упреки его поведению - необоснованными, если только не считать недостатком его слепое доверие к другу. Как грустно было сознавать, что столь прекрасная партия, благоприятная во всех отношениях и обещавшая такую счастливую жизнь ее сестре, расстроилась из-за глупости и бестактности ее ближайших родственников!
   Если ко всем этим обстоятельствам добавить разоблачение подлинного облика Уикхема, то нетрудно понять, что, вместо присущей ей жизнерадостности, она чувствовала себя настолько угнетенной, что с трудом могла сохранять на лице хоть сколько-нибудь веселое выражение.
   На протяжении последней недели ее пребывания у Коллинзов они навещали Розингс столь же часто, как в первую неделю после ее прибытия в Хансфорд. Самый последний вечер перед отъездом они тоже провели в гостях у леди Кэтрин. В течение этого вечера ее сиятельство осведомлялась решительно обо всех мелочах, связанных с их путешествием, растолковала, как им лучше всего упаковать свои вещи, и с такой решительностью потребовала, чтобы платья были уложены по ее, единственно правильному, способу, что Мерайя сочла себя обязанной по возвращении переделать всю выполненную утром работу и заново уложить свой сундучок.
   На прощанье леди Кэтрин весьма снисходительно пожелала им счастливого пути, пригласив их навестить Хансфорд следующей весной, а мисс де Бёр дала себе труд сделать книксен и каждой из них протянуть руку.

       Глава XV

   В субботу утром мистер Коллинз, встретив Элизабет за несколько минут до того, как все собрались к завтраку, воспользовался случаем, чтобы рассыпаться перед ней в казавшихся ему совершенно обязательными прощальных любезностях.
   - Я, мисс Элизабет, не знаю,- сказал он,- говорила ли вам уже миссис Коллинз, насколько она была тронута вашим любезным согласием нас навестить. Но я убежден, что вы не покинете этот дом, не выслушав подобающих выражений ее признательности. Вашим обществом, смею вас уверить, здесь необыкновенно дорожили. Мы, конечно, сознаем, сколь мало привлекательного можно найти в этом скромном обиталище. Простой образ жизни, небольшие комнаты, немногочисленная прислуга и ограниченный круг знакомств делают Хансфорд крайне скучным местом для юной особы вашего склада. Но вы, я надеюсь, поверите, что мы очень высоко оценили вашу снисходительность и попытались сделать все зависящее от нас, чтобы жизнь в этом доме не показалась вам в тягость.
   Элизабет поблагодарила его, сказав, что вполне удовлетворена пребыванием в Хансфорде. Эти шесть недель доставили ей немало радости. Удовольствие, которое она испытывала, находясь в обществе Шарлот, так же, как и оказанное ей большое внимание заставляют, напротив, именно ее чувствовать себя в долгу перед хозяевами дома. Мистер Коллинз был доволен ее ответом и произнес с еще более самодовольной улыбкой:
   - Я с величайшим удовольствием услышал, что вы провели здесь время не без приятности. Мы старались, как могли. А принимая во внимание счастливую возможность ввести вас в высшее общество, благодаря нашим связям с Розингсом, и, тем самым, столь часто оживлять однообразие домашней жизни, я льщу себя надеждой, что визит в Хансфорд и в самом деле не показался вам совершенно невыносимым. Близость к семье леди Кэтрин, действительно, является необыкновенно счастливым преимуществом нашего положения, равным которому могут похвастать немногие. Вы знаете теперь, на какой короткой ноге поддерживается наше знакомство. Вы видели сами, как часто нас туда приглашают. И, по правде говоря, при всех недостатках этой скромной обители, никто, на мой взгляд, из здесь живущих и пользующихся вместе с нами благами этой близости, не нуждается в сострадании.
   Слова не могли выразить все переполнявшие его возвышенные чувства, и он стал расхаживать по комнате, в то время как Элизабет попыталась совместить искренность и учтивость в нескольких коротких ответных фразах.
   - По приезде домой, дорогая кузина, вы сможете наилучшим образом охарактеризовать нашу жизнь. Мне, по крайней мере, хотелось бы так думать. Изо дня в день вы были свидетельницей многочисленных знаков внимания леди Кэтрин к миссис Коллинз. Я нахожу, что судьбу вашей подруги нельзя считать несчастливой... Но, впрочем, лучше об этом умолчим. - Позвольте мне только заверить вас, дорогая мисс Элизабет, что я от всего сердца желаю и вам столь же счастливого замужества. Мы с моей дорогой Шарлот смотрим на все как бы одними глазами и одинаково обо всем думаем. Наши характеры и взгляды необыкновенно похожи, и мы, должно быть, созданы друг для друга.
   Элизабет могла сказать, не кривя душой, что в таких случаях жизнь складывается очень счастливо и с равной искренностью выразила убеждение, что мистер Коллинз доволен своим домашним очагом. Она, однако, не была огорчена тем, что ее ответ прервало появление леди, которой он был обязан окружавшим его комфортом. Бедная Шарлот! Как грустно было оставлять ее в таком обществе! Но она выбрала такую участь с открытыми глазами. И хотя Шарлот явно была опечалена отъездом гостей, она и виду не показала, что нуждается в их сочувствии. Дом и хозяйство, церковный приход и птичник, а также все, что с этим связано, еще не утратило для нее своего очарования.
   Карета была, наконец, подана, багаж - привязан снаружи, свертки - рассованы внутри, и было объявлено, что все готово к отъезду. После нежного прощания с подругой, Элизабет направилась к экипажу в сопровождении мистера Коллинза, который, пока они шли по саду, просил засвидетельствовать свое искреннее уважение ее семье вместе с благодарностью за гостеприимство, оказанное ему в Лонгборне прошедшей зимой, и поклонами, увы, незнакомым ему мистеру и миссис Гардинер. Затем он помог ей усесться в экипаж. Мерайя последовала за ней, и дверца уже было почти закрылась, когда мистер Коллинз внезапно с некоторым ужасом вспомнил, что отъезжающие ничего не попросили передать дамам из Розингса.
   - Впрочем,- добавил он, - вы, разумеется, желали бы, чтобы я передал им ваше нижайшее почтение вместе с глубокой благодарностью за оказанное вам гостеприимство?
   Элизабет не имела против этого никаких возражений, после чего дверце, наконец, дали захлопнуться, и карета тронулась.
   - Боже ты мой! - воскликнула Мерайя после нескольких минут молчания.- Кажется, будто бы мы только день или два дня тому назад сюда приехали. А как много за это время произошло разных событий!
   - В самом деле, порядочно, - со вздохом подтвердила ее спутница.
   - Подумать только, мы девять раз обедали в Розингсе! Да еще два раза пили там чай! Сколько мне придется об этом рассказывать!
   Элизабет добавила про себя:
   - И сколько мне придется скрывать!
   В дороге они почти все время молчали. Без всяких происшествий они через четыре часа после отъезда из Хансфорда подъехали к дому мистера Гардинера, в котором должны были провести несколько дней.Джейн выглядела неплохо, а в ее душевном состоянии Элизабет не смогла разобраться из-за множества развлечений, о которых позаботилась для них миссис Гардинер. Но сестры возвращались теперь вместе в Лонгборн, и там у Элизабет должно было найтись для наблюдений вполне достаточно времени.
   Ей потребовалось некоторое усилие, чтобы сдержаться и не рассказать Джейн еще до приезда в Лонгборн о предложении мистера Дарси. Поразительная новость,- столь лестная для тщеславия Элизабет, от которого она еще не смогла избавиться доводами рассудка,- настойчиво побуждала ее к откровенности. И она едва ли смогла бы с собой совладать, если бы не боялась дойти до излишних подробностей и еще больше огорчить Джейн, неосторожно упомянув в своем рассказе о мистере Бингли.

       Глава XVI

   Шла вторая неделя мая, когда три молодые леди, покинув Грэйсчёрч-стрит, выехали в городок*** в Хартфордшире. Приближаясь к гостинице, в которой их должен был встретить экипаж мистера Беннета, они, в качестве доказательства исполнительности возницы, увидели головы Китти и Лидии, выглядывавших из окна столовой во втором этаже. Две девицы премило провели в городке целый час, посетив модную лавку, поглазев на часового и приготовив салат с огурцами.
   После взаимных приветствий младшие сестры с торжеством показали старшим накрытый стол, уставленный обычной для гостиниц холодной закуской, восклицая при этом:
   - Взгляните, как мило! Не правда ли, приятный сюрприз?!
   - Мы собираемся вас угостить, - добавила Лидия, - только вы должны снабдить нас деньгами, потому что все, что у нас было, мы потратили вон в той лавке.
   Тут она принялась показывать свои покупки.
   - Вот, посмотрите, какую я себе купила шляпку. Конечно, она так себе. Можно было ее даже не покупать, но я подумала, что с одинаковым успехом могу и купить. Дома я ее сразу распорю и посмотрю, нельзя ли сделать из нее что-нибудь попригляднее.
   Когда сестры нашли ее безобразной, она невозмутимо добавила:
   - Там были еще две или три шляпки куда безобразнее этой. Надо будет только прикупить немножко яркого атласа, чтобы отделать ее заново и тогда, мне кажется, она будет выглядеть не так плохо. А впрочем, не все ли равно, что мы будем носить этим летом, раз уж наш полк через две недели покидает Меритон!
   - Это правда, что он от нас отбывает? - воскликнула Элизабет, крайне обрадованная этим известием.
   - Теперь они будут стоять в лагере около Брайтона. Так хочется, чтобы папа всех нас повез туда на лето! Мы бы славно там пожили, и это почти ничего бы не стоило. Мама тоже об этом мечтает. Ведь только подумайте, какая нас здесь ждет летом скучища!
   - Эта затея, в самом деле, очень удачна, - подумала Элизабет. - Как раз то самое, чего нам недоставало! Боже ты мой, это нам-то собраться в Брайтон с его огромным военным лагерем, когда у нас все пошло вверх дном при одном захудалом полке милиции и балах в Меритоне, которые даются не чаще раза в месяц.
   - А у меня, знаешь, для тебя новость, - сказала Лидия, когда все расселись вокруг стола. - Ну-ка подумай, что бы такое могло случиться, а? Отличная новость, превосходная новость - об одной особе, которая всем нам очень понравилась.
   Джейн и Элизабет переглянулись, и прислуживавшему лакею было дозволено удалиться.
   - Очень на вас похоже! - со смехом сказала Лидия. - Испугаться с вашими чинностью и благоразумием, как бы лакей чего не подслушал. Будто ему есть до этого дело! Он небось часто слышит вещи куда похуже того, что я вам сейчас расскажу. Впрочем, он такое страшилище, что я даже рада его уходу. Я в жизни не видела этакого длиннющего подбородка! Ну, слушайте, мои милые. Дело идет о нашем дорогом Уикхеме. Слишком хорошо для лакея, не правда ли? Так вот, Уикхем не собирается жениться на Мэри Кинг! Как вам это нравится, а? Она укатила к своему дядюшке в Ливерпуль и притом навсегда. За Уикхема можно не беспокоиться.
   - За Мэри Кинг, значит, можно тоже не беспокоиться, - сказала Элизабет. - Она избежала весьма неразумного брака.
   - Если уж он ей нравился, она поступила, как настоящая дура.
   - Надеюсь, - сказала Джейн, - они не были слишком друг другом увлечены.
   - Он-то, конечно, не был. Уверена, что Уикхему всегда было на нее наплевать. Разве эта дрянная кукла в веснушках может кому-нибудь понадобиться?
   Элизабет с ужасом подумала, что ее собственные взгляды, недавно казавшиеся ей широкими, хотя и не выражались столь циничным языком, но были не менее циничны по существу.
   Как только девицы сообща покончили с едой, а Джейн и Элизабет вдвоем за нее заплатили, они попросили подать экипаж. Разместиться в нем всей компании со всеми их шкатулками, сумками и пакетами, а также не слишком своевременными новыми приобретениями Китти и Лидии оказалось не так-то легко.
   - Ловко мы сюда втиснулись! - воскликнула Лидия.- Теперь я особенно рада, что купила эту шляпку. Одно удовольствие запихнуть еще лишнюю коробку чего стоит! А теперь устроимся поудобнее и давайте всю дорогу болтать и веселиться. Ну-ка послушаем,- что новенького с вами приключилось с тех пор, как вы уехали из дому. Встретились ли вам какие-нибудь интересные кавалеры? А пофлиртовать вам, конечно, удалось вволю? Я даже надеялась, что одной из вас удастся до возвращения выскочить замуж. Джейн скоро будет у нас старой девой, честное слово! Ей уже почти двадцать три! Если бы я до этих лет не сумела раздобыть себе мужа, я бы сгорела со стыда! Знаете, как тетка Филипс хочет, чтобы мы все повыходили замуж! Лиззи, по ее мнению, надо было выйти за мистера Коллинза. Хотя я не думаю, чтобы из этого вышло что-нибудь путное. Боже мой, как бы мне хотелось выйти замуж раньше вас всех! Я бы тогда стала вывозить вас на все балы! Ой, девочки, а как мы позавчера повеселились у Форстеров! Китти и я должны были провести у них целый день. А к вечеру миссис Форстер обещала, что мы сможем немного потанцевать. - Кстати, мы с миссис Форстер души друг в друге не чаем! - И вот она позвала обеих сестер Харрингтон. Но Харриет сказалась больной, так что пришла одна только Пен. Угадайте-ка тогда, что мы сделали. Мы нарядили Чемберлена в женское платье, чтобы он сошел за даму - подумайте, какая это была умора! Об этом не знал никто, кроме полковника и миссис Форстер. Да еще меня с Китти и тетки Филипс - надо же было нам взять у нее какие-нибудь тряпки. Вы я представить себе не можете, как ловко они на нем сидели! Когда пришли Денни и Уикхем, и Пратт, и еще двое или трое мужчин, они его совсем не узнали. Боже, как я хохотала! И миссис Форстер тоже. Мне казалось, что я помру со смеху. Оттого-то мужчины и заподозрили что-то неладное, ну и, конечно, разгадали в чем дело.
   Такого рода историями об их развлечениях и проделках, при поддержке вставлявшей изредка свои замечания Китти, Лидия пыталась веселить своих спутниц на протяжении всего пути до Лонгборна. Элизабет старалась ее не слушать, но не смогла в этой болтовне не заметить частых упоминаний о Уикхеме.
   Дома их встретили необыкновенно радушно. Миссис Беннет была счастлива убедиться, что Джейн по-прежнему хороша собой. А на протяжении обеда мистер Беннет не раз многозначительно обращался к Элизабет со словами:
   - Я рад, что ты, наконец, вернулась, Лиззи.
   Компания за обеденным столом была очень обширной, так как почти все Лукасы прибыли встретить Мерайю и разузнать обо всех новостях. О чем только здесь не говорилось! Леди Лукас через весь стол расспрашивала Мерайю о доме и птичнике своей старшей дочери. Миссис Беннет сразу участвовала в двух разговорах, справляясь у Джейн о новинках моды и пересказывая ответы Джейн младшим мисс Лукас. А тараторившая громче всех Лидия перечисляла радости первой половины этого дня, обращаясь ко всем, кто был готов ее выслушать.
   - Ой, Мэри,- кричала она, - так жаль, что ты с нами не поехала! Нам было безумно весело! Сперва мы катили с закрытыми шторками - можно было подумать, что в карете никого нет. Я была готова так проехать весь путь, если бы только Китти не почувствовала себя дурно. Зато у Джорджа, я надеюсь, мы вели себя как полагается. Мы накормили приезжих самым роскошным холодным завтраком в мире. Если бы ты выбралась с нами, мы бы и тебя угостили, честное слово! Ну, а когда мы вышли из гостиницы, вот была потеха! Я думала, что мы так и не сможем забраться в карету и чуть не умерла со смеху. А как мы веселились на обратном пути! Мы разговаривали и хохотали так громко, что нас, наверно, слышали миль за десять!
   Мэри ответила ей очень серьезно:
   - Мне не пристало, дорогая сестрица, называть истинную цену подобным развлечениям. Они, несомненно, кажутся привлекательными большинству женщин. Но для меня, признаюсь, они лишены очарования. Намного большее удовольствие я испытываю при чтении.
   Ее ответ едва ли дошел до ушей Лидии, которая редко слушала кого-нибудь дольше, чем полминуты, и вообще никогда не обращала внимания на слова Мэри.
   После обеда Лидия всячески уговаривала остальных девиц отправиться в Меритон и разузнать, как поживают там их знакомые. Но против этого решительно возразила Элизабет, по мнению которой нельзя было позволить говорить про дочерей мистера Беннета, будто они и полдня не могут провести дома, не гоняясь за офицерами. У нее была и еще одна причина для возражений: ей не хотелось снова увидеть Уикхема, и она решила избегать встречи с ним как можно дольше. Поэтому ее особенно радовало предстоящее отбытие полка из Меритона. Через две недели офицеры уедут, а раз их не станет,- ей больше ничто не напомнит об этом ужасном человеке.
   Прошло совсем немного времени после их приезда, когда Элизабет обнаружила, что план поездки в Брайтон, о котором Лидия болтала в гостинице, весьма часто обсуждается ее родителями. Ей было ясно, что отец вовсе не намерен потакать матери в этом деле. Но его ответы в то же время были настолько туманными и мудреными, что у миссис Беннет, несмотря на все неудачи, сохранялась надежда в конце концов настоять на своем.

       Глава XVII

   Элизабет больше не могла противиться желанию поделиться своими новостями со старшей сестрой. И на следующее утро, подготовив ее к удивительному известию, она, наконец, рассказала о сцене, происшедшей между нею и мистером Дарси. Подробности, которые касались самой Джейн, она, разумеется, опустила.
   Удивление Джейн, однако, продолжалось недолго. Она ценила Элизабет так высоко, что всякая склонность к ней кого бы то ни было представлялась ей вполне естественной. А некоторое время спустя она и вовсе перестала удивляться услышанному, будучи поглощена уже совсем иными мыслями. Ее искренно огорчало, что мистер Дарси выразил свое чувство столь неподобающим образом. Но мысль о том, как тяжело он должен был переживать отказ Элизабет, тревожила ее еще сильнее.
   - Его излишняя самоуверенность была, разумеется, неуместна, - говорила она. - И ему, конечно, не следовало ее обнаруживать. Но только подумай, насколько острее было при этом его разочарование.
   - Что ж, я и в самом деле сочувствую ему всей душой, - отвечала Элизабет. - Но надеюсь, что другие свойства его характера помогут ему избавиться от привязанности ко мне достаточно быстро. Ты ведь не осуждаешь меня за то, что я ему отказала?
   - Осуждать тебя?! Что ты!
   - Но ты можешь меня упрекнуть в том, что я так горячо вступилась за Уикхема?
   - Нет, я не понимаю, почему бы тебе за него не вступиться.
   - Ну так ты это поймешь, узнав, что случилось на другой день.
   И она рассказала сестре про письмо, передав ей содержание той его части, которая касалась Джорджа Уикхема. Легко представить себе, как это разоблачение взволновало бедную Джейн, которая готова была пройти жизненный путь, убежденная, что всему человечеству свойственно меньше пороков, чем оказалось заключено в одном его представителе. Даже столь приятная ее сердцу возможность оправдать Дарси была не в силах ее утешить. И она со всей горячностью постаралась убедить сестру в существовании какого-то неизвестного обстоятельства, которое оправдывало бы одного человека и не бросало тень на другого.
   - Ну уж это у тебя не получится! - возразила Элизабет. - Того и другого ты никак не сможешь представить одинаково добродетельными. Выбирай любого, но тебе придется ограничиться только одним. В них двоих заключена как раз та доза порядочности, которой хватает только на одного человека. И за последнее время стало неясно, кому она на самом деле принадлежит. Мне, по крайней мере, стало казаться, что вся она перешла к мистеру Дарси. А ты, конечно, решай, как тебе больше понравится.
   Прошло, однако, известное время, прежде чем Джейн смогла хоть немного улыбнуться.
   - Я не припоминаю, чтобы когда-нибудь я была настолько потрясена, - говорила она. - Неужели Уикхем - такой негодяй? Это кажется просто невероятным. И бедный мистер Дарси! Лиззи, миленькая, ты только подумай, что он должен был вынести! Так разочароваться в своих надеждах. И тут же узнать, какого ты о нем ужасного мнения! И решиться рассказать тебе такие вещи про родную сестру! Как это все тяжело! Я уверена, что ты сама это чувствуешь.
   - О нет, мои сожаления и сочувствие улетучились, как только я увидела, насколько они переполняют тебя. С каждой минутой переживания мистера Дарси тревожат меня все меньше - настолько я уверена, что ты должным образом войдешь в его положение. Твоя щедрость позволяет мне быть бережливой, и если ты погорюешь о нем еще немного, сердце в моей груди станет легким, как перышко.
   - Бедный Уикхем! А ведь он выглядит таким милым человеком, - с его открытым взглядом, безукоризненными манерами!
   - При создании этих двух молодых людей была и в самом деле допущена великая несправедливость: одного наделили всеми достоинствами, а другого - внешними качествами, в которых они якобы должны проявляться.
   - Я никогда не соглашалась с тобой, что у мистера Дарси нет этих внешних качеств.
   - И все же, относясь к нему с такой неприязнью без достаточного основания, я очень гордилась своей проницательностью. Подобная неприязнь отлично подстегивает ум и является самой плодотворной почвой для острословия! Можно беспрерывно болтать и так и не сказать ничего, заслуживающего внимания. Но нельзя постоянно подшучивать над человеком без того, чтобы время от времени у тебя не вырвалось нечто действительно остроумное.
   - Когда ты впервые прочла это письмо, Лиззи, ты, вероятно, не могла смотреть на вещи так, как сейчас.
   - Совершенно верно. Мне тогда было как-то не по себе. Очень не по себе, - я просто чувствовала себя несчастной. Мне не перед кем было излить свою душу. Со мной не было моей Джейн, которая, утешая меня, сказала бы, что я - вовсе не та пустая, тщеславная и вздорная девчонка, какой я себя сознавала. Как мне хотелось, чтобы ты была рядом!
   - Жалко, что, говоря с мистером Дарси о Уикхеме, ты употребила такие сильные выражения. Ведь на самом деле они оказались совсем незаслуженными.
   - Еще бы. Впрочем, излишне резкий тон часто является следствием предубежденности, которую я испытывала. Мне, кстати, хотелось бы получить от тебя один совет. Как ты думаешь, должна я открыть глаза на Уикхема нашим знакомым?
   Мисс Беннет немного задумалась и затем ответила:
   - По-моему, у нас нет повода для такого ужасного разоблачения. А как тебе кажется?
   - Пожалуй, этого делать не следует. Мистер Дарси не поручал мне распространять его сообщение. Напротив, все подробности, касавшиеся его сестры, предназначались только для меня. А если я скажу про другие поступки Уикхема, разве мне кто-нибудь поверит? Предубеждение против Дарси настолько сильно, что половина жителей Меритона скорее в гроб ляжет, нежели посмотрит на Дарси сколько-нибудь доброжелательно. И с этим ничего не поделаешь. К тому же Уикхем скоро уедет. А потому здесь едва ли кому-нибудь важно знать, что он собой представляет. Рано или поздно все станет известно. И тогда мы сможем вдоволь посмеяться над простотой тех, кто не догадывался об этом раньше. А пока что я собираюсь молчать.
   - Ты совершенно права! Публичное разоблачение могло бы навеки его погубить. Быть может, он уже жалеет о совершенных ошибках и хочет исправиться. Мы не должны сталкивать его в пропасть.
   Разговор этот успокоил Элизабет. Она избавилась от двух давно обременявших ее секретов, а в лице Джейн она приобрела собеседницу, всегда готовую ее выслушать, если бы ей захотелось вновь вернуться к их обсуждению. Осторожность, однако, заставила ее все же кое-что утаить от сестры. Она не осмеливалась пересказать Джейн другую часть письма мистера Дарси и открыть ей, насколько глубокой была на самом деле привязанность мистера Бингли. Этого Элизабет не могла поведать никому. И ей было достаточно ясно, что лишь полное взаимопонимание между Джейн и Бингли позволило бы ей ничего не утаивать. Ну, а тогда - говорила она себе самой, - если бы в самом деле случилось невероятное, я смогу сказать только то, что гораздо более приятным образом будет высказано самим Бингли. А потому я обречена хранить эту тайну до той поры, пока она потеряет всякую цену.
   Живя среди своей семьи, Элизабет теперь получила, наконец, возможность разобраться в истинном душевном состоянии сестры. Джейн не была счастлива. Она все еще хранила в душе самую нежную привязанность к Бингли. Не пережив прежде даже воображаемой влюбленности, она соединила в этом чувстве весь пыл первой любви со свойственным ее нраву и возрасту постоянством, которым столь редко отличаются первые увлечения. И она так дорожила воспоминаниями и так явно предпочитала Бингли всем другим мужчинам, что ей потребовалось призвать весь здравый смысл и все внимание к чувствам близких, чтобы не высказывать сожалений, вредных для ее здоровья и их спокойствия.
   - Ну, что ты теперь скажешь, Лиззи, об этой печальной истории с Джейн? - спросила как-то раз миссис Беннет.- Что касается меня, то я твердо решила никогда больше об этом не поднимать разговора. Я так и заявила на-днях сестрице Филипс. До сих пор не могу понять, виделась ли с ним Джейн в Лондоне? Он оказался совсем никчемным человеком. Думаю, что Джейн больше нечего на него надеяться. О его возвращении этим летом в Незерфилд не было даже и речи. Я спрашивала решительно всех, кто хоть что-нибудь мог об этом сказать.
   - Не думаю, что он вообще появится в Незерфилде.
   - Тем лучше! Как ему будет угодно. Едва ли он кому-нибудь здесь понадобится. Хоть я и всегда буду говорить, что он низко поступил с моей дочерью. На месте Джейн я бы не пережила такого разочарования. И я себя утешаю мыслью, что, когда Джейн умрет с горя, мистеру Бингли придется пожалеть о том, что он натворил.
   Элизабет промолчала, так как чувствовала себя не способной утешиться подобным предположением.
   - Что ж, Лиззи, - продолжала миссис Беннет после непродолжительной паузы, - по-твоему Коллинзы на самом деле живут хорошо? Ну-ну, хотелось бы, чтобы только это было надолго! Каков у них стол? Думаю, что из Шарлот получилась неплохая хозяйка. Если она будет хотя бы наполовину такой изворотливой, как ее мамаша, у них даже смогут оставаться кое-какие сбережения. Они ведь не тратят на хозяйство слишком много?
   - О да, конечно.
   - Это очень важно для хорошего ведения дома. Да, да. Уж она-то позаботится о том, чтобы сводить концы с концами. Хоть им не придется испытывать нужды в деньгах. Что ж, тем лучше для них. Должно быть, они только и рассуждают о том, когда им достанется имение мистера Беннета? А о Лонгборне говорят так, как будто он уже им принадлежит!
   - При мне они не могли касаться подобной темы.
   - Еще бы! Было бы странно, если бы они себе это позволили. Но я не сомневаюсь, что они то и дело обсуждают это между собой. Ну что ж, если им ничего не стоит захватить чужое поместье, - тем хуже для них. Я бы постыдилась принять что-нибудь в наследство по мужской линии!

       Глава XVIII

   Первая неделя после возвращения Джейн и Элизабет пролетела быстро. Началась вторая. Это была последняя неделя пребывания полка в Меритоне, и девицы всей округи находились в самом удрученном состоянии. Уныние было почти всеобщим. Только две старшие мисс Беннет были способны еще есть, пить, спать и вести обычный образ жизни. Такая бесчувственность то и дело вызывала упреки со стороны беспредельно несчастных Китти и Лидии, которые никак не могли допустить ее в ком-нибудь из членов своей семьи.
   - Боже, что с нами станется! Что же мы теперь будем делать? - восклицали они на каждом шагу в порыве отчаяния.- И ты, Лиззи, можешь еще улыбаться?
   Их любезная матушка разделяла отчаяние дочек, припоминая собственные переживания при подобных обстоятельствах лет двадцать пять тому назад.
   - Могу поклясться, что я проплакала не менее двух дней напролет, когда нас покинул полк полковника Миллера. Я тогда была уверена, что сердце мое разбито навеки.
   - А я так ручаюсь, что мое сердце и в самом деле будет разбито! - сказала Лидия.
   - Если бы только можно было съездить в Брайтон! - заметила миссис Беннет.
   - О да, если бы только попасть в Брайтон! Но разве с папой договоришься!
   - Купания в море поставили бы меня на ноги.
   - Тетушка Филипс уверяет, что мне они просто необходимы, - вставила Китти.
   Подобные причитания то и дело повторялись в доме Беннетов. Элизабет хотелось относиться к ним с юмором. Однако все удовольствие для нее было отравлено чувством стыда за своих близких. Снова и снова она убеждалась в справедливости упреков мистера Дарси. И никогда еще его вмешательство в дела его друга не казалось ей столь простительным.
   Мрачное настроение Лидии, однако, внезапно рассеялось, когда она получила приглашение жены полковника Форстера сопровождать ее в Брайтон. Ее бесценная подруга была еще совсем молоденькой женщиной, вышедшей замуж совсем недавно. Беспечность и легкость нрава обеих сразу расположили их друг к другу, и после трехмесячного знакомства они сделались неразлучны.
   Ликование Лидии по этому поводу, обожание, с которым она стала относиться к миссис Форстер, восторг миссис Беннет и отчаяние Китти едва ли могут быть описаны. Не обращая никакого внимания на чувства сестры, Лидия носилась по дому в непрерывном экстазе, добиваясь всеобщих поздравлений, хохоча и болтая больше, чем когда-либо. В то же время в гостиной неудачливая Китти невразумительно и вместе с тем нудно роптала на свою судьбу.
   - Никак не пойму, почему миссис Форстер не могла с таким же успехом пригласить и меня? - брюзжала Китти. - Правда, мы с ней не очень близки. Но у меня не меньше основания получить приглашение, чем у Лидии. Даже гораздо больше! Ведь я старше ее на два года!
   Напрасно Элизабет пыталась ее урезонить, а Джейн - успокоить. Сама Элизабет отнеслась к этому приглашению совсем не так, как миссис Беннет и Лидия. Она боялась, что под действием этой поездки Лидия может лишиться последних крупиц здравого смысла. И как бы дорого ни обошелся ей такой шаг, если бы о нем стадо известно ее домашним, она все же тайком посоветовала мистеру Беннету не пускать Лидию в Брайтон. Она напомнила ему все случаи ее неразумного поведения, обратив внимание отца на сомнительную пользу, которую Лидия извлечет из дружбы с такой особой, как миссис Форстер. И ей казалось, что в Брайтоне, где соблазнов может оказаться гораздо больше, чем дома, Лидия, находясь в подобной компании, может совершить еще более легкомысленные поступки. Мистер Беннет ее внимательно выслушал и затем ответил:
   - Лидия ни за что не угомонится, пока где-нибудь себя не покажет на людях. И ей едва ли представится другой случай осуществить это с меньшими неудобствами для нашей семьи.
   - Если бы вы знали,- сказала Элизабет, - какой большой ущерб может нам причинить бросающееся всем в глаза неосмотрительное и бестактное поведение Лидии! Больше того, какой ущерб им уже причинен! Я уверена, что тогда бы вы судили совсем по-другому.
   - Уже причинен! - повторил мистер Беннет. - Что же, оно отпугнуло от тебя кого-нибудь из твоих поклонников? Бедная моя Лиззи! Но ты не должна падать духом. О таких придирчивых юнцах, которые не переносят малейшего признака глупости своих ближних, не стоит жалеть. Ну-ка, назови мне тех жалких людишек, которых оттолкнуло легкомыслие Лидии.
   - Вы глубоко ошибаетесь. Мне не приходится жаловаться на подобные разочарования. Я имела в виду не какие-либо отдельные случаи, а общий вред, который нам причиняют ее манеры. Наше положение в обществе, уважение наших знакомых подрывается взбалмошностью, самоуверенностью и крайней несдержанностью, столь свойственными ее характеру. Простите, но я должна высказать свою мысль до конца. Если вы, дорогой отец, не возьмете на себя труд обуздать ее неудержимую натуру и разъяснить Лидии, что сегодняшние помыслы не могут стать делом ее жизни, то скоро заниматься ее исправлением будет поздно. Ее характер окончательно сформируется, и, к нашему общему позору, она к шестнадцати годам превратится в пустую кокетку. Кокетку худшего, наиболее низкого пошиба, не располагающую никакими достоинствами, кроме молодости и некоторой внешней привлекательности. Невежество и пустота сделают ее совершенно беззащитной перед всеобщим презрением, вызванным ее погоней за успехом. Той же опасности подвергается и Китти, которая во всем следует за Лидией - глупой, тщеславной, праздной и совершенно разнузданной девчонкой. Папа, дорогой, неужели вы полагаете, что, вызывая осуждение и презрение всех наших знакомых, они не бросают тень на репутацию своих сестер?
   Мистер Беннет почувствовал, что Элизабет вложила в эти слова всю свою душу. Ласково взяв ее за руку, он сказал:
   - Ты напрасно волнуешься, моя девочка. Все, кто знают тебя или Джейн, достаточно уважают и ценят вас обеих. И это мнение не может пострадать оттого, что у вас имеются две, или я даже мог бы сказать, три на редкость глупые сестры. В Лонгборне не будет покоя, если Лидия не попадет в Брайтон. Пусть же она туда поедет. Полковник Форстер - человек разумный. Он не допустит, чтобы она попала в настоящую беду. И, к счастью, она достаточно бедна, чтобы не привлекать к себе охотников за приданым. Там ей даже флиртовать станет труднее, чем здесь - офицеры найдут в Брайтоне девиц, заслуживающих большего внимания. Будем же надеяться, что эта поездка заставит ее почувствовать свою незначительность. Во всяком случае ее поведение не может сколько-нибудь заметно испортиться без того, чтобы мы оказались вправе посадить ее до конца дней под замок.
   Элизабет пришлось удовлетвориться этим ответом. Так как собственное ее мнение не изменилось, она ушла от отца разочарованная и огорченная. Не в ее характере, однако, было таить досаду, углубляясь в переживания. Она сознавала, что выполнила свой долг, а печалиться заранее по поводу неотвратимых бед, усиливая их вдобавок своим беспокойством, было ей несвойственно.
   Если бы Лидия и ее мать узнали, о чем она говорила с отцом, они едва ли смогли бы найти выход своему негодованию. Брайтонская поездка казалась Лидии вершиной земного счастья. Ее пылкое воображение рисовало ей улицы этого курортного городка, полные пока еще незнакомыми ей офицерами. Она видела себя предметом поклонения многих десятков молодых людей. Перед ее мысленным взором вставал во всем блеске военный лагерь - стройные ряды изящных палаток и между ними веселая толпа красавцев, щеголяющих в красных мундирах. И в довершение всего Лидия представляла себе, как она будет сидеть под одной из этих палаток и флиртовать напропалую одновременно не меньше, чем с шестью офицерами.
   Что бы она почувствовала, если бы узнала, что ее сестра пытается вырвать ее из этого уже такого реального и такого заманчивого рая? Чувства эти способна была бы понять одна ее мать, которая переживала почти то же самое. Только благодаря поездке Лидии она смогла примириться с безжалостным решением мистера Беннета не допустить путешествия в Брайтон всей семьи. Оставаясь в полном неведении о случившемся, обе они почти беспрерывно предавались восторгам до самого того дня, когда Лидия должна была покинуть Лонгборн.
   Теперь Элизабет предстояло встретиться с Уикхемом в последний раз. Встреча эта уже не могла сколько-нибудь серьезно ее волновать, так как она не раз виделась с ним после своего возвращения. Их прежняя близость исчезла. Она даже научилась замечать в самой пленявшей ее прежде, мягкости Уикхема постоянную наигранность, вызывавшую раздражение и скуку. Более того, она находила новые поводы для неудовольствия в том, как он стал к ней теперь относиться. В самом деле, напоследок он снова начал оказывать ей такое же внимание, каким было отмечено начало их знакомства, и которое после всего происшедшего могло ее только рассердить. И она потеряла к нему последнее уважение, как только заметила признаки этого праздного волокитства. Решительно отвергая его любезности, она видела в них упрек своему прежнему поведению. Только помня о нем, Уикхем мог считать, что, при первом новом знаке внимания с его стороны, она будет польщена и ответит ему взаимностью, независимо оттого, по какой причине и насколько он прерывал свое ухаживание.
   В самый последний день пребывания полка в Меритоне Уикхем вместе с другими офицерами обедал в Лонгборне. И, вовсе не стремясь расстаться с ним в дружеских отношениях, Элизабет, в ответ на расспросы о ее жизни в Хансфорде, рассказала ему о трехнедельном визите в Розингс полковника Фицуильяма и мистера Дарси, спросив при этом, знает ли он полковника.
   Уикхем казался озадаченным, недовольным, встревоженным. Однако после недолгого замешательства, он, улыбаясь, ответил, что когда-то ему приходилось частенько встречаться с этим человеком. Охарактеризовав его как настоящего джентльмена, он спросил, какое впечатление полковник произвел на Элизабет. Она отозвалась о нем очень тепло. Как бы между прочим, Уикхем вскоре осведомился:
   - Сколько времени, вы сказали, он провел в Розингсе?
   - Около трех недель.
   - И вы часто с ним виделись?
   - Да, почти ежедневно.
   - Его манеры сильно отличаются от манер его кузена.
   - Да, весьма сильно. Но узнав мистера Дарси ближе, я стала о нем думать гораздо лучше.
   - Ах, вот как! - сказал Уикхем, бросив на нее взгляд, который не ускользнул от ее внимания.- А могу ли я узнать... Но, сдержавшись, он продолжал уже более беззаботным тоном: - Изменилось ли его отношение к окружающим? Или он дал себе труд придать некоторую мягкость своим манерам? Ибо я мало надеюсь,- продолжал он более низким и уже более серьезным тоном, - что он изменился к лучшему по существу.
   - О нет, - сказала Элизабет, - по существу он остался таким, как был.
   Уикхем явно не знал, как отнестись ему к этим словам - обрадоваться ли или остерегаться их смысла. Что-то в ее лице заставило его держаться настороже в то время, как она продолжала:
   - Признаваясь, что за время нашего знакомства он вырос в моем мнении, я не имела в виду перемены в его манерах или взглядах. Мне просто хотелось сказать, что, узнав его ближе, я стала лучше разбираться в его характере.
   Выступившие на лице Уикхема красные пятна и его беспокойный взгляд явно выдавали его тревогу. Несколько минут он молчал. Наконец, преодолев смущение, он снова к ней обернулся и произнес самым вкрадчивым тоном:
   - Именно вам, столь хорошо знакомой с моими чувствами к мистеру Дарси, должно быть понятно, как я рад услышать, что у него хватило здравого смысла вести себя хотя бы внешне порядочно. Во многом это объясняется его гордостью. Она приносит немалую пользу, если не ему самому, то хотя бы тем людям, которым приходится с ним иметь дело. Благодаря ей он не поступает с ними так дурно, как когда-то обошелся со мной. Боюсь только, что эта его особая осторожность объясняется тем, что вы встретились с ним в гостях у его тетки, мнением которой он весьма дорожит. Насколько я знаю, он всегда ее побаивался, когда они жили вместе. А теперь еще немалую роль должно сыграть его намерение жениться на мисс де Бёр, которое, я уверен, он твердо решил осуществить.
   При этих словах Элизабет не смогла удержаться от улыбки, ответив ему только легким кивком. Было ясно, что он хочет навести разговор на старую тему о причиненном ему ущербе, но она не собиралась ему в этом потворствовать. До конца вечера он сохранял свою обычную напускную веселость, уже не стремясь оказывать ей предпочтение. И они расстались, наконец, со знаками взаимного расположения и взаимным желанием больше никогда не встречаться.
   После того, как гости разъехались, Лидия вместе с миссис Форстер отправилась в Меритон, который они должны были покинуть на следующее утро. Прощание с родными было скорее шумным, нежели трогательным. Одна только Китти проливала при этом слезы, да и то вызванные завистью и обидой. Миссис Беннет поминутно желала дочери всяческих удовольствий, требуя, чтобы она не пропустила ни одной возможности повеселиться - совет, которому та несомненно собиралась последовать. И ликующие прощальные возгласы Лидии совершенно заглушили так и не услышанные ею менее громкие напутственные пожелания ее сестер.

       Глава XIX

   Если бы мнение Элизабет о супружеском счастье и домашнем уюте основывалось только на опыте, который она могла почерпнуть в своей семье, ей не удалось бы составить об этих понятиях благоприятного представления. Мистер Беннет связал свою судьбу с женщиной, привлекшей его молодостью и красотой, а также кажущимся добрым нравом, представление о котором часто бывает создано только названными внешними качествами. Еще в самом начале их брака эта женщина узостью своих взглядов и ограниченным развитием уничтожила в нем всякое чувство истинной супружеской привязанности. Уважение, доверие, духовная близость исчезли навсегда, и вместе с ними рассеялись все надежды на семейное счастье. Однако мистер Беннет по своему складу не относился к людям, которые, разочаровавшись в жизни вследствие собственной неосмотрительности, ищут утешения в сомнительных удовольствиях, слишком часто скрашивающих участь жертв порока и легкомыслия. Он любил природу и книги, и этими вкусами определялись его главные радости жизни. Он ничем не был обязан своей жене, если не считать развлечения, которое он получал, посмеиваясь над ее глупостью и невежеством. Это было совсем не то счастье, которым мужу обычно хотелось бы считать себя обязанным своей жене. Но там, где нельзя радоваться иному, истинный философ умеет извлечь пользу из того, чем может располагать.
   Элизабет никогда не закрывала глаза на то, что ее отец ведет себя не так, как должен был бы себя вести примерный супруг. Это причиняло ей постоянную боль. Но, уважая его ум и испытывая к нему благодарность за отцовскую нежность, она всегда старалась забыть то, чего не могла не замечать, и не задумываться над тем, насколько он заслуживает порицания, постоянно нарушая долг уважения к своей жене и насмехаясь над ней в присутствии собственных детей. И теперь Элизабет впервые с полной отчетливостью осознала, сколько вреда этот неподходящий брак должен был причинить выросшим в семье детям и к каким печальным последствиям приводило столь неудачное употребление способностей их отца. В самом деле, будучи верно направлены, эти способности, по крайней мере, помогли бы отцу воспитать достойных дочерей, если ему не под силу было расширить умственный кругозор своей жены.
   Довольная отъездом Уикхема, Элизабет, впрочем, находила мало других причин радоваться уходу его полка. Встречи вне дома стали менее разнообразными. А непрерывные сетования миссис Беннет и Китти на скуку и впрямь делали семейную жизнь весьма тоскливой. И если Китти, благодаря исчезновению источника беспокойства, еще могла со временем вернуться к доступной ей мере здравого смысла, то ее младшая сестра, характер которой таил в себе значительно больше опасностей, должна была под влиянием приморского городка и военного лагеря сделаться еще более ветреной и безрассудной. На этом примере Элизабет лишний раз убедилась, что долгожданное событие, осуществившись, вовсе не приносит ожидаемого удовлетворения. Приходится поэтому загадывать новый срок, по истечении которого должно будет наступить истинное блаженство, и намечать новую цель, на которой сосредоточились бы помыслы и желания, с тем, чтобы, предвкушая ее осуществление, испытать радость, которая сгладила бы предшествовавшую неудачу и подготовила к новому разочарованию. В настоящее время ее помыслы сосредоточились на предстоящей поездке в Озерный Край. Надеждами на эту поездку она утешала себя в самые безрадостные часы, омраченные дурным настроением матери и Китти. И если бы в путешествии смогла принять участие Джейн, перспектива этой поездки была бы вполне совершенной.
   - Впрочем, это даже хорошо,- рассуждала Элизабет,- если что-то произойдет не так, как мне бы хотелось. Если бы все было устроено по-моему, я непременно должна была бы со временем разочароваться. А теперь, постоянно жалея о предстоящей разлуке с Джейн, я могу в какой-то мере надеяться получить от поездки предвкушаемое удовольствие. Замысел, в котором все части кажутся удачными, никогда не бывает успешным. И только если какая-нибудь досадная мелочь нарушает гармонию, можно избежать полного разочарования.
   Перед отъездом Лидия обещала матери и Китти присылать частые и подробные письма. Однако каждое письмо ожидалось подолгу и всегда оказывалось весьма кратким. Письма к матери содержали только сообщения о том, что Лидия и ее подруга сию минуту вернулись из библиотеки, куда их сопровождали такие-то и такие-то офицеры и где ее привели в неописуемый восторг необыкновенные орнаменты, или что у нее появились новые платье или зонтик, который она описала бы подробнее, если бы ей не приходилось ужасно спешить, так как за ней заехала миссис Форстер, чтобы везти ее в лагерь. А из писем к Китти сведений можно было почерпнуть и того меньше, ибо, хотя они были несколько длиннее, в них так много слов было подчеркнуто, что прочесть их вслух было совершенно немыслимо.
   Через две-три недели после ее отъезда, в Лонгборне вновь стали брать верх здоровье его обитателей, их добрый нрав и хорошее настроение. Все приобрело теперь более радостную окраску. После проведенной в городе зимы возвращались знакомые семьи, замелькали летние наряды, и начались летние развлечения. Миссис Беннет вернулась в свое обычное состояние спокойной сварливости. А к середине июня Китти уже в такой мере пришла в себя, что смогла без слез появляться в Меритоне - благоприятный симптом, позволявший Элизабет надеяться, что к рождеству ее сестра поумнеет настолько, чтобы заговаривать об офицерах не чаще одного раза в сутки,- разумеется, если только какой-нибудь злонамеренный и жестокий чиновник из Военного Министерства не водворит в Меритоне новую войсковую часть.
   Назначенный день отъезда на Север теперь быстро приближался. Когда до него оставалось всего две недели, от миссис Гардинер пришло письмо, в котором сообщалось, что начало их поездки откладывается и что она будет не такой продолжительной, как они предполагали вначале. Дела позволяли мистеру Гардинеру выехать только в июле, спустя две недели по сравнению с намеченным сроком, и требовали его возвращения в Лондон через месяц после отъезда. И, поскольку оставалось слишком мало времени, чтобы поехать так далеко, как они прежде хотели, и осмотреть все намеченные места (они ведь собираются передвигаться не спеша, чтобы извлекать удовольствие из поездки), от Озерного Края приходилось отказаться и вместо него выбрать более близкую цель путешествия. Согласно новому плану, они не должны были удаляться на север за пределы Дербишира. В этом графстве можно было повидать достаточно много, чтобы на это ушло почти целиком три недели, оставшиеся в их распоряжении. А кроме того, оно обладало особой привлекательностью для миссис Гардинер. Городок, в котором она когда-то прожила несколько лет и где им теперь предстояло провести несколько дней, имел для нее не меньший интерес, чем прославленные красотами Мэтлок, Четсуорт, Давдейл и Пик.
   Элизабет была заметно разочарована. Она уже целиком приготовилась к путешествию в Озерный Край, и ей казалось, что им для него вполне хватило бы времени. Приходилось, однако, соглашаться, не теряя при этом хорошего расположения духа. И вскоре она снова почувствовала себя счастливой.
   Упоминание Дербишира вызывало множество переживаний. Это название было неразрывно связано с поместьем Пемберли и его владельцем.
   - Но неужели я не могу безнаказанно наведаться в его графство,- рассудила Элизабет,- и, не попадаясь ему на глаза, привезти оттуда несколько блестящих камешков?
   Ждать предстояло вдвое дольше. До прибытия дяди и тетки должно было пройти четыре недели. Но, наконец, остались позади и они, и мистер и миссис Гардинер в сопровождении четырех детей прибыли в Лонгборн. Дети,- девочки шести и восьми лет и два мальчика поменьше,- должны были остаться на попечении всеобщей любимицы Джейн, чей здравый смысл и чудесный характер особенно располагали к тому, чтобы ей был поручен уход за детьми: их обучение, игра с ними и, прежде всего, сердечное к ним внимание.
   Гардинеры провели в Лонгборне всего одну ночь и уже на следующее утро вместе с Элизабет отправились на поиски новых впечатлений. Одно удовольствие было им обеспечено: спутники во всем прекрасно подходили друг к другу. Они обладали здоровьем и выдержкой, благодаря чему им было легко переносить дорожные неурядицы, жизнерадостностью, которая должна была усилить любое ожидавшее их развлечение, а также добрым нравом и осведомленностью, которые должны были им помочь приятно провести время в тех случаях, когда ничего хорошего нельзя было ожидать со стороны.
   Целью настоящего повествования не является описание всего Дербишира или каких-нибудь примечательных мест по пути к этому графству. Оксфорд, Бленхейм, Уорик, Кенилворт, Бирмингем и т. д. достаточно хорошо известны. Нас поэтому будет интересовать только небольшой уголок Дербишира. Осмотрев все расположенные на их пути главные достопримечательности, они направились в маленький городок Лэмтон, где когда-то жила миссис Гардинер и где, по недавно полученным ею сведениям, еще оставались некоторые ее старые знакомые. Из ее рассказов Элизабет узнала, что Лэмтон находился лишь в пяти милях от Пемберли. Их путь в городок проходил совсем близко от имения Дарси, расположенного всего в одной или двух милях в сторону от дороги. И при обсуждении накануне вечером маршрута на следующий день, миссис Гардинер изъявила желание снова взглянуть на это поместье. Мистер Гардинер охотно с ней согласился. Требовалось только согласие Элизабет.
   - Не правда ли, дорогая, тебе будет приятно осмотреть места, о которых ты столько слышала? - спросила тетушка. - Они напомнят тебе так много твоих знакомых! Здесь, как ты знаешь, провел свою юность Уикхем.
   Элизабет чувствовала себя очень неловко. Она считала, что ей совершенно нечего делать в Пемберли. И сказав, что ее утомили богатые дома и что после того, как они осмотрели их такое множество, ей перестало доставлять удовольствие созерцание роскошных ковров или атласных занавесок, она попыталась уклониться от этой поездки.
   Миссис Гардинер, однако, упрекнула ее за такую нелюбознательность.
   - Если бы речь шла только о красивом, богато обставленном доме,- сказала она,- я бы и сама не стала об этом говорить. Но ведь Пемберли славится восхитительными видами. Это поместье гордится одним из лучших парков страны. Элизабет ничего не ответила, но душа ее решительно протестовала. Ей представилось, что во время осмотра поместья она может встретить мистера Дарси. Это было бы ужасно! Кровь приливала к ее лицу при одной только мысли о такой встрече, и она предпочла бы рассказать обо всем тетушке, нежели подвергаться такому риску. Но и на это ей было трудно отважиться, и в конце концов она решила прибегнуть к объяснению лишь в том крайнем случае, если, осведомившись о местопребывании владельца Пемберли, она получит неблагоприятный ответ.
   Поэтому, укладываясь спать, она стала расспрашивать служанку, действительно ли Пемберли является таким прекрасным поместьем, кому оно принадлежит и,- не без серьезной тревоги,- приехала ли уже туда на лето семья его владельца. Услышав желанный отрицательный ответ на последний вопрос и успокоив свою тревогу, она сама стала с интересом ждать посещения этого места. Когда на следующее утро вопрос о поездке в Пемберли подвергся новому обсуждению и ей снова пришлось высказать свое мнение по этому поводу, она смогла заявить без запинки и с видом безразличия, что не имеет особых возражений против предложенного маршрута.
   И они отправились в Пемберли.

Книга 1
Книга 2
Книга 3
Полный текст примечаний к роману Джейн Остин "Гордость и предубеждение"

О жизни и творчестве Джейн Остин

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала
полностью или частично запрещено

В начало страницы