графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки

А это итальянские Дарси и Лиззи
Минисериал «Гордость и предубеждение» (Orgoglio e pregiudizio) - Италия, RaiPlay, 1957 год

«Итальянский 5-серийный телевизионный фильм «Гордость и предубеждение» (Orgoglio e pregiudizio) вышел на экраны с 21 сентября по 19 октября 1957 года, по одной серии в неделю. Фактически это был телеспектакль в прямом эфире, но, к счастью, тогда уже был найден способ записывать трансляции, и сериал не постигла участь более ранних версий, которые дошли до нас исключительно в виде отдельных фото, кратких описаний и, возможно, для особо пытливых, бумажного сценария в архивах телекомпаний...» и субтитры к фильму



Полноe собраниe «Ювенилии»

Впервые на русском языке опубликовано на A'propos:

Ранние произведения Джейн Остен «Ювенилии» на русском языке

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»

О ранних произведениях Джейн Остен «Джейн Остен начала писать очень рано. Самые первые, детские пробы ее пера, написанные ради забавы и развлечения и предназначавшиеся не более чем для чтения вслух в узком домашнем кругу, вряд ли имели шанс сохраниться для потомков; но, к счастью, до нас дошли три рукописные тетради с ее подростковыми опытами, с насмешливой серьезностью озаглавленные автором «Том первый», «Том второй» и «Том третий». В этот трехтомный манускрипт вошли ранние произведения Джейн, созданные ею с 1787 по 1793 год...»


«Второй том»:

Любовь и дружба (Перевод А.Ливерганта) Роман в письмах. «Как часто, в ответ на мои постоянные просьбы рассказать моей дочери во всех подробностях о невзгодах и превратностях Вашей жизни, Вы отвечали...»
Замок Лесли (Перевод А.Ливерганта) Неоконченный роман в письмах. «Мисс Маргарет Лесли - мисс Шарлотте Латтрелл: Мой брат только что нас покинул. «Матильда, — сказал он при расставании, — уверен, ты и Маргарет проявите к моей крошке заботу ничуть не меньшую, чем проявила бы терпеливая, любящая и ласковая мать»...»
История Англии (Перевод О. Мяэотс) «Главная причина, по которой я взялась за изложение истории Англии, заключалась в желании доказать невиновность королевы Шотландии...»
Собрание писем (Перевод О. Мяэотс) «Дочери мои требуют от меня теперь иных забот, чем прежде, поскольку достигли того возраста, когда им настала пора открыть для себя, что такое свет...»
Девица-философ (Перевод deicu) «Твой друг мистер Миллар нанес нам вчера визит по дороге в Бат, куда направляется поправить здоровье; с ним были две дочери, но самая старшая и все трое Мальчиков остались с матерью...»
Первый акт комедии (Перевод deicu) «- Скажите, папа, как далеко до Лондона?
- Моя Деточка милая, любимейшая из всех моих Чад, натуральная копия своей бедной Матери, что умерла два месяца тому назад, и теперь я везу тебя в столицу венчаться со Стрефоном, а также намерен завещать тебе все свое Состояние, осталось еще семь Миль...»
Письмо юной леди  (Перевод deicu) «Я убила отца еще на заре Юности, затем убила и мать, а ныне собираюсь убить и Сестру. Я столь часто переменяла религию, что ныне и представления не имею, во что верю. Я лжесвидетельствовала на каждом судебном процессе...»
Экскурсия по Уэльсу (Перевод deicu) «Путешествовать предпочли верхом. Мама гарцевала на нашем маленьком пони, а мы с Фанни шли рядом, вернее, бежали, поскольку она так любит быструю езду, что все время пускалась в галоп...»
Новелла (Перевод deicu) «Один Джентльмен, о чьей фамилии умолчу, купил года два назад скромный Коттедж в Пемброкшире. На столь предприимчивый Поступок его подвиг старший брат, обещавший меблировать две комнаты и Каморку, если он снимет домик вблизи опушки обширного Леса, не менее трех миль от Моря...»

К роману Джейн Остен «Гордость и предубеждение»

Знакомство с героями. Первые впечатления - «На провинциальном балу Джейн Остин впервые дает возможность читателям познакомиться поближе как со старшими дочерьми Беннетов, так и с мистером Бингли, его сестрами и его лучшим другом мистером Дарси...»
Нежные признания - «Вирджиния Вульф считала Джейн Остин «лучшей из женщин писательниц, чьи книги бессмертны». При этом она подчеркивала не только достоинства прозы Остин,очевидные каждому читателю, но и детали, которые может заметить лишь профессионал — изящество построения фразы, «полноту и цельность высказывания»...»
Любовь по-английски, или положение женщины в грегорианской Англии - «Этот роман, впервые вышедший в свет без малого двести лет назад, до сих пор, по-видимому, остается весьма актуальным чтением. Доказательство тому - частота его цитирования в мировом кинематографе. Не только многосерийная и очень тщательная экранизация, но и всевозможные косвенные упоминания и довольно причудливые ремейки. Мне удалось увидеть по меньшей мере...»
Счастье в браке - «Счастье в браке − дело случая. Брак, как исполнение обязанностей. Так, по крайней мере, полагает Шарлот Лукас − один из персонажей знаменитого романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение". Кроме того, Шарлот полагает, что «даже если будущие супруги превосходно знают...»
Популярные танцы во времена Джейн Остин - «танцы были любимым занятием молодежи — будь то великосветский бал с королевском дворце Сент-Джеймс или вечеринка в кругу друзей где-нибудь в провинции...»
Дискуссии о пеших прогулках и дальних путешествиях - «В конце XVIII – начале XIX века необходимость физических упражнений для здоровья женщины была предметом горячих споров...»
О женском образовании и «синих чулках» - «Джейн Остин легкими акварельными мазками обрисовывает одну из самых острых проблем своего времени. Ее герои не стоят в стороне от общественной жизни. Мистер Дарси явно симпатизирует «синим чулкам»...»
Джейн Остин и денди - «Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона* — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?..»
Гордость Джейн Остин - «Я давно уже хотела рассказать (а точнее, напомнить) об обстоятельствах жизни самой Джейн Остин, но почти против собственной воли постоянно откладывала этот рассказ. Мне хотелось больше рассказать о романе, дать высказаться автору и героям, позволить читателям сделать собственные выводы. Если быть...»
Мэнсфилд-парк Джейн Остен «Анализ "Мэнсфилд-парка", предложенный В. Набоковым, интересен прежде всего взглядом писателя, а не критика...» и др.

Cтраницы Архива Форумов:

Экранизация романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение" «Любопытная рецензия, действительно. Ну, ГиП-2005 - это вообще недоразумение какое-то, а не экранизация, ее серьезно и воспринимать-то невозможно. Мы с подружкой пошли в кино исключительно посмеяться, и, честно говоря, в некоторых местах просто хохотали в голос (один мраморный бюстик Дарси чего стоит, не говоря уж о кабанчике... :))) Кира Найтли - никакая не Лиззи, а самая натуральная Лидия, и ведет себя соответственно...»

Наш Пушкин «В попытке сказать что-либо о Пушкине я сразу вспоминаю посвященные ему огромные труды. Люди потратили на исследования жизни и творчества годы и годы. Разобрано каждое слово, каждый рисунок изучен, расписана по минутам жизнь, даже косвенные упоминания в чужих дневниках, письмах, мемуарах взяты на карандаш...»

Персонажи произведений Л.Н.Толстого «Что касается хитрости Сони... Мне она не кажется хитрой. Несчастной, одинокой, зависимой, безотказной. И письмо Николаю, насколько я помню, она написала не потому, что просчитала все ходы, а под страшным давлением старой графини, которая ей жизни из-за этого не давала. Соне просто некуда было деваться и ничего не оставалось делать, как освободить Николая от данного слова. Между прочим, мужские персонажи в Войне и мире, тоже далеки от идеала. Тот же Николай, например, совсем не походит на благородного героя. Как и князь Андрей, и Пьер. Первый слишком циничен, второй - глуповат. Самый симпатичный герой для меня - Васька Денисов...»

Повседневная жизнь в живописи «Когда мы читаем наши любимые книги о 18-19 веке, нам хочется получить представление и о повседневной жизни героев. По этой причине у меня собралась коллекция из жанровых картин, которые помогают хоть отчасти удовлетворить любопытство...»

Путешествия, впечатления - Финляндия (Хельсинки) «В Финляндия я побывала несколько лет назад и второй раз - этим летом, провела два суматошных дня в Хельсинки. До Хельсинки добиралась из Питера скоростным поездом "Аллегро" - три с половиной часа, и вы на месте. Цена проезда более 4 тыс, но есть утренний, эконом, в три раза дешевле при той же скорости....»

На нашем форуме:

 Идеальные герои. Кто они? что можно сказать про Татьяну Ларину и Евгения Онегина? Ну, Онегин явно не идеал, наш скучающий денди. Татьяна, робкая душою, гораздо больше подходит под идеал женщины (и Пушкин ее любил). Но я думаю, она идеальна с точки зрения мужчин, но никак не женщин. Хотя и мужчины здесь лицемерят. Почему?
 Коллективное оригинальное творчество «Принимают участие все желающие. Соавторами избирается ответственный редактор-координатор, в чьи обязанности входит координация работы соавторов. Также он следит за развитием сюжета, собирает написанные отрывки и т.д. Авторские фрагменты, рассказы и т.д. пишутся в...»
 Живопись, люди, музы, художники «Со старых полотен на нас смотрят лица давно ушедших людей, мы слышим шум городов и плеск воды, видим давно прошедшие закаты и восходы, художники сохранили для нас на своих полотнах не только изображение, но и жизнь, следы былых страстей, надежд и чаяний...»
  Ужасающие и удручающие экранизации «Ну вот, дождались очередной экранизации "Войны и мира" Судя по рекламе, Наташа там блондинка и ваще... что-то неудобоваримое. Мне лично очень даже нравится "олигофренка", как тут комментировали, Хепберн...»
  − Странности любви: Почему Он выбрал именно Ее? «Тема всплыла во время обсуждений "Водоворота" Почему Палевский выбрал Докки? И сразу параллельно возник этакий глобальный вопрос - почему этот мужчина выбирает именно эту женщину? Иногда - объяснение находится быстро, иногда - мысль о "несоответсвии" предлагаемых индивидов заставляет всерьёз задуматься о странностях любви. Чтобы не оффтопить в "Водовороте" глобально, предлагаю вспомнить и обсудить прочитанные истории любви, счастливые и не очень, которые объединяет недоумение: Почему Он выбрал именно Её?...»
  − Графиня де Монсоро «Эх, далека от нас эпоха рыцарей плаща и шпаги, яда и кинжала, ножа и топора… Может, оно и к лучшему. Зато у нас есть кино...»
  Слово в защиту... любовного романа? «Если попытаться дать формулировку любовному роману, то она может звучать так: история романтических взаимоотношений мужчины и женщины со счастливым завершением, т.е. взаимном объяснении в любви и разрешением всех недопониманий...»

 

  Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь - «Мой нежный повар»

  Развод... Жизненная катастрофа или начало нового пути? - «Записки совы»

  Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте - «Все кувырком»

  Даже потеря под Новый год может странным образом превратиться в находку - «Новогодняя история»

  История о том, как найти и не потерять свою судьбу... - «Русские каникулы»

  Море, солнце, курортный роман... или встреча своей половинки? - «Пинг-понг»
«Наваждение» «Аэропорт гудел как встревоженный улей: встречающие, провожающие, гул голосов, перебиваемый объявлениями…»
  «Цена крови» «Каин сидел над телом брата, не понимая, что произошло. И лишь спустя некоторое время он осознал, что ватная тишина, окутавшая его, разрывается пронзительным и неуемным телефонным звонком...»


 

Литературные забавы

Екатерина Юрьева

Любовно-исторический роман

Водоворот

«Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу».

Марина Цветаева
Генералам двенадцатого года

Начало       Пред. глава

Приложения (бонусы) к роману

Книга I

Течение

«И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след...»

Марина Цветаева

Глава VIII

На следующее утро переживания из-за Палевского показались Докки смешными и не стоившими тех волнений, которые ей довелось испытать накануне в его присутствии.

 «С чего я решила, что он может быть увлечен мной? – удивлялась она. - Палевский услышал разговор сплетниц, ему стало любопытно узнать, что я из себя представляю, потому захотел со мной познакомиться. Станцевал со мной один танец, а я умудрилась из этого придумать целую историю. Вероятно, он и поволочился бы за мной, если бы я флиртовала с ним и всячески давала ему понять, что готова вступить с ним в связь. Но поскольку я этого не делала, его интерес ко мне сразу пропал. На что я ему, если вокруг множество дам, с охотой вешающихся ему на шею, к тому же красивых и раскованных, как та же Сандра? Он занят службой, у него нет времени и желания обхаживать дамочек, приехавших сюда развлечься, но делающих вид, что вовсе к этому не стремятся».

Она поморщилась, осознавая, как неприятно звучит слово «развлечься», но что еще можно было подумать, глядя на вдову, примчавшуюся в Вильну? Никто же не знает, что она оказалась здесь из-за собственной мягкотелости, тем поставив себя в столь двусмысленное положение и дав повод для сплетен. Теперь ей некого было корить, кроме себя самой, и нужно было выбросить из головы этого мужчину, так смутившего ее душу.

«Еще один бал – и уезжаю», - решила она, собираясь на верховую прогулку, в которой барон Швайген вызвался быть ее спутником. Докки уже пожалела, что приняла его приглашения на эту прогулку и на мазурку на предстоящем бале: теперь ей приходилось задерживаться в Вильне, дабы сдержать данное барону слово. Она утешала себя тем, что бал состоится всего через два дня, и ей осталось потерпеть всего ничего, а затем с легким сердцем оставить и этот город, и своих родственниц, и новых знакомых, и Палевского.

 

«Я его быстро забуду, - думала Докки, вместе с бароном поднимаясь по едва приметной извилистой тропке на Бекешину гору – цель их прогулки. – В Залужном мне будет не до воспоминаний, поскольку придется заниматься проблемами имения, а когда я доберусь до Ненастного, то и Вильна, и все, что с ней связано, останется далеко позади. Наверное, потом мне будет забавно вспоминать эту поездку в Литву с погонями за женихами, сплетнями, кавалерами и собственным мимолетным увлечением знаменитым сердцеедом, которое возникло скорее от праздного времяпрепровождения, нежели от серьезного расположения...»

− Бекешина гора расположена напротив Замковой, где вы побывали ранее, - сказал Швайген. - Верно, вы видели оттуда башню, к которой мы сейчас едем.

Докки кивнула, припоминая массивное строение на вершине одного из холмов, замеченное ею во время посещения Замковой горы. Сзади послышался смех. Она оглянулась на веселую компанию барышень и офицеров, растянувшуюся за ними по тенистой тропинке, усеянной дрожащими солнечными пятнами. Утро было на редкость погожее, будто созданное для прогулок, и Докки невольно поддалась общему оживлению, ощущая себя бодрой и радостной. Она равномерно покачивалась в седле от упругого шага лошади и с наслаждением вдыхала в себя свежий, напоенный солнцем и влажным лесным запахом воздух, поглядывая на нежно-голубые лоскутки неба, проглядывающие меж листвы деревьев.

«Как хорошо!» – мысленно воскликнула она, чувствуя, как все переживания последних дней оставляют ее, а на память вдруг всплыли строчки:

 

    «Но ты должен постараться

    Скорби уменьшать свои,

    Сколь возможешь утешаться,

    Меньше мучить сам себя...» [1]

 

«И действительно, чем мучить себя, лучше радоваться жизни: вот этому прелестному дню, зелени леса, верховой прогулке...» - она похлопала Дольку по шее и улыбнулась Швайгену, рассказывающему ей что-то о маневрах, которые предстояли его дивизии на будущей неделе.

− Нужно встать в пять утра, - говорил он, - собраться, надраить амуницию, лошадей, выстроиться и разными аллюрами гонять по площадке, размахивая саблями. А государь и его сопровождение будут следить, правильно ли солдаты держатся в седлах, достаточно ли у них блестят сапоги, нет ли нарушений в обмундировании, и как эскадроны разворачиваются левым или правым плечом...

− То есть, такие маневры мало чем пригодятся во время настоящего боя? – спросила Докки, памятуя о вчерашних разговорах за ужином.

− В бою не до блеска амуниции, а противнику все равно, красиво развернулся правый фланг или нет, - кивнул барон. – Солдаты должны уметь хорошо ездить верхом, стрелять, фехтовать и не теряться при виде неприятеля. Этому помогают каждодневные занятия и опыт, который приобретается с началом военных действий. К счастью, наш Че-Пе это понимает и не мучает солдат пустыми маневрами, хотя и заставляет постоянно отрабатывать необходимые навыки, нужные в сражении.

«Интересно, - Докки припомнила собственные рассуждения об отсутствии недостатков у Палевского, - он не только пользуется уважением товарищей, но и подчиненные также ценят его... Но не может же не быть в человеке никаких изъянов или недостатков? Хотя один, по крайней мере, мне точно известен – его способность вскружить голову любой женщине, даже такой «ледяной», как я...» Впрочем, можно ли это было считать недостатком? Докки задумалась, но так и не пришла к утвердительному ответу, а полковник, внимательно за ней наблюдавший, заметил:

− Все с большим уважением относятся к генералу Палевскому.

Она чуть покраснела, будто слова похвалы относились к ней, а не к совершенно постороннему для нее человеку.

− Многие барышни мечтают оказаться с ним у алтаря, - добавил он. – Но граф пока не поддался ни на один взгляд прекрасных глаз или очаровательную улыбку.

− Наверное, он слишком разборчив, - как можно безразличнее заметила Докки, догадываясь, что Швайген неслучайно заговорил на эту тему.

«Не успела я с ним познакомиться, как все меня начали предупреждать: вчера - Катрин, сегодня - полковник...» - Докки с досадой отвела ветку, перегородившую ей путь, и проехала вперед, желая показать барону, что не намерена продолжать разговор на эту тему.

 

Вскоре они достигли вершины холма. На краю площадки стояла группа верховых офицеров, сверху разглядывающих окрестности Вильны и реку Вилию, протекающую по долине у подножия Бекешиной горы. В руках у одного была развернутая карта, на которой он что-то показывал, обращаясь к своим спутникам. При приближении всадников военные оглянулись, и Докки увидела, что карту держит не кто иной, как генерал Палевский.

Она сухо кивнула ему и поворотилась к башне, возвышающейся среди развалин бывшей крепости, делая вид, что с любопытством ее разглядывает. Барон поехал здороваться со своим начальством, а тут подоспели и остальные участники прогулки, в том числе коляска, в которой сидели Ламбург и Мари с Алексой. Послышались приветственные возгласы, хихиканье барышень, обративших жадное внимание не столько на город, раскинувшийся внизу, сколько на высокопоставленных офицеров из свиты генерала и на самого Палевского.

Когда Докки также решила подъехать к краю площадки, как граф отделился от своих спутников и направил коня в ее сторону. «Наверняка посчитал, что я нарочно остановилась поодаль, чтобы привлечь его внимание», - мрачно подумала она, судорожно соображая, как избежать неловкости при встрече с ним, он уже приблизился, пристально глядя на нее своими лучистыми глазами, ярко сверкающими при свете солнца.

«Как бриллианты», - опять подумала Докки и поспешила отогнать столь странное сравнение, навязчиво преследующее ее со встречи на виленской площади.

− Чудесное утро, - сказал он, поздоровавшись.

− Весьма, - пробормотала Докки, невольно замечая, как черный шелковый шейный платок красиво оттеняет загорелую кожу его лица.

− Башня, очевидно, построена много веков назад, - Палевский небрежно облокотился одной рукой на луку седла, под чепраком медвежьего меха, украшенного форменными Андреевскими звездами. Другой рукой, держащей хлыст, он показал на мрачное строение, возвышающееся перед ними.

− Местные жители уверяют, что башне не более пятидесяти лет, хотя она выглядит старше. Учитывая эти развалины, - он окинул взглядом останки крепостных стен, причудливо обрамляющих площадку, заросшую стелющимся кустарником и травой, - здесь была какая-то крепость, от которой осталась лишь эта башня. Думаю, ее подремонтировали как раз лет пятьдесят назад.

Докки посмотрела на свежую кладку стены, цветом отличающуюся от потемневшего основания, стараясь не встречаться взглядом с Палевским, чья близость крайне ее волновала.

− Местные также рассказывают, - продолжал он, - что башня была построена в честь некоего рыцаря, который низвергся отсюда вниз – в реку Вилию, дабы доставить удовольствие даме своего сердца. Бедняга утонул, а тело его было похоронено на месте, где сейчас стоит это унылое сооружение.

Докки зябко повела плечами, представив столь ужасающую картину.

− Не думаю, - сказала она, - что его возлюбленной это доставило удовольствие.

− Если красавица обладала ледяным сердцем и не любила рыцаря, то вполне могла развлечься видом его полета с горы, - предположил Палевский.

− Женщина может не любить мужчину, - вспыхнула Докки, уязвленная его очевидным намеком на «ледяную баронессу». – Но это вовсе не означает, что она будет поощрять своего неудачливого поклонника кидаться с горы, а затем радоваться его смерти. И если этот рыцарь оказался так глуп, что из-за разбитого сердца лишил себя жизни, почему вся вина оказалась на даме? Не она же толкала его в реку.

− Она могла воодушевить его обещаниями, подзадорить так, что он, сломя голову, бросился вниз... - хмыкнул граф.

− Мужчины всегда перекладывают ответственность за собственные выходки на женщину, - сухо сказала Докки, задетая его усмешкой. – Вы не можете себе представить другую ситуацию, при которой эта дама таки любила рыцаря, он же вдруг решил показать ей свою молодецкую удаль? При этом и сам погиб, и ее оставил в самом безутешном и мучительном положении, вынужденную пережить смерть возлюбленного, к тому же случившуюся на ее глазах.

− Вы меня убедили, - вдруг легко согласился он, когда она уже приготовилась парировать его очередные высказывания. – Беру назад свои слова насчет ледяного сердца. Лед растаял под воздействием страстного чувства.

− Сердце могло быть вовсе не ледяным, - запротестовала Докки. – Если женщина не отвечает взаимностью всем, кто обращает на нее внимание, это скорее означает, что она не настолько влюбчива и легкомысленна, как ожидается. Но это вовсе не говорит о том, что она не способна на глубокое чувство к тому единственному мужчине, кто по-настоящему затронул ее сердце.

Тут она сообразила, что их разговор как-то незаметно перешел на нечто более личное, и Палевский, похоже, умышленно спровоцировал ее на подобные откровения. Впрочем, Докки не сожалела о своих словах. «Пусть задумается о том, что сплетни, которые о ней распространяются, могут быть далекими от правды», - решила она, наблюдая, как он рассеянно почесал хлыстом шею своего гнедого. Она только теперь заметила, что в пряжку уздечки его коня вдета голубая ленточка - та, которую он поймал в воздухе на площади. «Как это мило с его стороны, - растроганно подумала она. – Отнестись с вниманием к подарку незнакомой девочки...»

Гнедой потряс головой, фыркнул и запрядал ушами, Палевский выпрямился в седле, перебрал поводья и вскинул на умиротворенную видом этой ленточки Докки свои пронзительные глаза.

− Баронесса фон Айслихт... - протянул он. – Ледяной свет... Ведь так переводится с немецкого ваша фамилия?

− Фамилия моего мужа, - машинально поправила его Докки. Она не выносила, когда ее личность увязывали с покойным супругом, хотя носила его имя и пользовалась унаследованным от него состоянием.

− Тем не менее эта фамилия вам подходит, - насмешливо сказал Палевский. – От вас таки исходит ледяное сияние, которым вы, как я догадываюсь, охлаждаете пылкие сердца своих слишком горячих поклонников. Интересно, эти льдины, торосы и айсберги, которыми вы окружены, когда-нибудь таяли или хотя бы давали трещину?

Докки пораженно уставилась на него, не веря своим ушам. Она только что растаяла при виде голубой ленточки, не говоря уже о том, как распиналась перед ним о чувствах, которые, как выяснилось за последние дни, способна испытывать, а он смеет говорить о ледяном сиянии и айсбергах! Да еще с убийственной усмешкой на губах!

− Вы забываетесь, - процедила она тем холодным тоном, каким за последние годы научилась осаживать особо ретивых ухажеров. - Вас не касается ни моя жизнь, ни мои взаимоотношения с поклонниками. Мое «ледяное сияние», как вы изволили выразиться, по крайней мере ограждает меня от заправских повес, не упускающих случая приволокнуться за каждой юбкой. Упомянутые же вами торосы, айсберги и прочие нагромождения льда, к счастью, помогают мне не поддаваться на притворные страдания и лживые заверения во всепоглощающем чувстве, которые якобы испытывают эти страдальцы, причем одновременно ко многим женщинам.

Испепелив Палевского взглядом, Докки тронула лошадь, отчаянно желая как можно скорее и как можно дальше оказаться от этого самонадеянного беззастенчивого типа, но граф успел перегородить ей дорогу своим конем.

− Великолепная речь, способная воспламенить любого мало-мальски уважающего себя мужчину, - лицо его было нестерпимо невозмутимым, но глаза... – глаза его откровенно смеялись.

− Вот еще! – возмущенно фыркнула Докки. – Мне это совершенно не нужно. А если вы решили, что таким образом я хочу привлечь к себе ваше внимание, то вы удивительно самоуверенны.

Он окинул ее взглядом и слегка поклонился:

− Жаль, а я-то надеялся, - насмешка в его глазах выводила ее из себя.

− Конечно, вы привыкли к всеобщему женскому преклонению, - съязвила она, неимоверным усилием воли сохранив внешнюю спокойную отстраненность, выработанную годами вращения в свете... – Увы, вынуждена вас разочаровать: вы мне не нравитесь.

Она лгала самым бессовестным образом, но не могла же Докки – да еще после его возмутительного выступления - признаться, что и она не осталась равнодушной к его чарам. Впрочем, он ей уже не нравился. О, Господи! Она видела его лишь пару раз - как он мог ей за это время успеть понравиться? Конечно, он интересный мужчина, который умеет привлечь к себе внимание женщин, так почему она должна была стать исключением? Но теперь ей стало доподлинно известно, что он - самодовольный, невыносимый, ужасный человек, настоящее бедствие для окружающих его дам - этот хваленый генерал и завзятый повеса, который с самой милой улыбкой тут же ей ответил:

− С вашей помощью теперь я знаю, что нравлюсь не всем женщинам. Вы спустили меня на эту грешную землю.

С каменным лицом, хотя внутри у нее все дрожало, Докки вновь попыталась отъехать от него, и на этот раз Палевский охотно уступил ей дорогу. Она шагом поехала к своим родственницам, тут же обнаружив, что их жаркий разговор с генералом не остался незамеченным: все присутствующие на площадке дамы и офицеры, кто – украдкой, кто – не таясь, смотрели на них во все глаза.

 

Палевский и его сопровождающие вскоре уехали, а праздная компания, спешившись, провела еще некоторое время по вершине горы. Докки, стараясь казаться невозмутимой и в меру оживленной, поболтала с бароном, обменялась впечатлениями о панораме города с кузиной и невесткой, а также позволила Вольдемару обвести ее вокруг башни. При этом, правда, ей пришлось выслушать его насыщенную речь о предстоящем обеде с министром, новых полезных знакомствах и неудачном выборе расположения крепости, которая и оказалась разрушенной, по мнению Ламбурга, именно вследствие стратегической ошибки строителей, некогда возведших укрепления на таком видном и удаленном от города месте.

Затем, остановившись за башней, откуда их не могли видеть, Вольдемар схватил Докки за руку и воскликнул:

− Ma chère Евдокия Васильевна! Вынужден заметить, что все, в том числе и я, обратили внимание на ваш уединенный разговор с его превосходительством генералом Палевским. Да-с... Должен сказать, что я, как человек светский, понимаю ваше желание пообщаться со столь достойным и даже легендарным офицером, но в то же время забота о вашей репутации не позволяет мне замолчать тот факт...

− Ах, оставьте! – Докки высвободила руку и отступила на шаг от Ламбурга – он встал к ней слишком близко. – Моя репутация вас совершенно не касается! И разговор с генералом никак не может ее испортить.

− Не скажите, - Ламбург опять попытался к ней приблизиться – была у него такая дурная привычка. – Граф холост, поэтому беседа с ним наедине может привести к определенным подозрениям со стороны общества. Вместе с тем, наши с вами особые взаимоотношения и даже, смею заметить, обязательства... да-с, обязательства по отношению друг к другу...

− У нас с вами нет никаких особых взаимоотношений и тем более обязательств, - огрызнулась Докки и отошла еще на пару шагов. – Ежели вы имеете в виду, что сделали мне предложение, то хочу напомнить, что я вам отказала в своей руке и даже не обещала подумать.

− Но мои чувства к вам остались неизменны, - упорствовал Вольдемар. – И вы не можете не учитывать этого, да-с... А поддержка вашей семьи в моем стремлении назвать вас своей женой, уверенность общества в том, что нас связывают некие обеты, - все это дает мне надежду на вашу благосклонность, а в будущем...

Докки, безумно утомленная сегодняшними бесконечными выяснениями отношений, уже не могла и не хотела сдерживаться.

− Никакой надежды, - холодно отрезала она. – Я не собираюсь выходить замуж ни за вас, ни за кого бы то ни было еще.

− О, ma chère Евдокия Васильевна, - он обескуражено развел руками, - вы просто упрямитесь, хотя в глубине души, как любая женщина, стремитесь к семейным отношениям, к собственному очагу, жизни под надежной защитой мужа...

Докки отвернулась и пошла к лошадям, а Ламбург поплелся за ней, на ходу все еще пытаясь объяснить ей, как много она теряет, отказываясь от его руки, но когда-нибудь она это поймет, и потому он всегда будет рядом, чтобы вновь предложить ей свою поддержку в качестве примерного и любящего супруга.

На обратном пути Докки рассеянно слушала рассказы барона о финляндской компании, в которой он принимал участие, мысленно вновь и вновь возвращаясь к недавней беседе с Палевским. Она вспоминала его реплики, придумывала свои - новые, более хлесткие или, напротив, уклончивые ответы, размышляла о его возможной реакции на ее по-другому звучащие фразы. И никак не могла объяснить нескрываемо довольный взгляд Палевского, каким он провожал ее, когда она покидала место их разговора. Он выглядел так, будто весьма удовлетворен результатом этой непредвиденной, но в тот момент неизбежной ссоры.

 

Дома, едва Докки успела сменить амазонку на домашнее платье, к ней в спальню влетела Мари и уселась было в кресло, но тут же вскочила и заходила по комнате. Докки выпроводила Тусю, села на стул, обреченно ожидая выступления кузины, которое незамедлительно последовало.

− Что у тебя с Палевским? – напористо спросила Мари, как только дверь за горничной закрылась.

− Ровным счетом ничего, - сказала Докки, пожимая плечами.

− Как это – ничего?! – ахнула кузина. – Он тебе представляется, танцует с тобой, а сегодня на глазах у всех к тебе подъехал. Все видели, как вы вдвоем ворковали, и теперь все это будут обсуждать...

− Мы не ворковали, - возразила Докки.

− Ну, разговаривали... Ты понимаешь, что теперь все подумают?!

− Пусть думают, что хотят, - Докки в упор посмотрела на Мари, отчего та смешалась и воскликнула:

− Все решат, что вы уже в связи или вот-вот в нее вступите!

− Ну и что? Мы с ним свободные люди и никому не должны давать отчет в своих поступках.

Докки не собиралась рассказывать Мари о том, что на самом деле происходит между ней и Палевским. «Ничего не происходит, - подумала она с горечью, - но кузине знать об этом совсем не обязательно. Даже если я ей скажу правду, она непременно поделится новостями с Алексой и Жадовой, которые позлорадствуют на мой счет и пустят какую-нибудь новую сплетню».

− Он не свободен – он в связи с Сандрой Качловской! – выпалила Мари.

Из-за перепалки с Палевским Докки подзабыла о слухах, связывающих княгиню и генерала.

− С чего ты взяла?! – с нарочитым удивлением в голосе спросила она

− Все об этом говорят!

− Ну, мало ли кто о чем говорит.

− Но... - Мари запнулась, вероятно, хотела сослаться на Жадову, но вовремя припомнила гораздо более веский аргумент.

− Но мы же видели их вместе – помнишь, мы тебе вчера рассказывали, что они были вдвоем на прогулке?..

− Прогулка - не повод для разговоров о связи, - заметила Докки и небрежно поинтересовалась:

− Интересно, как мог граф сопровождать Сандру, если его не было в городе несколько дней и вернулся он только к параду?

− Это он тебе так сказал? – Мари покраснела.

− Нет, об этом говорили офицеры, - вид смутившейся кузины говорил сам за себя.

− Вероятно... они ошиблись, - пробормотала Мари.

− Или ошиблись вы.

− Но мы действительно видели Сандру с генералом, правда... правда, они были далеко, но нам показалось, что с ней Палевский... На офицере был зеленый генеральский мундир...

− В Вильне довольно генералов в зеленой униформе, - сказала Докки – ей было, конечно, все равно, но почему-то стало легче от уверенности, что с Сандрой был не Палевский.

Мари же решила уйти от скользкой темы и заговорила о более интересном для нее предмете.

− Так ты действительно решила завести любовника?! Но ты же понимаешь, чем это грозит твоей репутации?!

− Не ты ли все эти годы меня уговаривала вступить с кем-нибудь в связь? – напомнила ей Докки. – А сейчас что-то вдруг забеспокоилась о моей репутации.

− Но я не имела в виду Палевского!

− А чем он хуже кого другого?

− Он... Он... Он на тебе не женится!

− А разве любовника заводят в расчете на замужество? Кажется, ты меня уговаривала это сделать для удовольствия. Хотя... кто знает? Возможно, я ему так понравлюсь, что он захочет взять меня в жены? – предположила Докки, с непривычным для себя злорадством наблюдая, как ее ответы раздражают Мари.

− Никогда! – лицо кузины пошло пятнами. – Он никогда на тебе не женится! Во-первых, он молод для тебя...

− Отчего же молод? Ему сколько? Тридцать два? А мне – двадцать шесть. Я моложе его на шесть лет. Ты сама не раз повторяла, что муж не должен быть намного старше жены. Что у мужчин де с возрастом начинаются некие проблемы, не позволяющие им с должной отдачей исполнять супружеские обязанности, отчего у их молодых жен возникают определенные неудобства...

− Неужели я такое говорила?! – так искренне удивилась кузина, что, не помни Докки отчетливо того разговора, состоявшегося у них накануне отъезда из Петербурга, она бы усомнилась, что он вообще происходил.

− Но разница в шесть лет – это слишком мало! – выпалила Мари. - Ты для него уже старая. Мужчинам его возраста нравятся более молодые женщины... Потом не забывай, что граф с его положением, чином, состоянием никогда не женится на вдове да еще с такой... - она замялась.

− С моей репутацией, ты хочешь сказать, - подсказала ей Докки. – Но что такого плохого в моей репутации? Несколько минут назад ты боялась, что я ее потеряю, а ранее не раз утверждала, что я слишком добродетельна... Теперь же ты намекаешь, что моя репутация слишком неприглядна для мужчин с честными намерениями. Тогда странно, что меня прозвали «ледяной баронессой».

− Но люди воспринимают это прозвище по-другому... - Мари отвела глаза.

− Ну, говори, говори... - подзадорила ее Докки, догадываясь, что сейчас услышит.

− Говорят, что ты специально воспламеняешь мужчин, чтобы потом их унизить и бросить! - процедила Мари.

− Но это же неправда, и кому, как не тебе, об этом знать?

− Конечно, я знаю... Но Палевский... Он же не знает тебя так хорошо... Ходят слухи... И он наверняка что-то слышал... Да и ты сама – уж прости, - но ты сама даешь повод так о себе думать, флиртуя со всеми мужчинами...

− Флиртуя со всеми мужчинами?! - Докки подняла брови и воззрилась на свекольного цвета Мари, а та скороговоркой продолжила:

− Поэтому он – даже если и обратит на тебя внимание... - тут она вспомнила, что Палевский уже обратил внимание на ее кузину, запнулась, не зная, что сказать, и тихо пробормотала:

− Тебе не сравниться с Сандрой. Она куда...

− ...красивее, - кивнула Докки.

− Ну, для разнообразия он, может, и вступит с тобой в короткую связь, а женится на молодой и невинной девушке...

− Ну, пока он не женат, так что я вполне могу себе позволить насладиться обществом молодого и красивого мужчины... - Докки не могла удержаться, чтобы не поддеть свою «любящую» кузину.

− Он тебя бросит! – в голосе Мари послышались мстительные нотки.

− И все этому будут очень рады, как я понимаю.

− Если хочешь знать, после того, как ты увела у Ирины барона Швайгена...

− А также у девиц Жадовых, - с усмешкой добавила Докки.

− Он танцевал с Ириной мазурку!

− А также с уймой других барышень. Если бы Швайген должен был жениться на каждой девице, с какой протанцевал мазурку, у него сейчас был бы гарем.

− Она ему нравилась! Но ты с ним стала кокетничать, и он сразу позабыл об Ирине...

− Грош цена ухажеру, способному столь быстро позабыть о предмете своей любви, - миролюбиво сказала Докки, не в состоянии уже выслушивать бессмысленные рассуждения своей недалекой кузины.

«Мари полностью попала под влияние своих злобствующих завистливых подруг», - Докки старалась не только сдержать себя, но и попытаться найти оправдания для кузины, которая, судя по всему, сама не ведала, что творила. Она надеялась, что Мари никогда не стала говорить ей подобные гадости, если бы не была накручена не только Жадовой и Алексой, но и собственной дочерью, которая отчаянно завидовала успеху Докки у Швайгена и вниманию к ней Палевского. Не желая ссориться с кузиной и видя, что та не на шутку разошлась, Докки решила прекратить этот разговор и, насколько это было в ее силах, утихомирить Мари:

− Ты же сама понимаешь, что приглашение на танец ничего не означает, - спокойно продолжала Докки, взывая к остаткам здравого смысла кузины. – Если бы барон испытывал к твоей дочери серьезные чувства, он никогда бы не посмотрел ни в мою, ни в чью-либо еще сторону. И потом, о чем мы вообще спорим? Я вовсе не претендую на кавалеров ни Ирины, ни Натали. Девушки окружены молодыми людьми и, на мой взгляд, должны быть вполне довольны...

− Не довольны! – резко оборвала ее Мари. – Вокруг них вертятся какие-то молокососы, а ты отвлекаешь на себя внимание лучших женихов. Ты отбила Швайгена...

− Еще скажи – соблазнила, - вздохнув, ответила Докки. Ее уже начало раздражать это частое упоминание о том, что она якобы «отбила» барона.

− О, тебе не нужно было соблазнять Швайгена – ведь ты нацелилась на Палевского! Ты услышала, что генералом все восторгаются, потом увидела, какой он красавчик, и тут же переключилась на него...

− Вот как... - Докки устало откинулась на спинку стула. За все годы дружбы с кузиной ей никогда не приходило в голову, что они могут стать недругами. Но то, что происходило последнее время и сейчас - показывало настоящую цену их отношений.

− Как ты могла?! – тем временем вскричала Мари. - Ты ведь знала, как он нравится Ирине! Мало тебе было Швайгена, так ты принялась за Палевского, о котором мечтает моя дочь! Она влюблена в графа! Девочка страдает, а ты ради какой-то позорной интрижки готова разрушить ее счастье. Она чуть не расплакалась, когда увидела вас сегодня вдвоем...

− Девочка страдает из-за собственной глупости, - резко сказала Докки. – С таким же успехом она могла увлечься кем угодно из-за красивой формы и ореола героя.

− Она влюблена именно в Палевского!

− И без всякого повода с его стороны, насколько я могу судить. Не заметила, чтобы генерал проявлял к ней даже подобие интереса.

− Между прочим, он был очень рад знакомству с ней! Он посмотрел на нее и сказал, что заметил ее еще на площади, когда ему бросили ленты. Неужели это ни о чем не говорит?

− Ни о чем, кроме того, что у генерала острое зрение и хорошая память.

− Может быть, он бы начал ухаживать за ней, если бы не ты! Алекса считает...

Докки встала, не намереваясь более выслушивать все эти вздорные, нелицеприятные и даже оскорбительные для нее заявления кузины.

− Лучше посоветуй Ирине флиртовать с такими же молодыми и пустоголовыми, как она сама, офицерами, а не вздыхать о тех, кто ей явно не по плечу. И как бы тебе потом не перессориться со своими новыми подружками из-за кавалеров, которых не смогут поделить ваши дочери.

Не глядя на обескураженную ее словами Мари, Докки вышла из комнаты, не представляя, где ей отыскать убежище от раздраженных родственниц и собственных мыслей, которые начинали сводить ее с ума. «О, Господи, за что мне это все? – думала она. – Жила себе тихо, мирно, а затем вдруг вздумала сделать доброе дело кузине и в кои веки попутешествовать...»

 

Вечером ее родственницы отправились в гости к Жадовым. Докки сослалась на головную боль, осталась дома и села за письмо Ольге Ивлевой.

 

«Вильна, 28 мая 1812 года.

 

Сhère Ольга, уж две недели я нахожусь в Вильне (надеюсь, Вы получили мою записочку, что я отправила Вам по приезде в сие славное место). Погода все это время стояла чудесная, город и окрестности необычайно живописны – просто рай для путешествующих, но, должна признать, здесь было бы куда приятнее находиться, если бы не ряд обстоятельств, действующих на меня весьма угнетающе...»

 

Далее она подробно описала и неожиданный приезд Алексы и Вольдемара в Вильну, и дружбу ее кузины и невестки с мадам Жадовой, «...Вам известной, потому не буду распространяться о ее характере, интересах и привычках...»

Сообщив, что в Вильне находится князь Рогозин и еще кое-кто из их общих знакомых по Петербургу, Докки намекнула, что статус вдовы здесь расценивается порой весьма однозначно, что доставляет некоторые неудобства, прибавив:

 

«Вы поступили правильно, chère amie, не поехав в Литву и тем избавив себя от несколько двусмысленного положения. Увы, в Вильне, как и в Петербурге сплетни расходятся с одинаковой быстротой. Если к этому прибавить разговоры о скорой войне и о том, что Бонапарте стягивает огромные войска у нашей границы, то находиться сейчас в столице куда спокойнее и безопаснее.

Сама я надеюсь на днях благополучно оставить Вильну, а с ней и своих родственниц, как и Вольдемара, с некоторым сожалением разве что лишаясь общества нашей милой Катрин. Следующее письмо напишу уже из Залужного, куда стремлюсь всей душой. Передавайте огромный привет от меня Вашей милой бабушке Софье Николаевне. Также можете сообщить ей, что здесь я познакомилась-таки с графом Палевским, и что он не произвел на меня обещанного княгиней впечатления. Напротив, показался мне весьма самодовольным, избалованным и дерзким господином, по сравнению с которым князь Рогозин – образец добродетели и скромности.

Ваша Д.»

Докки долго смотрела на приписку о Палевском, но оставила ее, будучи уверенной, что слухи о ее знакомстве и танце с этим генералом вскорости дойдут до Петербурга, и если она не упомянет о нем в письме, это будет расценено Думской как весьма подозрительный факт.

Запечатав письмо, она вернулась мыслями к разговору с Мари. После их ссоры кузина, видимо, осознав – не несправедливость своих упреков, нет, - но то, что перешла некие границы в своих претензиях и обвинениях, бросилась за Докки, просила прощения, оправдывая свои неосторожные слова переживаниями за судьбу дочери, как и за судьбу и репутацию «chère cousine». Конечно, они помирились, но для Докки стало очевидным, что теперь между ними могут быть лишь родственно-приятельские отношения, не более того. Их дружба не выдержала первого же испытания, проверяющего степень привязанности и доверия друг к другу.

«Мари меня подозревает в худшем, я же отныне никогда не смогу быть с ней откровенной, - удрученно думала она, весьма задетая заявлениями кузины. – Неужели я действительно выгляжу дурной и безнравственной, расчетливо завлекающей мужчин?..»

Докки перебрала в памяти всех своих – не столь многочисленных, как ей приписывали, - поклонников, внимание которых, как ей казалось, она никогда не стремилась привлечь: не носила вызывающих декольте, не жеманилась, не поводила глазами, не делала многозначительных намеков, относилась равнодушно к комплиментам и флирту. Но подобная сдержанность, судя по всему, напротив воодушевляла и раззадоривала некоторых мужчин, ставивших своей целью растопить окружающий ее лед, о чем ей и сообщил сегодня Палевский во время приснопамятного разговора на Бекешиной горе.

«И как мне теперь себя вести, если любой мой поступок все равно осуждается?» – Докки вспомнила слова Афанасьича о зависти к ее положению и деньгам, хотя ей было трудно понять, как можно завидовать ее одиночеству, ее жизни, сломанной ужасным замужеством. Впрочем, со стороны могло показаться, что она только выиграла, сделавшись сначала женой барона, а через несколько месяцев после свадьбы - оставшись богатой вдовой. О подробностях же этой давней истории в свете никто не знал: Докки и ее родственники – каждый по своим причинам - о том не распространялись.

 

Из-за отсутствия средств родители не вывозили Докки в свет и в девятнадцать лет выдали ее замуж за генерала Айслихта - бездетного вдовца, который не только хотел обрести молодую жену и обзавестись наследником, но и желал породниться с пусть небогатой, но старинной русской дворянской фамилией. Докки, как могла, сопротивлялась этому браку, но ее мать так настаивала на нем, что силой и угрозами принудила ее подчиниться требованиям семьи.

После свадьбы Докки оказалась в полной зависимости от человека, которого не любила, не уважала, и который был неприятен ей до отвращения. Барона же не смущала ни их огромная разница в возрасте, ни то, что она стала его женой против своей воли. Он считал, что, женившись, облагодетельствовал ее и не уставал это повторять все то время, что они прожили вместе. А для Докки дом мужа оказался тюрьмой, где все было заведено на военный манер – от времени подъема до расписания домашних и светских обязанностей. Ей приходилось сверять с бароном каждый свой шаг, отчитываться за каждую мелочь и выслушивать назидательные речи, нередко сопровождаемые пощечинами. Помимо этого, ей запрещалось читать книги, обзаводиться подругами, выказывать свое мнение и иметь его. Но все это выглядело не так страшно по сравнению с тем, что она испытывала, когда муж приходил в ее спальню.

Наивная девушка до свадьбы не подозревала, в чем заключаются супружеские обязанности, а ее мать не сочла нужным хотя бы намекнуть, что ожидает Докки в брачной постели. Шок и страх, боль и омерзение, пережитые ею в первую же ночь, стали ее постоянными кошмарами, и каждая близость с мужем превращалась для нее в невыносимую муку. Она с ужасом представляла свое дальнейшее существование и пребывала в бесконечном отчаянии, когда барона неожиданно командировали в действующую армию, откуда он уже не вернулся.

Докки не сразу смогла оценить и осознать свободу и независимость, вдруг обретенную благодаря внезапному вдовству и унаследованному состоянию покойного мужа, возвращалась к жизни постепенно и только спустя какое-то время смогла находить в ней определенные удовольствия. Пережитые же за время замужества страдания все эти годы продолжали сказываться на ее отношении к мужчинам, с которыми она не могла и не хотела иметь большее, нежели обычное светское знакомство.

Поэтому сплетни, которые с такой охотой распространяла о ней Жадова, представлялись Докки особенно несправедливыми и незаслуженными. Но она не могла ни опровергнуть, ни остановить слухи, которые сейчас расходились по Вильне, а вскоре должны были достичь и Петербурга, где скучающие кумушки с жадностью станут обсуждать поведение «ледяной баронессы» в Литве, мгновенно позабыв о ее многолетнем праведном образе жизни, вызывавшем всегда их же удивление.

 

«Мне нужно или продолжать жить так, как я жила, не обращая внимания на сплетни, - размышляла Докки, - или полностью уединиться, оградив себя, таким образом, от каких бы то ни было наветов и упреков. Но даже если я навсегда переселюсь в Ненастное, все равно не смогу изолироваться от тех же соседей по имению, которые точно так же начнут судить да рядить обо мне. Да и почему я должна прятаться и из-за пустых наветов лишать себя тех небольших радостей, которые доставляют мне вечера путешественников, общение с друзьями, выезды в свет, ухаживания - даже пусть легкомысленные - мужчин?»

Подумав о мужчинах, ее мысли немедленно обратились к Палевскому и их последнему разговору, и вдруг с горечью и даже сожалением она осознала, что своими руками – пусть и не без помощи генерала - уничтожила самую возможность их дальнейшего знакомства.

«Ни один мужчина не потерпит от женщины таких слов, какие я высказала ему в запале. Ежели б я охала, восхищалась красотой старинной легенды, прекрасным видом, открывающимся с горы, и изображала из себя простушку, то, возможно, он составил бы обо мне более благоприятное мнение», - мысленно усмехнулась Докки и поразилась собственной наивности. В лучшем случае он поволочился бы за ней некоторое время, а потом цинично предложил бы вступить в более близкие отношения на время ее пребывания в Вильне или до появления у него нового увлечения. В худшем же варианте – на ее глазах он начал бы ухаживать за другой женщиной, оставив Докки воспоминание о нескольких взглядах, брошенных им на нее, одном разговоре да единственном с ним вальсе ...

«И очень хорошо, - заключила она. – Так даже лучше. Наша беседа помогла мне узнать, что он собой представляет. Тем легче мне будет освободиться от мыслей о нем, преследующих меня с того момента, когда я впервые его увидела. Иначе, не в силах противиться его притяжению, я наделала бы ужасных глупостей, которые в итоге принесли бы мне куда большую боль и разочарование, чем нынешние сокрушения по поводу прерванных отношений, ведущих в никуда...»

* * *

[1] «Часто здесь в юдоли мрачной...» 1787 г. Н.М.Карамзин

(продолжение)

январь-май, 2008 г.

Copyright © 2008 Екатерина Юрьева

Другие публикации Екатерины Юрьевой

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


     Top.Mail.Ru