Apropos-главная Литературные забавы История в деталях Путешествуем Архивы Форум Другое

Литературный клуб:


Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.   − Афоризмы. Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Наши ссылки


К роману Джейн Остен «Гордость и предубеждение»

Знакомство с героями. Первые впечатления - «На провинциальном балу Джейн Остин впервые дает возможность читателям познакомиться поближе как со старшими дочерьми Беннетов, так и с мистером Бингли, его сестрами и его лучшим другом мистером Дарси...»
Нежные признания - «Вирджиния Вульф считала Джейн Остин «лучшей из женщин писательниц, чьи книги бессмертны». При этом она подчеркивала не только достоинства прозы Остин,очевидные каждому читателю, но и детали, которые может заметить лишь профессионал — изящество построения фразы, «полноту и цельность высказывания»...»
Любовь по-английски, или положение женщины в грегорианской Англии - «Этот роман, впервые вышедший в свет без малого двести лет назад, до сих пор, по-видимому, остается весьма актуальным чтением. Доказательство тому - частота его цитирования в мировом кинематографе. Не только многосерийная и очень тщательная экранизация, но и всевозможные косвенные упоминания и довольно причудливые ремейки. Мне удалось увидеть по меньшей мере...»
Счастье в браке - «Счастье в браке − дело случая. Брак, как исполнение обязанностей. Так, по крайней мере, полагает Шарлот Лукас − один из персонажей знаменитого романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение". Кроме того, Шарлот полагает, что «даже если будущие супруги превосходно знают...»
Популярные танцы во времена Джейн Остин - «танцы были любимым занятием молодежи — будь то великосветский бал с королевском дворце Сент-Джеймс или вечеринка в кругу друзей где-нибудь в провинции...»
Дискуссии о пеших прогулках и дальних путешествиях - «В конце XVIII – начале XIX века необходимость физических упражнений для здоровья женщины была предметом горячих споров...»
О женском образовании и «синих чулках» - «Джейн Остин легкими акварельными мазками обрисовывает одну из самых острых проблем своего времени. Ее герои не стоят в стороне от общественной жизни. Мистер Дарси явно симпатизирует «синим чулкам»...»
Джейн Остин и денди - «Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона* — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?..»
Гордость Джейн Остин - «Я давно уже хотела рассказать (а точнее, напомнить) об обстоятельствах жизни самой Джейн Остин, но почти против собственной воли постоянно откладывала этот рассказ. Мне хотелось больше рассказать о романе, дать высказаться автору и героям, позволить читателям сделать собственные выводы. Если быть...»
Мэнсфилд-парк Джейн Остен «Анализ "Мэнсфилд-парка", предложенный В. Набоковым, интересен прежде всего взглядом писателя, а не критика...» и др.



Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве
-

«Барон Николас Вестхоф, надворный советник министерства иностранных дел ехал из Петербурга в Вильну по служебным делам. С собой у него были подорожная, рекомендательные письма к влиятельным тамошним чинам, секретные документы министерства, а также инструкции, полученные из некоего заграничного ведомства, которому он служил не менее успешно и с большей выгодой для себя, нежели на официальном месте...»


Пять мужчин

«Я лежу на теплом каменном парапете набережной, тень от платана прикрывает меня от нещадно палящего полуденного солнца, бриз шевелит листья, и тени от них скользят, ломаясь и перекрещиваясь, по лицу, отчего рябит в глазах и почему-то щекочет в носу...»


Жизнь в формате штрих-кода

«- Нет, это невозможно! Антон, ну и куда, скажи на милость, запропала опять твоя непоседа секретарша?! – с недовольным видом заглянула Маша в кабинет своего шефа...»


«Мой нежный повар» Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь

«Записки совы» Развод... Жизненная катастрофа или начало нового пути?

«Все кувырком» Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте

«Новогодняя история» Даже потеря под Новый год может странным образом превратиться в находку

«Русские каникулы» История о том, как найти и не потерять свою судьбу

«Пинг-понг» Море, солнце, курортный роман... или встреча своей половинки?

«Наваждение» «Аэропорт гудел как встревоженный улей: встречающие, провожающие, гул голосов, перебиваемый объявлениями…» и др.


Впервые на русском
языке и только на Apropos:



Полное собрание «Ювенилии»

ранние произведения Джейн Остин)

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»


История в деталях:

Правила этикета: «Данная книга была написана в 1832 году Элизой Лесли и представляет собой учебник-руководство для молодых девушек...»
Брак в Англии начала XVIII века «...замужнюю женщину ставили в один ряд с несовершеннолетними, душевнобольными и лицами, объявлявшимися вне закона...»
Нормандские завоеватели в Англии «Хронологически XII век начинается спустя тридцать четыре года после высадки Вильгельма Завоевателя в Англии и битвы при Гастингсе... »
Старый дворянский быт в России «У вельмож появляются кареты, по цене стоящие наравне с населенными имениями; на дверцах иной раззолоченной кареты пишут пастушечьи сцены такие великие художники, как Ватто или Буше...»


 

Библиотека

Элизабет Гаскелл

Пер. с англ. Валентина Григорьева
Редактор: Елена Первушина

Жены и дочери

Часть IV

Начало      Пред. глава

Глава XXXVIII

Мистер Киркпатрик, королевский адвокат

Синтия не изменила своего отношения к Молли: она всегда была любезна, добра, готова помочь, изображала огромную любовь, и возможно чувствовала к сводной сестре не меньше, чем к любому другому человеку на свете. Но Молли познала эту кажущуюся глубину чувств и привязанности в первые недели проживания Синтии в доме своего отца; и если бы она была натурой, склонной анализировать характеры тех, кого она сильно любила, она могла бы понять, что, несмотря на всю видимую откровенность Синтии, существуют некие границы, за которые ее доверие не распространяется: там начиналась ее скрытность, и ее истинное «я» было покрыто тайной. Например, ее отношения с мистером Престоном очень часто озадачивали Молли. Она была уверена, что прежде, в Эшкоме, они были более близко знакомы, и что воспоминания об этом знакомстве очень часто возмущали и раздражали Синтию, которая явно желала забыть его, мистеру Престону же хотелось заставить ее помнить. Но почему это близкое знакомство прекратилось, почему он так сильно не нравился Синтии теперь, и многие другие необъяснимые обстоятельства, связанные с этими двумя фактами, являлись тайной Синтии. В те дни, когда их дружба только зарождалась, она ловко расстраивала все невинные попытки Молли выяснить прошлое своей подруги. Всякий раз Молли натыкалась на глухую стену, которую не могла пробить – по крайней мере, тем деликатным орудием, которым она предпочитала пользоваться. Возможно, Синтия и рассказала бы все более настойчивому и любопытному человеку, который знал, как обратить каждую оговорку и порыв гнева к собственному удовлетворению. Но Молли интересовали чувства, а не просто грубое желание узнать все ради небольшого волнения. И как только она поняла, что Синтия не хочет ничего рассказывать ей о том периоде своей жизни, Молли перестала упоминать о нем. Но если Синтия сохранила невозмутимое поведение и неизменную доброту к сводной сестре в течение зимы, то в настоящий момент Молли осталась единственным человеком, к которому отношение красавицы не изменилось. Влияние мистера Гибсона шло ей на пользу до тех пор, пока она видела, что нравится ему; она старалась сохранить о себе как можно более высокое мнение и сдерживала многие саркастические замечания в адрес своей матери, когда он был рядом. Теперь же постоянное беспокойство делало ее более трусливой, чем прежде. И даже ее сторонница, Молли, не могла не знать о явно уклончивых ответах сестры, которыми та иногда пользовалась, когда что-нибудь в словах или поведении мистера Гибсона слишком на нее давило. Ее остроумные ответы матери стали менее частыми, чем прежде, но чаще появлялась необычная раздражительность по отношению к ней. Эти упомянутые перемены в настроении и характере были сами по себе чередой едва заметных изменений в поведении с родственниками, которые продолжались многие месяцы – долгие зимние месяцы длинных вечеров и плохой погоды, которые привносят разлад в характеры, как холодная вода обесцвечивает цвета на старых фресках.

 

Мистер Престон много времени проводил в Эшкоме – лорд Холлингфорд не смог найти управляющего, который бы захотел занять место мистера Престона; и пока должность подчиненного оставалась свободной, мистер Престон исполнял обязанности обоих. Миссис Гудинаф всерьез заболела, и маленькое общество Холлингфорда не желало встречаться, пока здоровье одного из его постоянных членов не окажется вне опасности. Поэтому визитов наносилось очень мало, и хотя мисс Браунинг сказала, что после развлечений прошлой осени, когда каждую неделю устраивались вечера в честь мистера Престона, отсутствие соблазнов очень полезно для развития умов, мисс Фиби призналась по секрету, что у них с сестрой вошло в привычку ложиться спать в девять часов, поскольку играть в криббидж вечер за вечером с пяти до десяти, это уж чересчур. По правде говоря, эта зима пусть и спокойная, прошла в Холлингфорде монотонно, и все знатное общество радовалось взбудоражившему его в марте известию, что мистер Киркпатрик, новоиспеченный королевский адвокат, приезжает с визитом на пару дней к своей невестке миссис Гибсон. Комната миссис Гудинаф оказалась центром сплетен, сплетни были для нее хлебом насущным всю ее жизнь, и сейчас они доставляли ей огромное удовольствие.

- Боже мой! – произнесла старая леди и, опираясь на руки, приподнялась, чтобы сесть прямее в кресле. – Кто бы мог подумать, что у нее такие знатные родственники! Мистер Эштон как-то сказал мне, что королевский адвокат[2] так же похож на судью, как котенок на кота. И подумать только, она все равно что сестра судьи! Я видела такого однажды, и подумала, что мне бы не хотелось лучшей зимней накидки, чем его старая мантия, если бы только я могла узнать, где достать подержанную. Мне известно, что она перелицовывала, красила и чистила свои шелковые платья, затем снова перелицовывала, пока жила в Эшкоме. Держала школу, и все это время была в таком близком родстве с королевским адвокатом! Разумеется, это была не столько школа – всего десять девочек в лучшие времена; поэтому, возможно, он никогда не слышал о ней.

- Интересно, что они подадут ему на ужин, - сказала мисс Браунинг. – Сейчас не лучшее время для гостей. Дичи нет, баранина запоздала в этом году, да и курицу не найдешь ни за какие деньги.

- Ему придется довольствоваться телячьей головой, - торжественно заметила миссис Гудинаф. – Если бы у меня было прежнее здоровье, я бы переписала рецепт рулета из телячьей головы, доставшийся мне от моей бабушки, и послала бы его миссис Гибсон – доктор был очень добр ко мне все то время, пока мне нездоровилось. Хотелось бы мне, чтобы моя дочь из Комбермера прислала мне несколько осенних куриц, я бы переслала их доктору. Но она перебила их всех и прислала мне, написав в записке, что это последние.

- Интересно, устроят ли они вечер в его честь? – предположила мисс Фиби. – Мне бы хотелось посмотреть на королевского адвоката хоть раз в жизни. Я видела копьеносцев[2], но это величайшая из юридических границ, которую я когда-либо переступала.

- Конечно, они пригласят мистера Эштона, - сказала мисс Браунинг. – Три черных грации – Юриспруденция, Медицина и Богословие, как поется в песне. Всякий раз, когда в меню есть второе блюдо, любая знатная семья приглашает священника из прихода.

- Интересно, женат ли он? – спросила миссис Гудинаф. Мисс Фиби интересовало то же самое, но она из скромности даже не допускала мысли спросить об этом у собственной сестры, которая оказалась в курсе всех новостей, встретив миссис Гибсон по пути к миссис Гудинаф.

- Да, он женат, и должно быть у него несколько детей, поскольку миссис Гибсон сказала, что Синтия Киркпатрик навещала их в Лондоне и проводила занятия у своих кузенов. И еще она добавила, что его жена – самая утонченная женщина, из хорошей семьи, хотя и не принесла мужу состояния.

- Без сомнения, это очень похвальное родство, мне только любопытно знать, почему мы так мало слышали о нем раньше, - заметила миссис Гудинаф. – На первый взгляд я бы не подумала, что миссис Гибсон из тех, кто скрывает свое знатное родство из скромности. Коли на то пошло, всем нам нравится выворачивать самые лучшие полотнища платьев на лицо. Говоря о полотнищах, я помню, как неоднократно переделывала свои юбки, чтобы пятно или засаленное место оказалось рядом с бедным мистером Гудинафом. У него было такое доброе сердце, когда мы только поженились, и он сказал: «Пэтти, соедини свою правую руку с моей левой рукой, тогда ты будешь ближе к моему сердцу». И это вошло у нас в привычку, и ему, бедняжке, приходилось больше помнить, с какой стороны у него сердце, нежели ухаживать. Поэтому, как я сказала, я всегда выставляла испорченное полотнище с правой стороны, и когда мы прогуливались рука об руку, никто ни о чем не догадывался.

- Я ничуть не удивлюсь, если он еще раз пригласит Синтию навестить его в Лондоне, - сказала мисс Браунинг. – Если он пригласил ее, когда был бедным, то в двадцать раз вероятнее, что он сделает это сейчас, когда является королевским адвокатом.

- Да, действуй по правилу трех, и у нее – хорошие шансы. Я только надеюсь, что поездка в Лондон в ее возрасте не вскружит ей голову. Мне было пятьдесят, когда я поехала!

- Но она жила во Франции. Она довольно много путешествовала, - вставила мисс Фиби.

Миссис Гудинаф трясла головой целую минуту, прежде чем высказать свое мнение.

- Это риск, - сказала она, - большой риск. Мне не хочется так говорить доктору, но будь я на его месте, мне бы не понравилось, если бы моя дочь находилась бок о бок с девушкой, которая воспитывалась в стране, где родились Робеспьер и Бунапарт.

- Но Бонапарт был корсиканцем, - заметила мисс Браунинг, которая обладала более глубокими познаниями и большей широтой взглядов, чем миссис Гудинаф. – А общение с другими странами предоставляет огромную возможность для развития ума. Я всегда восхищаюсь грациозностью манер Синтии, она никогда не робеет говорить, и никогда не выставляет себя наперед. Она просто спасение для вечера, и если она немного жеманна, это естественно в ее возрасте! Теперь что касается милочки Молли, в ней есть какая-то неуклюжесть – она разбила одну из наших фарфоровых чашек, когда была на вечере в нашем доме в последний раз, разлила кофе на новый ковер, а затем так сконфузилась, что ничего не делала, а только сидела в уголке и держала язык за зубами весь остаток вечера.

- Она так огорчилась из-за того, что сделала, сестра, - произнесла мисс Фиби с мягким упреком – она всегда была предана Молли.

- А разве я сказала, что нет? Но кому нужно, чтобы потом она скучала весь вечер?

- Но ты была довольно резка… чересчур недовольна…

- Я считаю, что это мой долг быть резкой, да, и сердитой тоже, когда я вижу, как небрежна молодежь. И когда я ясно понимаю свой долг, я исполняю его. Я не из тех, кто уклоняется от него, они должны быть признательны мне. Не каждый возьмет на себя заботу порицать их, как известно миссис Гудинаф. Я очень люблю Молли Гибсон, очень, ради нее самой и ради ее матери. Не думаю, что она стоит полудюжины Синтий, но, несмотря на все, та не стала бы разбивать мою лучшую фарфоровую чашку, а затем сидеть, ничего не делая весь остаток вечера.

К этому времени миссис Гудинаф уже подавала явные знаки усталости. Проступки Молли и разбитая чашка мисс Браунинг являлись не такой волнующей темой для разговора, как новоявленная удача миссис Гибсон в лице ее родственника – успешного лондонского адвоката.

 

Мистер Киркпатрик, как и большинство других мужчин, пробивался на профессиональном поприще и был обременен большой семьей. Он был готов оказать хорошую услугу своим родственникам, если это не стоило ему потери времени, и если (что, возможно, было главным условием) он помнил об их существовании. После того, как он как-то предложил своей добродушной жене пригласить девочку к ним в гости, визит Синтии на Даути-стрит девять или десять лет назад не произвел на него большого впечатления. Скорее всякий раз он удивлялся присутствию хорошенькой девочки среди собственных детей, когда они выходили к десерту, и ему приходилось напоминать себе, кто она такая. Но поскольку в его привычке было покидать стол почти сразу и удаляться в маленькую заднюю комнату, называемую кабинетом, чтобы погрузиться в бумаги на остаток вечера, девочка не произвела на него большого впечатления; и, возможно, следующий раз он вспомнил о ее существовании, когда миссис Киркпатрик написала ему и попросила приютить на ночь Синтию, направлявшуюся в школу в Булони. Та же самая просьба последовала по ее возвращении; но так случилось, что он не видел девушку ни в первый, ни во второй раз, и только смутно вспоминал какие-то замечания, которые сделала его жена по этому случаю – ей казалось довольно неразумным посылать такую юную девушку в такое далекое путешествие, не позаботившись достаточно о ее безопасности. Он знал, что его жена восполнит все, чего будет недоставать, словно Синтия ее собственная дочь, и больше не думал о ней, пока не получил приглашение посетить бракосочетание миссис Киркпатрик с мистером Гибсоном, высокоуважаемым доктором из Холлингфорда, и т.д. и т.д. – подобное внимание скорее рассердило его, нежели порадовало.

- Неужели эта женщина думает, что мне нечего делать, кроме как бегать по деревне в поисках невест и женихов, когда грядет великое дело Хоутона против Хоутона, и мне не следует терять ни минуты? - спросил он у своей жены.

- Возможно, она никогда не слышала о нем, - предположила миссис Киркпатрик.

- Чепуха! Вот уже несколько дней об этом деле пишут газеты.

- Но она может не знать, что ты занят в нем.

- Может и не знать, - протянул он задумчиво, - такое незнание возможно.

Но теперь великое дело Хоутона против Хоутона было в прошлом, жестокая борьба закончилась, королевское адвокатство — еще одно плато на пути к вершине – было завоевано, и у мистера Киркпатрика появилось свободное время для домашних чувств и воспоминаний. Однажды во время пасхальных каникул он оказался возле Холлингфорда. У него в запасе было воскресенье, и он написал письмо, напросившись в гости к Гибсонам с пятницы до понедельника, изображая, что испытывает сильное желание (которое чувствовал в меньшей степени) познакомиться с мистером Гибсоном. Мистер Гибсон, хотя и был занят своими профессиональными делами, всегда был гостеприимен, и более того, ему всегда доставляло удовольствие сбежать от замкнутой атмосферы, в которой он задыхался, и вдохнуть глоток свежего воздуха: взглянуть на то, что происходит в большом мире за пределами его ежедневных мыслей и действий. Поэтому он готов был оказать сердечный прием своему незнакомому родственнику. Миссис Гибсон пребывала в волнении от сентиментального удовольствия, которое посчитала семейной привязанностью, и которое бы не было столь пьянящим, если бы мистер Киркпатрик оставался в своем прежнем положении пробивавшегося юриста, проживавшего на Даути-стрит с семью детьми.

Когда два джентльмена встретились, их привлекла друг в друге схожесть характеров, а расхождение во мнениях позволило приобрести друг у друга опыт, на котором были основаны эти мнения, ценные для обоих. Мистер Киркпатрик был внимательно вежлив с миссис Гибсон, хотя в их общении родственным узам не придавалось большого значения, и он был очень рад, что она нашла себе достойную партию, выйдя замуж за разумного и приятного человека, который мог содержать ее в достатке и относится к ее дочери без предрассудков. Молли произвела на него впечатление хрупкой девушки, которая могла быть очень милой, если бы выглядела более здоровой и оживленной. Осмотрев ее критически, он отметил красивые черты ее лица: мягкие серые глаза, черные завитые ресницы, редко появляющиеся ямочки, прекрасные зубы, - но на всем этом была вялость, тихое уныние, которые напрашивалось на невыгодное сравнение с цветущей Синтией – блистательной, энергичной, грациозной и остроумной. Как потом мистер Киркпатрик рассказал своей жене, он совершенно влюбился в ту девушку. И Синтия, готовая очаровывать незнакомцев, как любая девочка трех или четырех лет, оказалась на высоте положения, забыв о своих заботах и унынии, больше не вспоминая, что сожалела, утратив доброе мнение мистера Гибсона, слушала увлеченно и вставляла кроткие реплики, перемешанные с наивными забавными остротами, пока мистер Киркпатрик не оказался всецело ею очарован. Он уезжал из Холлингфорда, удивляясь тому, что исполнил свой долг и получил от этого удовольствие. К миссис Гибсон и Молли он испытывал обычные дружеские чувства, и ему было все равно, увидит ли он их снова. Но к мистеру Гибсону он испытывал теплое уважение, сильную личную симпатию и был бы рад, если бы она переросла в дружбу, для которой бы нашлось время в этом беспокойном мире. И он определенно решил больше видеться с Синтией; его жена должна узнать ее; она должна остановиться у них в Лондоне и показать себя свету. Но, вернувшись домой, мистер Киркпатрик обнаружил, что его ждет очень много работы, и ему придется запереть зародившуюся дружбу и добрые планы в надежном шкафу своей души и отдаться душой и телом неотложным делам. Но в мае у него нашлось время, он взял свою жену на Академическую выставку, где выставленные портреты настолько поразили его своей схожестью с Синтией, что он рассказал своей жене о ней и о своей поездке в Холлингфорд больше, чем сделал это ранее. В результате, на следующий день миссис Гибсон было отправлено письмо, в котором Синтию пригласили навестить кузенов в Лондоне, и напомнили ей много незначительных случаев, которые произошли, когда она бывала у них ребенком, чтобы протянуть нить дружбы из прошлого в настоящее. По получении это письмо было по разному воспринято четырьмя людьми, сидевшими за утренним столом. Сначала миссис Гибсон сама прочитала его. Затем, умолчав о том, о чем в нем говорится, дабы ее слушатели пребывали в неведении, к чему относятся ее замечания, она сказала:

- Думаю, они вспомнили, что я им более близкая родня, чем она, но никто не думает о семейной привязанности в наши дни. Он мне очень понравился, купил мне новую поваренную книгу, все для того, чтобы сделать приятное и угодить, как он привык, - она произнесла эти слова печальным, обиженным тоном, но так как никто не знал, о чем она говорит, было трудно ее утешить. Ее муж заговорил первым:

- Если вы хотите, чтобы мы посочувствовали вам, расскажите нам, какова природа вашего горя.

- Полагаю, он предполагал оказать дружеское внимание, только я думаю, что сначала следовало спросить меня, а не Синтию, - ответила она, снова прочитывая письмо.

- Кто это он? И что вы подразумеваете под «дружеским вниманием»?

- Мистер Киркпатрик, разумеется. Это письмо от него, и он хочет, чтобы Синтия поехала и навестила их, и ни слова ни обо мне, ни о вас, мой дорогой. Я уверена, мы сделали все возможное, чтобы его пребывание у нас было приятным, и ему следовало сначала пригласить нас.

- Так как у меня нет возможности поехать, мне это неважно.

- Но я могла бы поехать, во всяком случае, ему следовало оказать нам любезность: это всего лишь надлежащий знак уважения. К тому же так неблагодарно с его стороны, когда я намеренно отдала ему свою гардеробную!

- А я переодевался к ужину каждый день, пока он был здесь, если уж перечислять жертвы, на которые каждый из нас пошел ради него. Но, несмотря на это, я не ждал, что он пригласит меня к себе. Я буду только очень рад, если он снова приедет ко мне.

- Я склонна запретить Синтии ехать, - задумчиво произнесла миссис Гибсон.

- Я не могу ехать, мама, - краснея, сказала Синтия. – Все мои платья такие поношенные, а мою старую шляпку нужно переделать на летнюю.

- Но ты можешь купить новую. Я уверена, сейчас самое время купить тебе другое шелковое платье. Ты, должно быть, много отложила, я не помню, когда ты покупала себе новую одежду.

Синтия начала что-то говорить, но резко остановилась. Она продолжила намазывать масло на тост, но держала его в руке, не откусив ни кусочка. Не глядя ни на кого, спустя пару минут молчания, она снова заговорила:

- Я не могу ехать. Мне бы очень понравилась эта поездка, но я действительно не могу. Пожалуйста, мама, напиши ответ немедленно и откажись.

- Чепуха, дитя! Когда человек в положении мистера Киркпатрика предлагает свое расположение, не стоит отказываться, не предоставив основательных причин. С его стороны это так любезно!

- А что если тебе поехать вместо меня? – предположила Синтия.

- Нет, нет! Так не пойдет, - решительно возразил мистер Гибсон. – Ты не можешь передавать приглашение таким образом. На самом деле, Синтия, эта отговорка из-за одежды кажется очень банальной, если у тебя нет других причин для отказа.

- Это настоящая, истинная причина для меня, - сказала Синтия, взглянув на него. – Вы должны позволить мне судить себя самой. Не стоит ехать туда в потрепанной одежде, даже на Даути-стрит, насколько я помню, моя тетя очень привередлива в одежде. И теперь, когда Маргарет и Хелен уже выросли, и они так много выходят… пожалуйста, не говорите больше ничего об этом, я знаю, этого не стоит делать.

- Мне интересно, что ты сделала со всеми своими деньгами? – спросила миссис Гибсон.- Ты получаешь двадцать фунтов в год, благодаря мистеру Гибсону и мне. Я уверена, ты не потратила больше десяти.

- Мне не хватало многих вещей, когда я вернулась из Франции, - ответила Синтия тихим голосом, явно обеспокоенная всеми этими расспросами. – Прошу, давайте решим сразу. Я не поеду, и точка, - она встала и вышла из комнаты довольно внезапно.

- Я ничего не понимаю, - заметила миссис Гибсон. – А ты, Молли?

- Я тоже, я знаю, что ей не нравится тратить деньги на платья, и она очень экономна, - Молли сказала так много, а затем испугалась, что причинила сестре вред.

- Но тогда у нее где-то должны быть деньги. Я всегда полагала, что если у вас нет экстравагантных привычек и вы не живете свыше ваших доходов, то к концу года у вас должна лежать некая сумма. Разве я не часто так говорила, мистер Гибсон?

- Возможно.

- Что ж, тогда применим тот же самый довод в случае Синтии. И я спрашиваю, что стало с деньгами?

- Не могу сказать, - ответила Молли, видя, что к ней обращаются. – Она могла отдать их кому-нибудь, кто в них нуждается.

Мистер Гибсон отложил свою газету.

- Совершенно ясно, что у нее нет ни платья, ни денег, необходимых для поездки в Лондон, и что она не хочет, чтобы ее расспрашивали на эту тему. Ей нравятся тайны, я же их не выношу. Тем не менее, я считаю, что для нее желательно поддержать знакомство, дружбу, все равно, как это назвать, с семьей отца. И я охотно дам ей десять фунтов, и если этого недостаточно, что ж, либо вы должны помочь ей, либо она должна обойтись без лишних предметов одежды или чего-то другого.

- Вы никогда не были так добры, дорогой, вы щедрый человек, мистер Гибсон! – воскликнула его жена. – А ведь вы всего лишь отчим! А так добры к моей бедной девочке, выросшей без отца! Но, Молли, милая, думаю, ты признаешь, что тебе тоже очень повезло с мачехой. Разве не так, дорогая? А какие приятные беседы мы будем вести наедине, когда Синтия уедет в Лондон! Не уверена, лучше ли мы ладим с тобой, чем с ней, хотя она мое родное дитя. Как правильно говорит дорогой отец, в ней есть любовь к тайнам. И если я ненавижу что-то, то это малейшие утаивания или скрытность. Десять фунтов! Они вполне ее обеспечат, купим ей пару платьев, новую шляпку и я не знаю, что еще! Дорогой мистер Гибсон, как вы щедры!

Что-то похожее на «фу» донеслось из-за газеты.

- Могу я пойти и рассказать ей? – спросила Молли, поднимаясь.

- Да, конечно, милая. Скажи ей, что неблагодарно отказываться. И скажи ей, что твой отец желает, чтобы она поехала. И скажи ей тоже, что будет неправильно не воспользоваться удобным случаем, который может со временем распространиться и на остальных членов семьи. Несомненно, если они пригласят меня, - что, конечно, им следовало сделать, - я не стану говорить, до того, как приглашать Синтию, потому что я не думаю о себе, и я самый всепрощающий человек на свете, когда приходится прощать пренебрежение. Но когда они пригласят меня, что они непременно сделают, я не буду довольствоваться незначительными намеками там и сям и заставлю их прислать тебе приглашение. Пара месяцев в Лондоне очень пойдет тебе на пользу, Молли.

Молли покинула комнату до того, как эта речь закончилась, а мистер Гибсон был занят своей газетой. Но миссис Гибсон заканчивала ее для себя ради собственного удовлетворения. В конце концов, лучше пусть кто-нибудь один из семьи, пусть даже не она, отправится в гости, чем вовсе отказываться, и никогда не иметь возможности что-нибудь сказать об этом. Так как мистер Гибсон был добр к Синтии, она тоже будет добра к Молли, и оденет ее надлежащим образом, и пригласит в дом молодых людей. Сделает все то, что Молли и ее отец не хотят делать, и помешает их общению, хотя единственное, чего им хотелось, это разговаривать много, свободно и открыто, без постоянных опасений из-за ее ревности.



[1]Королевский адвокат - высшее адвокатское звание, присваивается королевской грамотой по рекомендации лорд-канцлера. Такой адвокат выступает на процессе раньше адвокатов; термин употребляется при правлении королевы.
[2]Копьеносцы составляют свиту шерифа (главного представителя правительства в графстве) и несут пики или копья, когда сопровождают судей на выездных сессиях суда присяжных.

(продолжение)

август, 2012 г.

Copyright © 2009-2012 Все права на перевод романа
Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» принадлежат:
переводчик - Валентина Григорьева,
редактор - Елена Первушина

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью
или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  www.apropospage.ru  без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru