|
Дорога
Притча
Человек сидел на берегу. Море было очень тихое, волны лениво наползали на песок и так же лениво откатывались обратно, линия горизонта была такой четкой как будто начерчена чьей-то умелой рукой. Ничего не нарушало этой картины, даже чайки, кружившие над водой, двигались легко и плавно.
Покой наполнял сердце и усыплял мысли. Человек понял, что он очень устал. И даже не столько от долгой дороги, а шел он уже очень давно, сколько от того, что в течение времени он постепенно потерял смысл и забыл цель своего пути. Собственно, может быть, он никогда четко и не представлял себе этого, но в начале казалось, что путь сам по себе имеет цель и смысл. Дорога была легка, а спутником - каждый, кто шел рядом. Природа, благосклонная к Человеку, ласкала и заигрывала, когда будила по утрам, и обнимала и баюкала уставшего путника, устроившегося на ночлег. Но с годами шаг стал медленнее и неувереннее, одиночество, как навязчивый попутчик, не оставляло даже в веселой компании, а природа превратилась из веселой подружки в сварливую безжалостную мачеху.
Но самым тягостным было то, что Человек забыл куда он шел, куда он стремился и с такой неудержимостью рвался в молодости. Он мучался тем, что казалось название тому играет с ним жестокую игру, прячась от него в складках памяти, как только он хочет уловить его, но мучит и не отпускает ни на минуту, когда он пытается забыть о нем. Как Человек не пытался отделаться от него, оно все время напоминало о себе тревожным сном, болью, страхом, отзываясь в разных уголках сердца. Но как бы близко оно не оказывалось, распознать его никогда не удавалось. Оно жило в нем какой-то самостоятельной не зависящей от Человека жизнью, саднило сердце, не давая покоя даже в такие мирные минуты. Сумерки начали сгущаться, а ветерок заметно похолодал. Ночь, со своими темнотой и холодом давно уже потеряла для Человека бодрящую таинственность, хотелось закутаться в тепло человеческого жилища и дружеского неспешного разговора. Чем больше Человек жаждал человеческого слова, -- неважно высказано оно вслух, или осталось под кровом молчания -- тем реже он его находил. В молодости его путь проходил по многолюдным городам с шумными базарами, на которых крикливые торговцы на перебой предлагали путнику свой товар. Шелка, золото, драгоценные камни переливались на ярком солнце и манили сказочной красотой. Прекрасные черноглазые женщины загадочно улыбались, и бесшумно прятались в узких кривых улочках, маня его за собой. Но путник шел вперед: все сокровища восточного базара и красота всех таинственных незнакомок принадлежали ему - все это дарил ему сам путь, и сколько еще заманчивых даров ждало его впереди.
Большие города постепенно сменились селениями, прекрасными своей тихой размеренной жизнью, богатыми садами, незатейливой песнью пастуха на рассвете. Люди были там немногословны. Под неспешную простую мелодию они занимались своим трудом: растили детей, заботились о своих садах, плели корзины, в которые собирали спелые фрукты, лепили на гончарном круге тонкие кувшины, наполняя их ароматным темным вином. Их жизнь привлекала своей тишиной и покоем. Но путник шел дальше, и тихие селения сменили пустынные степи, где бродили одичалые собаки и проходили караваны. Величавые верблюды грациозно и плавно, словно во сне, несли свои тяжелые ноши, не обращая внимания ни на редких путников, ни на задиристых собак.
Однако становилось совсем неуютно на берегу. Море угрожающе урчало у ног Человека, а ветер забирался под ветхую одежду и пробирал до кости. Оглядевшись, Человек увидел неподалеку костер, в его свете были видны люди, которые сосредоточено трудились, перебрасываясь друг с другом редкими словами. Человек встал и пошел к ним. Было бы здорово разделить с ними труды, влиться в их трудовую семью, а потом вместе отдохнуть у костра и, согревшись сытной похлебкой, послушать истории, которые с давних пор складывает каждый народ. Когда Человек подошел к трудящимся, никто на него не обратил внимания, все были поглощены общим делом. Человек присел у костра и начал наблюдать за работниками. Приглядевшись, он увидел, что одни, согнувшись что-то собирают на земле, наполняя носилки. Другие переносят груз к третьим, которые его аккуратно укладывают в большие корзины. Несколько человек, самых старших по возрасту, стояли около корзин, считали в слух и что-то записывали в толстые тетради. Люди сосредоточенно двигались, иногда задевая друг друга и глухо бранясь. Но сколько Человек не смотрел, он не мог понять, что же они собирают. Подойдя поближе, он увидел, что руки людей, как и их носилки и корзины, совершенно пусты. Монотонное движение работников, глухие голоса счетоводов и тепло костра усыпили Человека. А когда он проснулся утром, никого не было, ветер с моря разметал угли догоревшего костра, и уже ничто не напоминало о тех, кто зажег его накануне. * * *Солнце клонилось к западу, но песок был еще раскален, и его тепло чувствовалось даже через сандали. Синие тени от редких чахлых деревьев росли и тянули к путнику свои цепкие многопалые руки. Скоро совсем стемнеет, темнота в пустыне наступает мгновенно, как будто кто-то огромным платком накрывает все вокруг. Надо было устраиваться на ночлег. Вдали глаз различил небольшую хижину, подойдя поближе, Человек увидел фигуру стоящую на пороге. Может быть, здесь он найдет приют? Хорошо бы. Человек окликнул хозяина хижины, но тот не оглянулся, он смотрел на заходящее солнце. Молчание не удивило Человека, он уже давно привык слышать его в ответ, и за молчанием он все чаще ощущал пустоту. В молодости люди сами обращались к нему, путь его был наполнен множеством звуков, многоголосых разноязычных, они разлетались, как птицы по небу, расцветали, как цветы на лугу весной, но сейчас нередко лишь молчание было ему ответом.
Человек повторил свое приветствие. Хозяин хижины медленно повернулся и, улыбнувшись, сказал:
- Здравствуй, добрый человек, ты устал. Заходи, отдохни с дороги и подкрепись.
Хозяин был совсем старик, маленький, сухой, с удивительными глазами: на высохшем, обоженном солнцем лице, они сияли молодым огнем. Старик и путник зашли в хижину и расположились перед небольшим очагом, в котором уже кипела похлебка. Накрывая на стол небогатую трапезу, Хозяин рассматривал пришельца:
- Ты долго идешь. Куда же?
- Куда! - Если бы Человек знал ответ на этот вопрос. - Раньше я знал, куда иду, или мне так казалось, во всяком случае, я не искал дороги, она сама расстилалась передо мной. Теперь все иначе. - Человек помолчал и добавил, - теперь я знаю только, что должен идти. - Да, память часто смеется над нами, - тихо промолвил Старик, глядя на огонь и покачивая головой.
- А ты провел здесь всю жизнь?
Человек обвел взглядом такое же ветхое, как его хозяин жилище, где кроме старых, забывших свой прежний рисунок ковров и нехитрой домашней утвари ничего не было. Маленькие окна, почти не пропускающие света, низкая дверь, перекосившаяся от времени и непогоды, теперь издавала жалобный скрип при всяком дуновении ветра и большой закопченный очаг, дающий старику и свет и тепло и обед - вот и все. - Неужели тебе не хочется уйти отсюда, узнать, что лежит за этими стенами, в конце этой пустыни?
Старик взглянул на Человека и усмехнулся:
- Нет, ведь пустыня - не место, а время. Люди все время куда-то идут, скачут, плывут. Они не останавливаются, чтобы дать ногам отдохнуть, а голове понять - зачем все эти трудности и скорби дорог. Они забыли, что самое относительное в их пути - передвижение. Сидишь ли на месте, или ходишь по свету движения не избежать: я перемещаюсь по отношению к путникам, путники по отношению ко мне, и все мы по отношению к Солнцу. Все относительно на нашем пути. Относительность - его проклятие.
У Человека на душе заскребли кошки, ему стало невыносимо тоскливо: "Надо же и этот старик, который и не видел-то ничего, кроме этой грязной хижины, заброшенной в голой пустыне, и от силы за всю свою жизнь сделал столько шагов, сколько Человек проходил за день, и он рассуждает о дороге, о ее смысле!". Однако, что-то подсказывало Человеку, что этот старик не так уж
не прав. Ну что дало Человеку расстояние, которое он прошел? Он не стал богаче, он не стал умнее, он не стал счастливее. Скорее
наоборот, пройденные версты принесли разочарование и боль, силы и деньги были растрачены, а знания… он много слышал и видел, но это совсем не приближало его к обретению смысла его пути. Он забыл даже название земли, куда он так долго шел.
Старик продолжал:
- Я сижу здесь очень много лет, и слышал рассказы путников о разных странах, где они были, о дорогах, которые они прошли, о людях, что они встретили, но сколько бы они не ходили по свету, никто из них ничего не знал о конце дороги - куда она приведет, и зачем нужно тратить столько сил и средств, если всегда наступает конец.
"Конечно, лучше сидеть сиднем в пустыне, - с горечью подумал Человек, - тогда уж и сожалеть-то ни о чем не придется". - А знаешь почему в начале своего пути ты знал куда идти? - вдруг спросил Человека Старик.
Человек вопросительно уставился на непонятно чему улыбающегося Старика.
- Потому, - начал Старик, - потому что в начале, в самом начале, ты еще помнил о земле, из которой ты родом. Она-то и давала тебе ощущение того, что ты знаешь суть. Начало и завершение людского пути в конце концов сходятся в одном месте, из которого мы все когда-то вышли. Это место, - продолжал Cтарик, - и есть выход из пустыни относительности.
Человек усмехнулся:
- И ты, конечно, знаешь, что это за таинственная земля, откуда начинается и куда через пустыню приводит человеческая дорога? - Я ее видел во сне. - И чем же она отличается от всех остальных земель, которые люди проходят в бесчисленном количестве за свою жизнь?
- Ее можно узнать по свету, который освещает ее. Да, и, конечно, свобода, - поторопился добавить Старик.
- Что значит - свобода? Путник и так свободен. А свет? Солнце освещает все земли, что мы проходим.
- Ты сам поймешь, когда попадешь туда.
Собеседники замолчали.
Молчание наполнило хижину. И вдруг Человек почувствовал, что молчание не пустое, оно было каким-то теплым, таящим в себе что-то родное для них обоих с этим незнакомым стариком, что-то очень важное, интересное, живое.
- Есть еще одна вещь на нашем пути свободная от относительности", - тихо сказал Старик.
- Что же это? - Наше родство. Это оно дает нам возможность понимать друг друга, даже не зная языка. - Родство! Но уж это смешно! - возмутился Человек. - Ничего себе родственничек, - подумал он про себя, - а ведь он сразу показался мне каким-то странным. Ну надо же такое придумать?! - Но почему-то сердце совсем не возмутилось сообщению Старика, скорее наоборот. Человек вдруг почувствовал, как стало тихо, мирно и уютно ему в этой убогой хижине. "Родство…" - снова отозвался его ум, не желающий сдаваться, но все-таки уже не так уверенно и пренебрежительно. Вот почему молчание Cтарика показалось Человеку таким неожиданно родным. Теперь оно казалось ему огромным, словно шар, пространством, в который можно погрузиться, и было прозрачным, но сердцевина его сияла глубокой синевой.
Родство многое объясняло и со многим примиряло, и, несомненно, приближало Человека к нахождению потерянного прежде направления его пути, хотя он так и не вспомнил названия заветной земли.
Молчание становилось все полнее, на сердце сходил покой, которого давно Человек не знал, и он тихо заснул.
Когда он проснулся утром, Старик был уже на ногах. "Сегодня прекрасное утро", - поприветствовал он проснувшегося гостя. Человек встал, но уходить ему не хотелось: давно его сердце искало и ждало пристанища. Старик словно прочитал его мысли:
- Тебе надо идти. Иначе не найти потерянного.
- А как же ты? Ты сидишь на одном месте, и лишь во сне видишь ту прекрасную землю, о которой ты мне рассказывал накануне. Как же ты попадешь туда? Земля - не путник, и не караван, сама к тебе не придет.
Старик усмехнулся:
- Не всё достигается ногами.
Было жаль уходить, но Человек понимал, что Старик прав: надо идти. Он простился с радушным хозяином и пошел прочь. * * *
Солнце стояло в зените, в изнуряющей жаре идти было трудно, но путь еще предстоял долгий. Ни ручейка, ни чахлого деревца, дающего хоть немного тени, нигде не было видно. Каменистая пустыня простиралась на все пространство, охватываемое глазом. Человек шел, опираясь на посох, вглядываясь вдаль. Но кроме прячущихся в камнях от солнца диких собак ничего не оживляло пустынного пейзажа.
Вдруг вдали послышался лай. Странно, что могло так взволновать собак? Даже маленького облачка пыли не поднималось над дорогой, - ни каравана, ни путника - Человек был на дороге один. Лай стал отчетливее, и когда Человек поднялся на холм, он увидел стаю собак, они прыгали вокруг большого камня, стараясь добраться до того, кто на нем находился. Человек подошел поближе. Собак он давно перестал бояться. Он знал прекрасный способ избавиться от них - надо лишь продолжать свой путь, повернувшись к ним спиной. Научиться этому было трудно: поначалу было очень страшно, казалось, что они растерзают, набросившись сзади, но со временем он понял, что только его собственный страх дает собакам силы. Человек старался разглядеть фигуру на камне. Фигура была невысокой, и принадлежать могла либо подростку, либо женщине. Но понять, кому из них Человек не мог: экзотическое одеяние, покрывавшее голову и тело, было так сложно задрапировано, что разглядеть, кто скрывается под ним, не представлялось возможным. Человек окриками и посохом быстро разогнал свору, это было совсем не сложно, когда нет страха. Незнакомец в это время, сидя на камне, с интересом наблюдал, как Человек сражается с собаками. Закончив, Человек обернулся и, наконец, увидел, что на камне сидела девушка, затейливый головной убор немного сполз и непослушная медная курчавая прядь вырвалась из неволи. - Кто ты? И что здесь делаешь? - спросил Человек.
Девушка ответила, но он не разобрал ни единого слова. Язык, на котором она говорила, был совершенно не знаком Человеку, он звенел, как ручеек, и казалось, что она либо смеется, либо плачет. Человек пожал плечами:
- Я совсем не знаю твоего языка.
Девушка кивнула и повторила снова, сопровождая на этот раз слова красноречивыми жестами.
- Собаки напали на меня, - изобразила Девушка, - я бежала от них пока не забралась на этот камень. Я была в отчаянии: либо они меня растерзают, либо я умру здесь от голода и жажды.
- Собак бояться не надо, тогда они тебя не тронут, - сказал Человек.
- Ты очень смелый, - показала Девушка.
- Куда же ты идешь? - спросил Человек, с трудом подбирая жесты.
- Я ищу море, - сказала Девушка и покачала руками, изображая волны.
- Я знаю, где море, но одна ты не дойдешь туда, пойдем вместе, - предложил Человек.
Девушка кивнула в ответ, он помог ей слезть с камня и они отправились по дороге вдвоем. Дорогой Девушка что-то говорила на своем языке, отчаянно жестикулируя. Человек тоже пытался ей рассказать о себе, а она кивала головой в ответ. И хотя он мало понимал из того, что она говорила, но его наполняло какое-то новое радостное чувство узнавания чего-то своего, что было когда-то потеряно и забыто. Человек смотрел на Девушку и видел в ее глазах свое отражение: поразительно, он стал как будто выше ростом, моложе, и красивее. Девушка внимательно его слушала, по-детски наморщив лобик, и шепотом повторяла новые незнакомые слова. Путь обоим казался не таким долгим, а солнце не таким палящим. Они уже шли несколько дней. Человек с интересом наблюдал, как его спутница подолгу занимается драпировкой своего удивительного наряда. Это походило на исполнение некого ритуала, Девушка сосредоточенно, выверенными жестами мастерила наряд. На это уходило много времени, и Человек нервничал. Не то чтобы он куда-то торопился, просто он не привык проводить время таким образом. И, честно говоря, ему совсем не понятно было, зачем нужно ходить в такой неудобной одежде. Или этот ее странный убор на голове? От жаркого солнца вполне подошел бы и простой платок. Он часто видел их на женщинах в пустыне: платок покрывал голову и плечи, спускаясь тяжелыми кистями к подолу платья. А тяжелый тюрбан Девушки только мешал ей в дороге.
- У тебя очень странное платье, я никогда не видел таких. - Значит, ты не был в нашем городе, - гордо ответила Девушка. - Женщины там одеваются еще красивее: шелковые ткани их нарядов переливаются всеми цветами радуги, складки заколоты изящными булавками и брошами, а шею и запястья украшает множество тонких цепочек, бус и браслетов. Девушка, замолчала, продолжая заниматься своим платьем. Заронить сомнение в ее сердце относительно наряда оказалось не так-то просто. Человек рассердился: - Ты тратишь столько времени на сборы, а дорогой ты постоянно путаешься в бесчисленных складках и спотыкаешься. Мы идем гораздо медленнее, чем я привык ходить, и только из-за твоей одежды. Девушка молчала. Было видно, что она обиделась: губы дрожали, она едва сдерживала слезы. Человеку стало жаль ее. Насупившись, она в своем нелепом тюрбане была похожа на ребенка, играющего в падишаха. - Прости, я не хотел тебя обидеть, наряд у тебя, конечно, очень красивый, просто мне казалось, что тебе неудобно в нем.
Девушка шмыгнула носом. - Да, он очень неудобный, но в нашем городе ни одна женщина не позволила бы себе выйти из дома, не убрав себя соответствующим образом. В простом платье там ходят только очень маленькие дети. Девушка была растеряна: Человек, которого она случайно встретила несколько дней назад на дороге, незаметно для нее самой вдруг стал таким значительным, что заслонил от нее ее родной город, его законы и традиции; доводы этого чужака и даже его молчание теперь было для нее более убедительным, чем все то, чему ее учили с детства. Она не стала драпировать бесконечные складки наряда, который ей самой вдруг показался чужим и совсем нелепым рядом с простой одеждой Человека. Обвив стан полотном, она накрыла голову свободным концом.
Человек внимательно смотрел на перемену: платье оказалось куда проще прежнего, и неожиданно, как будто бабочка скинула неуклюжую куколку, Человеку явилась Девушка. Раньше он видел ее лицо, иногда упрямая курчавая прядь падала на лоб, гибкие руки создавали свой удивительный язык жестов, тонкие лодыжки звенели браслетами, маленькие изящные ступни быстро мелькали по дороге. Теперь он увидел ее всю: отдельные знакомые фрагменты вдруг слились в одну прекрасную невиданную доселе картину женской красоты. - Ты очень красивая, - произнес Человек. Девушка в ответ улыбнулась. Она начала привыкать жить в новом наряде. Теперь Человек и Девушка двигались значительно быстрее. Они уже подошли к краю пустыни, впереди синели горы, а за ними, по словам Человека, лежало величественное таинственное море. Море, которое влекло ее всю жизнь, и всю жизнь было недосягаемым, теперь оказалось так близко. Нетерпение встречи с морем, ее реальность кружили голову, но к сердцу подкатывал холодок. Страшно встретиться с тем, о чем мечтал всю жизнь. Но не только это тревожило Девушку: за достижением цели так часто следует разлука с тем, с кем к этой цели шел. Но впереди были еще горы. Странно, но близость моря действовала на нервы и спутнику Девушки. Человека что-то мучило, что-то точило изнутри. Беззаботность и легкость последних дней бесследно исчезли.
- Послушай, а зачем тебе море? Девушка удивленно посмотрела на Человека, казалось она сама не очень хорошо представляет, что собирается там делать. - Мне очень надо его увидеть, - робко проговорила она. - И что? Его вопрос поставил Девушку в тупик, волнение давало себя знать. - Я должна войти в него. Нетерпение Человека переходило в раздражение:
- Зачем? Девушка смутилась, ей никому никогда не удавалось объяснить этого, хотя она так ясно все чувствовала. А сейчас все ополчилось против нее: чужой язык, ее смятение и раздражение Человека. Слова языка, на котором говорил Человек, казались совершенно неприемлемыми и неудобными, жесты не выражали ничего, и только ее родной язык был чуток к ее сердцу. И она стала рассказывать Человеку о своей мечте на том языке, который мог это сделать. Человек молча слушал. Голос Девушки был тихий, но сколько в нем было силы, он переливался всеми оттенками чувств. А Человек был совершенно глух, он не понимал ни слова. Девушка так быстро усвоила его язык, что ему не было никакой необходимости учить ее язык. Да разве это было возможно? Ну разве можно его понять?!
- Боже мой, что за нелепый язык?!, - в отчаянии вскричал Человек.
- Ты просто его не знаешь, - помедлив, сказала она. - И не хочу знать!
Девушка замолчала. Молча они шли по горам. Молчание не нарушилось даже, когда, поднявшись на вершину, они увидели расстилающуюся вдали гладь моря. Также молча они поели и устроились на ночлег. Человек лежал на спине и смотрел на звезды. Глупо, конечно, все получилось. Зачем он обидел ее? И ничего против ее языка он не имел. Какое-то раздражение просто душило его. Ужасно глупо. Ну ничего: завтра утром он все исправит, он попросит у нее прощения.
Солнце еще не показалось, а только осветило самый краешек неба, когда Человек проснулся от того, что почувствовал на себе взгляд. Он открыл глаза. Рядом сидела Девушка, она была снова задрапирована в одежду родного города. - Я ждала, когда ты проснешься, чтобы сказать тебе, что теперь я пойду одна.
- Почему? - Потому что ты не можешь понять меня.
Боже мой, какая нелепость?! Человек чувствовал, что сейчас надо все объяснить и попросить прощения, как он хотел сделать накануне. Но почему-то не мог вымолвить ни слова. Он молчал. Пауза длилась бесконечно долго. Потом Девушка поднялась, тихо произнесла: - Прощай, - и пошла прочь. Он видел, как она все дальше и дальше уходит, ее еще можно было догнать и остановить. Но он не двигался с места и не произносил ни слова. Она скрылась, спустившись с горы. Обида, страшная обида разлилась по всему сердцу Человека. Она получила все, что хотела. Вот и все. Из-за какой-то ерунды, да и это только предлог. В конце концов, он сделал то, что обещал. Ведь это ей надо было море, а он только помог ей добраться до него. Вообще-то он как-то размяк. Столько лет он шел один, встречался с другими путниками, когда их пути шли рядом, и расставался, когда пути расходились в стороны, и не нуждался ни в их участии, ни в их верности. Смешно даже думать об этом: какая может быть верность на дороге? Ничего, сейчас он возьмет себя в руки. К восходу солнца он уже будет на ногах на пути к своей земле.
Приободрившись, Человек поднялся и с особой тщательностью принялся готовить себе завтрак. Даже решил немного себя побаловать: жизнь его не изменилась и продолжает приносить свои маленькие радости. Непонятно, почему он так разнервничался под утро, наверное, спросонья. Человек приходил в прекрасное состояние духа, с удовольствием поглощая непривычно изысканный и обильный завтрак, он даже что-то напевал себе, как в давние времена. Ну что ж пора идти. Вопрос - куда. Назад - не имеет смысла. Значит, надо выйти к морю и пойти вдоль берега, здесь это - единственный путь. К морю, так к морю. * * *Близость моря проявлялась в тягучем, влажном воздухе, он приносил с собой облака, которые постепенно становились гуще и темнее. Резкие порывы ветра рвали одежду. Осень. Мысли Человека, которые он бодрил и подгонял с утра, теперь медленно катились по бескрайнему полю его памяти. Он потерял ориентир в пути. Он не помнил, когда это произошло. Но сейчас осознал это, как никогда ясно. Забытое название конечной цели его пути теперь не билось внутри него, не пряталось, оно зияло пустотой. Пустота. Она все-таки настигла его. В начале пути ее почти не было видно, она пряталась под пышными одеждами, при встрече опускала глаза и тушевалась, но все равно непрестанно преследовала его, таясь в зеленой траве, путаясь в ветвях деревьев, мелькая по улочкам городов. С годами она явно стала хозяйкой положения: в шумном веселье, в разгоряченном споре, в томном шепоте незнакомой красавицы, - везде вдруг проявлялась маска пустоты и злобно скалилась. Теперь она прибрала к рукам его сердце. Тоска и безысходность - кровожадные дети пустоты - терзали, жгли, саднили все внутри, от чего не было избавления, потому что все было уже поздно. Поздно. Как приговор конца пути. Старик обманул, никакого света в конце Человек не увидел. Там гримасничала в беззвучном хохоте все та же пустота. Почему ему казалось когда-то, что обещанное ему пристанище, его земля должна назваться как-то иначе, легче, светлее, свободнее? Пустое. Человек вышел на берег. Свинцовое, потерявшее прозрачную синеву море расстилалось во всю ширь, охватываемую глазом. Больше идти было некуда. Волны то нежно лизали прибрежные камни, кокетливо пенясь у подножия кружевной белоснежной пеной, то шумно обрушивались на них со всей своей силой, разбиваясь фонтаном отчаяния в тысячу ледяных слез, но скалы оставались безучастными, неподвижными и немыми.
Вдруг Человек недалеко у самой кромки воды разглядел знакомую фигуру. Девушка, словно свечка, стояла в простой белой рубашке, ярким огоньком трепетали не ветру обретшие свободу волосы. Сердце Человека, чуть было встрепенувшееся, бессильно и глухо упало в груди. Девушка, постояв еще немного, медленно и торжественно, словно под звуки невидимого органа входила в воду, как невеста идет к алтарю. Свечка медленно таяла в свинцовой пучине, и вот уже виднеется только яркий медно-красный огонек, еще мгновение - и он потух. Тяжелые волны сомкнулись над головой Девушки. Человек не верил, не хотел верить тому, что видел. Боже мой, какая бессмыслица. Это - пустота. Ах, подлая старуха! Она восторжествовала повсюду. Это она, алчная карга, поглотила Девушку. - Нет! Не получишь, проклятая. Она не для тебя! Человек бросился в воду, он бежал, греб, вода заливала глаза и ноздри, он боролся, с неистовой силой пробираясь сквозь упрямую толщу. Он вырвет из нее драгоценную ее добычу: что угодно, но только не это. Ну вот, она, наконец-то. Конечно, он знал, что найдет ее. Такая маленькая, хрупкая, но вода как будто налила ее своим свинцом. Отдай ее, не смей, она не твоя. С трудом, в немыслимом напряжении каждого мускула, - от нестерпимых усилий, казалось, сердце вырвется из груди, - но все-таки он одолел, он вытащил бесценную свою ношу на берег. Как поникший цветок, лежала Девушка на земле. Медленно она начала приходить в себя. Прокашлявшись, открыла глаза и узнала Человека. - Здравствуй, - он взял ее за руку. И как солнечный луч, ее измученное лицо освятила нежная детская улыбка. Но пустота не терпит поражений - она мстит. Огромная темная волна высоко поднялась, заграждая собой небо, схватила Человека, словно маленького ребенка, и, с грохотом обрушившись вниз всей своей мощью, бросила его на прибрежные камни. Нестерпимая боль пронзила все существо Человека и начала разливаться жгучей волной по всему телу, добираясь до каждой его частицы. Тысячи голосов звенели в голове дикой какофонией. Боль. Какая она безобразная, багряная, потная, с жадными маленькими красными глазками и пронзительным визгливым голосом. Боль трясла Человека, кидала, рвала, и то и дело на ее безобразной физиономии появлялась хохочущая маска пустоты. Массивная багряная туша все росла, росла, пока не заполонила собой все вокруг. Нескончаемые муки захлестнули Человека, больше терпеть было невозможно. Но в одно мгновение боль исчезла, сгинула. Ее больше нигде не было. Перед Человеком открылась бездонная синева неба. Мир и покой сошел на его сердце, он почувствовал свет и свободу, которые обещал ему Старик. Они словно заполнили все существо Человека, опустошенного измучившей его болью. Лицо Девушка заливали слезы, склонившись над Человеком, она что-то жарко шептала на своем языке, то умоляя, то заклиная кого-то. - Какой чудный, какой нежный и ласковый язык, - умилился Человек. И вдруг сквозь пелену непонятного языка проявилось забытое Человеком слово, название его земли, куда он шел всю свою жизнь. Девушка шептала, и слово звучало и наполняло собой все вокруг. Оно эхом отзывалось в рокоте накатывающихся волн, в крике беспокойных чаек и в шелесте тихого ветра.
Конец Copyright © 2007 Юлия Гусарова
|
