Пепельно-розовая роза
или
Графомания, как отражение бытия Очнувшись, Мэри-Эйприл выбралась из-за останков своего любимого дивана и, хромая и пытаясь закрыть глаза, чтобы не видеть изувеченной квартиры, отправилась к зеркалу. К своему ужасу она обнаружила на щеке свежую, даже кровоточащую царапину, которую, видимо, получила при падении, что было совершенной катастрофой. Кроме того, она сломала шпильку на новых, только что купленных туфлях и вновь порвала колготки. Мэри-Эйприл бросилась к телефону, чтобы позвонить 911 или в полицию, но ее миленький желтый телефон валялся на полу, жалко раскрыв свое разбитое нутро. Она кинулась искать сумочку, чтобы взять сотовый, но не смогла ее найти. Поиски телефона заставили ее вспомнить про черного человека, выстрел и сержанта, который, вероятно, так и истекал кровью там в коридоре. Она открыла дверь и осторожно выглянула из квартиры. В коридоре было тихо и пустынно, словно здесь никогда не стреляли, и никто не падал на пол и не просил ее о последнем одолжении вызвать противную Уотсон. Значит, он ушел с Джеральдиной, даже не поинтересовавшись, что же присходит с нею, Мэри-Эйприл? «Он бросил меня! Бросил в такой момент, когда столько несчастий обрушилось на меня! Этот труп, и мебель вся поломана, и шпилька, и вторые колготки за два дня! А я сделала, как он хотел, звонила этой Уотсон, подумала, что он умирает, а он просто сбежал от меня с Джеральдиной, даже не вспомнив обо мне!» Осознание всей неслыханной подлости поступка сержанта Флемминга привело обычно жизнерадостную и оптимистичную Мэри-Эйприл в состояние такого отчаяния, что она вернулась в свою квартиру, захлопнула дверь, рухнула на порезанный диван и зарыдала. Мэри-Эйприл рыдала долго и горько, до тех пор, пока совершенно не выбилась из сил и не уснула, а, уснув, не заметила, как проспала до утра.
Утро не принесло облегчения, потому что царапина на щеке приобрела неприятный оттенок засохшей крови, и замаскировать ее не удавалось никакими средствами. Глаза покраснели от вчерашних рыданий, под ними залегли темные круги, а на нежной белой коже лица появились неприятные красные пятна. Все это лишило Мэри-Эйприл возможности выйти из квартиры при свете дня, и при отсутствии телефонной связи она оказалась отрезанной от мира. Мэри-Эйприл решила, что дождется вечера и лишь тогда выйдет из дома, хотя перспектива выходить в темноте после всего, что произошло за последние дни смущала ее столь же, сколь и альтернатива появится на публике с помятым и поцарапанным лицом, не говоря уже о мучительных проблемах с обувью.
Через час после принятия решения Мэри-Эйприл почувствовала, что хочет есть, через полтора часа есть захотелось еще сильнее, а ещё через два муки голода стали просто невыносимыми. Мэри-Эйприл была стойкой и выдержанной девушкой и пережила в своей недолгой жизни не одну диету, точнее, она постоянно сидела на какой-нибудь из них и сейчас, как назло, диета ее была мясо-овощной – ей требовалось съедать каждый день по фунту мяса или птицы, а также по фунту зеленых овощей. В холодильнике Мэри-Эйприл обнаружила кусок сыра, оставшийся от последней, сырно-фруктовой диеты, но съесть его ей не позволили природные организованность и последовательность. Муки голода стали совсем нестерпимыми спустя еще полчаса, и Мэри-Эйприл решилась на экстраординарный поступок: поход в магазинчик, где она обычно покупала свой фунт мяса, благо, что он располагался на другой стороне улицы. Учитывая обстоятельства и поврежденное лицо, Мэри-Эйприл собралась довольно быстро – через три часа она была почти готова и весьма довольна результатами своих усилий. Сначала, пытаясь замаскировать ужасную царапину, она наложила на лицо довольно толстый слой тонального крема оттенка молодого недозревшего персика, но после тщательного осмотра полученного результата, пришла к выводу, что этот вариант смотрится слишком вульгарно. Умывшись, она попыталась замаскировать рану тональным кремом фирмы Дермооут, который был разрекламирован как средство, уникально скрывающее и сглаживающее любые неровности и недостатки кожи лица, но была глубоко разочарована, потому что неровности и недостатки на коже ее лица отсутствовали, а перед царапиной Дермооут оказался бессилен. Мэри-Эйприл в раздумьях бродила по квартире, подбирая разбросанные вещи и наткнулась на валяющийся на полу журнал «Чарующая Дейзи». Пока она машинально листала журнал, из него выпала фотокарточка, Мэри_Эйприл мельком взглянула на нее, удивившись, что фото ей не знакомо, но знакомо одно из лиц на фото, и, перелистнув следующую страницу журнала, увидела снимок девушки, лицо которой украшало изображение свившейся кольцами змеи, держащей в пасти очаровательную розу пепельно-розового оттенка. «Боди-арт!» – воскликнула Мэри-Эйприл и вспомнила, что где-то у нее должен храниться набор театрального грима, подаренный одним из поклонников. Рисунок на лице – это экстравагантно, но все же лучше, чем вульгарный слой крема или еще более вульгарная царапина – ведь чувство прекрасного было неотъемлемой частью характера и сущности Мэри-Эйприл. Как ни странно, Мэри-Эйприл совершенно не умела рисовать, и ей потребовалось два часа, чтобы изобразить на щеке некое подобие розы, приняв царапину за стебель с листьями. Рисунок не был совершенен, но настолько впечатлил впечатлительную девушку, что она перемеряла весь свой гардероб в поисках подходящего одеяния и, несмотря на адские муки голода, пришла к выводу, что для этой боди-розы нужен совершенно особый костюм. Учитывая обстоятельства, Мэри-Эйприл все же пришлось смириться с выбранными из множества вариантов широкими розовыми брюками и топом-корсажем, открывающем ее прекрасные плечи, грудь и спину. Она распустила свои роскошные волосы, надела широкополую шляпу цвета опаленной листвы и застыла перед зеркалом, в восхищении от отраженного им зрелища. «Пусть сержант и Брокльхерст поймут, кого они потеряли навсегда!» – мстительно подумала она. Затем Мэри-Эйприл добавила последние штрихи – прозрачный шарф и огромную сумку – и вышла из квартиры.
Едва она захлопнула дверь, как из апартаментов миссис Окатамуль появился высокий мужчина, он равнодушно прошествовал мимо Мэри-Эйприл к лифту, зашел в него, но едва девушка хотела последовать за ним, как двери лифта сомкнулись перед ее носом. «Нахал и наглец! И даже не обратил внимания на меня!» – возмутилась Мэри-Эйприл, вздохнув, прислушалась к звукам, которые вульгарно издавал её желудок и стала ждать возвращения кабины лифта. Снова открылась дверь соседней квартиры, миссис Окатамуль в черном платье и черной круглой шляпке парижского фасона появилась перед Мэри-Эйприл и остановилась, уставившись на нее в немом изумлении.
− Миссис Окатамуль, вы не узнаете меня? Это я, Мэри-Эйприл! – игриво объявила девушка, ощущая себя, по меньшей мере, татуированной Урсулой Юндресс – образ который навеки покорил ее сердце – правда, очень голодной.
Миссис Окатамуль беззвучно, словно рыба, выброшенная на берег, открывала рот, вытаращив узкие глаза.
«Неужели мой боди-арт так плох? Ну, конечно, я же не художник и не смогла нарисовать розу так, как хотелось бы, но зачем так явно выражать свое неудовольствие?» – подумала Мэри-Эйприл. Она попыталась найти слова, чтобы ответить миссис Окатамуль на ее странное молчание, но не успела, потому что соседка вдруг издала странный звук, который можно было бы сравнить с криком удода в ночи, если бы Мэри-Эйприл когда-нибудь слышала, как кричат удоды, кинулась на девушку, схватила ее за руку железной хваткой и потащила в недра своей квартиры. От неожиданности происходящего в первые секунды Мэри-Эйприл поддалась ей без сопротивления и лишь, когда миссис Окатамуль почти затащила ее в свою обитель, поняла, что происходит что-то странное, и отчаянно завопила. В этот момент распахнулись двери лифта, и кто-то огромный и страшный кинулся на Мэри-Эйприл, отчего она закричала еще громче и рухнула на колени. Что-то загрохотало над ее головой, какие-то люди пробежали мимо, толкнув ее с двух сторон, она упала и закрыла глаза, инстинктивно пытаясь придать телу изящную позу, поскольку сегодня она была прекрасна – прекрасна, несчастна и голодна.
− Мэри-Эйприл! – услышала она вдруг хриплый мужской голос и открыла глаза, не теряя надежду, что роза на щеке не повреждена. В первую секунду она не узнала сержанта Флемминга, настолько он был грязен, изранен и дик. «Он вернулся?» – удивилась Мэри-Эйприл, тотчас же отметив, что сержанту не помешало бы помыться и воспользоваться хорошим парфюмом, например, Бьюго Хосс или Ягуар-Джип, но затем, осмотрев его внимательней, она пришла к выводу, что все-таки сержанту очень идет быть таким заросшим и неухоженным, это придает ему невероятный мужественный шарм, хотя исходящий от него запах и оставляет желать лучшего.
− Все в порядке, – сказал сержант, взяв Мэри-Эйприл за руку и помогая подняться на ноги. – Вам больше ничто не угрожает.
Он, не отрываясь, смотрел на щеку Мэри-Эйприл.
− Будь ты пр-роклята! – это кричала, потрясая над головой руками в наручниках миссис Окатамуль, ее с двух сторон держали толстый и худой полицейские.
− Миссис Окатамуль – убийца? – изумилась Мэри-Эйприл, – А я видела ее на фотографии! – вдруг вспомнила она.
Миссис Окатамуль снова издала вопль удода, а сержант тотчас же поинтересовался, где бы он мог взглянуть на это фото. Лишь после того, как Мэри-Эйприл открыла дверь своей квартиры, нашла на полу среди вороха журналов снимок, выпавший из «Чарующей Дейзи», и отдала его почему-то страшно обрадовавшемуся сержанту, она обнаружила, что ее розовые брюки непростительно испачканы. Она бросилась было в спальню, чтобы срочно переодеться, но на пути наткнулась на Джеральдину Уотсон.
− А ты что здесь делаешь? – удивилась Мэри-Эйприл.
− Спасаю тебя, – ответила Джеральдина. – Ты же сама меня вызвала!
− Это от кого же? – с подозрением поинтересовалась Мэри-Эйприл.
− От убийцы, – ответила Джеральдина и спросила: – Ты занялась боди-артом, как туземцы из племени йеллоу, что живут на острове Липелоу в Тихом океане? Ты знаешь, что женщины этого племени наносят на лица изображения цветка, который символизирует их социальное положение в данный период жизни? Например, девушкам рисуют цветок липелуйской лилии, который олицетворяет невинность, а женщины в первые годы замужества носят на лицах изображение розовой амелии, которая означает приобретение первого опыта общения с мужчиной, женщины же, прожившие в браке долгие годы...
Мэри-Эйприл, да и сержанту Флеммингу, который, забыв о службе и ранах, слушал Джеральдину, не удалось узнать, изображение какого цветка и какого цвета носят на лицах опытные йеллоуанки, потому что этот увлекательный рассказ был прерван громогласным чихом, и перед ними предстал лысый квадратный коротышка с клетчатым носовым платком в руке – инспектор Майкрофт Уотсон и с отвращением уставился на разрисованную щеку прекрасной блондинки.
− Итак, — начал Майкрофт Уотсон, раскуривая трубку, и удобно усаживаясь в известном в инспекторских кругах кресле. — Мне удалось не только в короткий срок раскрыть два... два! убийства, но и пресечь преступную деятельность банды наркодилеров, за которой давно, но безуспешно, гоняется Интерпол! — он сделал эффектную паузу, наслаждаясь формулировкой, которые далеко не всегда ему удавались, и выпустил из трубки целых два колечка дыма, что удавалось ему еще реже.
− Итак... — Майкрофт сделал многозначительную паузу, чтобы придать весомость своим словам, поскольку ему предстоял доклад у начальства, а его следовало отрепетировать, а заодно, продемонстрировать подчиненным необходимость серьезного подхода к профессии и, между прочим, напомнить им о том, что все зло в мире идет от женщин, о чем ярко свидетельствовало только что раскрытое, третье в его послужном списке, дело.
− Миссис Окатамуль — жестокий, не знающий жалости, главарь банды наркодилеров – именно она отравила несчастного Скунса, как его там...
− Урию Рафлза, — подсказал Джонс.
− Я помню... да, так вот именно она отравила этого Урию. Кстати, как вы представляете себе картину преступления, сержант?
Сержант Флемминг, чисто выбритый, вплоть до головы, по причине многочисленных ранений, царапин и шишек, нанесенных этой ценнейшей части человеческого организма, откашлялся и начал:
− Можно уверенно предположить, что Скунс встретился с Бронксом в клубе «Новая канава», где последний продал ему каким-то образом добытые сведения о делах миссис Окатамуль, ее адрес и фото, на котором видно, как миссис беседует с Белым Джеком – его банду вам, сэр, удалось обезвредить в прошлом году. Оказывается, они давно сотрудничали. Белый Джек был альбиносом, сэр, на фото он отлично смотрится рядом с этой японкой.
− Я помню, — осадил зарвавшегося сержанта инспектор, не к месту вспомнив, что именно Флемминг предположил, что кличка Белый Джек может характеризовать внешние особенности этого неуловимого типа, и оказался, к неудовольствию инспектора, совершенно прав.
Сержант бросил взгляд на Уотсона и, получив молчаливое подтверждение, что может продолжать, продолжил:
− Бронкс побоялся связываться с Окатамуль, решив, видимо, получить сумму поменьше, но сохранить жизнь, что ему это все равно не удалось. Скунс, не долго думая, отправился прямо к миссис, желая урвать жирный куш и сдуру взял с собой фотографию. У миссис, вероятно, сдали нервы, потому что она, вместо того, чтобы поручить судьбу шантажиста своим громилам...
− Среди которых, кстати, оказался Красавчик Гарри, на счету которого не один труп, — гордо вставил инспектор и выпустил еще одно колечко дыма, отчего загордился еще больше.
Сержант выдержал паузу, наблюдая как колечко, подрагивая, поднимается к потолку, привлекая взоры Верника и Джонса.
− ... вместо того, чтобы поручить Скунса своим громилам, — продолжил сержант, когда колечко дыма растаяло в воздухе, — миссис Окатамуль подсыпала в напиток, которым угощала Рафлса, яд – он полностью разлагается в организме, и при вскрытии оказывается, что человек якобы умер от сердечного приступа.
− Нам повезло, что труп был обнаружен до того, как яд разложился полностью, — вставил инспектор.
Сержант потрогал одну из шишек на голове, поморщился и продолжил:
− Нам пока неизвестно, что же произошло в квартире после того, как Скунс принял яд...
− Потому что эта... Окатамуль отказывается отвечать на вопросы! — возмутился инспектор.
− Но ему каким-то образом удалось выйти из квартиры. Видимо, почувствовав себя плохо, и, то ли догадываясь об отравлении, то ли не в силах уйти дальше, он открыл пилкой для ногтей квартиру Мэ... мисс Джейнсон, зашел и спрятал фотографию в первый попавшийся журнал, затем упал на ковер и умер, уронив пилку.
− С чего вы решили, что это была его пилка?
− Сначала не решил, но заметил, какие у Скунса ухоженные ногти. У него была очень чистая рубашка, и жилет... в общем, этот тип явно был любителем приодеться и поухаживать за собой.
− Да, — вставил Верник, — вчера мы с Джонсом показали пилку в тех местах, где бывал Скунс, и народ подтвердил, что именно ею он и пользовался.
− Миссис Окатамуль вызвала своих громил, чтобы задержать и увезти Скунса в укромное место и забрать у него фотографию – Красавчика Гарри видели в тот день поблизости — но они не нашли Рафлса. В это время М... мисс Джейнсон вернулась домой — она не могла сразу открыть дверь, после того, как в замке поковырялся пилкой Скунс – и обнаружила труп. Миссис Окатамуль то ли разбила вазу, то ли ваза действительно разбилась от крика бедняжки Мэ... мисс Джейнсон, и отправилась на шум. Она решила, что мисс Джейнсон что-то знает, и что фотография находится в ее квартире, и начала охоту за несчастной девушкой, затем приказала своим громилам убить Бронкса... они шли за вами по пятам, — бросил он в сторону виновато вздохнувших Верника и Джонса.
− Я не уверен, что эта Джейнсон не связана с этим Скунсом, не случайно же он пошел в ее квартиру! — вставил инспектор.
− Нет никаких доказательств этого, — парировал сержант, напрягая скулы.
− Женщины, от них все зло! — провозгласил инспектор.
Сержант нагло проигнорировал реплику начальства.
− Мне продолжать, сэр?
− Продолжайте, Флемминг, — у инспектора получилось четвертое колечко, и это привело его в благодушное настроение.
− Когда я осматривал труп Скунса, я обнаружил под его телом пилку...
− Это мы уже знаем, сержант, — нервно дернулся Майкрофт.
− Мэри... э-э-э... мисс Джейнсон, когда я показал ей пилку, заявила, что это не её вещь, и я подумал, что она может принадлежать убийце. Затем все эти странные события: наезд грузовика на мосту, обстрел квартиры навели меня на мысль, что убийца хочет ликвидировать мисс Джейнсон, предполагая, что она что-то знает. Ребята, — сержант кивнул в сторону Верника и Джонса, — установили, что Скунс встречался с Бронксом, а когда они вышли на его конуру и труп, и Джонс обнаружил на стене в его комнате адрес миссис Окатамуль, цепочка замкнулась. Миссис еще раз проникла в квартиру Мэ... мисс Джейнсон, но тут не вовремя появились мы с Мэ... Мэри, и я был временно выведен из строя. Окатамуль вызвала своих громил, и они увезли меня и мисс Уотсон – она оказалась возле квартиры по случайному совпадению, а громилы приняли ее за мисс Джейнсон – подальше от Лондона и бросили в заброшенный дренажный колодец. Миссис была настолько уверена, что покончила со всеми свидетелями, что, когда увидела живую и вполне здоровую мисс Джейнсон, её нервы сдали во второй раз. Если бы мы с мисс Уотсон, и Верник с Джонсом не прибыли вовремя, неизвестно, чем бы все закончилось.
− А эта... Уотсон, — сказал инспектор, морщась от мысли, что у женщины может быть такая же фамилия, как у него. — Она-то как оказалась в этом колодце? Она, наверняка, причастна к этому делу...
− У нее есть алиби, — отрезал сержант.
Сержант Джеймс Флеминг вышел на шумную лондонскую улицу и с удовольствием вдохнул привычный, насыщенный выхлопными газами воздух. Он был доволен собой и жизнью, и даже нападки инспектора Уотсона – Лысого Боксера не могли испортить его настроения. Он только что распутал сложное и опасное дело, выйдя из него живым и почти невредимым и теперь, возможно, получит премию в виде бронзовой статуэтки богини возмездия, хотя лучшая премия ждала его в виде не бронзовой, а живой Афродиты, которая, словно статуя, стояла на тротуаре возле распахнутой дверцы Порше. «Стоянка запрещена», — автоматически отметил сержант, взглянув на рисунок желтой липелуйской лилии на щеке Афродиты, то есть, Мэри-Эйприл, и поцеловал ее в нежные бледно-розовые губы. Поцелуй был прерван резким звуком затормозившей рядом машины. «Стоянка запрещена», — снова отметил сержант, нехотя отрываясь от божественных прелестей Мэри-Эйприл. Джеральдина Уотсон выскочила на тротуар, следом за ней из автомобиля появился кудрявый темноволосый молодой человек. Сержант невольно поправил ремень, поддерживающий мешковатые джинсы. Ремень этот, выделанный из шкуры буйвола, живущего в лесостепной полосе одной из затерянных на просторах Юго-Западной Азии стран, подарила ему мисс Уотсон в знак глубокого уважения, благодарности и в качестве компенсации за неправильную оценку размеров талии сержанта.
− Как здорово, что мы успели, мы хотим пригласить вас на обед в честь нашей помолвки, ведь вы спасли мне жизнь, Джеймс, и теперь вы для меня как брат! – воскликнула Джеральдина, ловко объединив в одну фразу, казалось бы, несовместимое. – Это Энтони!
Энтони Брокльхерст мрачно взглянул на сержанта, почуяв в нем потенциального или текущего соперника.
Сердце Мэри-Эйприл ёкнуло и забилось, словно канарейка в клетке.
Сердце сержанта дрогнуло и застучало, как пламенный мотор, теряющий обороты.
− Завтра, в четыре часа! – воскликнула Джеральдина.
Невесть откуда взявшийся голубь странного рыжеватого оттенка пролетел мимо, задев крылом плечо Мэри-Эйприл, она вздрогнула, следя за его полетом.
− Возьмите мой телефон, – Джеральдина сунула в руку сержанта клочок бумаги – обороты мотора начали уверенно набирать скорость.
Взор Мэри-Эйприл, следивший за полетом голубя, уперся в очки неверного мистера Брокльхерста.
− Мистер Брокльхерст... Энтони... – дрожащим голосом промолвила Мэри-Эйприл. – Я давно хотела сказать, что вам... следует поменять оправу, эта совсем не подходит к вашему симпатичному лицу!
К о н е ц
апрель, 2009 г.
Copyright © 2009 Ольга Болгова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
