графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки


Читайте
любовные романы:

  Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь - «Мой нежный повар»

  Развод… Жизненная катастрофа или начало нового пути? - «Записки совы»

  Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте - «Все кувырком»

  Даже потеря под Новый год может странным образом превратиться в находку - «Новогодняя история»

  История о том, как найти и не потерять свою судьбу... - «Русские каникулы»

  Море, солнце, курортный роман... или встреча своей половинки? - «Пинг-понг»


из журнала на liveinternet

Триктрак «Они пробуждаются и выбираются на свет, когда далекие часы на башне бьют полночь. Они заполняют коридоры, тишину которых днем лишь изредка нарушали случайные шаги да скрипы старого дома. Словно открывается занавес, и начинается...»

«Гвоздь и подкова» Англия, осень 1536 года, время правления короля Генриха VIII, Тюдора «Северные графства охвачены мятежом католиков, на дорогах бесчинствуют грабители. Крик совы-предвестницы в ночи и встреча в пути, которая повлечет за собой клубок событий, изменивших течение судеб. Таинственный незнакомец спасает молодую леди, попавшую в руки разбойников...»

«По-восточному» «— В сотый раз повторяю, что никогда не видела этого ти... человека... до того как села рядом с ним в самолете, не видела, — простонала я, со злостью чувствуя, как задрожал голос, а к глазам подступила соленая, готовая выплеснуться жалостливой слабостью, волна...»

Моя любовь - мой друг «Время похоже на красочный сон после галлюциногенов. Вы видите его острые стрелки, которые, разрезая воздух, порхают над головой, выписывая замысловатые узоры, и ничего не можете поделать. Время неуловимо и неумолимо. А вы лишь наблюдатель. Созерцатель...»


На нашем форуме:

 Идеальные герои. Кто они? что можно сказать про Татьяну Ларину и Евгения Онегина? Ну, Онегин явно не идеал, наш скучающий денди. Татьяна, робкая душою, гораздо больше подходит под идеал женщины (и Пушкин ее любил). Но я думаю, она идеальна с точки зрения мужчин, но никак не женщин. Хотя и мужчины здесь лицемерят. Почему?
 Коллективное оригинальное творчество «Принимают участие все желающие. Соавторами избирается ответственный редактор-координатор, в чьи обязанности входит координация работы соавторов. Также он следит за развитием сюжета, собирает написанные отрывки и...»
 Живопись, люди, музы, художники «Со старых полотен на нас смотрят лица давно ушедших людей, мы слышим шум городов и плеск воды, видим давно прошедшие закаты и восходы, художники сохранили для нас на своих полотнах не только изображение, но и жизнь, следы былых страстей, надежд и чаяний...»
  Ужасающие и удручающие экранизации«Ну вот, дождались очередной экранизации "Войны и мира" Судя по рекламе, Наташа там блондинка и ваще... что-то неудобоваримое. Мне лично очень даже нравится "олигофренка", как тут комментировали, Хепберн...»
  Странности любви: Почему Он выбрал именно Ее? «Тема всплыла во время обсуждений "Водоворота" Почему Палевский выбрал Докки? И сразу параллельно возник этакий глобальный вопрос - почему этот мужчина выбирает именно эту женщину? Иногда - объяснение находится быстро, иногда ...»
  − Графиня де Монсоро «Эх, далека от нас эпоха рыцарей плаща и шпаги, яда и кинжала, ножа и топора… Может, оно и к лучшему. Зато у нас есть кино...»
  Слово в защиту... любовного романа? «Если попытаться дать формулировку любовному роману, то она может звучать так: история романтических взаимоотношений мужчины и женщины со счастливым завершением, т.е. взаимном объяснении в любви и разрешением всех недопониманий...»


История в деталях:

Правила этикета, Англия: «Данная книга была написана в 1832 году Элизой Лесли и представляет собой учебник-руководство для молодых девушек...»
- Пребывание в гостях
- Прием гостей
- Приглашение на чай
- Поведение на улице
- Покупки
- Поведение в местах массовых развлечений

- Брак в Англии начала XVIII века «...замужнюю женщину ставили в один ряд с несовершеннолетними, душевнобольными и лицами, объявлявшимися вне закона... »

- Нормандские завоеватели в Англии «Хронологически XII век начинается спустя тридцать четыре года после высадки Вильгельма Завоевателя в Англии и битвы при Гастингсе... »

- Моды и модники старого времени «В XVII столетии наша русская знать приобрела большую склонность к новомодным платьям и прическам... »

- Старый дворянский быт в России «У вельмож появляются кареты, по цене стоящие наравне с населенными имениями; на дверцах иной раззолоченной кареты пишут пастушечьи сцены такие великие художники, как Ватто или Буше... »

- Одежда на Руси в допетровское время «История развития русской одежды, начиная с одежды древних славян, населявших берега Черного моря, а затем во время переселения народов, передвинувшихся к северу, и кончая одеждой предпетровского времени, делится на четыре главных периода... »


Мы путешествуем:

Я опять хочу Париж! «Я любила тебя всегда, всю жизнь, с самого детства, зачитываясь Дюма и Жюлем Верном. Эта любовь со мной и сейчас, когда я сижу...»

История Белозерского края «Деревянные дома, резные наличники, купола церквей, земляной вал — украшение центра, синева озера, захватывающая дух, тихие тенистые улочки, березы, палисадники, полные цветов, немноголюдье, окающий распевный говор белозеров...»

Венгерские впечатления «оформила я все документы и через две недели уже ехала к границе совершать свое первое заграничное путешествие – в Венгрию...»

Болгария за окном «Один день вполне достаточен проехать на машине с одного конца страны до другого, и даже вернуться, если у вас машина быстрая и, если повезет с дорогами...»

Одесская мозаика: «2 сентября - День рождения Одессы. Сегодня (02.09.2009) по паспорту ей исполнилось 215 – как для города, так совсем немного. Согласитесь, что это хороший повод сказать пару слов за именинницу…»


«Новогодниe (рождественскиe) истории»


Литературные забавы

Екатерина Юрьева

Любовно-исторический роман
Водоворот

«Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу».

Марина Цветаева
Генералам двенадцатого года

Начало

Приложения (бонусы) к роману

Книга I

Течение

«И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след...»

Марина Цветаева

Глава II

Афанасьич с большим неудовольствием воспринял известие о предстоящей поездке в Литву.

− Помяните мое слово – ни к чему вам эта кутерьма, - ворчал он. - Тащиться за тридевять земель, чтоб Маришку вашу с ее девицей к армейцам свезти.

− Но нам по дороге, - пояснила Докки, придерживаясь весьма спорной версии, по которой крюк в несколько сотен верст, чтобы добраться до полоцкого имения через Вильну, казался вполне оправданным.

Афанасьич фыркнул, всем своим видом показывая: какие бы доводы ни приводила барыня в пользу этого путешествия, ей его не провести, и он прекрасно понимает, почему она поддалась уговорам своей кузины.

− Вьют из вас веревки, - пробормотал он и в сердцах крякнул.

Докки только вздохнула, видя, что не в силах умилостивить своего слугу, крайне неодобрительно относившегося к ее родне. Афанасьич вполне резонно считал, что они злоупотребляют добротой и мягкостью баронессы.

− Ну, коли решили, то куда денешься - поедем, - он покрутил ус. – Хотя прежде стоило бы гостиницу, а еще лучше квартиру снять, чтоб на улице не остаться.

− Я поговорю с Букманном, - заверила его Докки. – Возможно, у него в Вильне есть знакомые, которые помогут...

Она осеклась, сообразив, что такие вещи делаются заранее, а не в последние дни перед отъездом: письмо дойдет до места почти за то же время, за какое они сами туда доберутся.

«Но все равно стоит побеседовать с Петром Федоровичем», - подумала Докки. Ее поверенный в делах – Петр Букманн – имел обширные связи в своем кругу в России и за границей, и через знакомых мог помочь ей подыскать в Вильне приличное жилье.

− Негоже все в последний момент, – буркнул Афанасьич, который порой становился чрезвычайно упрямым.

Докки виновато на него покосилась. Крепкому, невысокого росточка слуге было лет пятьдесят от роду, и его примечательными внешними особенностями являлись пышные ухоженные усы и блестящая лысина. Он достался баронессе вместе с остальным полученным от мужа наследством в качестве привратника при доме, а также посыльного и сторожа. Некогда у него была жена, состоявшая при хозяйской прачечной; она умерла от тифа, едва успев родить сына, которого в возрасте семнадцати лет за какую-то провинность барин отдал в солдаты. По иронии судьбы Айслихт и его бывший крепостной погибли в один и тот же день в Аустерлицком сражении.

Когда Докки поселилась в доме мужа, Афанасьич отнесся к ней с небывалой теплотой и всегда находил для нее необходимые слова поддержки и утешения. Докки, чувствовавшая себя необычайно одинокой и несчастной, скоро с ним подружилась, получая немалое облегчение от общения со слугой.

После гибели барона, став полновластной хозяйкой его собственности, она не забыла, кто поддерживал ее в трудное время. Докки дала Афанасьичу вольную и выделила ему приличное денежное содержание. Но он не захотел расстаться с баронессой, которую успел полюбить как родную дочь, и все эти годы находился при ней в статусе личного доверенного слуги. Самого себя назначив ответственным за все хозяйство в доме, он исправно следил и за самой барыней: поддерживал ее, наставлял, о ней заботился и составлял ей самую понимающую и душевную компанию.

От природы смекалистый, Афанасьич был по житейски мудрым и рассудительным человеком, хотя и своенравным; порой любил поспорить – даже себе во вред. Со слугами обходился строго, но справедливо, а в обращении со своей хозяйкой позволял себе некоторую фамильярность, которую Докки терпеливо принимала, зная, что он бескорыстно печется о ее благе и переживает за нее, как никто другой.

− Не ворчи, - сказала она. – В конце концов я всегда хотела путешествовать – и вот теперь мне выдалась прекрасная возможность воплотить свои мечты в жизнь. Вильна, говорят, красивый город с множеством достопримечательностей...

Докки, сколько себя помнила, всегда интересовалась географией и историей, еще в детстве переносясь мыслями из тесной и неуютной детской комнаты в ушедшие столетия и дальние страны, описываемые в дешевых романах и редких исторических сочинениях, пылившихся на полках их крошечной домашней библиотеки. Книги и старенький полустертый глобус питали ее воображение, позволяя ей в мечтах увидеть зеленые греческие острова, шотландские вересковые пустоши, снежные альпийские вершины, виноградные сады французских долин и норвежские фьорды; древние храмы, готические соборы, средневековые замки, города с переплетающимися узкими улочками и домами под черепичными крышами...

Обустроившись в собственном доме, она завела обширную библиотеку, в которой помимо романов немалое место занимали исторические записки и дневники путешественников. Над географическими картами (коих у нее теперь было целое собрание) она проводила немало часов, изучая описываемую в прочитанных книгах местность и путешествуя по ней вместе с героями.

Как-то в гостях она разговорилась с неким господином, только вернувшимся из путешествия по Италии, и пригласила его и еще несколько своих знакомых к себе на ужин, чтобы услышать более обстоятельный рассказ о его поездке, об особенностях жизни и примечательностях тех местностей, где он побывал. Вечер получился весьма занятным, и рассказчик, и его слушатели остались крайне довольны спонтанными «географическими посиделками». В следующий раз этот господин привел с собой приятеля, некогда путешествовавшего по Греции, затем объявились и другие любители странствий, охотно делившиеся своими впечатлениями о странах, где побывали. Увеличивался и круг заинтересованных слушателей, появились завсегдатаи этих собраний, и вскоре по Петербургу разошелся слух о вечерах путешественников в доме баронессы Айслихт.

Неожиданно для самой себя Докки стала хозяйкой весьма популярного в свете салона, на который было престижно попасть – как в качестве рассказчиков, так и в качестве гостей. Сама же она, хоть и имела средства и возможности для путешествий, так никуда и не выбиралась из Петербурга, не считая ежегодных выездов на летние месяцы в принадлежащее ей новгородское имение Ненастное. Она убеждала себя, что не едет путешествовать то из-за войны, все эти годы с небольшими перерывами идущей в Европе, то из-за загруженности делами и обязательствами перед родственниками и знакомыми, то из-за отсутствия компании – не одной же ей пускаться в столь долгую, хоть и захватывающую поездку за границу.

Как-то завсегдатаи ее салона решили вместе посетить Пруссию и Данию. Они звали ее с собой, но у Докки вновь появились отговорки, по которым она никак не могла принять участие в этом увлекательном путешествии. После этого ей пришлось признаться самой себе, что она попросту боится каких-либо, даже кратковременных перемен в своей устоявшейся жизни, и не решается отправиться пусть в заманчивую, но неизвестность. Была и еще одна причина, из-за которой Докки отказалась от поездки: она остерегалась сближения с людьми и предпочитала держаться со всеми на определенной дистанции, не подпуская к себе никого более, чем того требовал светский этикет. Поэтому она продолжала путешествовать исключительно при помощи воображения, книг и рассказов, ограничивая свои дружеские связи кузиной Мари и еще одной близкой подругой - Ольгой Ивлевой.

− Как же, примечательности, - Афанасьич недоверчиво покачал головой и отправился отдавать распоряжения насчет сборов в дорогу, а также послать лакея к Букманну с сообщением, что баронесса просит поверенного заехать к ней в ближайшее для него удобное время.

Петр Федорович Букманн (по отчеству Фридрихович, но все для удобства называли его Федоровичем) прибыл в особняк Докки в тот же день ближе к вечеру с пухлым портфелем, набитым бумагами. Это был худой и очень высокий господин неопределенно-средних лет, с длинными костлявыми ногами и руками и редеющими соломенного цвета волосами на вытянутой голове. Букманн прежде был поверенным барона Айслихта, и Докки, едва вступив в права наследования, хотела было отказаться от его услуг, но вскоре поняла, что Петр Федорович - человек весьма умный и порядочный, рьяно отстаивающий ее интересы.

В этом она смогла убедиться, когда после гибели мужа ее мать попыталась вернуть дочь в родительский дом и прибрать к рукам ее наследство. Сначала от госпожи Ларионовой последовали заявления, что Докки не подобает жить одной и что она по молодости не сможет правильно распорядиться доставшимся ей состоянием. После того как баронесса нашла в себе силы категорически отказаться от притязаний матери, на свет появились некие договоренности ее родителей с покойным Айслихтом, ссылаясь на которые они якобы могли оформить опеку над дочерью, что позволило бы им завладеть наследством барона. Еленой Ивановной был нанят пройдоха-адвокат, за солидное вознаграждение взявшийся отсудить дело в суде. Вот тогда Букманн и проявил себя самым блестящим образом, полностью отстояв права своей клиентки (дело даже не дошло до суда), и с тех пор ни разу не дал повода усомниться в своей надежности.

Все эти годы он успешно занимался финансовыми делами баронессы, заметно приумножив ее состояние и доходы с поместий толковыми советами и распоряжениями.

− Очень хорошо, Евдокия Васильевна, что вы решили сами поехать в Залужное, поскольку сведения, приходящие оттуда, весьма неутешительны и, я бы сказал, сомнительны, - сказал он, едва они устроились за столом в библиотеке, и Докки посвятила его в свое намерение отправиться в полоцкое имение. За эти годы она была в Залужном всего один раз, и нескоро бы вновь посетила его, но дела настоятельно требовали там ее присутствия.

− Все очень неясно... - Петр Федорович достал документы и нацепил на длинный нос очки. – Вот...

Он заводил узловатым пальцем по бумаге.

− Очередной отчет управляющего составлен крайне небрежно, зерновые и мясо были проданы по ценам ниже, чем по губернии, - забубнил Букманн. – Оброк также ниже - в среднем по 16 рублей 70 копеек, хотя в прошлом году он равнялся 17 рублей 15 копеек... при трех днях барщины... Большой падеж скота и птицы... неурожаи...

Поверенный не раз призывал Докки разобраться с управляющим Залужного, который был нанят три года назад на место прежнего, скоропостижно скончавшегося от горячки. Тогда, вместо того, чтобы поручить Петру Федоровичу найти надежного человека, Докки по просьбе какого-то приятеля ее брата Мишеля наняла некого Семена Легасова, который служил до этого в нескольких имениях и вроде бы имел опыт в ведении хозяйства. Ей бы задуматься, почему Легасов долго не продержался ни на одном месте, но она спешила отправить в поместье управителя, за что теперь и поплатилась – за время его службы Залужное с каждым годом приносило все меньше дохода и на глазах приходило в упадок.

Судя по документам, можно было с уверенностью предполагать, что часть поступлений Легасов попросту кладет в свой карман. Недавно выяснилось, что он вступил в подряд по заделке дорог и посылает туда крестьян на работы, не испросив разрешения у Докки, как и не удосужившись внеси эту статью дохода в отчетность. Кроме того, на Легасова приходили жалобы от соседей и крестьян, что он де безобразничает, рубит чужой лес, травит собаками поля и притесняет деревенских.

Докки следовало незамедлительно разобраться и с управляющим, и с хозяйством, о явной запущенности которого свидетельствовали документы, сейчас зачитываемые Букманном. Ей ужасно не хотелось ехать в Залужное, как и вступать в тяжбы с Легасовым, но выхода у нее не было.

− Думаю, в середине мая я буду в имении, - сказала Докки, едва Петр Федорович замолчал.

− Тогда я приготовлю для вас копии отчетов, а также сравнительные цены и доходы по Могилевской губернии, - сказал Букманн и набросал на бумаге пункты, на которые баронессе следовало обратить особое внимание по прибытии в поместье.

− Еще я хотел бы, Евдокия Васильевна, поговорить о счетах ваших родственников, - он осторожно кашлянул, зная, как она не любит вдаваться в подробности, касающиеся трат ее семьи.

− Непременно, - пробормотала Докки, но едва Букманн полез за бумагами, она торопливо добавила:

− Может быть, в другой раз, когда я вернусь в Петербург? – и, не дав ему возможности возразить, заговорила о Вильне, куда ей нужно отвезти кузину, поинтересовавшись, есть ли вероятность того, что у Петра Федоровича найдутся знакомые, которые помогут ей снять в этом городе жилье.

У Букманна, увы, знакомых там не оказалось. Он мог лишь списаться с неким стряпчим в Риге, который наверняка имел связи в Вильне, но, поскольку это должно было занять порядочно времени, Докки поблагодарила и отказалась от его предложения, заявив, что Афанасьич что-нибудь придумает.

Затем, так и не дав поверенному вновь вернуться к разговору о счетах родственников, она проводила его до дверей, стараясь не замечать его укоризненные взгляды. Букманн неоднократно пытался обсудить с Докки целесообразность оплаты непомерных расходов членов ее семьи, беспокоясь, что великодушие баронессы рано или поздно пробьет порядочную брешь в ее состоянии. Но она всячески избегала бесед на эту тему, готовая поступиться какой-то частью состояния ради собственного покоя: ей было легче оплачивать пусть и крупные счета родных, чем беспрестанно выслушивать претензии брата и укоры матери,

− Так вы все же едете в Вильну? – удивилась Ольга Ивлева, когда на следующий день Докки заехала попрощаться с ней и ее бабушкой – княгиней Софи Думской.

Ольга также увлекалась путешествиями и была частой гостьей салона Докки. Они сблизились на почве не только общих интересов и взаимной симпатии, но и одиночества – обе были бездетными вдовами. Между собой у них оказалось куда больше точек соприкосновения, чем с замужними дамами, большинство которых сводили все разговоры к своим домашним проблемам, детям и мужьям. Уважая чужую личную жизнь, Докки и Ольга не лезли друг другу в душу, не пускались в ненужные откровения; их взгляды на события и людей были весьма схожи, а взаимное общение доставляло немалое удовольствие.

− Вы говорили, вас не привлекает эта поездка, - продолжила Ольга, не скрывая своего недоумения от неожиданного решения подруги, которая еще недавно в Вильну не собиралась.

− Совсем не привлекает, - призналась Докки. – Но Мари очень хочет туда попасть, а мне все равно надобно ехать в Залужное, так что нам по дороге... Мы решили поехать вместе, а из Литвы затем я отправлюсь уже в имение...

− Кхм... - громко кашлянула бабушка Ольги – маленькая сухонькая пожилая дама, клевавшая носом в огромном кресле у изразцовой печи. – Знаю я эти ваши «по дороге». Мария ваша, небось, поиздержалась, вот и тянет вас с собой – чтоб на дармовщину доехать, да обустроиться. Распустили вы, моя дорогая, своих родственничков, скажу я вам.

Для общества не было секретом, что баронесса фон Айслихт оплачивает счета Ларионовых и помогает деньгами своей кузине. Княгиня не раз намекала Докки, что рано или поздно родственники – при их-то способности транжирить деньги, - ее разорят. «Ежели вы останетесь без средств, дорогая, о вас уже некому будет позаботиться», - не раз повторяла она.

Докки только отмалчивалась, в глубине души признавая правоту Думской: родные действительно вовсю пользовались ее безотказностью, и она не умела и не могла им противостоять. Ее бесхарактерность сердила княгиню, которая, несмотря на возраст и кажущуюся хрупкость, сама обладала сильным и даже суровым характером, прославившись в свете, где имела немалый вес, своей прямотой и язвительностью, отчего ее побаивались, стараясь лишний раз не попадаться ей на глаза и на язык.

Княгиня была весьма расположена к подруге внучки и обходилась с ней без церемоний, как со своей, и Докки порой думала, как хорошо иметь такую бабушку – своих собственных она даже не помнила.

− Зато, благодаря кузине, Докки сможет вволю попутешествовать, - сказала Ольга, которая в любой ситуации всегда старалась увидеть хорошие стороны. – Я слышала, что Вильна по архитектуре близка к старинным среднеевропейским городам, весьма отличающимся от российских...

− Там город не разглядишь, - фыркнула Думская. – Вся Первая Западная армия в округе лагерями стоит, да на квартирах.

− Тогда Докки сможет воочию полюбоваться русской армией, - подтрунила Ольга. – В Вильне сейчас собрался весь цвет нашего офицерства...

− Это меня более всего и страшит, - пробормотала Докки.

− Помню, помню, - хмыкнула княгиня. – Знаю я вашу нелюбовь к военным и... да, к немцам. Но, дорогая, откуда ж взяться русским в Петербурге? Их теперь тут днем с огнем не сыскать, разве в глухой провинции. При Петре нашем Алексеиче[1] немчура сюда как нахлынула, так теперь, считай, каждый второй ежели не немец, так пруссак. Всякие там Гринберги да Гроссбухи...

Княгиня тоненько захихикала и приложилась к рюмке со смородиновой наливкой, графинчик с которой непременно находился у нее под рукой.

− И все военные, куда ни кинь взгляд, - продолжила она. - В нашей России-матушке, созданной по образу и подобию войска на марше, все служат, рапортуют и носят мундиры, и некуда деться от их армейских привычек...

Она задумалась и мечтательно протянула:

− Хотя... должна признаться, я всегда была неравнодушна к военной форме. Мундир придает особый, бравый и статный вид любому, даже самому неказистому мужчине... А уж когда на коне, да с саблей наперевес...

Она вздохнула, а Докки с Ольгой с улыбкой переглянулись. О княгине в свете до сих пор ходили легенды, поскольку при дворе императрицы Екатерины Алексеевны[2] она вела весьма оживленный образ жизни, и ее имя связывали с некоторыми известными в то время вельможами. Думская несколько раз была замужем, и даже сейчас у нее под рукой имелось несколько поклонников, всегда готовых ей услужить.

− У меня, напротив, вид военного мундира вызывает отвращение, - призналась Докки.

− Потому вы все гоняете этого... как его... Ламброда... - Думская подлила себе наливки.

− Ламбурга, - поправила ее Ольга. – Но он состоит на гражданской службе.

− Гражданские тоже, как правило, бывшие военные, - отмахнулась княгиня. – После отставки из армии многие идут служить во все эти департаменты да министерства.

− Ламбург в армии, кажется, не служил, - Ольга вопросительно посмотрела на Докки.

− Не служил, - кивнула Докки.

− Потому и такой занудный, - сделала вывод Думская и, посмеиваясь, сказала:

− Он мужчина, конечно, большой и шумный, но способен взволновать женщину, лишь напугав ее раскатами своего голоса. А ежели сердечко ее и забьется при его виде, так только от ужаса при мысли, что ей придется терпеть его докучливое присутствие и выслушивать его пустые разглагольствования.

− Зато не военный, - рассмеявшись, сказала Докки.

Она сама с трудом выносила его общество, и даже то, что он был хотя и обрусевшим немцем, и состоял на гражданской службе, с трудом можно было засчитать ему как некоторые достоинства. Ламбург казался человеком добрым и бесхитростным, но его бестолковость вкупе с беспардонностью, угодливость и трусливость были не теми качествами, которые могли привлечь к нему неглупую женщину, каковой себя считала Докки. Она никогда не поощряла его ухаживаний, но он с удивительной и раздражающей назойливостью все время оказывался рядом с ней, наносил визиты, предлагал себя в сопровождающие, приглашал на прогулки и стал завсегдатаем в домах ее родственников. Докки уже не знала, как от него отделаться, поскольку Вольдемар не понимал ее намеков и не замечал ее проскальзывающей неприязни, которую она, будучи светской дамой, не смела слишком явно демонстрировать.

Ольга и ее бабушка также еле выдерживали компанию Ламбурга, но если подруга не считала возможным что-либо говорить по его поводу, то княгиня никогда не упускала случая пройтись на счет Вольдемара.

− Вот вбили себе в голову всякий вздор! – тем временем говорила Думская. – Где это вы в наше время найдете не военных, да еще и не в мундире?! Разве смените светский круг на какой другой, где военные встречаются реже. Но почему-то мне не кажется, что общение с купцами и мещанами доставит вам особенное удовольствие.

Докки лишь повела плечами, сознавая, что перебарщивает в своих заявлениях насчет немцев и военных, но даже не пыталась перебороть в себе стойкую неприязнь к тем и другим после своего замужества. Она делала исключение только для своего поверенного-немца Букманна, которого слишком ценила и уважала, чтобы позволить в его случае взять верх собственным предубеждениям.

− Раз уж вас Маришка вытянула в Вильну, то используйте эту возможность и познакомьтесь там с достойными мужчинами. Вдруг кто по сердцу придется? Ваше вдовство, - княгиня окинула сердитым взглядом внучку и ее подругу, - вовсе не повод вести жизнь старых дев. Каждой женщине, независимо от ее возраста и жизненного опыта, нужно мужское внимание, вот что я вам скажу, мои дорогие. О, господи! – она досадливо крякнула. – Молодые, девчонки совсем, а записали себя в монашки! В любви есть свое удовольствие, которое вы никогда не получите ни от своих книг, ни от подружек, ни от...

− Бабушка! – в смущении воскликнула Ольга, которая, как и Докки, проводила годы своего вдовства в одиночестве, и, желая сменить тему разговора, обратилась к Докки:

− Катрин Кедрина ведь сейчас тоже находится в Вильне.

Катрин была их давней хорошей приятельницей. В начале весны бригаду, которой командовал ее муж, генерал-майор Григорий Кедрин, перевели в Литву, и Катрин поехала к нему, оставив детей в Петербурге.

− С удовольствием увижусь с ней, - кивнула Докки. – Разве что я не намерена там задерживаться...

− И зря, - вновь напомнила о себе княгиня. – Я вон и Ольгу пыталась туда отправить, не хочет ни в какую. Может, с Докки поедешь? – обратилась она к внучке. – Все веселее, чем здесь с бабкой куковать – молодежь вон вся в Вильне гуляет.

Ольга отрицательно покачала головой:

− Докки пробудет в Вильне лишь несколько дней, бабушка. К нам же в мае приезжает ваша сестра...

− Нелегкая ее несет, - проворчала Думская. – А ведь в Вильне такое общество!..

Она причмокнула, оживилась и стала загибать пальцы.

− Князь Вольский - камергер. Пожалуй, для вас староват, но хорош был лет тридцать назад. И этот, как бишь его... Санеев... Генерал, с лентой... Впрочем, у него жена, да и возраст уже... хм...

Княгиня бодро перечислила с десяток-другой известных и малоизвестных фамилий, припоминая чин и семейное положение каждого, и настоятельно порекомендовала Докки обратить внимание на холостых офицеров. Некоторых из них баронесса встречала в петербургском обществе и водила с ними шапочное знакомство, о других только слышала, что вызвало немалое удивление Думской.

− Дорогая, неужели вы не знакомы с Фирсовым, Ядринцевым?! – недоуменно вопрошала она. – И с Алексеевым-младшим?!

Докки только качала головой.

− Кстати, в Вильне сейчас находится и Поль Палевский, - многозначительно сообщила Думская. – Он назначен командиром кавалерийского корпуса... Только не говорите мне, дорогая, что вы и с ним незнакомы.

− Не имею чести, - ответила Докки.

Княгиня хлопнула себя по коленям.

− Ольгунь, ты слышала – наша баронесса не имеет чести быть знакомой с Полем Палевским! Уму непостижимо!

− Конечно, я знаю это имя, - пробормотала Докки.

Было никак невозможно не слышать о знаменитом на всю страну легендарном герое Аустерлица, прусской и финляндской кампаний генерал-лейтенанте графе Павле Палевском. В свете ходило много рассказов о его удивительной храбрости, необычайном таланте военачальника, а также уме, красоте и небывалом успехе среди женщин. Имя Палевского не сходило с уст петербургских дам и барышень – он был молод, богат и считался одним из самых завидных женихов.

Ольга и ее бабушка с таким неподдельным изумлением уставились на Докки, что та попыталась оправдаться:

− Вы же знаете, я не так часто выбираюсь на вечера, к тому же не посещаю приемы в военных кругах...

Действительно, баронесса ездила лишь в несколько великосветских домов, где собирались почитатели литературы, музыки и истории, всячески избегая политические и военные салоны. Также она не была любительницей больших и шумных сборищ вроде балов и маскарадов, куда выбиралась крайне редко и неохотно.

− Странно, - наконец сказала княгиня. – Палевский, когда в Петербурге бывал, ко мне непременно заглядывал. И этой зимой он был у нас, на Рождество, как сейчас помню...

− Докки тогда болела, - сказала Ольга.

− Тоже мне, нашли время болеть... - Думская с осуждением уставилась на Докки. - Но он и раньше приезжал, хотя, должна признать, он чаще в Москву наведывается – у него родные там. Ну да, может, оно и к лучшему, - подумав, добавила она. – Увлечься им ничего не стоит, а потом страдания начинаются...

− Хм, - Докки поджала губы, подумав, что ей-то это не грозит – потерять голову из-за какого-нибудь вертопраха в военной форме, вроде Рогозина.

− Вон Ольгунька-то моя все по нему сохла... - продолжала княгиня.

− Ольга?! – Докки невольно посмотрела на подругу, которая смущенно порозовела.

− Мне тогда было всего шестнадцать, бабушка, - с упреком сказала Ольга.

− Давно это было, - признала княгиня. – Она только выезжать начала. Как увидела его – в мундире да при сабле - так сон потеряла. Но он на нее не смотрел, его дамы постарше интересовали, как водится, молодому-то...

Ольга и сейчас была очень хорошенькой – темноволосая, с тонкой белой кожей и миндалевидными карими глазами. Докки про себя только удивилась, как можно было не замечать столь милую девушку. «Пустой тип», - с осуждением подумала она об этом красавчике, легко играющем сердцами женщин.

− Но это у нее быстро прошло, - вспоминала княгиня. – Как он уехал в свою армию, Ольга увлеклась Пьером Мандини – учителем танцев в частной школе, а там подросла и Ивлева встретила - тоже при мундире, между прочим, - хохотнула она.

Баронесса с интересом слушала Думскую – они с Ольгой никогда не обсуждали друг с другом свою семейную жизнь, и Докки только знала, что та прожила с Ивлевым три года, и что потеряла ребенка на первых месяцах беременности. Сблизились они, когда Ольга уже вдовела, после гибели мужа под Эйлау[3] вернувшись в Петербург в дом своей бабушки, которая ее вырастила.

− В Вильне и Ташков обретается, - княгиня вновь вернулась к обсуждению офицеров Первой Западной армии. – Гусарский генерал-майор, кажется. Князь, красавец, усищи – во! – она взмахнула рукой, показывая чудовищного размера усы. – С ним-то хоть...

Докки обреченно вздохнула, Думская покачала головой.

− Ох, беда с вами, - сказала она. – То девиц замуж нужно выдать, то вдовых не знаешь, куда пристроить. Одна маета...

Вскоре Докки, вынужденная спешить, чтобы успеть собраться и привести в порядок дела перед отъездом, тепло распрощалась со своими друзьями и уехала домой, увозя с собой насильно врученную ей княгиней Думской кипу рекомендательных писем к важным сановникам и придворным, находящимся сейчас в Вильне.

* * *

[1] Петр I
[2] Екатерина II
[3] Эйлау - сражение под Прейсиш-Эйлау 1807 г. Состоялось 26 января 1807 г. (ст.ст.) между русско-прусской и французской армиями в ходе войны с Францией стран 4-й коалиции (России, Пруссии, Англии и др.).

(продолжение)

январь-май, 2008 г.

Copyright © 2008 Екатерина Юрьева

Другие публикации Екатерины Юрьевой

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


     Top.Mail.Ru