Вирджинии Вулф
Своя комната О т р ы в к и и з эссеГлава 5 (…)Все эти отношения между женщинами, я подумала,
пробегая в памяти пышную галерею женских образов прошлого, слишком однообразны. Столько интересного осталось неосвещенным. И я попробовала
вспомнить хотя бы случай из своей читательской практики, когда две женщины изображались подругами. У Мередита в «Диане с перепутья» есть
попытка. У Расина и в греческой трагедии женщины часто наперсницы. Иногда матери и дочери. Но все они неизменно изображаются по отношению
к мужчинам. Странно подумать, что все великие женские образы до Джейн Остен рисовались лишь в отношении к другому полу. А какая это малая
часть жизни женщины и как мало может знать о ней мужчина, когда он ее видит через черные или розовые очки, которые надевает ему на нос его
положение! Отсюда и своеобразие женского образа: эти озадачивающие крайности красоты и уродства, превращения из божественной добродетели в
исчадие ада - ибо такой видел женщину влюбленный, в зависимости от того, росла его любовь или чахла, была взаимной или оставалась
безответной. Разумеется, это не совсем так у романистов девятнадцатого века. У них женщина уже более сложна и интересна. Возможно из
стремления писать о женщинах мужчины постепенно отошли от поэтической драмы с ее резкостью и теснотой и придумали роман как более подходящее
выразительное средство. Но и в романе, даже у Пруста, остается очевидным, что мужчина очень узко и однобоко смотрит на женщину, как,
впрочем, и она на него. (…) Представьте, если бы мужчин изображали только возлюбленными и никогда - друзьями, солдатами, мыслителями,
мечтателями; им почти нечего было бы играть в пьесах Шекспира, какая потеря для литературы! Да, у нас осталась бы большая часть Отелло, добрая половина Антония, но ни Брута, ни Цезаря, Гамлета, Лира, Яго - литература невероятно обнищала бы, как, впрочем, она и так веками нищенствовала из-за того, что перед женщинами вечно закрывали двери. Мог ли драматург полно и интересно, правдиво их описать, если их еще
девочками выдавали замуж и запирали в четырех стенах, усадив за пяльцы? Любовь была единственным мостиком.Поэт поневоле становился влюбленным, либо насмешником, или на худой конец объявлял себя женоненавистником, что чаще всего означало, что он не пользуется у женщин успехом. (…) Никто из нас не может подойти к карте и указать - Америку открыл Колумб, а Колумб, как известно,
был женщиной; или взять яблоко и заметить, что закон притяжения нашел Ньютон, а Ньютон, между прочим, был женщиной; или поднять голову и сказать: аэропланы летают, а кто их изобрел? - женщины. Не определяется высота женщины по дверному косяку. Не измерить ростомерами с аккуратными делениями в доли дюйма доброту матери, или преданность дочери, или верность сестры, или талант хозяйки. Очень немногие женщины даже
сегодня удостоены ученой степени; великие испытания многих профессий в армии, флоте, торговле, политике, дипломатии едва изведаны ими. Женщины и сейчас почти не оценены. Но если я захочу узнать все подробности о сэре Холи Батсе, например, стоит мне только открыть справочник, и я найду, что у него такие-то степени, что он владелец поместья, имеет наследника занимал в такие-то годы пост Секретаря, был послом
Великобритании в Канаде и в общей сложности получил столько-то званий, орденов, постов и разных других знаков отличия, несмываемым блеском покрывших его персону. Разве что Провидению больше известно о сэре Холи Батсе. Итак, мне не подтвердить своих хвалебных слов в адрес женщин никакими энциклопедиями и справочниками. Как же выйти из затруднения? И я снова взглянула на книжные полки. Там стояли биографии Джонсона, Гёте, Карлайла, Стерна, Шелли, Каупера, Вольтера, Браунинга и многих, многих других. И я задумалась обо всех
этих великих людях, которые по той или иной причине восхищались женщинами, искали дружбы с ними, вместе жили, делились секретами, любили, посвящали им стихотворения, верили в них, нуждались - в общем, по-своему зависели от них. Не скажу, что все это были чисто платонические увлечения, а сэр Уильям Джонсон Хикс - тот, наверное, прямо сказал бы, что ничего платонического в них не было. Но мы погрешили бы против правды,
если бы стали настаивать, что великие люди искали в этих связях лишь лести, комфорта и плотских утешений.
Всякому ясно, они искали в них то, чего не мог им дать их собственный пол, и я, пожалуй, попытаюсь
определить это точнее, без возвышенных поэтических цитат - как некий стимул, обновление творческой
силы, одаривать которыми дано лишь другому полу. Какой-нибудь Джонсон открывал дверь детской или
гостиной, подумала я, а там сидела она, может, окруженная детьми или с рукоделием на коленях, всегда
в центре совсем иной системы ценностей, иного жизненного порядка, и контраст между его и ее миром -
а его миром был зал суда или палата общин - моментально освежал и взбадривал; а дальше следовала,
даже за самым пустяковым разговором, такая естественная разница взглядов, что ссохшийся его ум
оказывался опять взрыхленным; и образ ее, создающей что-то свое своими средствами, так возбуждающе
действовал на творческую силу, что, само собой, его стерильный ум принимался опять выдумывать, творить и приходила наконец та фраза или эпизод, который никак ему не давался, когда он надевал шляпу перед встречей с нею. У каждого Джонсона есть своя Трэйл, и ему страшно потерять ее из-за
чего-то такого, и, когда его Трэйл выходит замуж за итальянца, учителя музыки, у Джонсона от бешенства темнеет в глазах, и не потому, что ему жаль милых вечеров на Стретхэме, а потому, что из его жизни точно «ушел свет». Да и вовсе не обязательно быть Джонсоном, Гёте, Карлайлом или Вольтером, чтобы почувствовать - пусть не так, как они, по-своему - всю сложность и силу творческой способности у женщин. Нам надо войти в свою комнату... только прежде, чем мы войдем и расскажем, что происходит, когда женщина оказывается в своей
стихии, английской речи придется сначала сильно порастянуться и пробить потолок пролетами новых понятий. Комнаты такие разные: спокойные, грозные, с окнами на море или в тюремный двор, завешанные бельевыми веревками, в шелку и опалах, жесткие, как конский волос, или мягкие, словно пух,
- достаточно переступить порог любой комнаты на любой улице, и в лицо ударит вся многосложная сила женского. Как же иначе? Миллионы лет женщины просидели взаперти, так что сегодня самые стены насыщены их творческой силой, которая уже настолько превысила поглощающую способность
кирпича и извести, что требует выхода к кистям и перьям, делу, политике. Но это совсем иная
творческая сила, чем у мужчин. И мы должны понять всю невосполнимость потери, если будем
сдерживать ее или растрачивать впустую, - она завоевана веками наистрожайшей самодисциплины,
и заменить ее нечем. Ужасно жаль, если женщины начнут писать или жить или будут выглядеть как
мужчины, - два пола с их различиями совсем не много на огромный и разнообразный мир, а как же
мы станем обходиться одним? Не призвано ли воспитание более выявлять и поддерживать различия,
нежели сходство? (…)
Вирджиния Вулф: Глава 5
Впервые опубликовано на сайте в «Литературные забавы»: 2004 г.
|