Светланa Беловa Н а в е я л о
5 июня 11.00. Ну наконец разгребла утренние завалы работы и появилась минутка выпить кофе и подумать. О чем, о чем − о Нем. Тем более, что он с утра не позвонил. Даже странно. Ну, и кто вчера храбрился, что ей хорошо одной. Позвоню-ка я ему сама, пока есть свободное время.
Я набираю номер, но дамский голос оповещает, что абонент вне зоны доступа. Странно! Вроде бы Марк никуда не собирался. Вчера, по крайней мере. 2.00. Марк до сих пор не перезвонил. Может, что-то случилось? О, наконец, звонок. − Я слушаю! − Здравствуй, дорогая! Прости, что не позвонил утром. Я был в аэропорту. Мои родители решили прилететь сегодня утренним рейсом. Так что то, о чем мы говорили с тобой по поводу знакомства, состоится уже очень скоро. Готовься и помни: ты обещала. − Марк, я все помню. Я практически уже смирилась. А, собственно, куда деваться? − Да собственно некуда. Мы еще немного поболтали и, распрощавшись, вернулись каждый к своим делам. Причем Марк в конце разговора сказал, что заедет к моему шефу во второй половине дня. 16.00. Видимо вторая половина дня наступила, поскольку под окнами моего офиса замаячил знакомый Туарег. Я в это время сидела бок о бок со своим замом и составляла справку для налоговой. Причем А.Г. пару раз норовил отвлечься от работы и поболтать о каких-то пустяках. Когда мы с ним хохотали над очередным анекдотом, дверь приоткрылась, и заглянул Марк. Когда он нас увидел, лицо его несколько вытянулось. А.Г. тут же сорвался с места и, улыбнувшись, ретировался за дверь. Марк же прошел и уселся прямо напротив меня. Лицо его все еще оставалось непроницаемым: − А у вас здесь довольно весело! Я попыталась сгладить обстановку: − Неправда! Ничего веселого нет. А смех − это скорее нервное. Так сказать реакция на налоговую инспекцию. − Вот как! (Кажется, обстановка не разрядилась!) Мы немного помолчали, мне тоже не хотелось в чем-то оправдываться, виноватой я себя не считала. Потом Марк поднялся и сказал: − Твой шеф у себя? Я встала следом: − Идем, я тебя провожу. − Не стоит. Я найду дорогу. Мне не хотелось, чтобы он уходил таким мрачным, и я окликнула: − Марк! Задержись на минутку. Он притормозил и обернулся через плечо. Я выбралась из-за стола и, подойдя совсем близко, тихонько проговорила: − Улыбайся чаще! Ты такой красивый, когда улыбаешься. Глаза его сразу оттаяли, и он потянулся поцеловать меня, но я уперлась ладонью ему в грудь и погрозила пальцем: − Ты нарушаешь мои рабочие биоритмы, а мне еще нужно многое сделать сегодня.
− А как ты нарушаешь все мои биоритмы! Я зайду к тебе после шефа, не уходи никуда,
о` кей?
− Не уйду! − Я приблизила к нему лицо и еще тише прошептала − Я скучала, возвращайся скорей! Марк прикрыл глаза, шумно вздохнул и, глядя исподлобья, ответил:
− Все, ритмы сбились окончательно!
Я, смеясь, отпрыгнула от него и вернулась за стол:
− Ну, иди, иди, я буду ждать!
Марк покачал головой и, повернувшись, вышел, я же села в кресло и погрузилась в волнующие мысли о Марке. К работе я видимо так бы и не вернулась, но тут зашел зам, и волнение было побеждено.
Мы с ним доделали нашу справку, и он отправился отвозить ее в налоговую, а я откинулась в кресле передохнуть. Но это мне не удалось: зазвонил телефон.
− Я слушаю!
− Алина?
− Да, с кем имею честь?
− Не узнаешь старых друзей? Ну, наверное, буду богатым. Это Глеб Гусев. Сказать, что я растерялась, это не сказать ничего о моем состоянии. Я просто окаменела. Глеб подождал несколько секунд и продолжил:
− Ты удивлена?
− Откуда у тебя мой номер телефона?
− Достал. Ты его дала на вечере встречи нашим общим знакомым, а я путем подкупа, угроз и шантажа выудил твой телефончик у них. Мне показалось, или ты мне не рада?
− У меня очень мало времени. Чего ты хочешь?
− Ну, может, мы поужинаем?
− Плохая идея. Все?
− Что значит − все? Мне хочется встретиться, пообщаться с тобой, вспомнить юность.
− А жена не будет против?
− Я вообще-то разведен.
− Интересно, почему меня это не удивляет?
− Ты, как я узнал, тоже свободна, или информация неверна?
− Я не хочу обсуждать свою личную жизнь с тобой.
− Ну, а ради нашей прошлой дружбы ты не можешь уделить мне пару-тройку минут?
− Не могу.
− Ты боишься меня? А может себя и своих чувств ко мне? Я признаю, что был неправ тогда, выбрав не ту девушку.
− Мне нет никакого дела до тебя, до твоей жизни, до твоих нравственных терзаний. Попрошу мне больше не звонить и вернуть мой номер телефона туда, где ты его взял.
− Алина, ты забыла, я ведь очень упрямый, я от тебя не отстану, пока мы не поговорим. Это всего лишь разговор, ничего больше. Или ты боишься, что старая любовь не заржавела до сей поры? В этот момент дверь открылась, и вошел улыбающийся Марк. Я быстро попрощалась и положила трубку. Но на лице у меня видимо было много чего написано, может даже и не совсем цензурно, потому что Марк нахмурился и поинтересовался:
− Меня не было полчаса, что успело произойти? На тебе лица нет.
Я машинально провела ладонью по лицу и, подняв на Марка глаза, через силу улыбнулась:
− Все в порядке. Не волнуйся, все пустяки. Просто один неприятный звонок.
− Ну, хорошо. Если тебе нужна будет моя помощь, то, пожалуйста, скажи мне.
− Нет, Марк, ничего не нужно, правда! Марк пожал плечами и посетовал:
− Ты никак не хочешь впускать меня в свою жизнь, а это неправильно. Ну, это твое дело, в конце концов. Я зашел, чтобы пригласить тебя на ужин. Есть милое местечко. Тебе понравится, и, надеюсь, ты забудешь свои тревоги.
− Прости меня, но я не смогу. Сегодня день завязывания узлом в спортзале. Так что мы, боюсь, не увидимся.
Марк несколько опечалился, но выдал мне освобождение до завтра. Потом попрощался и вышел, а я осталась с взъерошенной душой и встрепанными нервами. Только Глеба мне не хватало! Хотя я думала, что он так просто не исчезнет после нашей встречи в уик-энд. Я была просто уверена, что еще увижу его. Но чтобы он проявился так быстро, этого я, разумеется, не ожидала.
Так, сказала я себе, я подумаю об этом потом. Практически, Скарлетт О`Хара. 20.30 Припарковав в подземном боксе машину, выползаю на свет божий, совершенно вымотанная занятиями. Полное ощущение, что я до сих пор не развязалась из кошмарных узлов, в которые меня и еще десяток самоотверженно пыхтящих дам и двух субтильных юношей завязал наш инструктор по йоге Лёнчик.
Кое-как переставляя конечности, пытаюсь вскарабкаться на крыльцо своего дома, пока не утыкаюсь носом в …Глеб! ЧЧЧерт! У меня силы совершенно на исходе, а тут еще это.
На его лице − абсолютная решимость чего-нибудь от меня добиться (причем, планы свести меня в могилу не сходя с этого места, кажется, немедленно осуществятся). Пытаюсь молча протиснуться мимо него, но маневр не удается.
Глеб пытается склонить меня к беседе, на что я сейчас абсолютно не способна. Тогда он долго и нудно доказывает, что нам все же необходимо увидеться в самое ближайшее время. Только, чтобы он оставил меня в покое, даю согласие встретиться с ним завтра вечером в "Мартинике". Глеб, упиваясь собственной победой, отпускает меня домой.
Уже дома, приняв душ и плюхнувшись в кроватку, понимаю, что совершила ошибку. Но ничего не поделаешь. Во всяком случае, развяжусь с этим ужасным воспоминанием, чтобы больше к нему не возвращаться. 6 июня 12.00. Только что позвонил Марк. Извинился, что не сможет составить мне компанию за обедом и вместо этого предложил перенести встречу на вечер. Чертыхаясь и скрипя зубами про себя, тяжело вздыхая, говорю, что сегодня буду стрррашно занята вечером. Марк сдержано смиряется с моим отсутствием и кладет трубку. Чувствую себя очень скверно и даю слово, что это был последний раз, когда я так нахально обманула Мужчину моей мечты. Ведь со стороны это должно выглядеть просто ужасно: отправиться на свидание с одним мужчиной, бортанув другого.
Чтобы восстановить душевный покой, звоню Юле и договариваюсь пообедать с ней в кафешке за углом. Юлька ворчит, что практически уже забыла, как я выгляжу и требует, чтобы я подготовила подробнейший доклад о моей личной жизни за последние 3 недели. Через четверть часа мы с ней за милую душу препарируем эту самую личную жизнь, причем Юлька, хмурясь, ругает меня за излишнюю увлеченность Марком и настаивает, чтобы я не погружалась с головой в чувства, иначе…:
− Иначе, дорогая моя, эти ужасные мужчины могут почувствовать себя Царями Горы, и кто его знает… Я оправдываюсь, что вовсе никуда не погружаюсь, просто так сложились обстоятельства, на что моя строгая собеседница грозно пеняет на стремление плыть по волнам.
− Будь настороже, дорогая. Уж очень он хорош по твоим описаниям. Держи себя в руках. Да, а куда это он исчез с вашего первого свидания?
Я растеряна:
− Ты знаешь, я как-то даже и не спросила. Ну, мало ли какие дела могли быть у него. Я ведь не должна следить за каждым его шагом. В конце концов, по-моему, это не очень хорошо − не доверять друг другу.
В ответ Юлька хохочет и, захлебываясь словами, вопрошает:
− Дитя мое, тебе сколько лет? Это ж надо − доверять мужчине! Да ты меня поразила в самое сердце. Тебя надо в музее показывать и кино про тебя снимать: "Единственный в мире экземпляр невинности".
Я сердито парирую, что уж она-то прекрасно знает, что последние годы я была в эмиграции от противоположного пола, причем ей известно, по чьей вине.
− Да, кстати,− тяжело вздыхаю я. − Ты знаешь, он появился.
− Кто это?
− Н-ну, Глеб. Мы с ним сегодня встречаемся вечером.
Немая сцена.
Кое-как Юля приходит в себя и еще более грозно, чем в начале разговора, интересуется:
− У тебя, случайно, еще чего-нибудь нет в запасе, какой-нибудь мелкой такой новостюшки, а? Ты уж выкладывай все, чтобы я раз и навсегда все переварила. Слушай, я не виделась с тобой всего три недели, а ты уже такого наворотила
− Юля, не ворчи. Я только поговорю с ним, и он исчезнет навсегда. Должен же он понять, что между нами ничего быть не может после всего, что произошло тогда.
− Дорогушечка, ты вообще знаешь, что он расстался с Ольгой? Что он, скорее всего, решил тебя вернуть, если уж на то пошло. А мальчик он упорный. Я боюсь, не надо было бы тебя снова спасать.
− Юль, я девочка большая, справлюсь. Я просто ему объясню, что у меня уже есть молодой человек и расставаться с ним в мои планы не входит.
Юлька в сомнении качает головой и настоятельно просит меня перезвонить ей вечером.
18.30. Привожу в порядок стол и намереваюсь исчезнуть с благословенной работы. Тем более встреча с ужасным человеком все ближе. Хотя я пытаюсь быть спокойной, но внутри у меня поджилочки слегка подрагивают. В кабинет заглядывает шеф и ворчит:
− Сколько можно работать? Иди уже домой. Между прочим, хочу тебя обрадовать: есть определенные сведения, что мы дружим с господином Дарцевым не зря.
Я недоуменно таращу на него глаза:
− Что ты хочешь этим сказать?
− Нам пришло приглашение на тендер в "Региональной генерации". Он состоится через неделю, и наши шансы довольно высоки, и тендер − мечта: работы профильные, дорогостоящие, плательщики надежные. Имей в виду, завтра у нас будет много дел по подготовке пакета документов. Так что твой Марк...
Я протестующе поднимаю руку, но директор только усмехается:
− Ну, ладно, до завтра, дорогая!
Я машу ему и присаживаюсь у стола. М-да, мужчина моей мечты, кажется, получит еще один титул: благодетеля человечества. Я рада, конечно, что все получается так здорово, но чего-то как-то все слишком хорошо. Я встряхиваю головой, чтобы отогнать ужасные мысли, и отправляюсь на встречу с Глебом. (Черт бы его побрал!)
19.30 Я подъезжаю к "Мартинике" и, не сумев встать рядом, кое-как втискиваюсь между плотными рядами припаркованных машин во внутреннем дворике соседнего с кафе дома. Еле-еле выскребаюсь из машины, стукаюсь довольно чувствительно коленом о дверцу, потому что места для выхода практически нет, и пару минут произношу про себя весь набор ругательств. Причем, кажется, даже изобретаю новые, так у меня потемнело в глазах от боли. Хромаю через этот самый двор к "Мартинике", карабкаюсь на крыльцо, причем довольно высокое и в довершение ко всему зацепляюсь ногтем об дверь. Гнев переполняет меня, и встреча начинает раздражать, еще не начавшись. Войдя внутрь, вижу Глеба у дальнего столика и несусь к нему, совершенно злая.
Глеб предлагает что-то заказать. Я останавливаю его попытки втиснуть в меня все меню и ограничиваюсь большой чашкой "Латтэ" и блинчиками с яблоками.
В следующие пятнадцать минут Глеб продолжает свои песни восточных славян по поводу давно минувших событий. И как знать, может быть, я и отнеслась бы к нему как-то сочувственно, не ушиби я ногу, и одного взгляда украдкой под стол довольно, чтобы увидеть роскошную шишку, свидетельствующую о том, что в ближайшие пять − шесть дней я буду вынуждена носить брюки. Говорю Глебу, что мне нужно попудрить нос, вылезаю из-за стола и... нос к носу сталкиваюсь с… Ритулей (УПС!) Та начинает приветливо щебетать: − Ах, какая нежданная встреча! А мы с коллегами зашли перекусить после работы. Вы не присоединитесь? Ах, вы не одна? Ну что ж, не буду мешать! Я медленно провожаю ее взглядом и столбенею: у столика, который находится за перегородкой и поэтому не виден от входа, восседает небольшая компания, причем мужчина, который сверлит меня и моего визави (черт бы побрал этого визави!) просто каменным взглядом, мне очччень знаком. Но вид его сейчас настолько грозен, что я продолжаю стоять с открытым ртом еще с полчаса (как мне кажется). В этот момент Марк встает и направляется ко мне:
− Значит, ты сегодня ужасно занята? Извини, так это и есть твои ужасные занятия на сегодняшний вечер? Ну, в общем, занятия не очень-то ужасные, даже симпатичные. Если не ошибаюсь, это брат моей соседки, небезызвестный Глеб.
Марк кивает Глебу, который, привстав, тоже отвечает ему приветствием.
− Ты могла бы не ставить меня в такое унизительное положение и обманывать! Ну, что же желаю приятно провести время, − и Марк, круто разворачиваясь, уходит из кафе. А за ним..., за ним мчится небесное создание. Я же плетусь обратно к своему столику и плюхаюсь без сил на стул. Глеб, помолчав, спрашивает:
− Кажется, это был твой приятель? Думаю, он не очень обрадовался, увидев нас вместе...
− Заткнисссссссь, − шиплю я, и вся растерянность и обида словно выходит из меня, как из воздушного шарика.
Я встаю и, попрощавшись, совершенно опустошенная бреду к выходу. Краем глаза отмечаю недоумевающие взгляды компании Марка, вернее тех, кто там остался. В дверях я сталкиваюсь с Ритулей, которая либо не смогла догнать Марка (ходит он довольно быстро, и ноги у него длинные, мне ли не знать его ноги!), либо Марк ее отправил в отставку. На лице у нее высокомерное презрение, смешанное с плохо скрываемым удовлетворением, и она обращается ко мне:
− Вы уже уходите? Мы с Марком тоже сейчас уходим. Сегодня приехали его родители, и нас ждут, я вернулась за сумочкой. Ну, до встречи, Алина. Удачи вам.
Сил ответить ей у меня нет. Контрольный выстрел в голову был произведен мастерски, все свободны, шоу окончено и продолжаться не будет. Глеб за моей спиной берет меня за плечо, а я даже вырваться не могу: любое движение может спровоцировать прорыв плотины. Но я беру себя в руки, твердо отстраняю Глеба и марширую во двор к машине. И только усевшись в нее, понимаю, что сзади выезд перегорожен какой-то Аудюхой
Плотине хватает этой малости, чтобы прорваться окончательно и бесповоротно. В последующие полчаса я усиленно жалею себя, обливаясь слезами. Потом в стекло стучит какой-то мужик и, прижимая руки к сердцу, долго кланяется и что-то говорит. Я приоткрываю окно, чтобы услышать, чего он от меня хочет, а тот горячо извиняется:
− Девушка, простите ради бога! Что же вы так расстраиваетесь, я сейчас отъеду, успокойтесь, простите меня.
Я сердито поднимаю стекло, вытираю лицо платком, и стремительно уезжаю в освободившийся проезд. 23.30. В потолке над кроватью, кажется, дыра насквозь, я сверлю ее взглядом уже битый час. Представила, как сосед сверху встанет ночью в туалет и провалится ко мне через эту дыру, а в этот момент в спальню ворвется Марк и, грозно потирая руки, еще раз убедится, с какой абсолютно распущенной девицей он связался. На этом я ставлю жирную точку в сегодняшнем разборе полетов, причем разобрано уже все просто до молекул, дальше некуда. Завтра, все будет завтра. Завтра, 7 июня 11.30. Работа − лучшее лекарство. Я сегодня деловита, подтянута, спокойна, невозмутима, работоспособна, энергична. Снаружи. Внутри полный разброд, раздрай, развал и разгром. Дир подозрительно косится на меня все утро, но не пристает с вопросами, наверное, сквозь глаза эти "Р" все же проглядывают наружу. Несовпадение внутреннего и внешнего облика, видимо, и сбивает моего шефа с толку, удерживая от допроса третей степени. С утра звонил Глеб, но я сказала секретарше, что меня нет и не будет сегодня. Потом позвонила Юлька. Три раза сказала "Я же тебе говорила", пять раз − "Я так и знала", и раз триста − "Балда!" В общем, поддержала, как могла. Настоящая подруга. Сказала, что примчится ко мне домой после работы и проведет сеанс промывания мозгов. Пыталась отбиться, но, к сожалению, ничего на вышло. Придется сегодня изобретать какую-то еду. Хотя... Заказ суши на дом еще никто не отменял. 19.30 Мы сидим с Юлькой на диване и занимаемся эмоциональным оздоровлением: смотрим "Дневник Бриджет Джонс" и лопаем суши, запивая все это чудным винцом, которое я достала из дальних закромов. Юлька уже не ругает меня, поскольку видит перед собой совершенно раздавленное существо, тщетно пытающееся выплыть из пучины житейских проблем. Сегодняшнее держаниесебявруках жутко измотало меня. Но живительная влага "Сан райза" делает свое благое дело.
В это время звонят в дверь. Юля делает большие глаза, а я мчусь открывать. Но, увы! Это не тот, кого я ждала. Это Борис! Хм, тот, кто мне нужен, видимо, уже не придет никогда. А этот красавец топает в гостиную и плюхается в кресло, тут же начиная канючить: − Правильно! Сидят! Пьют! Едят! А я, несчастный, всеми отвергнутый, одинокий в этом жестоком городе, брошен на произвол судьбы.− Потом начинает ябедничать Юльке на мое поведение, на сплошные измены с моей стороны, на толпы мужиков, которые вращаются вокруг меня. Чувствую, что Бориса я сегодня уже не вынесу, и вскипаю. Юля пытается выступить рефери в нашей схватке. Причем Борис после моего взрыва немедленно успокаивается и остаток вечера даже пытается быть довольно милым и веселым собеседником. В конце концов вечер завершается ко всеобщему удовольствию, и я даже чувствую себя намного лучше, во всяком случае дыру в потолке просверливать не намерена. От вина глаза мои сами собой закрываются, и я погружаюсь в восхитительное бесчувствие. 10 июня
11.00. Как здорово, суббота. Восклицательного знака почему-то не последовало. Валяюсь в постели и выбираться сегодня никуда не хочу.
Через час понимаю, что лежать весь день одной в кровати − это ужасно тяжело, на ум приходят грустные мысли по поводу пустой соседней подушки, да и солнце, как назло, очень живо прорывается сквозь шторы и буквально сталкивает меня на пол. Решаю совершить сеанс шопинга. Все глянцевые журналы во весь голос твердят о том, что лучшего антидепрессанта нет. Пытаюсь проверить это на собственном опыте.
12.30. Ну, не знаю, не знаю. Пара блузок и брюки, конечно, опустошили мой кошелек, но не избавили мое сердце от хандры. Спрыгиваю с эскалатора на третьем этаже и сталкиваюсь с... Ритой. О господи, да она что, преследует меня? Рита − последний человек, которого я хотела бы увидеть и сейчас, и вообще. Она, как всегда, хороша до невозможности, вся длинноногая, длинноволосая, длинноресницая, длиннопальцая. Короче, просто победительница конкурса "Мисс Длинные части тела".
Рита делает вид, что страшно рада моему появлению на ее пути и снова начинает оглушительно щебетать. Причем щебечет такие вещи, что я рада, что мы не в оружейном магазине, и я не приобрела сейчас вместо блузок парочку винчестеров. Мне бы о-очень хотелось их пустить в дело прямо сейчас.
− Ах, Алина, как вы поживаете? У вас все в порядке? Как ваш молодой человек?
− Я поживаю хорошо. Все в порядке. Молодой человек вовсе не мой, − сквозь зубы скрежещу я в ответ. Но Рита похоже меня не слышит. Она продолжает вываливать на мою многострадальную голову кучу самой ужасной информации по поводу Марка, нет, не так: по поводу Марка и ее, Риты. И как она познакомилась с родителями Марка, и как они были рады, и как она рада, и как Марк рад, и что они с
Марком едут за границу − Вот такое небольшое романтическое путешествие, ха-ха-ха...
Короче к концу разговора я чувствую себя гвоздем, который забили в пол по самую шляпку. Фальшиво улыбаясь, я желаю им всяческого счастья и, сломя голову, прыгаю на другой эскалатор, который мчит меня вниз, к выходу из этой ужасной поликлиники, которая вовсе не оздоровила меня, как утверждал журнал "Космополитен", а наоборот превратила в эмоционального инвалида. 13 июня 12.00. М-да, день оправдывает свое число. Только что позвонили по поводу результатов тендера. И результаты эти просто ужасны: ни один лот нам не достался. Информация пока предварительная. Я зашла к шефу узнать подробности, но он сидел мрачнее тучи и сам ничего толком сказать не мог. Но высказался в том духе, что по информации близких к торгам людей в тендер вмешались какие-то влиятельные господа, и торги пошли не как полагается. Зам повез заявку на переторжку, но заседание отложили на после обеда
Неужели? В моей голове возникает ужасная мысль. Да нет, не может быть. Марк не мог перенести неприязнь ко мне на рабочие отношения. Долго собираюсь с духом и решаю, наконец, позвонить и просто спросить напрямую: не замешан ли он в этой некрасивой истории с тендером.
Секретарша сообщает, что он на совещании, и спрашивает, что передать. Я оставляю свой телефон и погружаюсь в ожидание, проговаривая про себя все возможные варианты речи.
Спустя час, я все еще в ожидании. Даже не пошла на обед, хотя хмурый шеф и заходил с предложением небольшого перекуса. Но в горло, чувствую, ничего не полезет, пока...
Звонок! Срываю трубку: Марк!
− Алина? Ты звонила мне, я хотел бы узнать, в чем дело? − голос его холоден. Я прямо вижу его жесткое неприветливое лицо. Меня просто дрожь пробивает от его антипатии
− Я бы тоже х-хотела узнать... Дело в том, что сегодня произошла очень крупная неприятность. Мы, кажется, проиграли тендер на работы по "Региональной генерации". Не знаешь ли ты, почему?
−Откуда мне знать? Я в этом тендере не участвовал. Но если ты хочешь, я могу...
Я набираю в легкие воздуха (пропадать, так пропадать!)
− Марк! А мне кажется, что ты преуменьшаешь свое влияние на Генерацию. Там половина акций принадлежит региону. Следовательно, Генерация подчиняется губернатору, с которым у тебя теплые отношения. И тендер предложили нашей компании тоже не просто так. И вдруг ни один лот мы не получили. Этого не могло бы быть, если только, если только кое-кто не вмешался в процесс... Может быть, причина в том, что мы с тобой... что у нас с тобой
Марк помолчав, продолжает еще более холодным тоном (хотя куда уж холоднее!)
− Алина, наши отношения − это наше личное дело. А бизнес − это бизнес. Никакой уважающий себя бизнесмен не станет смешивать личное с работой. Мне очень жаль, что ты ТАК обо мне думаешь. По-твоему, я способен на подлость? Я надеялся, что ты звонишь не поэтому. Я ошибся. Жаль. А что касается тендера, я узнаю и сообщу вашему шефу все, что смогу узнать.
В трубке гудки. Я сижу в полной прострации. Каким-то шестым чувством понимаю, что совершила страшную ошибку. (Еще одну! Да сколько же можно!)
Через полчаса звонит шеф и зовет меня к себе в кабинет.
Я сползаю с кресла и плетусь к нему.
− Алина, ура! Все в порядке! Мы спасены! Результаты торгов отменили. Мы же отправили свой пакет через электронную площадку торгов, а там произошел какой-то сбой в компьютерах и нашу заявку, а еще три другие просто не увидели. Разразился страшный скандал. На завтра назначена переторжка. А истории с вмешательством каких-то сил − просто игра чьего-то воображения, и я этому воображателю уже сказал пару ласковых. Ну, наше счастье, что обошлось. Ты что, не рада?
− Рада, − говорю я таким убитым тоном, что директор испуганно тащит мне стакан воды.
Я как во сне возвращаюсь в свой кабинет. Такого стыда я не испытывала давно. Хотя если вспомнить нашу встречу с Марком в "Мартинике"...
Дрожащей рукой набираю номер Марка, но там занято. В течение часа пытаюсь дозвониться снова и снова. Но Марк неуловим. Признаюсь себе, что он, скорее всего, не хочет со мной разговаривать. 14 июня 8.00. Что-то как-то трудновато стало ходить на работу. Может быть, свалить на недельку к теплому морю? Практически за волосы вытаскиваю себя из постели. Вспоминаю картинку из детской книжки про Мюнхгаузена, причем воспоминание это поднимает настроение вопреки всем несчастьям, свалившимся на мою голову (или которые я сама на нее свалила?)
С утра в голове копошатся какие-то мелкие мыслишки, одна другой лучше. В самый разгар процесса боевой раскраски рука вздрагивает, рисуя через все лицо черную стрелу кисточкой от туши, и меня просто бросает в жар: как я могла забыть − через неделю выезд в Улан-Батор. Марк говорил тогда, что вылет переносится на двадцатое.
В каком-то полусне еду на работу и мчусь в кабинет шефа, полная решимости увильнуть от поездки. Дир с утра настроен весьма благодушно, судя по комическим куплетам, которые он фальшиво мурлычет себе под нос.
Пытаюсь выяснить все, что касается Монголии и возможности отлынивания от поездки. Дир таращит на меня глаза и, пожимая плечами, высказывается в том духе, что был уверен в моем абсолютном желании ехать с Марком. Я вздыхаю и вываливаю железные аргументы (как мне кажется): у меня на конец июня назначен экзамен по Международным стандартам финансовой отчетности (который можно сдавать вообще-то до конца года, но директор об этом не подозревает).
Шеф тут же теряет свое благодушие и начинает орать в том духе, что экзамен − это фигня, а контракт на монтаж золотодобывающих драг − это не фигня, а наиглавнейшая цель для меня на ближайший год. Там ждут именно финансиста для контроля и проверки паспортов сделки. Короче, я должна немедленно выбросить из головы всякие штрейкбрехерские мысли об увиливании от дел и завтра сдать документы на визу, иначе он за себя не отвечает.
− Или ты мне чего-то не договариваешь? − подозрительно взирает он на меня из-под своих грозных бровей. Честно говоря, попытки директора вызвать во мне страх его сердитыми бровями и боевыми криками никогда не имели успеха, но вот чувство долга и ответственности сразу же проснулось, видимо, от шума, который он производил. Я немедленно устыдилась своих капитулянтских настроений и гордо прошествовала к себе, пообещав диру, что сделаю все, что нужно.
19.30. Видимо, хорошо иногда получать встряску от руководства. Все мои личные беды вкупе с Марком Дарцевым немедля испаряются из головы, и к концу дня пальцы начинают дымиться вместе с клавиатурой и телефонной трубкой.
Дир просовывает голову в дверь и нежно осведомляется о моих планах на вечер. Я, по инерции продолжая готовить договор и, даже не подняв головы, сердито говорю, что должна работать, работать и работать. На что шеф советует перестать изображать из себя Владимира Ильича и отправляться с ним на вечеринку. Но меня оторвать от кресла могут только форс-мажорные обстоятельства (блин, может и в самом деле пора завязывать на сегодня с работой, а то я уже думаю пунктами из договора, который разложен на столе.)
Выпроводив шефа, дописываю еще пару пунктов и выползаю из офиса, жутко довольная собой. На парковке стоит только моя одинокая машина, видимо, в лидера русской революции сегодня играю только я. Ну, по крайней мере, времени на грустные мысли у меня не осталось. Сев в машину, я вдруг задумываюсь. Где-то это уже со мной было: работа до умопомрачения и самозабвения, лишь бы забыть то, что очень хочется не забывать. Так, стоп, включаем блокировочку и по домам.
20.30. Открываю дверь и слышу трезвон телефона во всю ивановскую. Теряя туфли, мчусь к трубке, обуреваемая надеждами, которые развеиваются в дым, как только я слышу: "Привет!", сказанное очень горьким и несчастным голосом. Моя подруга Лена, бывшая жена Бориса. Просится на разговор сейчас же и немедленно. В душе кляня себя за матьтерезовские стремления пригреть всех страждущих на своей обширной груди, с готовностью в голосе зову ее на чай.
В итоге я утираю ей слезы до трех ночи, поскольку она должна решить одну кошмарную проблему жизни. Ее друг, с которым она встречалась после развода, собирается уезжать в Германию к родителям, а Лена должна решить: либо она едет с ним, либо... А здесь у нее мама и сестренка, еще совсем маленькая. Мама постоянно болеет. И если Лена уедет, то ее близкие останутся одни. Проблема мне лично кажется неразрешимой. Лена, видимо, тоже понимает, что сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы, не удастся, и просто пришла поплакаться в жилетку. Ну, по крайней мере, я ей эту жилетку, за неимением большего, предоставила. И с философским выводом "Утро вечера мудренее" отправила ее спать на диване в библиотеке, а в голове совершенно пессимистические мысли: "Да есть ли в целом свете хоть один счастливый и всем довольный человек? Видимо, как раз счастье − это миг между прошлыми и будущими несчастьями". И, уже проваливаясь в сон, думаю, что, пожалуй, одного счастливчика знаю − Рита, черт бы ее побрал!!!
июль, 2007 г.
Copyright © 2007 Светланa Беловa 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено
|
