Если мы когда-нибудь
встретимся вновьРассказ с продолжением
- коллективная литературная игра
Это ветер от тёмной реки
Пробежал невесомый по коже,
Осторожно, мы слишком легки
Мы опасно близки
И ужасно похожи. | Это ветер и мы для него
Просто пара случайных прохожих
Он играет над сонной Москвой
как опавшей листвой мишурой наших слов
Этот ветер ещё не любовь | | | А. Кортнев | Саша осторожно двигался вдоль синих кресел, вглядываясь в таблички с номерами. «Сорок два, сорок три, сорок четыре… А… вот… есть… Сорок семь…», - мысленно успокоил он себя, как будто заветное кресло могло испариться. Бросил спортивную сумку на верхнюю полку, затем, спохватившись, потянулся за ней вновь, дернул черную молнию замка и достал из бокового кармашка квадратную бархатную коробочку кричаще-красного цвета. Подавив немужское желание открыть ее и заглянуть внутрь, Саша бережно препроводил ценность во внутренний карман пиджака, вздохнул – облегченно, уверенно зашвырнул сумку обратно, и, развернувшись, обнаружил стоящую за его спиной девушку, смотрящую на него в упор сердитыми серыми глазами. − Простите?.. – проскрипел он неожиданно для самого себя противным голосом страдающего от утренней абстиненции. − У меня сорок шестое место, - взгляд девушки был колючим, осуждающим. − Пожалуйста, - буркнул он, не пытаясь казаться вежливым, развернулся и плюхнулся на сиденье. Голова отозвалась гулким звоном и острой болью в виске. « Какие мы нежные! И страдания ближнего для нас ничто!» - уничижительно проворчал он мысленно, покосившись на соседку, на лице которой по-прежнему витало облачко презрения. «Да, но пить надо меньше, - возразил он самому себе – тем более вчера. Понимал ведь, что предстоит тебе завтра, когда с Игорьком сел отмечать «последний день холостой жизни». Так Игорь окрестил решение Саши сделать наконец предложение Лялечке, которая с явным нетерпением поглядывала на него в последнюю их встречу, ожидая чего-то важного, что, по ее мнению, должно было произойти незамедлительно: ведь она уже почти дипломированный специалист, и распределение не за горами, и ей нужно определяться с будущей, обязательно престижной работой, которую гораздо, гораздо проще получить, имея заветный штамп в паспорте, мужа, живущего в столице, со связями в нужных местах… Этих слов, понятно, Ляля не произносила, но все это было большими буквами написано на ее красивом фарфоровом личике, большой вопросительный знак зависал на пушистых Лялечкиных ресницах, томно прикрывавших синие кукольные глаза в точно выверенный момент страсти, наманикюренные розовые ноготки щекотали его шею, и Саша, расслабленный, довольный, как сытый кот, добродушно дергал Лялино ушко, согласно кивал ее музыкальному сопрано, вещавшему о том, что… Впрочем, что говорила Ляля, было уже не важно, поскольку состояние этой расслабленности, домашнего глупенького бормотания розовых губок, шелковистые светлые локоны, изысканно рассыпавшиеся на его груди, начинали приводить и его самого к мысли закрепить наконец это положение законодательно. Ему иной раз казалось, что Ляля это делает не случайно – «чтобы было эстетично» - прихотливо разбросанные по подушке волосы, продуманные жесты, даже в тот момент, когда ему меньше всего хотелось думать о том, как они выглядят - так же, как методично расставляет подаренные ему коллегами стеклянные фигурки цапли – странная прихоть, которая началась еще в юности, после первой подаренной ему отцом цапли из горного хрусталя - и Ляля всякий раз, приезжая, выстраивала стаю в строгом порядке, по «фен-шуй», как она любила повторять, возмущаясь «этому безобразию, которое ты устроил в цаплином семействе». Но, невзирая на Лялечкину глупость, знания по эстетике, этике и «фен-шуй», почерпнутые из журналов типа «Гламур», друзья Александру завидовали – вот, девочку отхватил – идеальная жена – красавица, умница, почти дипломированный специалист, готовит, сервирует, смотрит на него преданными фиалковыми глазами – что еще нужно почти тридцатилетнему состоявшемуся холостяку для полного счастья? И Саша наконец принял решение, на прошлой неделе, сразу после Лялиного отъезда домой, в Энск, отправился в ювелирный и приобрел кольцо - тонкий золотой обруч с бриллиантовой каплей на «ножке». Полвечера он задумчиво рассматривал приобретение, планировал выезд к Лялиным родителям, потом долго говорил с Лялей по телефону, пообещав приехать на выходные и намекнув на серьезность намерений, и услышал ответные, нескрываемые нотки торжества в журчащем Лялечкином сопрано. За день до отъезда начал барахлить движок Сашкиного верного бумера, машину пришлось оставить в сервисе – поломка была несущественной, но забрать к утру субботы машину уже не получалось. Саша взял билет на поезд, чертыхнувшись про себя – придется трястись с раннего утра почти пять часов в вагоне с кучей пассажиров с детьми, вместо быстрой двухчасовой поездки с ветерком. Затем он переоценил отрицательность случившегося, когда Игорь предложил этот серьезный Сашин шаг отметить как следует, поскольку «тебе утром не за руль садиться». И отметили… Так вот, по-дружески, они с Игорьком не сидели уже давно, говорить было о чем, последние тосты за полночь Саша помнил уже смутно, утром его разбудил телефон, он побрился почти на ощупь, так как глаза не желали открываться, выпил обжигающего кофе – есть не хотелось, и почти бегом отправился на вокзал, боясь опоздать на поезд. Легкий колокольный звон в ушах сопровождал его всю дорогу – кофе не действовал, плюс страшно хотелось пить. Сопровождаемый этим навязчивым звоном, он погрузился в вагон, в надежде, что, может быть, ему повезет, и хотя бы часть пути он сможет употребить на здоровый сон. Взгляд соседки выбил его из колеи – звон в ушах стал тоньше, приобретя еще более противную тональность, а осуждение, так явственно читающееся в ее серых глазах – таким ощутимым, что спать расхотелось. Он покосился на девушку, расположившуюся в кресле весьма основательно – она уже забросила дорожную сумку на верхнюю полку – Сашина джентльменская попытка предложить помощь наткнулась на искру холодного непонимания и твердый отказ: «Она легкая», сбросила веселую аквамариновую куртку, оставшись в черном топе и джинсах , достала из сумочки наушники, пощелкала пультом на ручке кресла, находя нужный канал, и с преувеличенным вниманием стала рассматривать экран , на котором мелькали первые кадры какого-то смутно знакомого голливудского боевика. В профиль ее лицо казалось вырезанным из слоновой кости – бледные, тонкие черты лица, прямые русые волосы, прикрывающие шею и уши - одной рукой она нетерпеливо отбросила падающую на лицо прядь, приоткрыв маленькое ухо с розовой мочкой. Внутри у него заворочалось что-то сонно-непонятное, алчное. «Надо меньше пить!» - Саша недовольно крутанул головой, потер в задумчивости переносицу, попытался смотреть фильм – это оказался «Крепкий орешек», боевик времен его детства. Просмотр фильма без звука не впечатлял, сон окончательно улетучился. Саша недовольно поерзал в кресле, глубоко вздохнул – эти движения не остались не замеченными соседкой, которая с некоторой готовностью вытащила один наушник и спросила: − Вам нужно выйти? − Мне нужно в бар, купить наушники, - буркнул Саша, возмутившись нотке сочувствия, проскользнувшей в ее голосе. − Конечно, - девушка иронически улыбнулась, с готовностью вытащила второй наушник и привстала, позволяя ему выйти. Он развернулся, и осторожно маневрируя в узком проходе между креслами, зацепил коленом ее ногу, неловко извинился, и пошел в бар, спиной чувствуя ее внимательный взгляд.
Купив наушники, Саша остановился у витрины, глубоко вздохнул, предвкушая недовольный Лялечкин взгляд и тонким сопрано произносимые слова: «Ну-у-у, котик, ты уже с утра успел?!», и взял пятьдесят коньяка, фисташки и кофе. Проснувшийся желудок потребовал пищи, в попытке его обмануть, Саша купил еще пакет сухариков и шоколадку. Коньяк, несмотря на явное отсутствие обещанной на бутылке выдержки, тем не менее произвел весьма благотворное действие – в голове прояснилось, колокольный звон превратился в нежный скрипичный фальцет, незаметно испарившийся. Оживший Саша с удовольствием выпил довольно неплохой кофе с фисташками, похрустел сухариками, и, чувствуя себя почти человеком, погрузился в приключения Брюса Уиллиса в небоскребе Накатоми. Однако полного погружения не произошло – вдруг некстати выплыла ироническая улыбка соседки по вагону, зазвенело снова странно и предательски внутри – он раздраженно отмахнулся, попытался сосредоточиться на фильме, потом – представил, как Лялечка ахнет, увидев кольцо, и благодарно повиснет у него на шее, недвусмысленно прижимаясь к нему сильным, загорелым телом… Тут же ему почудился нравоучительный Лялечкин голосок, изрекающий очередную расхожую истину о том, что мужчина каждые пятнадцать минут думает о сексе, и вслед за видением Лялиных загорелых ног пришло другое – насмешливые серые глаза на бледном тонком лице.... * * * На экране мелькали финальные титры. Поезд, мерно лязгая колесами, прошел уже половину пути, а Саша все медлил, потягивая вторую чашку кофе, обмениваясь с барменом впечатлениями о триумфальном участии российской сборной в европейском футбольном чемпионате, мыслями возвращаясь к попутчице. Странное это было ощущение – ему хотелось вернуться на место, завести пустой, ничего не значащий разговор, просто сидеть и слушать немножко хрипловатый, иронический тембр ее голоса, ловить на себе странно притягивающий серый взгляд, что-то говорить, вызвать к себе ответный интерес… «Зачем это тебе? - отвечал он своему желанию, – ты без пяти минут жених потрясающей девушки Ляли, которая устраивает тебя по всем параметрам, и незачем бросаться в сторону ничем не примечательных, да еще и явно недовольных тобой девиц...» Однако организм, пострадавший после бурных вчерашних возлияний, голоса рассудка не слышал, и Саша, поблагодарив бармена, кивнул и вышел из бара, непроизвольно вытянув шею и пытаясь поймать взгляд сидящей лицом к двери девушки. Оказывается, она спала, смешно уткнувшись лбом в его кресло, уронив руки на колени – он специально остановил взгляд на тонких пальцах, отметив отсутствие обручального кольца – как, впрочем, и отсутствие вообще каких-либо колец. «Это ровно ничего не значит, между прочим», - едко возмутился внутренний голос. На ее запястье висел искусно сделанный серебряный браслет, неплотно охватывая руку, между нижним краем черного топа и ремнем джинсов виднелась узкая полоска незагорелой кожи, и ворчавшее внутри иррациональное ожило, забеспокоилось, подергивая затылок мятным холодком. Александр чертыхнулся про себя, негромко кашлянул, и она немедленно, будто и не спала, открыла глаза и с любопытством посмотрела на него. − Разрешите?.. Я пройду? – подчеркнуто-вежливо произнес он, рассматривая ее в упор и с явным удовольствием отмечая ее тщательно скрываемое смущение. Он занял свое место, устроился поудобнее, испытывая удивительный эмоциональный подъем и кожей чувствуя ее взгляд украдкой. Помедлив, он посмотрел на нее, поймал - она легко улыбнулась в ответ на его улыбку, и так же иронично спросила: − Вам лучше?
− Гораздо, – он с удовольствием подхватил брошенный ему мячик. – Мы с другом вчера немного…
− Я поняла. В баре подлечились, - она снова улыбнулась. − Ну да, - ответил он, обезоруживающе ухмыльнувшись, - поговорили с барменом о футболе, о жизни – полегчало. Кстати… Меня зовут Александр.
− Даша. Ой, о футболе и я могла бы, - весело сказала девушка, привычным жестом забрасывая непослушную русую прядку за ухо – он снова почувствовал легкий укол в позвоночник. – Я болела… Наши – молодцы, так неожиданно… Даша говорила увлеченно, задорно, не жеманясь и не пытаясь ему понравиться – он это чувствовал всегда, его забавляли смешные женские попытки произвести впечатление своими особыми знаниями мужских игрушек. Он отвечал, спрашивал, слегка подшучивал – она цеплялась за его слова, подхватывала нить разговора, и это было так здорово – Саша поймал себя на мысли, что разговор ему становится интересен сам по себе, вне зависимости от той степени особой, женской привлекательности, не показной и вычурной, а удивительно нежной и гармонично строгой, которой, безусловно, обладала Даша. Они давно уже прошли футбольную тему, продолжили разговор обсуждением новинок кино, смеясь, обнаружили совпадение вкусов, дружно раскритиковали новую книгу Людмилы Улицкой за тотальную безысходность, и Саша понял не сразу, что поезд отправляется уже с последней перед конечной станции, и осталось им всего лишь полчаса пути вместе. Это осознание реальности неприятно ударило легким молоточком в висок. Он вдруг – ясно и оглушающе - понял, что ему не хочется расставаться с этой девушкой. Поняв это, он мгновенно помрачнел, и, ответив невпопад, встретился с ней взглядом, помрачнел еще больше, спросил: − Даша, вы куда едете? − Домой, - ответила она настороженно. – Я из командировки возвращаюсь. А… вы? − Я?.. – он покрутил головой, - в ... гости.
«Ах, даже так!?» - пропел противный внутренний голос. Он досадливо от голоса отмахнулся, но, решившись, с нажимом произнес: − Вообще… я к невесте ехал. − Да?.. – протянула она без выражения. – Когда свадьба? − Я ехал предложение делать, - честно ответил он. – Но… я не знаю… Даша… может, я с ума сошел… разрешите, я оставлю вам свой номер телефона… Или… оставьте свой. Может быть, еще не поздно что-то изменить. Просто я не хочу… не могу вот так, сейчас, с вами попрощаться… Мне кажется… − Не стоит, - так же, без выражения произнесла она. – Вы здесь ни при чем. Просто… я увлеклась немного. Последние десять минут они ехали молча, в тягучей, как кисель, тишине, разбавляемой перестуком колес. Он порывался что-то сказать еще, наткнулся на изменившийся ее взгляд – и стал молча собирать вещи, стараясь не коснуться ее случайно локтем – казалось, что если они прикоснутся друг к другу, наэлектризованная и вязкая атмосфера, сгустившая над ними – заискрит, ударит током. Поезд остановился. Он вышел на перрон первым – она замешкалась, дергая молнию аквамариновой курточки, упрямо глядя в пол и избегая его глаз. * * * Он понравился Даше сразу – как только она вошла в вагон, и уткнулась в его спину – он стоял, копошась в спортивной сумке, не обращая внимания на подошедшую сзади Дашу. Вот так, просто – спина понравилась, крепкий затылок, красиво постриженные темно-русые волосы. Когда он обернулся, она почувствовала едва уловимый запах вчерашней вечеринки, увидела красиво очерченный рот, загорелое лицо, глаза – светлые, необычного серо-зеленого оттенка, но потухшие и больные - и, невольно смутившись, приняла недовольно-неприступный вид. Вероятно, это его расстроило – он демонстративно уселся в кресло и засопел, игнорируя Дашино присутствие. Затем зашевелился, и Даша, руководствуясь обычной женской жалостью, участливо спросила его: может, хотите выйти? Он недовольно – она, казалось, услышала его мысленное ворчание, – пробормотал что-то про бар, вышел, зацепив ее ногой, извинился, и исчез за дверью. Не было его долго – злясь на себя и восклицая в душе – ты чего это вдруг, матушка?! – Даша пыталась смотреть фильм, а когда наконец попытки прекратила – обнаружила себя спящей в кресле, а попутчик стоял, рассматривая ее в упор – в его блестящем взгляде было иное, отличное от утреннего потухшего боления. Она улыбнулась, силясь отогнать напряженную скованность и что-то еще… вызываемые его откровенным разглядыванием, заговорила – он ответил, с удовольствием, словно ждал именно этого разговора ни о чем, дорожной трепотни, и она невольно увлеклась, зацепилась, расслабилась. Перед прибытием Даша почувствовала, что что-то изменилось – он напряженно смотрел на нее, словно решаясь. Каким-то шестым чувством она поняла, что это что-то мягкой и цепкой лапой охватывает ее, затягивает – и, сопротивляясь этому опасному и непознанному, она замкнулась, замолчала, привычно ощущая наваливающуюся на плечи обыденность.
Выходя из вагона, Даша попыталась найти Антона – он, вероятно, пошел к другому концу поезда – а Александр, стоя внизу, – протянул ей руку, и она, машинально опершись, сползла со ступенек и очутилась рядом с ним – совсем рядом, чувствуя запах коньяка, аромат горьковатого парфюма и разглядывая пульсирующую на виске жилку. Он помолчал, не отпуская ее руку, и произнес тихо и быстро:
− Даша, запомните мой номер – четыре девятки, восемь-два-семь. Пожалуйста. Позвоните! Может быть, мы встретимся снова… Она потрясла головой, выкарабкиваясь из наваждения, выдернула руку и быстро пошла вдоль перрона, выискивая в толпе встречающих Антона. Он стоял напротив вокзала – увидев его, она вдохнула глубже, помахала – он заметил, подбежал, ухватив сумку одной рукой, и прижимая к себе другой: − Здравствуй, Дашутка. Соскучился – жуть.
− Привет, - Даша внимательно рассматривала его привычное, круглое, домашнее лицо, словно пытаясь обрести уверенность, фундамент, пошатнувшийся в одночасье. – Я тоже соскучилась. − Как доехала?
− Нормально. − Чудесно, - Антон рассмеялся, не выпуская ее из объятий, и направился в сторону автостоянки, - ты, кстати, кольцо обручальное забыла на полочке в ванной. − Я потом вспомнила, - рассеянно ответила Даша, мучительно чувствуя на левом запястье обжигающий след от прикосновения руки Александра. Она даже покосилась украдкой на эту руку, словно опасаясь увидеть там метку какую-то особую – но там ничего, естественно, не было. И тем не менее она была уверена, что след остался – настолько ощутимым было это покалывание, уверена, что Он смотрит сейчас на нее, она чувствовала это спиной, затылком, ощущая легкий мятный холодок и ползание мурашек между лопатками. − ... А твой образцовый муж пропылесосил квартиру, приготовил мясо по-французски, и даже сбегал в «Строймир», присмотрел обои для новой кухни, - улыбаясь, вещал Антон… * * * Ее встретил невысокий полноватый блондин - Саша наблюдал, как он шумно чмокнул ее в щеку, перехватил сумку и, обняв по-хозяйски, повел по дорожке, ведущей на автостоянку.
Тут же налетела Лялечка, с визгом бросилась Саше на шею, зазвенела музыкально о том, что «кошмарно скучала», и почему он вчера не позвонил, почему от него коньяком пахнет – мама не одобрит… Он вполуха слушал ее сопрано и, мучительно морщась от вернувшейся головной боли, упорно смотрел на стройную Дашину спину. Лялечка потянула его к машине, не переставая петь о том, что они готовились встречать его со вчерашнего вечера, и мама накрыла великолепный стол, и обед уже ждет, а он, словно не желая просыпаться, упорно гипнотизировал затылок с русыми локонами, словно заклинание, повторяя про себя: «Если она обернется… если она обернется…» Дальше мысль вязла и додумываться не хотела. Но он вдруг поверил, что будет все так, как он задумал, вот только если она… Она не обернулась.
ноябрь, 2008 г.
Copyright © 2008 Светлана Архипова Вернуться 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью или частично запрещено |
