Юлия Гусарова
Цена крови
9.
Ева встала из-за стола и стала собирать посуду. Каин поднялся с нею и пошел за водой.
- Хороший он мальчик, - с благодарностью подумала Ева о сыне.
Адам и Авель оставались за столом. Отец устало вытянул ноги и, заложив руки за голову, откинулся назад, с любовью смотря на младшего сына, возившегося с щенком.
- Авель! - с раздражением крикнула Ева. - Опять собака за столом! Сколько раз я просила, что бы этого не было!
Авель улыбнулся и отодвинулся, подсев поближе к отцу. Они потешались над смешным кутенком, не обращая внимания, на Еву, обиженно гремящую посудой.
Она прошла на кухню. Ей предстояло провести там еще немало времени, прежде чем она освободится, у нее не было возможности вот так просто посидеть, развалившись, после ужина. Нет, она не жаловалась, это было обыкновением каждого ее дня. Но сегодня, может быть, потому что она себя неважно чувствовала, ее особенно задело равнодушие, с каким муж и сын отнеслись к ней.
Массивная крышка от котла свалилась с грохотом с кухонного стола и ударила Еву по ноге.
- Ах, пропади все пропадом! Ненавижу эти дурацкие крышки!
- Все готово, мама, - Каин смотрел на нее, чуть склонив голову к левому плечу.
- Спасибо, сынок, - поблагодарила его Ева сына. - Иди, отдыхай.
Он задержался еще немного, глядя на нее, затем развернулся и ушел.
Ева тяжело вздохнула. Каин был хорошим сыном, и она любила его. Уже с самого юного возраста на него можно было положиться, он всегда был ответственным и исполнительным. А сколько он придумал всяких приспособлений, чтобы облегчить ее труд! И был лучшим старшим братом для маленького Авеля, во многом разделяя с ней заботу о нем. Умный и рассудительный, Каин, когда подрос, стал незаменимым советчиком во всем, что касалось хозяйства. Лучшего сына просто не могло быть.
Но этот взгляд! Что он означал?! Она никогда не могла этого понять. Словно сын все время что-то ждет от нее. Ни ее ласка, ни доброе слово никогда не меняли этого взгляда. Ей чудилось в этом что-то совсем иное, отличное от обыкновенной потребности материнского участия. Все чаще ей казалось, что он смотрит так, потому что знает о ней что-то страшное и темное, какую-то ужасную тайну, и ждет, когда она признается ему во всем. Это, конечно глупость. Никакой тайны у Евы не было, и рассказывать старшему сыну ей было не о чем. Она как-то попыталась поговорить с ним, но он ужасно смутился и убежал, и уже больше никогда не допускал и малейшей возможности возобновления разговора. Да и сама Ева не слишком стремилась к этому, недоумевая: что он ждет от нее? Чем старше становился Каин, тем тяжелее ей было выносить этот тяжелый странный взгляд. И глядя друг другу в глаза, мать и сын все дальше и дальше отдалялись друг от друга.
- Хо-хо, красотка, ты что-то зеленовата! Уж не заболела ли от трудов праведных?
Ева вздрогнула. Вот всегда этот паршивец Ливъятан застает ее врасплох!
- Что тебе тут надо?! Я что тебе не говорила, чтобы ты к нам в дом носа не показывал?!
- Ох-ты-ах-ты! Какие мы сердитые нынче! Видать забыла как мы с тобой, - Ливъятан подмигнул Еве, скорчив отвратительную похотливую мину, - в райских кущах... Ух! Меня до сих пор забирает!
- Закрой свой поганый рот! Что ты несешь?! Мы с тобой! - передразнила Ева его гаденький тон. - Не было ничего у нас с тобой и не будет никогда! Размечтался, нечисть бесплотная!
- Каких Он вас слепил примитивных, кошмар! Что мне ваша потная возня с придыханием и стонами! Ты же ничего не смыслишь, дура стоеросовая, в истинном наслаждении абсолютного обладания! Когда каждая жилка, каждая струнка твоего предмета, - Ливъятан прикрыл глаза и закинул голову, жестикулируя, словно играет на виолончели, - трепещет, поет по твоей воле, полностью отдаваясь в твою власть! - Ливъятан с неприязнью посмотрел на Еву. - Вот что значит обладать, курица ты старая! Думаешь, еще кто-нибудь на тебя позарится, кроме твоего пьянчуги-мужа? Да и он-то, небось, не очень-то усердствует! Ха-ха! - Ливъятан засмеялся своим отвратительным дребезжащим смехом.
- Проваливай отсюда, гаденыш, чтобы духа твоего в моем доме не было! - Ева замахнулась на непрошеного гостя мокрой тряпкой.
- Ох, как развоевалась! Что орешь-то?! В моем доме, - передразнил ее Ливъятан. - Есть здесь хозяин помимо тебя. Ты вообще ноль без палочки, алкаш и тот хоть что-то значит! Но я, впрочем, и не до него, я к молодым господам.
- Убирайся, скотина такая! И не смей прикасаться к моим детям!
- Они уже большие мальчики без мамашиных нравоучений разберутся с кем знакомство водить. Я сейчас как раз в очень хорошей форме. После той отвратительной интрижки с тобой меня от женского пола воротит. Я теперь на молоденьких мальчиков переключился. Ох, как это будоражит!
- Ах ты, гадина! Адам! - громко позвала мужа Ева. - Адам, иди скорее, помоги мне нечисть выгнать!
В глубине дома послышался звук быстро приближающихся шагов.
- Какие же вы пошлые, ребята, - со вздохом произнес Ливъятан и ретировался, не открывая двери.
В кухню вошел Адам.
- Что случилось? Где он?!
- Да смылся, как только я тебя позвала. Знает, паршивец, что против нас он - ничто. Ты бы слышал, что он здесь нес! Молоко все прокисло от его мерзостей! К мальчишкам решил подкатить!
Адама передернуло.
- Вот мразь! - выругался он со злостью. - Ну ты подумай! Он ведь теперь их в покое не оставит пока не напакостит! Ну что ж за тварь такая! А ты, - переключился Адам на жену, - тоже хороша! Устроила тут салон! Тебя прямо, хлебом ни корми, дай только покрутить с кем-нибудь! Уж накрутилась! Угомонись!
- Да что ты несешь! Обалдел совсем?!
- Да иди ты! - Адам с горечью махнул рукой и повернулся, чтобы выйти из кухни.
- Нет уж, постой! - крикнула Ева, голос ее звенел от возмущения. - Как ты смеешь меня упрекать в общении с ним?! А сам с кем каждый день напиваешься у Сариила?! Если через кого он мальчишек достанет, так это через тебя! За его дармовую выпивку ты готов руки ему целовать! Сидит там слезы с ним льет, на жизнь жалуется, меня клянет! С кем?!
Ева бушевала, обида и злость клокотали в ней.
- Тряпка, дрянь! - кричала она на мужа в исступлении. - Он тебя одним словом подденет ты уже у него весь с потрохами вот где! - Ева потрясла перед носом у Адама сжатым кулаком. - У тебя же такая жена дрянная, всю жизнь тебе испортила! А ты-то сам хорош?! Посмотрите на него! Да ты в пьяном угаре не заметишь, как детей ему продашь за рюмку хмеля!
Хлоп! Адам дал жене звонкую пощечину. Она остановилась, задохнувшись от гнева, с отвращением и гадливостью посмотрела на мужа. Вдруг плюнула ему в лицо и, оставив ошарашенного Адама, вышла, хлопнув дверью.
Она поднялась в спальню и бросилась на кровать. Обида и злость вместе с растущим чувством вины переполняли сердце. Сквозь рыдания Ева услышала, как стукнула входная дверь: Адам ушел к Сариилу. Постепенно злость уступала жалости к самой себе. Жестокие несправедливые упреки мужа, ядовитые насмешки Ливъятана вызывали нестерпимую боль и потоки слез. Осталось одно желание - выплакать свое сердце до дна, чтобы оно больше никогда ничего не чувствовало. Обессилив, Ева заснула.
Через некоторое время ее разбудила возня на кровати. Вернувшийся из бара Адам неуклюже укладывался спать. Он был абсолютно пьян и беспрерывно что-то бубнил себе под нос. Наконец, он лег и тут же заснул тяжелым пьяным сном.
Ева поднялась на локте и посмотрела на спящего мужа. На лице у него было выражение недоумения и обиды, как у маленького ребенка, которого напрасно обидели. Это тронуло Еву, ей стало жаль его. С нежностью, щемящей сердце, она рассматривала морщинки удивления на лбу, по-детски трогательно надутые губы. Легко, чтобы не разбудить, поцеловала закрытые глаза и виски, вдыхая родной любимый запах, перебиваемый резким запахом алкоголя. Казалось, что она может все простить этому стареющему, уставшему, обиженному человеку, и готова отдать всю свою жизнь, чтобы сделать его хоть немного счастливым, стереть эту горькую складку на лбу, зажечь радостью потухшие глаза. Быть с ним рядом, держать его за руку, чтобы не случилось. Никогда не расставаться, жить для него, любить его, слиться с ним в одно существо навечно. В сердце женщины звучала разрывающая сердце неизъяснимой печалью глубокая и нежная мелодия скрипки. I0.
Всего несколько лет разделяли братьев. Но Каин всегда чувствовал себя много старше Авеля. Он со снисходительной любовью смотрел на брата сверху вниз. У Каина был ясный и быстрый ум. Все, чему их учил ректор Габриэль, он усваивал легко, и не было конца его вопросам учителю. Авель же был рассеян и не очень-то усерден в учении.
Каин вспомнил, как однажды весной, когда Авель безнадежно застрял по всем дисциплинам, и тому грозила взбучка от ректора, он старался помочь брату разобраться в накопившемся материале. Ему нравилось объяснять и растолковывать формулы и теории, он рассказывал с увлечением. Но Авеля не так-то легко было заинтересовать всей этой премудростью, которой так упивался старший брат.
- Послушай, Каин, а как ты думаешь, животные тоже обращаются к Нему, или они могут Его только слушать? - вдруг прерывал брата Авель.
- Да ты меня совсем не слушаешь?! Я тебе рассказывал совсем о другом! Причем тут твои несчастные твари?!
- Ох, прости меня, Каин! Ты просто говорил и говорил, и я потерял мысль...
- Ладно, - перебил его Каин, - ты устал, можно немного передохнуть.
Он откинулся на стуле, слегка разочарованный в своих преподавательских успехах. "Вот, ректора, он никогда бы не посмел перебить таким нелепым вопросом", - подумал он.
- Да нет, что ты! Я и Габриэля спрашиваю иногда о чем-нибудь таком, - утешая брата, сказал Авель.
Каин вздрогнул, он знал об этой способности Авеля иногда слышать мысли, но когда это случалось, оказывался неготовым. С архангелами, которые владели таким же умением в совершенстве, он всегда держался настороже, и они редко заставали его врасплох. А с простодушным Авелем все выходило иначе.
- Я ведь, - прервал мысли брата Авель, - и с Ним разговариваю часто о всяких пустяках… Ну не о таких важных вещах, о которых вы с ректором мне все время рассказываете.
- Ты разговариваешь с Ним?! На такие темы?! - Каин был поражен. - Ты спятил?!
- Почему? - в свою очередь удивился Авель.
- Ты разговариваешь с Ним о свои шелудивых псах?! - все еще не в силах был поверить Каин.
- Ну почему только о псах, я и о тебе говорю с Ним, и о маме с папой.
- Что ты говоришь Ему о нас?
- Ничего особенного. Просто рассказываю Ему, что у нас произошло, спрашиваю о том, чего не понимаю, жалуюсь, если что-то меня огорчает. Ну, просто, беседую с Ним.
- Просто беседуешь?!
- Просто беседую.
- И Он тебе отвечает?
- Иногда отвечает, иногда шутит, а иногда и молчит. Я люблю молчать с Ним, от этого все само собой становится на свои места.
- Ты еще и молчишь с Ним! - Каин был совершенно сбит с толку.
- А что ты так всполошился? Ты что не общаешься с Ним?
Каин внимательно посмотрел на брата, словно впервые видел его. У него и в мыслях не было, что малыш вот так запросто говорит с Ним о всякой чепухе, обо всем, что приходит ему в голову. Как они болтают между собой, лежа в своих кроватях, прежде чем заснуть, или сидя за столом во время еды, когда родители в хорошем настроении. Но чтобы так непринужденно общаться с Ним?! Это невероятно! Нет, это просто непостижимо!
У них у всех были телефоны, по которым всегда можно было связаться с Ним. Но "всегда" совсем не означало, что в любую минуту, как только тебе захочется, надо трезвонить наверх. Собственно, Каину никогда и не хотелось вот так с бухты-барахты обращаться к Нему.
Он слышал, как отец и мать пользуются телефоном. Отец чаще всего отчитывался за какие-нибудь свои дела, просил сил, извинялся за то, что не смог что-то сделать. Но все это спокойно, чинно, и уж никак это не походило на то, что ему сейчас поведал Авель. Мать чаще плакала, иногда просила помощи, и редко говорила что-нибудь кроме этого. Иногда, правда, Каин замечал, как тайком, скрывшись ото всех, он или она кричали и обвиняли Его в несправедливости, обмане и много еще в чем. Но Каин в таких случаях никогда не прислушивался к их словам и старался поскорее уйти. Эти странности он объяснял их прошлым, о котором он ничего не хотел знать. Он боялся его, словно заразной болезни.
Сам он строил свои отношения с Ним аккуратно и, как ему казалось, верно. Он никогда не жаловался ему, не плакал и, конечно же, не кричал. Он выделил для обращения к Нему определенное время, когда он бывал свободен от своих занятий, и никто их домашних не мог помешать ему. Никогда не звонил ему в растрепанных чувствах, расстроенным или, наоборот, очень веселым. Всегда, прежде чем набрать номер, обдумывал свои слова и умерял свои чувства. Начинал всегда с благодарности, затем просил прощение за свои промахи, которые по его разумению Ему должны были быть неприятны, и просил сил и благословения на какие-то конкретные дела. После чего снова благодарил и вешал трубку. Он считал это единственно верным способом общения с Тем, от Кого зависит жизнь твоя и твоих близких - с благодарностью и достоинством.
И вот сейчас он узнает, что младший брат запросто болтает с Ним, не соблюдая никаких правил и приличий, обсуждая с Ним все, что делается у них в доме, как треплются в баре у Сариила за стойкой. Немыслимо! 11.
Ева сидела во дворе и чистила фасоль. Дни стояли теплые и в тени зеленой беседки, которую построил Каин, ей было приятно и легко работать. Дул нежный ветерок, донося с моря его соленый запах.
Ева подняла глаза, чтобы как следует рассмотреть сооружение сына. Плющ, поднявшись по узким стойкам, плотно обвил все перегородки крыши. Солнечные лучи пробивались через небольшие прорехи в пышной зелени листвы и, зажигая ее изумрудным огнем, спускались вниз светящимися снопами, в которых кружили в плавном вальсе пылинки и мошкара. Беседка была излюбленным местом Евы. "Сынок", - с благодарной нежностью подумала Ева о Каине. И услышала, как зазвучали глухие, но глубокие раскаты музыкальной темы сына. Сейчас они не были тревожны, как обычно, и это успокаивало Еву.
Но некоторое время спустя мысли о сыне напомнили ей о гадких намеках Ливъятана. И мелодия заныла и заскрежетала, разрывая сердце матери. Она понимала, что слова этого злодея были совсем небезопасны. Его мерзкий треп при всей его беспредметности таил в себе известный лишь ему замысел, коварный и злобный, в этом Ева не сомневалась. Но в чем он состоял, и как оградить детей от его козней, она не имела никакого понятия. Хуже всего было то, что после той ссоры они с Адамом оба избегали разговоров на эту тему, и каждый по отдельности ломал голову над тем, как защитить детей.
- Что ж за дрянь такая! - в сердцах вслух обругала Ева Ливъятана.
- Ты совершенно права.
Ева вздрогнула от неожиданности. Это был ректор. "Опять пришел читать мораль или выговаривать за что-нибудь", - недовольно подумала женщина. - Он отвратительный тип, - продолжил Габриэль, не обращая внимания на ее мысли. - Он хитер и коварен, но он не всесилен.
- Да? А я и не заметила. Кажется, до сих пор у него все получалось превосходно, - Ева не могла себе отказать в желании уколоть зазнайку ректора. - И тем не менее, - строго взглянув на нее, ответил тот.
- Более или менее! Какой в этом смысл, если в нашей жизни он хозяйничает, как купец в своей лавке?! - повысив голос, ответила Ева, начиная раздражаться на сухие правильные речи архангела.
- И ты никогда не догадывалась почему?
- А ты, надо полагать, уже догадался?
- Мне не надо было догадываться, я это знал изначально.
- Ну и что же ты знал?
- Вы сами предоставляете ему такую возможность.
- И сами же от этого страдаем! - с раздражением огрызнулась Ева.
- Совершенно верно, - спокойно ответил ей архангел.
Ева молчала. Ее всегда раздражал Габриэль со своей холодной правотой, в нем не было ни грана жалости или хотя бы простого такта. Не будучи ни в малейшей степени отягощен плотью со всеми вытекающими отсюда проблемами, сопровождающими жизнь воплощенного существа, он судил решительно и строго, не имея не малейшего снисхождения к человеческой слабости. Это ужасно раздражало Еву. И почему именно он чаще всего являлся к ней с какими-нибудь указаниями свыше? Или Он, зная о ее неприязни, посылал Габриэля в отместку за ее проступки, или тот сам вызывался, чтобы лишний раз уколоть и укорить ее. Ева была уверена, что оба этих предположения одинаково верны.
- Плоть ваша тут совсем не причем, - холодно проговорил ректор.
- Что? - женщина не поняла, что хотел сказать Габриэль, но его тон вызвал у нее новую волну раздражения.
- Неважно, это другая история. Вернемся к твоим детям.
Как же ее злило это снисходительное презрение, которое сквозило в каждой фразе этого напыщенного самолюбивого осла!
- Какое тебе дело до моих детей?!
- Ева, ну что ты все время лезешь на рожон? Ты же сама боишься, что Ливъятан погубит твоих сыновей, - уставшим голосом проговорил Габриэль. "Кто сказал им, что усталость и боль - категории плоти?" - подумал ректор. Голова его раскалывалась. Женщина всегда изматывала его. Ева молчала, она понимала, что неправа, но злоба все еще владела ею.
Габриэль немного подождал и продолжил:
- Вы с Адамом должны защитить своих детей. Сами они не справятся.
- А что мы с Адамом можем? - все еще с вызовом спросила Ева.
- Вы должны действовать сообща.
- Ты опоздал на целую жизнь, - устало ответила женщина. - Мы уже давно с Адамом порознь. Да ты, кажется, в курсе дела! - не удержалась она от язвительного замечания. - Помнишь, или запамятовал? Развел нас ползучий на вселенский скандал! Так это же еще у вас было, там, в ваших безвинных кущчах! - Ева намерено исказила последнее слово, чтобы больней кольнуть ректора.
- Ты бы не передо мной паясничала, а вместе с Адамом поговорила бы об этом с детьми.
- И это им, безусловно, поможет.
- Это зависит от того, насколько ответственно вы это сделаете. Если не станете себя оправдывать и винить всех остальных, то поможет.
- Каким образом? Нас отвергли, нас выкинули вон, как шелудивых псов, за дурацкую ошибку! И это может защитить наших сыновей от Ливъятана?! Да это только еще больше подтолкнет их к нему!
- В тебе до сих пор говорит только обида. Опомнись, Ева! Ты не имеешь права ублажать свое самолюбие! Ты должна, наконец, сама разобраться в том, что произошло. Ищи примирения! Иначе ты не сможешь помочь своим детям, - Габриэль холодно посмотрел на женщину, и, помолчав, добавил: - и они погибнут.
Последние слова архангела, словно плеть, стегнули Еву по сердцу.
- Ах ты, негодяй! Как ты смеешь?! Ты решил меня шантажировать жизнью моих сыновей?! Ливъятан прав, тебе надо вырвать у нас признание вины любой ценой! Ты не перед чем не остановишься, да?! - Ева смотрела на бесстрастное лицо ректора и задыхалась от злости. - Ах, гадина! Как я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Я ненавижу вас всех! Всех!
Отчаянные крики перешли в громкие рыдания, сотрясающие обмякшие плечи женщины, бессильно уронившей голову на руки в разбросанную по столу зеленую фасоль.
Ректор стоял рядом с Евой, не решаясь уйти.
- Смотри-ка не повезло! - на перилах беседки уселся неожиданно появившийся Ливъятан. - Ну не переживай, братишка! Не все же тебе в десятку бить! Смиряйся! А то у вас-то там правила простые: что ни так, сразу крылья-то пообломают! Да не дуйся ты! Я ж по-свойски. Что же мы друг друга не поймем? Свои-то, бесплотные! А эти дармоеды мясистые, они же наших трудов и в грош не ставят! Ты здесь за нее жизнью своей духовной рискуешь, а она тебя по всем твоим духовным причиндалам своей плотской дуростью!
Ректор молчал, на его спокойном лице не было ни огорчения, ни гнева, лишь обыкновенно голубые глаза стали глубокого синего цвета. Не желая оставлять недруга около отчаявшейся женщины, архангел раскрыл невидимые доселе белоснежные крылья, словно шатер, над плачущей фигурой, и мгновение спустя лишь легкий голубоватый туман, наполнивший воздух, напоминал о соперниках.
А осипшие рыдания Евы еще долго звучали в опустевшей беседке. 12.
Адам одиноко брел с поля по направлению к дому. Теперь Авель уже не был неотлучно при нем. Младший сын самостоятельно занимался разведением овец. Это была идея Каина: чем тратить силы, чтобы заставить Авеля заниматься тем, к чему он не имел не малейшей склонности, лучше употребить его талант на пользу дела. Это было удачным решением: ни в поле, ни в винограднике от Авеля нее было никакого прока, а заботиться о животных он любил и умел. "Ладно, пусть занимается овцами. Все равно постоянно возится с живностью, так хоть семье поможет", - решил Адам. Но у самого щемило сердце. Он любил бывать с младшим сыном. Хоть и был тот не самый расторопный работник, но зато с ним все выходило легко и радостно, и работа не так утомляла.
С Каином все было по-другому. Тот помощник хоть куда, полон идеи и сил. То придумает какое-нибудь приспособление, чтобы облегчить труд, то носится с новой идеей, как повысить урожайность или обогатить почву. И все-то у него получается. Адам чувствовал себя около старшего сына неловко: сам он был далеко не так успешен в делах. И постепенно основная доля забот оказалось на попечении старшего сына. Не было проблемы, которую не смог бы решить Каин. И в поле, и в саду, и в винограднике у него был полный порядок. Ровные грядки и междурядья, столбы шпалер, как солдаты на параде, инструменты все вычищены и налажены - все продумано, все учтено. А растения, словно с картинки: листик к листику, стебелек к стебельку, ягодка к ягодке.
Адам гордился старшим сыном. Любил прихвастнуть в баре у Сариила его успехами. Все было при Каине: и умение, и сила, и смекалка. Вот только уж очень молчаливый… Что за этим молчанием было на уме у старшего сына, Адам не знал. Они никогда не были особенно близки. В детстве Каин всегда больше жался к матери, и чем старше он становился, тем неуютней Адам себя чувствовал рядом с сыном. Он не слышал от Каина ни одного грубого слова. Чтобы ни случилось, как бы он сам ни был несправедлив к нему, сын всегда оставался почтителен и послушен. Но Адам все чаще чувствовал в его немногословии презрение. Казалось, Каин считает ниже своего достоинства обижаться и спорить с ним. В баре у Сариила Адам бахвалился, рассказывая об уважении и любви сына, но на самом деле ничего подобного между ними не было.
Но слова Евы о происках Ливъятана сильно задели Адама, он давно не испытывал такого страха за другого человека. И за Каина он волновался больше, чем за младшего сына. Адам был уверен, что Ливъятан не сможет навредить Авелю. Несмотря на его простодушие, было в нем нечто, что никогда не позволяло нечистому подойти достаточно близко. А вот Каин при всех своих выдающихся способностях и уме, был совершенно беззащитен перед коварством Ливъятана. Адам знал по собственному опыту, что именно сила, которой сейчас немало у Каина, словно перевертыш, окажется слабой стороной человека, открыв лазейку для нечистого.
- Ты совершенно прав, мой друг, - услышал Адам голос лекаря.
- И давно ты со мной? - улыбнулся Адам. Он любил Рафаила, тот казался ему более человечным, в отличие от других архангелов.
- Мы всегда с вами, вот только вы не всегда с нами, - в тон собеседнику ответил лекарь.
- Я беспокоюсь о детях, Рафаил. Ливъятан что-то задумал, и мне ли не знать, что ничем хорошим это не может обернуться для них.
- Авель с Каином - теперь его главная цель. Вы с Евой так или иначе переболели им и получили иммунитет, теперь он может погубить вас только через ваших детей. Ливъятан не оставит их в покое, пока не добьется своего.
- Но что же делать?! Нельзя же ему позволить этого!
- Нельзя. Сейчас весь вопрос в вас с Евой. Готовы ли вы защитить их?
- Да о чем ты говоришь?! Конечно! Ради детей мы оба готовы пожертвовать жизнью!
- Это похвально, но сейчас требуется другое.
- Что?
- Вы должны быть вместе.
- Что значит - быть вместе? Мы и так, как привязанные.
- Это не подойдет.
- Рафаил, оставь словесные фигуры! Речь идет о жизни моих детей!
- Вы должны простить друг друга и примириться с Ним.
- Ничего не понимаю! Причем тут наши дрязги с Евой? Что значит примириться с Ним? Будто можно быть с Ним в ссоре!
- Нет, Адам. Ты должен простить Еву не за то, что она обозвала тебя, отказала или плюнула в лицо. Ты должен простить ее за все. Понимаешь?
Адам молчал. Что тут скажешь? Он готов был хоть сейчас, не раздумывая, отдать жизнь за обоих сыновей, но простить Еву... Нет, он не был обижен или зол на нее. Все это было и прошло. Но прощение, о котором говорит Рафаил, означало, что он должен снова открыться и довериться ей, зная наверняка, что она воспользуется этим: чтобы заглушить свою боль, она постарается причинить как можно больше страданий ему. Нет, это невозможно. Не то чтобы он не хотел этого, он просто не мог.
- А что же с Ним? - потухшим голосом спросил Адам лекаря.
- Примириться, значит искать соединения с Ним, как ты желал слиться со своей женой, каждой клеточкой, в каждом дыхании. Со всей страстью человеческого сердца.
- И что же наши дети? - тихо спросил Адам, безысходная тоска сдавила грудь.
- Тогда, рассказав им о том, что на самом деле произошло между вами и Им, вы сможете передать детям часть своего иммунитета к злой воле Ливъятана.
- Что?! Мы должны рассказать им, что там произошло?! В этом весь твой спасительный план?! - Адам задохнулся от возмущения. - Кому может помочь смакование подробностей нашего провала?! Жалкие неудачники, замахнувшиеся на абсолют! И за это они нас будут уважать?! Будут прислушиваться к нашим советам?! Что им поможет?! Наш позор?! Наша несостоятельность?! Наше ничтожество?!
- Адам, - склонив голову набок, проговорил архангел, - ты должен, наконец, простить себя за то, что ты сделал. Как Он простил тебя.
- Простил меня?! Ах вот как это называется! А я-то думаю, что же мне так хорошо живется!
- Зря ты, Адам, постарайся поверить. Ты же знаешь, я тебя не обманываю. Пойми, Он давно простил тебя. Еще до того, как ты это совершил. - Это новость! - зло усмехнулся человек.
- Теперь очередь за тобой. Прими себя таким, какой ты есть, как делает это Он. И живи дальше.
- Дальше? - Не возвращайся каждый раз к своей неудаче. Прости и иди вперед.
Адам вздохнул. Видимо, в словах Рафаила была, действительно, некая доля истины. Но это была их истина, высокая, неземная. Все это было так далеко от жизни людей в грязном вонючем городишке, где пощечины, плевки в лицо, оскорбления, измены были обыкновением каждого дня. И их не сотрешь, словно ошибки со школьной доски. Синяки, поломанные кости, убитые чувства лишают копошащегося в пыли человека иллюзий заоблачных далей, даже если он оттуда родом. - Подумай, о том, что я сказал тебе, не отбрасывай, только потому, что в это трудно поверить. - Подумаю, - тихо пообещал Адам и уныло поплелся в сторону дома.
июль, 2008 г.
Copyright © 2008 Юлия Гусарова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено
| 
