графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

 

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
− Фанфики по романам Джейн Остин.
− Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
− Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки



Рассказы

Рождественский переполох в Эссексе

«− Зачем нам омела, если все равно не с кем поцеловаться? − пробормотала Эми, вдруг вспомнив молодого джентльмена, который сегодня первым заехал в их коттедж. У него были очень красивые голубые глаза, весьма приятные черты лица и явно светские манеры. И еще он был на редкость обаятельным... Она вздохнула и быстро прошла мимо дуба, стараясь выкинуть из головы все мысли о молодых людях, с которыми было бы так приятно оказаться под омелой на Рождество...»


По картине Константина Коровина «У окна»

«- Он не придет! – бормотала бабка, узловатыми скрюченными пальцами держа спицы и подслеповато вглядываясь в свое вязание. – Кажется, я опять пропустила петлю…
- Придет! – упрямо возражала Лили, стоя у окна и за высокими, потемневшими от времени и пыли стенами домов, возвышающихся за окном, пытаясь увидеть прозрачные дали, шелковистую зелень лесов и лугов, снежные причудливые вершины гор, жемчужную пену волн на зыбком голубом море...»

Если мы когда-нибудь встретимся вновь

рассказ с продолжением «Даша вздрогнула, внезапно ощутив мурашки, пробежавшие по позвоночнику, и то вязкое напряжение, которое испытала тогда, рядом с ним, когда, казалось, сам воздух стал плотным и наэлектризованным... И что-то запорхало в сердце, забередило в душе, до того спящих... «Может быть, еще не поздно что-то изменить...»

Дуэль

«Выйдя на крыльцо, я огляделась и щелкнула кнопкой зонта. Его купол, чуть помедлив, словно лениво размышляя, стоит ли шевелиться, раскрылся, оживив скучную сырость двора веселенькими красно-фиолетовыми геометрическими фигурами...»

Рискованная прогулка

«Врубив модем, я лениво шлепнула по энтеру и зашла в сеть, зацепившись каблуком за невесть откуда возникший глюк. Зарегавшись свежим логином и тщательно запаролившись, я увернулась от выскочившего из какой-то безымянной папки файла...»


 

О жизни и творчестве Джейн Остин

Елена Первушина
http://elpervushina.livejournal.com/
http://elpervushina.narod.ru/

Джейн Остин и денди

 

«Затем, что он равно зевал
    Средь модных и старинных зал»

    О ком сказаны эти слова? Об Онегине или о мистере Дарси? Но ведь их разделяет не только Ла-Манш, но и почти полвека. Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона[1] — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?

    «Есть различные разряды пороков, равно как и добродетелей, и, надо отдать должное моим соотечественникам, им обычно присущи пороки самого низкого пошиба, — сетовал в 1748 году лорд Честерфилд. — Их ухаживание за женщинами — это постыдный разврат публичного дома, за которым неизбежно следует возмездие: потеря здоровья и потеря доброго имени. Трапезы их заканчиваются непробудным пьянством, диким разгулом, они бьют стекла, ломают мебель и очень часто — как они, впрочем, того и заслужили — ломают друг другу кости. Игра для них не развлечение, а порочная страсть; поэтому они предаются ей без всякой меры, разоряют своих товарищей или из-за них разоряются сами. Так они ведут себя за границей, в такой компании проводят там время, а потом приезжают домой, нисколько не переменившись к лучшему, такими же глупыми и неотесанными, какими мы привыкли их видеть каждый день, — а видим мы их только в парке и на улицах, потому что в хорошем обществе их никогда нельзя встретить: они недостаточно воспитаны, чтобы в него вступить, и у них нет никаких заслуг для того, чтобы их там приняли. Им свойственны повадки конюхов и лакеев, да и одеваются они тоже под стать тем и другим: ты ведь верно видел их у нас на улицах: ходят они в грязных синих кафтанах, в руках у них дубинки, а их ненапудренные жирные волосы прикрыты огромными шляпами. Приобретя в результате всех своих путешествий столь отменное изящество, они поднимают скандалы в театрах, пьянствуют в тавернах, бьют там стекла, а нередко и самих хозяев этих таверн. Это завсегдатаи публичных домов, их пугала и вместе с тем и их жертвы. Эти несчастные заблудшие люди думают, что они для всех — свет в окошке, это действительно свет, но так светится в темноте какая-нибудь гнилушка».
    Какая разительная перемена свершилась в XIX веке!
    «Манеры денди были сами по себе очаровательны, — писал Барбе д'Оревильи[2], автор трактата «О дендизме и Джордже Браммелле», посвященного «джентльменам новой генерации». — Денди отличались приятным стилем речи и безукоризненным языком. Многие из них обладали высокими дарованиями и преуспевали во всем, что они делали; менее талантливые, если им что-то не удавалось, умели вовремя остановиться, без особых иллюзий или энтузиазма. Они демонстрировали джентльменскую выучку – щедрость и великодушие. Эфемерные как молодость и духи, они все же имели одну постоянную черту – верность в дружбе, несмотря на позднейшее соперничество».
    Что же произошло?

    Моду на особое изящество в одежде и манерах, в сочетании с продуманной небрежностью, дерзостью и язвительной иронией, легенда связывает с именем Д. Б. Браммелла (1778 – 1840 гг), автора книги «Мужской и женский костюм», которого современники называли «премьер-министром элегантности».
    Именно вдохновляясь примером Браммела, Булвер-Литтон сформулировал в столь любимом Пушкиным романе «Пэлем» знаменитые правила «искусства одеваться»:
    «Уметь хорошо одеваться – значит быть человеком тончайшего расчета... В манере одеваться самое изысканное – изящная скромность, самое вульгарное – педантическая тщательность.
    Одевайтесь так, чтобы о вас говорили не «как он хорошо одет!», но «какой джентльмен!»
    Избегайте пестроты и старайтесь, выбрав один основной спокойный цвет, смягчить, благодаря ему, все прочие. Апеллес[3] пользовался всего четырьмя красками и всегда приглушал наиболее яркие тона, употребляя для этого темный лак.
    Изобретая какое-либо новшество в одежде, надо следовать Аддисонову[4] определению хорошего стиля в литературе и стремиться к той изысканности, которая естественна и не бросается в глаза».
    Существовали также правила поведения для денди, рассчитанные на то, чтобы, используя минимум средств, производить максимальное впечатление на окружающих:

    Первое правило – «Nil admirari» (ничему не удивляйся), призывало сохранять бесстрастие и презрительное безразличие при любых обстоятельствах.
    «Я неоднократно наблюдал, что отличительной чертой людей, вращающихся в светском обществе, является ледяное, несокрушимое спокойствие, которым проникнуты все их действия и привычки – от самых существенных до самых ничтожных: они спокойно едят, спокойно двигаются, спокойно живут, спокойно переносят утрату своих жен и даже своих денег, тогда как люди низшего круга не могут донести до рта ложку или снести оскорбление, не поднимая при этом неистового шума», — писал Булвер-Литтон.
    Правило второе – «сохраняя бесстрастие, поражай неожиданностью».
    Правило третье – «Оставайтесь в свете, пока вы не произвели впечатление; лишь только оно достигнуто, удалитесь».

    Одним из способов произвести впечатление было: «к несерьезному относиться серьезно, а над серьезным посмеиваться», — так писал об особенностях юмора денди Эрнст Юнгер[5].
    Вот как Браммел реализовывал эти правила на практике: он пришел в три часа ночи под окна известного ученого, члена Королевского общества Снодграсса, что было сил стучал в окно и, когда несчастный Сондграсс выскочил в ночной рубашке на мороз, решив, что в доме пожар, Браммелл вежливо спросил: – «Простите, сэр. Вас зовут Снодграсс? Какое чудное имя, клянусь, в высшей степени чудное, ну что же, мистер Снодграсс, доброе утро!»
    Смешно? Рискуя прослыть занудой, скажу: как-то не очень.
    А вот еще один образчик «изысканного эпатажа» Браммела. Рассказывали, что однажды он пришел на бал и, потанцевав с самой красивой дамой, поинтересовался: «Что это за уродец стоит возле камина?» – «Но как же, вы должны быть с ним знакомы – ведь это хозяин дома», – ответила дама. «Вовсе нет, – беззаботно сказал Браммелл, – ведь я явился на бал без приглашения».

    Похоже на Дарси? Может быть — да, а может быть, и нет. Он вроде и одет с элегантной небрежностью, и бесстрастен до презрительности, и не упускает случая удивить собеседника неожиданным замечанием, — как, например, о танцах с Сент-Джеймсе, — и имеет неприятную манеру крайне неблагожелательно отзываться о внешности окружающих. Так что же мистер Дарси — предтеча дендизма, а Джейн Остин – пророк его?
    Едва ли. Браммел и его последователи, эпатируя общество своим высокомерием, все же всецело зависят от общественного мнения. Кажется, вся их жизнь посвящена одной цели: чтобы о них не забыли. Не даром презрительный денди Браммел по воспоминаниям современников «обладал выдающимся даром развлекать». «Происходит своего рода «обмен дарами», заключается негласный договор: денди развлекает людей, избавляя их от скуки, отучает от вульгарности, а за эти функции общество должно содержать денди, как политическая партия содержит своего оратора», — поясняет Барбе д'Оревильи. У Дарси идея такого «общественного договора», несомненно, вызвала бы омерзение.
    Дарси кажется искренним в своем раздражении и угрюмости. Он не пытается казаться скучающим, чтобы набить себе цену, ему действительно скучно среди хартфордширских дворян. Почему? Может быть, потому, что он слишком горд?
    В начале XIX века наследственная аристократия начала ощутимо сдавать позиции под напором «новых дворян» — фабрикантов-нуворишей, недавно получивших дворянские титулы. Отчасти мода на дендизм была реакцией на этот процесс. Аристократы-денди старались наглядно продемонстрировать нуворишам, что «деньги это не все», что элегантная небрежность манер и равнодушная невозмутимость — это неотчуждаемое наследство «истинного дворянства» — потомков средневековых рыцарей. Денди являл собой некий недостижимый эталон «высшего существа», по сравнению с которым буржуа и их буржуазные ценности казались особенно «скучными» и «пошлыми». «Он представляет не только моду, но и форму культуры, — пишет о Браммеле немецкий исследователь Отто Манн в эссе «Дендизм, как консервативная форма жизни», — поэтому он пребывает в напряженных отношениях с обществом. Он олицетворяет собой форму культуры, которой должно было бы обладать, но в полной мере не обладает общество. Он, по сути, противостоит обществу». (Ирония судьбы в том, что Браммел как раз происходил из буржуазной семьи, но сумел поставить себя так, что все считали его самым аристократичным из аристократов).
    Но Дарси, кажется, вовсе лишен сословной спеси. «Аристократизм», «элегантность», «продуманная небрежность», «произвести впечатление на общество» — не из его лексикона. Он дружит с «сыном торговцев» Бингли и очень сдержанно относится к родовитой леди Кэтрин Де Бер, которой хотелось бы увидеть Дарси своим зятем. Дарси не пытается ни поразить «общество», ни преподать ему какой-то урок. Напротив, когда молодежь в очередной раз затевает танцы, и Дарси «разом лишается всех собеседников», он кажется искренне растерянным. Вряд ли он действительно смущался в присутствии миссис Лонг, как предположила добросердечная Джейн, но, видимо, он действительно не знал о чем с ней говорить. Едва ли он хотел открыто высказать презрение «новому дворянину» сэру Лукасу, скорее всего, им на самом деле трудно было найти общую тему для разговора. И едва Дарси удалось заметить в глазах Элизабет «необычный для женщины ум», — как он уже не прочь потанцевать и поговорить с нею. Надо отдать ему должное, Дарси никогда не пытается «к несерьезному относиться серьезно, а над серьезным посмеиваться». Уж если он иронизирует, то только над тем, что действительно ничего, кроме иронии, не заслуживает. Это, на мой взгляд, большое его достоинство.
    О Браммеле рассказывают вот еще что: когда одна дама спросила его, почему он растрачивает впустую свой многогранный талант, он ответил, что, осознав сущность человека, он выбрал наилучшую линию поведения, позволяющую ему проявить себя и дистанцироваться от презренного люда. Но Дарси не пытается сделать ни того, ни другого — он не подчеркивает своего превосходства над «пошляками», и не старается «проявить себя». Но вот интереснейший вопрос — если он все же пожелает (или будет вынужден) проявить себя — что мы увидим?


* * *

[1] Эдвард Джордж Булвер-Литтон (Edward G. Bulwer-Lytton (1803 – 1873 гг.) – английский писатель, журналист и общественный деятель.
[2] Жюль Амеде Барбе Д’Оревильи (фр. Jules Amédée Barbey d'Aurevilly, (1808 – 1889 гг.) – французский писатель и публицист.
[3] Апелле́с, Апелл (др.-греч. Ἀπελλῆς, лат. Apelles, прим. 370 — 306 гг. до н. э.) — древнегреческий живописец, друг Александра Великого.
[4] Джозеф Аддисон (1672 – 1719 гг.) – английский писатель и государственный деятель.
[5] Эрнст Ю́нгер (Ernst Jünger) (1895 —1998 гг.) — писатель, мыслитель, один из главных теоретиков немецкой консервативной революции.

февраль, 2009 г.

Copyright © 2009 Еленa Первушинa

Другие публикации Елены Первушиной

Обсудить на форуме

О жизни и творчестве Джейн Остин

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  www.apropospage.ru  без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru