Любовно-исторический роман
Ш а н с
Глава X
На следующий день на обеде у Барсуковых должны были быть гости, но еще утром, после завтрака, когда глава семьи уехал по каким-то своим делам, Бов получила нагоняй от кузин.
- Оказывается, на маскараде Торкунов был в костюме стрельца, - сказала Натали, подталкиваемая взглядами сестры. - Это он любезничал с тобой в ложе в мое отсутствие?
- Полонез ты тоже с ним танцевала? - не удержалась Софи.
"Вот, начинается расплата за мое легкомыслие", - заволновалась Бов, почувствовав напряжение, возникшее между ней и кузинами.
- Полонез, да, танцевала, - была вынуждена признать она, потому что никто не поверит, что за весь танец они не обмолвились и словом и не узнали друг друга.
- Он лишь проявил учтивость, заметив, что у меня нет кавалера, - Бов попыталась оправдаться. - С моей стороны было бы невежливым отказать ему. Ведь он не знает… - она замялась.
- …не знает, что ты должна присматривать за Ленн и Марой, - усмехнулась Софи. - Но ты же не случайно надела короткое платье[1], явно намереваясь танцевать…
- Никто не сказал, что мне нельзя танцевать, - вспыхнула Бов и прибегла к своему единственному аргументу:
- Иван Михайлович даже велел мне сшить себе бальные платья…
- Нет ничего страшного в том, что Бов протанцевала пару танцев, - спохватилась Натали при напоминании о решении мужа. - Но отчего ты не сказала нам, что твоим кавалером был Торкунов?
- Не подумала, что вам это будет интересно, - как можно простодушнее ответила Бов.
- О чем вы говорили? - требовательно спросила Софи.
- Ох, да ни о чем, собственно… Он спросил, нравится ли мне Москва, потом бросил несколько реплик об убранстве зала и маскараде…
- Обо мне спрашивал?
- Н-нет, - запнувшись, сказала Бов, но решила чуть польстить Софи, чтобы ее успокоить. - Заметил только, что у меня очень приятные и гостеприимные родственники…
- Приятные… Гм…
Софи явно хотелось услышать нечто другое, но пришлось довольствоваться тем, что есть.
- А после в ложе? - вспомнила она.
- Едва ли это был Торкунов… - Бов сделала недоуменное лицо - не могла же она теперь признаться, что солгала. - Я не узнала его, да и видела мельком - он пробормотал что-то и ушел. Скорее всего, это был кто-то другой в похожем костюме…
- Вполне возможно, - не смогла не признать Натали. - Я лично насчитала на бале трех пастушек, четырех рыцарей - как же они, бедные, в доспехах-то танцевали? - и…
- Да бог с ними! - раздраженно прервала сестру Софи. - В любом случае, Бов не должна забывать своего места!
- Я не забываю, - заверила ее Бов.
И это было истинной правдой - даже если в последние дни она и позволила себе немного удовольствий, о своем положении в семье Барсуковых Бов помнила всегда.
Натали смутилась.
- Бов наша кузина, - поспешно сказала она, - и ровня нам по происхождению, и если она помогает мне… нам по хозяйству и воспитанию детей, это не…
- Знаю, знаю, - Софи скривила губы. - Но все равно ей не след привлекать к себе лишнее внимание мужчин. Ведь не надеешься же ты - в твои-то годы, с такой внешностью, да без копейки приданого, - она насмешливо посмотрела на Бов, - подцепить себе в Москве жениха?
- Не надеюсь, - тихо сказала Бов.
Софи нельзя было назвать плохим человеком, но она была избалована и капризна, с неуравновешенным и не самым легким характером, который совершенно не умела - да и не старалась - сдерживать. Свое настроение она привыкла вымещать на окружающих, нисколько не считаясь с их чувствами. В свое время она разругалась с родителями и переехала жить к сестре, покинув Барсуковых только на время своего короткого замужества за тихим и молчаливым Семичевым. Оставшись вдовой без особых средств и с маленьким сыном на руках, Софи вновь поселилась у сестры, и если и признавала чей авторитет, то только хозяина дома. Барсукова она побаивалась - при всей его доброте, он мог быть суровым и требовательным, особо не любил "бабское нытье и разборки" и не терпел их в своем присутствии. Натали обладала более мягким и покладистым характером, с завидным терпением сносила выходки младшей сестры, которую жалела и к которой была привязана, порой целиком попадая под ее влияние. Софи этим успешно пользовалась, чуть что не по ней впадая в истерики, коих Натали страшилась боле огня.
- Да что ты к ней привязалась? - попыталась утихомирить она сестру. - Ну потанцевала Бов с Торкуновым, подумаешь? В любом случае, он женат, так что тебе, дорогая сестрица, о нем и думать нечего, тем более в его отношении какие планы строить.
Софи надулась, но не могла не признать правоту сестры.
- Это так несправедливо! - воскликнула она в сердцах. - Все мало-мальски приличные мужчины или женаты, или смотрят только на юных девиц, и я должна радоваться, ежели какой-нибудь Неверов или ему подобный тип снизойдет до меня, да при этом еще всячески показывает, что облагодетельствовал своим вниманием! Я с трудом его выношу, - вдруг призналась она и зарыдала.
Натали бросилась успокаивать сестру, Бов с облегчением вздохнула - допрос ее был явно закончен, и потихоньку вышла из комнаты, оставив кузин наедине.
На обед собрались узким кругов знакомых - Кудимова с мужем, семейство Бояриновых, Неверов, несколько офицеров, среди которых был и барон Вальтер, один из приятелей Барсукова с женой, и… Торкунов. Он приехал с Кудимовыми, был чрезмерно приветливо встречен хозяйками дома, и, казалось, чувствовал себя теперь у Барсуковых своим человеком. Непринужденно шутил с молодежью, осыпал комплиментами Софи (та млела от удовольствия), льстил Натали, похваляя качество приготовленных блюд и закусок к обеду, пил наливки на пару с Барсуковым, чем расположил к себе и его, обсуждал политику с Неверовым, поддерживая все с важным видом тем высказанные заключения по поводу неумелых действий Бонапарте, наших дипломатов и военных.
К Бов он не подходил, впрочем, не подчеркивая этого, и она не раз замечала на себе его быстрые взгляды. Но когда в общем разговоре за столом кто-то упомянул о поместье хозяев дома в Юрьевском уезде, Торкунов вдруг заявил:
- А ведь я бывал как-то в ваших местах, Наталья Федоровна. Совсем неподалеку, у… - он назвал фамилию соседей Барсуковых.
Бов похолодела.
"Нет, он не смеет, не может меня выдать!" - твердила она про себя, пока Натали и Софи забрасывали его вопросами по этому поводу, сокрушаясь, что им не представилась возможность тогда свести с ним знакомство.
- Дело давнее, уж не помню, в каком точно году это было, - Торкунов не смотрел на Бов, но она явственно ощущала его сосредоточенность на ней.
- Впрочем, - добавил он, - память у нас порой оказывается лучше, чем мы можем себе представить. Неожиданно вспоминаются картины, казалось давно забытого прошлого…
"Бог мой, неужели таким образом - угрожая тем, что расскажет о наших встречах, - он хочет вынудить меня с ним встречаться?! - мысленно ахнула Бов. - Я не позволю ему этого!"
Легко было утверждать: "Не позволю!", но как остановить его?! Пока Бов лихорадочно обдумывала незавидную и опасную для нее ситуацию, послышался голос Барсукова.
- Эти ваши Ширяевы, - гаркнул он и опрокинул в себя очередную рюмку водки, - эти ваши Ширяевы нам не друзья!
- Иван Михалыч! - попыталась его утихомирить Натали, Барсуков отмахнулся от нее, памятуя обиды, нанесенные ему соседями.
- Пытаются отсудить часть моего леса по поддельным бумагам! - шумел он. - Ишь, удумали - де Заячьи Кочки им принадлежат! Вздор! Кочки всегда входили в земли Барсуковых!
Тяжба эта велась уже лет десять, если не больше, и у Барсукова была одной из излюбленных тем разговора. Среди гостей сразу нашлись сочувствующие и жертвы болезненного вопроса о границах между владениями, посыпались рассказы о разных случаях, сетования на соседей, родственников или ловких предпринимателей.
- Купец один вздумал у нас в деревне кабак открыть, - доносилось с одного конца стола. - Среди мужиков пьянство пошло, драки, два дома сгорело… Насилу от купца этого избавились с его кабаком…
- Родич мой заявил, что часть земель моих ему по какому-то давнему завещанию якобы отходит, - слышалось с другого конца.
Торкунов также принял участие в оживившейся беседе, поделившись, правда, не собственным опытом подобных тяжб, а некоего своего приятеля, который разрешил спорный вопрос с соседями полюбовным соглашением. Подробности этого соглашения Бов были упущены - чтобы не смотреть на Торкунова, она сделала вид, что слушает Неверова. Тот со смешком рассказывал о какой-то путаной истории с поселившейся по соседству его имения вдовой.
- …столковался с уездным землемером, и дама сия осталась несолоно хлебавши, а лужок-то ее пойменный мне отошел, - громко хвастался Неверов удачно провернутым дельцем, судя по рассказу - бесчестным и незаконным.
"Он даже не понимает, как это выглядит со стороны, почитая свое мошенничество - геройством", - подумала Бов, пристальнее приглядываясь к возможно будущему мужу Софи, на которого до того почти не обращала внимания.
Внешности он был совсем неприметной и неказистой, с липким взглядом бесцветных глаз. Самомнения же у него было - хоть отбавляй, как и глупости, что сквозила в каждой его с апломбом изреченной фразе. Бов вдруг искренне посочувствовала Софи, которой приходилось выносить общество этого неприятного во всех проявлениях господина, замужняя жизнь с которым вряд ли принесет ей даже подобие удовольствия. Впрочем, кузину никто не принуждал терпеть его ухаживания или принимать от него предложение. Для женщины одиночество было тяжким испытанием, но имело ли смысл менять его на прозябание с подобным мужчиной?
Некогда Бов тоже могла выйти замуж примерным образом. Ей сделал предложение один из соседей Барсуковых, тоже вдовец в летах, за которого бы не пошли барышни, рассчитывающие на более удачную партию. Для Бов же это могло стать спасением, возможностью обрести свой дом и детей. Но она не смогла пересилить себя: при одной мысли, что ей придется ложиться с ним в постель, ее начинало мутить от отвращения. Потом - и до сих пор - порой она думала, что, вероятно, сделала ужасную глупость, не ухватившись за единственный предоставленный ей шанс изменить свою судьбу, но тогда в ней еще жили надежды на лучшую участь.
Далее во время обеда и потом, когда все собрались в гостиной, Торкунов более не мучил Бов никакими намеками, разве прощаясь, многозначительно сжал ее пальцы. После ухода гостей, когда девочки поднялись в свою комнату, а Барсуков исчез по каким-то своим делам, Софи взахлеб сообщила сестре распирающую ее новость:
- Кудимова мне успела шепнуть, что Торкуновы готовят прошение государю о разводе!
Бов, которая в этот момент привставала, чтобы покинуть гостиную, медленно опустилась на место. Накануне он ни словом не упомянул о предполагаемом разводе, напротив, сказал, его жена не хочет этого. Или промолчал, чтобы Бов не строила в его отношении никаких планов?
"Впрочем… ему было бы выгоднее сообщить мне о том, чтобы дать надежду и воспользоваться ею. Как это уже было однажды", - подумала она, прислушиваясь к разговору кузин.
Натали восприняла известие скептически.
- Ежели и так, - говорила она, - пока суть да дело - много времени пройдет. Получат они развод, нет ли, для нас все одно - сейчас он женат, да и не выказывает к тебе особого интереса.
- Зачем тогда ему искать знакомства с нами и ходить в дом? - спрашивала Софи. - На барышень он не смотрит, а со мной всегда так любезен, сегодня комплиментов наговорил…
- Комплименты говорить они все горазды, - с умудренным видом заметила Натали. - Сама удивляюсь, чего он к нам зачастил, мы для него компания неподходящая, к другому привык. Может, от скуки, разнообразия ради. По любому одно выходит: за тобой он не ухаживает, авансов не делает… Да хоть бы и делал - рассчитывать на то никак нельзя.
Кузины еще какое-то время обсуждали животрепещущий вопрос: чем семейство Барсуковых могло привлечь такого светского завсегдатая, как Торкунов, выдвигая на этот счет всевозможные версии и так и не найдя на него вразумительного ответа. То, что причина тому сидит рядом и штопает чулки, не пришло им в голову.
В последующие дни, когда Натали брала ее на светские увеселения, Бов ни на шаг не отходила от кузины, старательно избегая даже малейшей вероятности столкнуться с Торкуновым или Лахтиным. Впрочем, князь не баловал общество своим появлением, и за все это время она видела его всего раз издали на каком-то приеме. Торкунов появлялся часто, неизменно подходил к Барсуковым, но Бов держалась настороже, и ему никак не удавалось перемолвиться с ней и парой слов наедине.
Когда-то, представляя их встречу (и надеясь на то), ее более всего страшило, что он выкажет к ней полное равнодушие. Сейчас все происходило почти как в ее давних мечтах - Торкунов раскаивался, сожалел, был несчастен и хотел возобновить с ней отношения, но Бов не могла этому радоваться или испытывать чувство триумфа. Его настойчивость пугала, предложенная им связь унижала ее. И если чувства, некогда к нему питаемые, как оказалось, не прошли бесследно, то годы разлуки, удар, который некогда пережила Бов, ее обида, боль и разочарование - все это нынче стояло между ними. И она уже не была той наивной девушкой, что так безоглядно и доверчиво отдалась своей любви, чтобы с легкостью забыть о прошлом.
Между тем слухи о предполагаемом разводе Торкуновых обрастали подробностями. Кудимова каждый раз появлялась у Барсуковых с новым ворохом сплетен, содержание которых было порой весьма противоречиво. То утверждалось, что де сам Торкунов устал от измен жены и хочет от нее освободиться, то, напротив, именно Мими приписывалось желание получить развод, чтобы вновь выйти замуж. Назывались имена ее ухажеров, среди них не раз упоминался и князь Лахтин.
- Мол, между нею и князем давно все тайно слажено, и он чуть не сам намерен хлопотать о ее разводе перед государем, к которому запросто вхож, - рассказывала Кудимова своим внимательным слушательницам.
Памятуя, как сухо при ней князь разговаривал с Мими, Бов про себя усомнилась в их связи, хотя, если до поры они не хотели прилюдно показывать свои отношения, вполне могли разыграть ту сцену, которой она стала свидетельницей.
"Но в таком случае ей незачем было бы ревновать Лахтина ко мне, - подумала Бов, вспомнив случайную встречу с ней во время прогулки. - Впрочем, в любом случае, меня это все никак не касается - ни развод Торкунова, ни матримониальные намерения Лахтина, не говоря о Мими…"
Софи вся извелась по поводу того, что какая-то "ничего из себя не представляющая" дама сначала заполучила такого мужа, как Торкунов, а теперь заимеет второго, да еще с титулом и чином. Натали ахала, дивясь нравам светского общества, где жены позволяют себе бесстыдничать, а мужья закрывают на то глаза.
- А что ему, бедолаге, остается делать? - резонно спрашивала Кудимова. - Дуэли у нас запрещены, а кто ослушался - суровое наказание ждет. Кому охота стреляться, скажите на милость? Баловникам только, да по глупости. Женился на деньгах и связах, так терпи.
- И большое приданое у его жены было?
- Точно не знаю, но говорили, что очень и очень приличное. Только наличными чуть не сто тысяч, если не больше.
- С такими деньжищами любую замуж возьмут, - с завистью сказала Софи.
- Так если развод, все к ней вернется? - поинтересовалась Натали.
- Это как они договорятся, - отвечала гостья, - но слышала, что приданое ему все досталось, а у Мими своего имущества полно - и земли, и денег.
- А сам-то, Торкунов, тоже жену новую искать будет? - подала голос Софи.
- Кто его знает? Слухи его в разное время с какими-то женщинами связывали, уж не упомню, а какие у него намерения, сказать не могу. Может, и женится - чего одному-то куковать?
Софи было встрепенулась, но дамы хором привели ее в чувство, приводя множество доказательств тому, что ей не пристало и думать о Торкунове, потому как никаких надежд у нее на брак с ним нет, и вряд ли будут.
- Ежели бы он вам, дорогая, в чувствах признавался, ухаживал и ради того, чтобы вас своей женой сделать, на развод пошел - это одно, тогда и подождать можно. А так все одно, не про вас он, - Кудимова похлопала расстроенную Софи по руке. - Да и разведут ли их, как и когда - вилами по воде писано. Держитесь Неверова, а то и одного не поймаете, и другого упустите.
Софи недовольно пожала плечами, но советы, похоже, приняла к сведению, и, не упуская случаев привлечь к себе внимание Торкунова или других господ, Неверова от себя не отталкивала, напротив, стала явственно выказывать свое к нему расположение.
- Пожалуй, я смогу терпеть его в качестве мужа, - как-то сказала она Натали. - Конечно, ухаживай за мной кто другой, получше, я бы еще подумала, а так…
- И то правда, - согласилась Натали. - Главное, чтобы предложение сделал, а со свадьбой можно будет и не спешить. Человек он положительный, с положением и достатком. А что возраст, так не старей какой, в самом соку, да и молодой жене особливо потакать во всем будет.
Пока Барсуковы ждали предложения от Неверова, а это могло произойти со дня на день, судя по намекам сего господина, вскоре как-то за завтраком раскрасневшаяся Ленн вдруг выпалила:
- Mon pere[], вы будете сегодня днем дома?
- Что? Что такое? Зачем? У нас что, опять гости? - Иван Михайлович недовольно взглянул на жену.
- Сегодня к нам если только с визитами заедут, - засуетилась Натали. - А потом мы поедем на музыкальный вечер…
- Визиты и этот музыкальный… без меня, - сообщил Барсуков, который терпеть не мог светские увеселения, и сопровождал свою семью лишь в крайних случаях, после долгих увещеваний жены. - И к обеду не ждите, я у приятеля буду, потом в клуб и…
- Mon pere! - хором воскликнули девочки, переглянулись, первой выступила Мара.
- Вам надобно быть дома в час дня!
- Это ж по какому случаю? - буркнул Барсуков.
- По такому, - Ленн вспыхнула пуще прежнего, - что Петр Иванович просил вам передать… спрашивал позволения… принять его… - запнулась и оглянулась на сестру.
- Он приедет просить руки Ленн! - торжествующее сообщила Мара.
Натали схватилась за сердце:
- Как?! Он…
- Вчера с ней объяснился, - Мара хихикнула и посмотрела на багровую Ленн.
- Кто таков? Немец же, вроде за тобой ухаживал, барон как-его-там, а этот кто? - Барсуков нахмурился.
- Барон Вальтер, - хором ответили девочки, - Петр Иванович.
- А… тот самый, - протянул Иван Михайлович, не слишком довольный нарушением своих дневных планов. - Ну что ж делать, коли так. Пускай приезжает…
Софи поджала губы, Натали напустилась на дочерей с упреками, что они скрыли от нее такое событие. Ленн вяло оправдывалась, Мара заговорщически переглянулась с Бов. Девочки рассказали ей о предложении барона сразу, как накануне вечером вернулись домой из гостей, куда ездили без нее. Родителям они решили сообщить эту новость за завтраком. "Ведь если мама это узнает, то наверняка проговорится папе и Софи, и это уже будет не так интересно", - сказали они, взяв с Бов честное слово, что она никому ничего не расскажет.
Потом Натали всплакнула - от счастья, как она сказала, а Барсуков, ворча, пошел переодеваться, чтобы в надлежащем виде принять своего будущего зятя.
- Но я с ним еще потолкую, - грозно изрек он, девочки прыснули, зная, что суровость отца напускная, и в глубине души он доволен, что одна из его дочерей обзавелась женихом.
Толковал Барсуков с бароном недолго, и расстались они вполне довольные друг другом. После его ухода Иван Михайлович сказал:
- Не такой уж он немец, одна фамилия осталась да титул от прадеда. Средства у него есть, карьеру делает, так что Ленка наша барыней будет важной, баронессой, гляди ж ты.
Чмокнул отличившуюся дочь в лоб, наказал Маре следовать примеру сестры и уехал, как ни старалась Натали выведать у него подробности беседы.
- Из Барсукова никогда и слова не вытянешь, - пожаловалась она перед тем, как отправиться на прогулку в санях, устраиваемую новоявленным женихом.
Бов осталась дома и занялась рукоделием. Когда ее родные должны были вот-вот вернуться, у входной двери раздался стук, и через несколько минут лакей распахнул двери гостиной, где находилась Бов, пропуская прибывшего с визитом гостя.
То был Неверов.
- Слуги сообщили мне, что Софьи Федоровны нет дома, - сказал он. - Вы, дорогуша, надеюсь, не будете возражать, ежели я подожду ее здесь?
- Н-нет, - Бов несколько опешила от фамильярности Неверова, но решила не обращать на то внимания. - Располагайтесь, кузины скоро вернуться.
Она посмотрела на часы - четверть шестого.
- Верно, вы не откажетесь от чая?
- Не откажусь… От горяченького, да и от чего покрепче. На улице дюже студено, - говоря это, Неверов подошел к печке, потирая замерзшими руками.
Бов позвонила, наказала слуге подать чай и графинчик с рябиновой настойкой, которую, как она уже знала, предпочитал гость.
- Ну, с, - сказал он, пока лакей подавал на стол, - так вы, Любовь Сергеевна, проживаете, значит, с Барсуковыми… Софи говорила мне, что у вас другой родни-то и нету.
Бов молча кивнула. Ей была неприятна эта тема, да и какое до того дело Неверову?
- Вы старше Софи - она упомянула как-то, что вам за тридцать, - продолжил он, когда они остались одни. - Странно, выглядите вы моложе, лет на двадцать пять-двадцать шесть, не больше…
- Мне тридцать два года, - сказала Бов, не считая нужным скрывать свой возраст.
Разговор принимал странную и совсем не светскую форму. Видимо, Софи, по обыкновению, пренебрежительно отозвалась о своей неимущей родственнице, и Неверов не считал нужным деликатничать с Бов.
- Моложе, куда моложе, - повторил он, уселся на диван, налил полную рюмку настойки, залпом опустошил и окинул Бов медленным, оценивающим взглядом с головы до пят, отчего она почти физически ощутила, как он мысленно раздевает и ощупывает ее.
"Бедняжка Софи!" - в ней волной поднялось сочувствие к кузине, которая и не подозревала, что из себя представляет этот с виду приличный человек. Сама Бов уже имела несчастие встречать подобных мужчин. Они не стеснялись пользоваться зависимым положением девушек - от крепостных служанок до приживалок, при случае норовя сорвать поцелуй, пошарить руками по телу, будучи уверенными, что об этих "шалостях" никто не узнает, а жертвы их сластолюбия не побегут жаловаться, стыдясь или страшась тем навлечь на себя хозяйский гнев.
В молодости у Бов была пара случаев, когда ей приходилось увертываться от сомнительных знаков внимания случайных гостей. Тогда Барсуков, случайно заметив, как один из них не дает ей прохода, выставил того из дома и наказал Бов в подобных случаях сразу ставить его в известность. С тех пор в этом отношении ей жилось спокойно, а с возрастом и вовсе перестала бояться назойливых знаков внимания - кто посмотрит на пожилую особу? И вот теперь Неверов счел ее подходящей для своих забав, хотя до сегодняшнего дня почти не обращал на нее внимания. Или обращал? Внезапно на память пришли его взгляды, которые она на себе порой ловила, не придавая им, впрочем, никакого значения, поглощенная собственными мыслями и переживаниями. Бов вдруг поняла, что с некоторых пор стала объектом его своеобразного интереса. Или она ошибается, а ее не на шутку разыгравшееся воображение дорисовывает то, чего на самом деле нет? Не может же Неверов, с серьезными намерениями ухаживая за кузиной, одновременно заигрывать с ее родственницей...
Все же Бов украдкой покосилась на дверь в надежде, что кузины вот-вот вернутся и избавят ее от щекотливого tete-a-tete[1] с Неверовым. И в этот момент он быстро пересел в соседнее с ней кресло и прижал ладонью ее колено.
- Какая цыпочка, - промурлыкал он, - рыженькая цыпочка… Люблю рыженьких…
- Прошу вас, оставьте! - Бов вздрогнула и попыталась скинуть его руку. - Мы окажемся в неловком положении, ежели нас увидят…
- Да кто ж увидит? Никого нет, а мы с тобой по-свойски, почти по-родственному…
Неверов подался к Бов, обдавая ее резким запахом настойки.
- Не смейте! Не трогайте меня! - вскричала она, упершись руками ему в грудь.
- Нечего ломаться и корчить из себя недотрогу - иначе пожалеешь! - в его голосе послышалась угроза. Он перехватил, больно сжал ее запястья, Бов извернулась, вскочила на ноги, стараясь высвободить руки. Задела бедром чайный столик, с него что-то упало, с громким звоном разбилось об пол, Неверов дернул ее к себе, она не удержалась, упала прямо на него - и в этот злополучный миг шумно стукнула дверь в гостиную.
- Бог мой, что это?! - взвизгнула Софи.
- Господин Неверов! Бов! - ахнула Натали.
Неверов не растерялся.
- Да поди ж ты прочь! - он спихнул с себя Бов в сторону так, что она ударилась боком о подлокотник кресла и рухнула коленями на пол, сам встал, оправляя сюртук.
- Простите, сударыни, - он поклонился застывшим у дверей дамам в верхней одежде. - Право, неловко о том говорить, но ваша милейшая родственница… Да вы сами видели: бросилась мне на шею - против воли, неожиданно… Заехал нанести свое почтение Софье Федоровне и пригласить на прогулку, присел, хотел чая попить, а кузина ваша почему-то приняла это как намек…
Он сокрушенно развел руками, достал крахмальный платок, промокнул побагровевший лоб и щеки.
Бов, в этот момент поднявшаяся с колен, замерла, не веря своим ушам.
- Как ты посмела?! - Софи наконец обрела дар речи. - Как ты посмела приставать к господину Неверову?!
- Бов! Как ты могла?! - запричитала Натали.
Неверов быстро пробормотал, что зайдет в другой раз, с нижайшими извинениями юркнул мимо дам и скрылся. Хлопнула парадная дверь. Бов осталась один на один с разъяренной Софи и растерянной Натали.
- Все было не так! - воскликнула она, возмущенная тем, как Неверов извратил ситуацию. - Это он схватил меня! Посмотрите на мои запястья, - Бов вытянула руки, на тонкой коже которых проступили красные пятна. - Он хотел принудить меня…
- Лжешь! Дрянь! - глаза Софи метали молнии. Она подскочила к Бов и с размаху хлестнула ее по лицу. Резкий звук пощечины оглушил Бов, огнем заполыхала щека.
- Он пытался удержать тебя, это ты, ты лезла к нему! Мы видели собственными глазами! Ну, это уже слишком! - поворотилась она к Натали.
- Погоди, - неуверенно сказала та. - Надо бы разобраться…
- Куда уж разбираться! - не унималась Софи. - Мы приняли ее в семью, сколько лет она жила нахлебницей в нашем доме, и вот - благодарность! Хотела увести у меня жениха!
- Нет! Все не так!
Бов стояла, приложив к распухшей щеке дрожащую руку.
- Все было не так, - повторила она.
- Я не намерена рядом с собой терпеть эту дрянь, - Софи не слушала ее, наседала на сестру. - Ее надо выгнать вон!
- Куда вон? - Натали, все не снимая салоп, в бессилье опустилась на стул.
- Хорошо, хорошо, отправим Бов домой, в деревню, - примирительно сказала она.
- В деревню?! Ты с ума сошла! От нее надо немедля избавиться - раз и навсегда!
- Ты же знаешь, мы вынуждены о ней заботиться…
- Отчего ж вынуждены? Она что, дитя малое? Давно уже выросла, и если позволяет себе подобные выходки, не считаясь с нами и пренебрегая нашими чувствами, мы тоже можем снять с себя любую за нее ответственность. Не пропадет - с ее-то хитростью и изворотливостью, - язвительно прибавила Софи
Они обсуждали ее, словно забыв о том, что Бов находится в этой же комнате. Самые близкие для нее люди теперь обращались с ней, будто она была не просто посторонним, ничего не значащим для них человеком, но словно она вообще не человек. И она сама, ее жизнь для них ничего не значит.
Софи продолжала что-то втолковывать Натали, потом вдруг резко, не дожидаясь, пока ее сестра примет какое-то решение, повернулась к Бов.
- Слышала? Убирайся отсюда!
- Но… - Бов с отчаянием посмотрела на Натали. - Куда же мне?..
Та отвела глаза, и Бов, которой все происходящее сказалось каким-то дурным сном, вдруг поняла, что сейчас действительно может случиться самое для нее страшное, то, чего она подспудно боялась все эти годы - оказаться на улице, совсем одной. И быстро, нервно, проглатывая слова и захлебываясь в них, заговорила:
- Натали, клянусь, я не делала ничего дурного… Господом клянусь! Он сам пристал ко мне, я сопротивлялась… Я так привязана к тебе, к вам, люблю Ленн с Марой и мальчиков, ты и твоя семья - это все, что у меня есть… Умоляю, не лишай меня этого… Поверь мне! Ты же знаешь меня столько лет… Позвольте мне остаться! Не прогоняй! Или отправь домой, в Ямово… Но клянусь…
- Ты уже достаточно сказала и сделала! - оборвала ее Софи и, видя, что Натали колеблется, с криком: "Или я - или она!" ухватила Бов за руку и потащила в сени, где, сорвав с вешалки салоп и шляпку Бов, сунула их ей в руки и приказала Петру открывать двери.
Бов, не в силах поверить в происходящее, прижала одежду к груди, умоляющими глазами глядя на Натали. Та отвернулась, покраснев, явно не решаясь идти против своей разбушевавшейся сестре. Софи толкнула Бов к дверям.
- Но позвольте мне хотя бы взять свои вещи, - попросила она, видя, что все ее слова и просьбы напрасны.
- Твои вещи? Нет у тебя никаких "твоих" вещей - все наше, на наши деньги купленное, тебе из милости даденное. Скажи спасибо, что салоп тебе отдаю… Ну, что встал, как истукан?! - прикрикнула Софи на лакея, который с пораженным видом наблюдал на происходящим - и так и не раскрыл парадную дверь. - Открывай, дурак!
Сама подскочила к дверям мимо застывшего лакея, дернула за ручку и выпихнула Бов на крыльцо.
- Погоди! - вдруг Натали протиснулась между притолокой и Софи, Бов встрепенулась в надежде, но она лишь что-то сунула ей в руку и так же быстро вернулась в сени.
Дверь в дом захлопнулась, вновь открылась, из нее на крыльцо вылетели валенки - Бов выставили из дома на мороз в домашних туфлях.
Какое-то время она в оцепенении смотрела на закрытые для нее отныне двери единственного дома, потом, еще не ощущая холода, но зная, что так надо, непослушными руками натянула на себя салоп, шляпку и сунула ноги в валенки.
Бов не представляла, что ей теперь делать и куда идти. * * *
[1] tete-a-tete - с глазу на глаз.
Глава XI
Она не знала, как долго простояла вот так на крыльце. Ей казалось, что долго, почти вечность, хотя, скорее всего, прошло всего несколько минут. Ледяной озноб, пробравший до самых костей, привел ее в чувство. Бов плотнее запахнула салоп, засунула закоченевшие руки в рукава, притопнула ногами, стараясь хоть немного согреться.
Стучаться и проситься обратно было бесполезно, учитывая, в каком состоянии находится Софи. Только подвергать себя новым унижениям, если ей вообще откроют дверь. Оставалось единственное - ждать возвращения Барсукова, который один только мог заступиться за нее и пустить в дом. Но вечер только занимался, Иван Михайлович же появится в лучшем случае к полуночи. Провести столько времени на морозе невозможно. Ей нужно было как-то пережить ночь, найти какое-то пристанище… Но какое и где?
Бов медленно сошла с крыльца, огляделась по сторонам, в надежде увидеть какой-нибудь заброшенный сарай… По темной, пустынной в этот час улице рядком тянулись дома и заборы, с наглухо запертыми воротами, на углу, на столбе тускло горел фонарь.
Как глупо! Это же не деревня - город, да и найдись здесь такой сарай, в нем так же легко замерзнуть, как на улице. Бов не знала, где здесь находятся постоялые дворы, да и не примут там женщину, одну, без сопровождения и документов. Перед отъездом в Москву Барсуков, кажется, оформлял какие-то бумаги в уезде, но все осталось у него. А деньги…
У Бов были сбережения - целых семь рублей, огромные для нее деньги, которые она накопила за эти годы. Обыкновенно по праздникам Барсуков дарил ей монеты - двугривенник или полуполтину [20 и 25 копеек], чтобы она могла купить себе нужные мелочи. Бов старалась не тратить все, хотя соблазнов было много, часть откладывала - на черный день. И вот черный день пришел, а сбережения ее остались лежать в шкатулке, в комнате дома, куда отныне ход для нее был заказан.
Она побрела по улице, остановилась у фонаря, из кармашка, вшитого в пояс платья, достала монеты - их ей в руку сунула Натали, когда Софи выталкивала ее из дома. Пять полтинных [полтина - 50 копеек] - неимоверная щедрость, учитывая скаредность кузины. Снабдила деньгами на дорогу в никуда?
Ей нужно было каким-то образом продержаться, не замерзнуть насмерть, дожидаясь Барсукова. Но не могла же она стучаться в дома с просьбой о ночлеге, рискуя тем навлечь на себя новые неприятности. Как-то Кудимова рассказывала о Странноприимном доме, недавно открытом в Москве графом Шереметьевым [Благотворительное учреждение, созданное на средства графа Н.П. Шереметьева в память умершей жены, актрисы П.И. Жемчуговой. Открыт 28 августа 1810 г. В настоящее время в здании размещаются НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифосовского (с 1923) и Медицинский музей.], но Бов не помнила, где он находится, да и зная адрес, вряд ли нашла бы его в незнакомом городе. Наверное, существуют еще приюты при монастырях, но где их искать, примут ли ее там?
Бов пошла назад, к дому, вглядываясь в полоски света, пробивающиеся из-за неплотно задернутых гардин на окнах гостиной, не в силах расстаться с надеждой, что ее кузины уже поняли - или вот-вот поймут, как несправедливо, как ужасно поступили и пошлют за ней. Она не ждала извинений, но хотя бы чуточку милосердия…
Левая сторона лица, по которой ударила Софи, словно онемела, правую безжалостно щипал мороз, губы индевели… Бов сложила ладони лодочкой, подышала в них, пытаясь согреть нос и щеки, и тут же вновь спряла руки в рукава салопа. Ее перчатки, как и варежки, и пуховый платок, который она, идя на прогулки, накидывала на себя, остались лежать в сенях на сундуке.
«Спасибо, хоть валенки бросили», - с горечью думала Бов, вновь перебирая в памяти недавнюю сцену с Неверовым, истерику Софи и то, что этим последовало, размышляя, можно ли было это предотвратить, но не находила для того никакой возможности. Все случилось слишком неожиданно и быстро. И более всего ее задели не столько огульные обвинения Софи, и даже не оскорбительная пощечина, а попустительство тому Натали.
«Отвернулась, враз приняв ложь по сути незнакомого человека, хотя мы бок о бок прожили многие годы и, казалось, она должна бы знать меня и верить мне», - Бов вздохнула, стараясь проглотить ком, застрявший в горле, и не заплакать от отчаяния.
Становилось все холоднее, или то замерзала она сама? Бов поежилась, вспомнив случай в деревне, когда в одну из зим пропал мужик, а потом его нашли мертвым - бедолага крепко выпил, свалился в сугроб и до смерти закоченел, не дойдя всего пары десятков саженей до своей избы. Так и она замерзнет, под окнами дома, откуда ее выгнали на верную смерть…
Нет, во что бы то ни стало ей нужно дождаться Барсукова, обязательно дождаться! Или девочек. Ленн и Мары не было с Натали. Верно, они остались где-то в гостях, и их привезут домой, возможно, даже скоро. Девочки непременно заступятся за нее, ведь она их растила почти с рождения, и они привязаны к ней.
«Или я заблуждаюсь? - вдруг со страхом подумала Бов. - Как ошиблась в отношении Натали - мне казалось, она хорошо ко мне относится и никогда не обидит меня… А если я всем надоела, и мое присутствие в доме раздражает, и они будут только рады избавиться от меня? Нет, не может быть, я же им не чужая… Не чужая, но стою под окнами, на морозе, словно побитая и изгнанная отовсюду бездомная собака…»
Она потопталась на месте, потом пошла по улице - сначала медленно, потом быстрее, чтобы согреться. Мимо нее проползла груженая повозка, впереди мужик с бабой свернули в калитку в заборе, покосившись в сторону Бов. Она чуть было не бросилась за ними, еще не зная, что говорить, как попроситься на ночь, но не успела - калитка захлопнулась, прогремела изнутри тяжелым засовом. Бов побрела дальше - до фонаря, потом повернула обратно, думая о том, как ей жить дальше, если ей вообще удастся пережить этот вечер, тем более ночь. И вдруг подумала о приходской церкви, которая была недалеко от этой улицы. Она же может провести ночь в церкви или, в крайнем случае, постучаться в дом причта [Дом причта - дом, в котором жили священнослужители. Располагался на церковном дворе или на земле, принадлежащей церкви.] - не оставят же ее умирать на пороге?
Бов пошла к церкви, надеясь найти там приют, и убеждая себя, что Барсуков непременно поможет ей. И если судьбе будет угодно дать ей шанс выжить, она попросит Ивана Михайловича через знакомых устроить ее к кому-нибудь компаньонкой или гувернанткой.
«И тогда никто не сможет упрекнуть меня, что я ем чужой хлеб, как это сделала Софи, хотя за все эти годы я с лихвой отрабатывала и хлеб, и крышу над головой, никогда ничего не прося и не получая жалованья», - с ожесточением думала Бов, шагая по улице.
- Мадам, не желаете ли прокатиться?
Погруженная в размышления, Бов не заметила, как возле нее, громко звеня колокольчиком, притормозили сани. В них в развалку сидел какой-то пьяненький господин в шубе, криками и жестами пытаясь привлечь к себе ее внимание.
- Такая мадам, а гуляет в одиночестве, - он икнул и похлопал рядом с собой по сиденью, приподнимая меховую полость, которой был прикрыт. - Присаживайтесь, вдвоем нам будет куда веселее!
Она в испуге отпрянула, повернулась, пошла в другую сторону, делая вид, что спешит куда-то по делам. Сзади раздался свист, Бов прибавила шаг, чуть не бегом промчалась до конца улицы, свернула в первый же проулок, потом в другой, третий… Запыхавшись, остановилась и оглянулась. Никого не было, но неподалеку, за домами ей послышался колокольчик и лязг полозьев. И она поспешила дальше - вперед, до угла, перебежала довольно оживленную улицу, юркнула налево - в темный и кривой переулок, затем еще в один - направо, опять прямо и очередной поворот. Ей было уже не так холодно, быстрая ходьба разгорячила ее, но когда она решила, избавилась от погони - истинной ли или мнимой, и решила вернуться к церкви, то с ужасом обнаружила, что заблудилась.
Следовало спросить дорогу, и Бов, еще немного проплутав, наконец увидела впереди оживленную улицу, полную проезжающих в обе стороны экипажей и саней. По всему наступало время светских вечерних увеселений. Когда она последний раз смотрела на часы, было около шести, значит, она пробыла на улице всего два-три часа - всего ничего, по сравнению с тем, сколько ей предстояло.
На всякий случай издали обойдя полицейскую будку [В то время в Москве на углах улиц стояло примерно 360 полицейских будок, в которых жили так наз. будочники - отставные солдаты, наблюдающие за порядком.], она обратилась к какому-то военному, который и сообщил ей, что они находятся у Сретенских ворот, и показал, где находятся нужные ей Покровские. Офицер откланялся и ушел, Бов было направилась в указанную сторону, но не успела сделать и пары десятков шагов, как совсем рядом распахнулись двери ресторации - оттуда пахнуло теплом, кислыми щами и жареным мясом. Она проглотила слюну, вдруг вспомнив, что с утра толком не ела, удовольствовавшись чашкой чая и булочкой с ломтиком ветчины вместо обеда. Непреодолимое желание зайти в эти двери, за которыми можно было погреться, поесть и отдохнуть, разбилось при виде выходящей их них шумной пьяной компании господ непрезентабельного вида, в распахнутых шубах и сбитых набок шапках. Бов отступила, юркнула за угол ближайшего дома и переулками пошла, как ей казалось, в правильном направлении. Постепенно недавний всплеск оживления в ней угас, она почувствовала себя безмерно усталой от долгих блужданий по заснеженным улицам. Ей опять становилось холодно и, казалось, у нее уже не хватит сил дойти до церкви или куда там она шла…
Оказавшись на какой-то тихой улочке, застроенной большими каменными особняками, видневшимися за заборами из высоких кованых прутьев, Бов присела на краешек каменного парапета ограды, чтобы передохнуть, - ноги уж не держали ее.
«Кузины сейчас, верно, едут на запланированный музыкальный вечер, - подумала она. - Неужели они смогут спокойно развлекаться, зная, на что обрекли меня?.. Как объяснят мое отсутствие девочкам, Барсукову… Торкунову наконец, когда встретят его?»
Мысли о Торкунове то и дело посещали ее в эти часы. Ведь он был из числа тех немногих людей, к кому она могла обратиться за помощью. Но квартира, где они встречались, принадлежала не ему и наверняка была заперта, да и Торкунов расценил бы ее визит по-своему, а она не хотела, не могла от него зависеть или стать ему обязанной. Впрочем, сейчас, когда наступал поздний вечер, а мороз усиливался, обессиленная от хотьбы, голодная, коченеющая - с каждой минутой все сильнее - Бов была готова принять помощь от кого угодно, даже от Торкунова. Но вот беда: она не знала его адреса.
«А если бы и знала - мне уже не дойти», - отрешенно думала она, съеживаясь дрожащим клубочком и утыкаясь лицом в рукава. Но как ни старалась согреться, холод все больше опутывал ее ледяными щупальцами, тянул куда-то за собой, в бездонную темноту…
Бов понимала, что ей нужно что-то сделать… Но что? Она попыталась сосредоточиться, поймать разрозненные, цепенеющие, словно на лету замерзающие птицы, мысли. Наконец с трудом вспомнила, что надобно встать и иди, найти какую-нибудь церковь, но не сдвинулась с места. Зачем куда-то идти? Ей показалось, что уже не так холодно. И очень хотелось спать.
«Заснуть и… не проснуться…»
Смерть вдруг представилась самым простым и легким выходом из того ужаса, в котором она оказалась. И это не будет самоубийством - несчастный случай, который избавит ее от постылой, ни другим, ни ей самой не нужной жизни. Она уйдет, исчезнет, никто и не заметит, разве Мара и Ленн иногда будут ее вспоминать, но недолго, занятые своими интересами, кавалерами и развлечениями. Натали придется найти новую гувернантку для сыновей - единственное неудобство, впрочем, легко преодолимое. Барсуков, верно, пожалеет несчастную родственницу своей жены, а Торкунов… Торкунов быстро забудет ее, как это случилось прежде… И все…
Из забытья - краткого ли, долгого ли, - ее вывел звук колокольчиков и громкое фырканье лошадей. Бов слабо шевельнулась, с трудом приподняла голову. Мимо проехал экипаж. Она проводила его затуманенным взглядом и было опять закрыла глаза, погружаясь в прерванный ледяной сон, как что-то зацепило остатки ее сознания, навеяло какое-то воспоминание…
Наискосок от места, где она сидела, на той стороне улицы стоял полуосвещенный особняк, чем-то ей неожиданно знакомый... Бов напряглась, силясь понять, чем, будто это было важно сейчас для нее, когда даже жизнь потеряла свою ценность. И вдруг ее словно что-то толкнуло - ну конечно, эти приметные помпезные мраморные львы у входа перед колоннами портика. Тогда, после оперы, Барсуковы приехали на бал в этот дом, где Бов познакомилась с Лахтиным.
Лахтин… Он говорил… Что-то он тогда сказал… Она пыталась вспомнить, но воспоминания не давались ей, ускользали, являя нечто отрывочное, бессвязное… Шампанское, золотые эполеты на темном мундире, случаи из английских газет… Ах да, он говорил, что живет рядом… В соседнем доме.
Неожиданно жизнь, с которой столь покорно распрощалась Бов, вновь в ней встрепенулась и показалась не такой уж плохой, а крохотный всплеск надежды затеплился в душе, разгораясь все сильнее. Каким-то чудом она смогла подняться, хотя тело, казалось, совсем застыло и отказывалось повиноваться, и поплелась к домам на той стороне улицы. Который особняк? Справа, слева, напротив? Наобум повернула и через вечность обнаружила себя у высоких ворот. Во дворе, вокруг снежной шапки-клумбы, на подъездной дороге стояло несколько экипажей - значит, хозяева дома. Или только хозяйка?.. Привратника, к счастью, не оказалось на месте, в стороне от входа в особняк, у железной бочки с разведенным внутри огнем, стояли кучера, поджидающие своих господ. С замирающим сердцем Бов осторожно толкнула ворота - они были не заперты, незаметно, держась за экипажами, прошла к дому, стукнула кольцом в парадную дверь.
- Чего изволите, сударыня? - выглянувший лакей в напудренном парике с сомнением оглядел озябшую фигурку незнакомой женщины.
- Это дом князя… княгини Лахтиной? - едва шевеля губами, севшим голосом спросила Бов. Она была почти уверена, что здесь живут другие люди, но надеялась, что ей укажут на нужный дом.
Тот заколебался, но спустя мучительную паузу, сказал:
- Ее светлости Лахтиной.
Бов вздохнула - хоть в этом ей повезло. Лакей тем временем не изъявлял никакого желания пропускать странную визитершу внутрь.
- Князь… Я к князю Лахтину, Александру Николаевичу… Он дома?
И испугавшись, что ее не только не пустят к князю, если даже он здесь, но сию же минуту просто прогонят, поспешно добавила:
- Передайте ему… Мне срочно надобно его видеть. Передайте: Долгова Любовь Сергеевна… По срочному делу…
И, в отчаянии хватаясь за последнюю соломинку, добавила:
- Он знает…
- Их высокопревосходительство ничего не говорили по вашему поводу, сударыня, - важно ответил слуга, но Бов заметила, что он заколебался.
- Ежели его нет дома, - продолжала настаивать Бов, - доложите обо мне княгине… Нет, просто передайте, что я прошу… переговорить с ней наедине… Мы знакомы, виделись на маскараде, - уточнила она, чтобы лакей мог напомнить хозяйке, что за гостья к ней пожаловала. - Но лучше князю…
- Проверю, дома ли, - лакей распахнул дверь и пропустил Бов в сени.
Не осмеливаясь присесть на стоящую там лавку, она прислонилась плечом к стене, глядя на мраморные ступени, по которым поднялся в комнаты лакей, мысленно умоляя князя быть дома и принять ее. В сенях было очень тепло - по сравнению с улицей, но Бов не могла согреться и, казалось, не сможет согреться уже никогда.
Она так погрузилась в свои мольбы, что не сразу заметила и услышала вернувшегося лакея. Он что-то сказал, и она отчего-то подумала, что ее отказались принять, но лакей с поклоном повторил:
- Пожалуйте за мной.
Но прежде он предложил ей снять верхнюю одежду, Бов покачала головой, не в силах расстаться с салопом, как и со шляпкой, ленты которой все равно не смогла бы развязать застывшими пальцами. Лакей не стал настаивать и повел ее вверх по лестнице, в приемную, куда выходило несколько высоких закрытых дверей.
- Сюда, прошу, - он распахнул перед гостьей боковую дверь и провел через короткий коридор в большую комнату, библиотеку, судя по расставленным вдоль стен, вплотную друг к другу, книжным шкапам, массивному столу и глубоким диванам с креслами.
- Их высокопревосходительство сейчас выйдут, - сообщил лакей, зажигая дополнительные свечи в настенных канделябрах, и исчез.
Бов огляделась и направилась в дальний угол, где полукруглым глазурованным боком поблескивала голландка, всем телом, раскинув руки, прижалась к натопленной печке, едва ощущая ее жар.
Она не почувствовала, как в библиотеке появился Лахтин, пока рядом не раздался его голос:
- Любовь Сергеевна, какими судьбами имею счастие видеть вас в нашем доме? И отчего вы обнимаете печь? Моей матушке наверняка бы польстил ваш восторг при виде ее голландок - она весьма гордится изразцами, сделанными по особому заказу и рисунку, но…
Насмешливый тон его вдруг изменился.
- Вы так поджаритесь… Что случилось? - тихо спросил он, взял Бов за плечи и, оторвав от печки, повернул к себе.
- В-ваше сиятельство…
Ее тело охватила крупная дрожь, стукнули зубы за трясущимися губами. Она дернулась, отступила к печке, ненароком пытаясь прижаться к ней спиной, опустила голову, отчетливо осознавая всю неуместность как своего здесь появления, так и странность поведения.
- Бог мой, - князь взял ее руки в свои, растер ладонями, - у вас кожа ледяная! Вы совсем промерзли…
Он позвонил, что-то бросил через плечо явившемуся слуге. Тот вышел, но вскоре вернулся, таща в охапке огромную шубу. Лахтин тем временем переставил одно из кресел к голландке, усадил в него Бов и укутал принесенной шубой, после чего, звякнув крышкой графина, поднес ей рюмку, наполненную темной жидкостью.
- Выпейте, это вас согреет.
Она попыталась взять рюмку, но промахнулась - так дрожала ее рука. Князь, недолго думая, ухватил Бов за подбородок и сам влил напиток ей в рот. То был коньяк, и она задохнулась от его крепости, закашлялась, но сразу почувствовала, как по жилам начало разливаться благодатное тепло.
- Еще, - Лахтин заставил ее выпить вторую рюмку и сунул в руки платок, в который она незамедлительно уткнулась - из распухшего носа нещадно потекло.
- Эк вас угораздило, - князь принес низкую продолговатую скамеечку, обитую кожей, помог Бов поставить на нее ноги так, чтобы они были у самой печки, потом двинул стулом, сел напротив. - Вам не по гостям надобно ходить, а принять горячую ванну и с грелками - в постель…
От тепла и коньяка на голодный желудок Бов разморило, закружилась голова, но ей следовало объяснить причину своего появления здесь.
- Простите, простите меня! - чуть заплетающимся языком пробормотала она. - Мне так неловко, но… больше не к кому было обратиться…
И неожиданно для самой себя расплакалась, будто внутри отпустило плотину сдерживаемых до того эмоций.
- Ну будет, будет, - Лахтин, казалось, совсем не был обескуражен потоком слез, извергаемым гостьей. - Что у вас стряслось? Надеюсь, никто не умер?
Бов покачала головой и, всхлипывая и запинаясь, рассказала ему о том, как явившийся гость стал к ней приставать, как кузины неправильно истолковали увиденное и выгнали ее из дома, как она замерзала на улице и только счастливым случаем нашла дом князя.
- Я обманула вас, - говорила она, - мне так стыдно… Но я вовсе не светская дама, какую пыталась из себя изобразить, а всего лишь нищая приживалка, из милости принятая родственниками… Позвольте мне пересидеть здесь, у вас, эту ночь, в сенях или где еще… Утром я уйду и более никогда вас не побеспокою…
- И куда же вы пойдете утром? - помолчав, спросил он. - Проситься обратно в дом, откуда вас выставили столь жестоким образом?
- Н-нет… не знаю… - Бов высморкалась, не думая о правилах приличия. - Барсуков… Иван Михайлович… думаю, поможет мне. Он добрый человек…
- М-да… - Лахтин задумчиво побарабанил пальцами по своему колену.
Бов чувствовала на себе его изучающий взгляд, но не осмеливалась поднять глаза и опять уткнулась в порядком отсыревший платок.
- Верно, вы голодны, - наконец сказал он, встал, вновь вызвал лакея и приказал подать в библиотеку горячий бульон и пирожки, а также приготовить ванну и постель в одной из гостевых комнат.
- И принесите еще пару носовых платков, - сказал ему вслед Лахтин и повернулся к Бов.
- Утром решим, что с вами делать, а прежде вам надобно согреться и отдохнуть.
Все это выглядело слишком хорошо для нее, и хотя мысль о бульоне, горячей ванне и спальне казалась неимоверно соблазнительной, она не могла не возразить:
- Право, не стоит так беспокоиться… Я бы не хотела доставлять вам неудобств и вполне довольствуюсь стулом или лавкой… И как к этому отнесется ее сиятельство? - вдруг всполошилась Бов.
- Смею надеяться, матушка мужественно перенесет сие известие, - усмехнулся князь.
Лакей внес поднос, на котором стояли блюдо с пирожками, супница и две большие и широкие чашки с ручками, по указанию Лахтина ставил на столик рядом с Бов, налил чашку дымящегося бульона и подал гостье.
Это было блаженством… Несколько глотков горячего, душистого, необыкновенно вкусного бульона оказали на Бов словно волшебное действие, оживили и согрели ее тело, как до этого оживила и согрела ее душу доброта князя.
Ему даже не нужно было заставлять ее пить бульон - она выпила две чашки, съела несколько пирожков и почувствовала себя почти счастливой. Кожу на лице и руках стало покалывать. Бов помассировала пальцы - они приобрели чувствительность и сгибались - и взялась к лентам шляпки, развязать которые, впрочем, с первой, как и со второй попытки ей не удалось.
- Позвольте мне, - Лахтин подошел, она откинула голову чуть назад и набок, чтобы ему было удобнее дотянуться. Он потянул ленту раз, другой, попробовал ослабить узел, хмыкнул.
- Ну вы и навязали… Может, проще разрезать?
Она невольно дернулась, князь еще раз хмыкнул и неожиданно склонился так близко к ней, что его дыхание обдало ее шею.
«Он пытается развязать узел зубами», - поначалу оторопев от неожиданности, догадалась Бов. Боясь шевельнуться, она застыла в напряженной и неловкой позе. Лахтин что-то пробормотал, ленты шляпки натянулись, и в этот момент, будто повторяя события, случившиеся несколько часов назад, громко стукнуло дверью в библиотеку, и в открывшемся проеме появились силуэты двух женщин. Одна из них ахнула, другая удивленно воскликнула: «Ваше сиятельство?!». Все выглядело так, словно Софи и Натали последовали за ней в особняк князя и сейчас с позором выгонят ее и отсюда.
Бов помертвела от ужаса и закрыла глаза.
- Ланс?! - послышался требовательный голос княгини.
Князь неразборчиво промычал, дернул ленты, и через мгновение шляпка оказалась в его руках.
- Узел, - он выпрямился, положил шляпку на стол и повернулся к вошедшим. - Никак не развязывался.
- Узел, - повторила княгиня и прошла на середину библиотеки. За ней проследовала вторая дама, в которой Бов узнала некогда мельком виденную в театре мадам Нахрапову. Откуда-то сбоку появилась еще одна женщина, прежде не замеченная. Графиня Райкова.
Троица уставилась на Бов. Взгляд княгини казался задумчивым, Нахрапова изучала гостью князя с очевидным любопытством, графиня хихикнула, словно эта ситуация весьма ее забавляла. Бов смятенно покосилась на распахнутую дверь, отчего-то ожидая появления Мими Торкуновой, но там более никого не было. Вконец напуганная и растерянная, она неловко пригладила растрепавшиеся волосы, водрузила на место сбившийся на бок чепец и попыталась встать.
- Сидите!
Лахтин придержал ее за плечо, не давая подняться.
- Матушка, вы знакомы с нашей гостьей, - как ни в чем не бывало напомнил он княгине и представил Бов остальным дамам. Нахрапову он отрекомендовал приятельницей своей матери, Райкова же оказалась его кузиной.
- Троюродной, - добавил князь с усмешкой.
- Как вы любите мне о том напоминать. Ланс! - фыркнула Райкова.
- Ланс, Элли! - одернула их княгиня, опускаясь в кресло. Дамы последовали ее примеру. Уходить из библиотеки никто их них явно не собирался.
- Какими же судьбами, Любовь Сергеевна, вы оказались здесь? - спросила Лахтина.
- В такой поздний час, - подчеркнула Нахрапова, суетливо подавшись вперед, чтобы не пропустить ни слова.
Бов сжалась и умоляющими глазами посмотрела на князя.
- Матушка, вы ж сами приглашали, неужто запамятовали? - не медля пришел он на выручку. - Не раз говорили: ежели, дескать, Любовь Сергеевна, сможете как-нибудь к нам заехать, будем очень рады.
- Так и говорила? - трубно хмыкнула княгиня.
- Что тогда с Лансом уединились? - настаивала Нахрапова. - Не зашла, как положено, ее сиятельство поприветствовать? Вишь, в шляпке сидит, а шубой прикрывается… И что за Долговы? Не те ли…
- Поди замерзла. На улице, чай, крещенский мороз, - не дослушав, сказала княгиня.
- Иль платьице совсем открытое? - не унималась Нахрапова. Ее заплывшие глазки прощупывали контур фигуры Бов, скрытой под шубой.
- Удивляюсь вам, Елизавета Петровна, как вы можете такое допускать под своей крышей!
- Что именно вы имеете в виду, дражайшая Наталья Игнатьевна? - вмешался Лахтин.
- Репутацию, молодой человек! - веско изрекла Нахрапова. - С вас, мужчин, все как с гуся вода, а репутации вашей дамы, почитай, уже нет.
- Отчего ж? - удивилась княгиня. - Или вы, дорогая, почитаете мой дом непотребным местом, появление в котором грозит потерей репутации? Тогда как насчет вашей собственной?
Графиня, с живейшим интересом слушая идущий разговор, но сама в него не вмешиваясь, подавила очередной смешок. Создавалось впечатление, что все происходящее ее весьма забавляет.
- Вы, дорогая, прекрасно понимаете, что я имею в виду, - заявила Нахрапова, ничуть не обескураженная отпором приятельницы.
- Вздор! - отмахнулась княгиня и посмотрела на сына. - Ну, что?
Он усмехнулся уголком рта и подошел к столу, на котором стояли графин с коньяком и чистые рюмки.
- Не желаете ль коньячку, сударыни? Или предпочтете что другое? Шампанское, например? - спросил он, берясь за графин.
- А вы, как я погляжу, уж приложились, - Лахтина обвела взглядом столик подле кресла Бов, на котором стояла рюмка с остатками коньяка, супница, пирожки и стопка носовых платков, затем глянула на раскрасневшуюся гостью.
- Спаиваешь? - напустилась она на князя.
- Как можно-с? - он шутливо изогнул бровь и вызвал лакея, наказав тому подать шампанского, выпить которого изъявила желание графиня, и брусничного ликеру для мадам Нахраповой. Княгиня отдала предпочтение коньяку за компанию с сыном, а Бов более пить не решилась - после двух рюмок у нее и так все плыло перед глазами.
Напряжение, вызванное появлением хозяйки дома с гостями, постепенно улеглось; еда, шуба и жарко натопленная печь сделали свое дело - она согрелась, ей даже стало жарко, и ужасно клонило в сон. Хотя было не совсем понятно, как княгиня отнеслась к появлению Бов в доме, главное, ее не выгоняли, а завтра с утра она в любом случае уйдет и навсегда исчезнет из их жизни. И если поначалу она сгорала от стыда за неловкую ситуацию, в которой поневоле оказалась, за свой растрепанный вид и наверняка распухшее сначала от мороза, а потом от тепла и слез лицо, теперь это казалось совсем неважным. Бов ждала позволения уйти в приготовленную комнату, то и дело проваливаясь в полудрему, сквозь которую пробивались глухие отголоски продолжавшегося в библиотеке разговора.
- Вы окажете мне честь? - вдруг очнувшись, услышала она совсем рядом с собой голос князя.
- Честь? - недоуменно переспросила Бов.
- Да, честь назвать вас своей женой.
Она решила, что ослышалась - или то ей снился сон, в котором Лахтин… Бов встряхнулась, подняла голову. Дамы сидели молча, уставившись на нее и явно ожидая ответа.
- Простите? - пробормотала она, посмотрела на князя, столкнулась с ним взглядом - глаза его были серьезны, но в них, как ей показалось, прыгал веселый огонек.
- Я прошу вашей руки, Любовь Сергеевна, - сказал он и будто для того, чтобы она не сомневалась в его словах, вытянул из-под шубы ее руку и сжал в своей. - Могу ли я надеяться?..
Бов окончательно проснулась, словно ее что-то толкнуло изнутри, кровь вдруг забурлила в жилах, прилила и разом отхлынула от ее щек.
«Что это? - испугалась она. - Развлечение? Господа изволят шутить?..»
И в то же мгновенье, еще не осознавая, что делает, неожиданно для самой себя, отчего-то презирая себя, Бов сказала: - Я принимаю ваше предложение.
Глава XII
Бов проснулась, не сразу осознав, где находится. Ее комната, маленькая и тесная, отчего-то стала большой и просторной, уставленной красивой мебелью, а узкая и жестковатая кровать превратилась в необычайно удобное, широкое и мягкое ложе, на котором было так уютно лежать, свернувшись клубочком, под теплым и легким пуховым одеялом.
В следующее мгновенье она подскочила на кровати, задев ногой еще не остывшую грелку, засуетилась и еще больше разволновалась, увидев на себе незнакомую ночную кофту - дорогого шелка, с изящной вышивкой на груди.
«Бог мой, как неловко!» - всполошилась Бов, смутно припоминая, как вчера, определенно будучи в невменяемом состоянии, она ответила согласием на совершенно невероятное, немыслимое предложение князя, и как потом он отнес ее на руках в эту комнату - ей самой оказалось не под силу сделать и несколько шагов - и оставил на попечении двух служанок. Правда, она почти сразу отослала их и ванну приняла в одиночестве, не имея привычки в подобных ситуациях прибегать к помощи слуг, а затем, натянув приготовленную для нее кофту, рухнула в постель и моментально уснула.
Как ни странно, после «прогулки» на морозе, Бов не простудилась и чувствовала себя сейчас вполне здоровой и отдохнувшей. Разве немного ныли кисти рук, и побаливала щека, на которую пришелся удар Софи.
Бов встала, подошла к туалетному столику. На нем стояли часы - они показывали начало десятого, и попыталась разглядеть себя при тусклом сером свете зимнего утра. Волосы ее оказались в ужасном беспорядке, глаза чуть припухли - то ли от вчерашних слез, то ли от долгого сна, на левой скуле темнело пятно, такие же пятна проступили и на обоих запястьях - последствия событий в доме Барсуковых.
Явившаяся по звонку горничная принесла выстиранное и выглаженное белье и платье Бов, потом - горячую воду, сообщив заодно, что барыня еще почивают, а барин давно встали, позавтракали и куда-то уехали.
- Строго-настрого запретили вас будить, - говорила девушка, зажигая свечи и с простодушным любопытством поглядывая на гостью. - Уж как я хоронилась, меняя вам грелки, аж боязно было - вдруг потревожу… И наказали сообщить, ежели вы заболели, чтоб за доктором послать.
Бов заверила Дусю - так звали служанку, что та ее ни разу не потревожила, что чувствует она себя вполне здоровой, а на вопрос, где предпочитает завтракать - в столовой или в своей комнате, предпочла последнее.
- Не знаешь, когда вернется его сиятельство? - заодно спросила Бов, несколько огорошенная известием об отсутствии князя.
Дуся не знала, но пообещала выяснить у дворецкого. Когда она вышла, Бов занялась утренним туалетом, одновременно размышляя о том, что ей предстоит сегодня сделать. Перво-наперво надобно было переговорить с князем по поводу… недоразумения, как она про себя назвала ситуацию с его предложением.
«Если это мне не привиделось во сне», - подумала Бов, хотя знала, что все было на самом деле, и теперь более всего ее мучилась вопросом: зачем он это сделал? Жениться на ней ему не было никакого резона, разглагольствования Нахраповой о якобы потерянной репутации никто и не воспринял всерьез. Вряд ли князь столь щепетильно относится к вопросам чести, что готов связать свою судьбу с немолодой, изгнанной из дома приживалкой, с которой его ничего не связывало, перед которой не имел никаких обязательств и видел-то всего пару-тройку раз. Нет, это было бы непростительной глупостью с его стороны, а он вовсе не был глупым, совсем наоборот. Да и княгиня не позволила бы сыну сделать столь опрометчивый шаг.
Что-то там было еще, вчера в библиотеке… Бов никак не могла припомнить, уловить нечто странное, что привлекло тогда ее внимание, или это ей лишь привиделось, надумалось сейчас? Если бы она не задремала, не упустила нить разговора, верно, ей было бы проще разобраться, что вдруг подвигло Лахтина сделать предложение, которое она, кстати говоря, не думая и приняла…
Впрочем, она лукавила. Бов вспомнила отхватившее ее тогда волнение, и внезапно озарившую, словно ударившую мысль о том, что нежданно-негаданно судьба дала ей шанс - единственный шанс! - выбраться из того ужасного положения, в каком она оказалась, изменить незавидную и одинокую, опостылевшую ей жизнь. Бов поежилась - ей стало неуютно, стыдно за то, что она воспользовалась сложившейся пока неведомо какими путями ситуацией и двумя руками ухватилась за явно необдуманные и неосмотрительные слова Лахтина. Что теперь думает о ней княгиня, как отнесется к ней сам князь, когда доброта, им проявленная, обратилась против него же самого?
«Сам виноват, - грустно усмехнулась Бов, - за язык его никто не тянул… Да, что это я? Наверняка то была какая-то шутка, мною спросонок не оцененная, и негоже мне относиться к тому серьезно, как и на что-то рассчитывать…»
Тем временем появилась Дуся с полным подносом в руках.
- Тимофей Васильич, дворецкий наш, передал, что барин скоро должен вернуться. И что перед отъездом де наказывал: коли, говорит, гостья наша проснется раньше и с хорошим самочувствием, то, говорит, ежели изволит, то моего, то бишь, барина, прибытия в библиотеке дожидаться, - возбужденно затараторила она, ловкими руками расставляя на столике у окна принесенный завтрак - кофейник, распространяющий вокруг себя неповторимый запах свежезаваренного кофе, кувшинчик с подогретыми сливками, сахарницу, масленку, тарелки с румяными, только из печи булочками и пирожками, воздушный омлет под запотевшей крышкой…
Бов сглотнула слюну, враз почувствовав голод, и села завтракать.
В библиотеке она взяла в руки какую-то книгу, было открыла ее, но не прочитала и строчки, занятая своими мыслями. Показалось, прошло не так много времени, когда стукнула дверь, и в комнату вошел Лахтин. Лицо его раскраснелось от мороза, глаза ярко блестели, он выглядел бодрым и… необычайно привлекательным. Если накануне он был одет в простого покроя домашний сюртук, сейчас на нем была генеральская форма при полном параде - сидящий с иголочки черный мундир[] с золотыми эполетами, орденами и красной лентой на груди, светлые в обтяжку панталоны и высокие сверкающие сапоги.
Бов вздрогнула и чуть не уронила книгу - столь ослепительным и важным генералом предстал перед нею Лахтин, враз растеряла все слова, что собиралась ему сказать, молча наблюдая за тем, как он подходит к ней, берет ее руку и прижимается к ней губами. Бов смутилась еще больше, и так и не решилась в ответ поцеловать князя в лоб.
- Хорошо ли вам спалось, Любовь Сергеевна? Как самочувствие? - он присел напротив,
- Благодарю, ваше сиятельство, со мной все в порядке, - волнуясь, начала говорить Бов.
- Ланс, называйте меня Лансом, - сказал Лахтин, - и, надеюсь, мне позволительно будет звать вас Бов?
Она в замешательстве кивнула, а он подхватил книгу с ее колен, мельком взглянул на название и переложил на стол.
- Мадам де Сталь о королеве девяти дней [Джейн Грей]. Интересуетесь историей?
- В какой-то степени, - ответила Бов.
Из шкапа она взяла первую попавшуюся книгу, даже не взглянув на ее название.
- Ваше сиятельство, - собравшись с духом, опять заговорила Бов. - Вчера я, должно быть…
- Ланс, - поправил он, вдруг взял ее руки в свои, разглядывая запястья.
- Откуда у вас эти синяки? - спросил он. - Стараниями того господина, что повел себя столь неподобающе по отношению к вам?
Бов сглотнула, отняла руки, потянула вниз края рукавов.
- И на щеке, - не отставал князь. - Он ударил вас?
Перед тем, как выйти из спальни, Бов воспользовалась пудреницей, которую обнаружила на туалетном столике среди щеток, духов и всевозможных баночек с кремами, пытаясь скрыть от посторонних глаз явный след своего унижения. Увы, Лахтин таки разглядел синяк и определенно не собирался делать вид, что не замечает непорядка в ее внешности.
- Неважно, - пробормотала она, стыдясь и не желая затрагивать неприятную для нее тему.
- Ну, Бов, говорите, - настаивал он.
Она заколебалась, впрочем, что толку скрывать? К тому же теперь это все уже не имело никакого значения.
- По лицу меня ударила Софи… кузина, приревновав к… - она запнулась.
- Ударила и выгнала на улицу?
- Да.
- А синяки на руках - его дело?
- Да.
- Его имя?
- Имя? - удивилась Бов, не понимая, зачем это князю.
Он молча ждал, не спуская с нее потемневших глаз.
- Неверов, - после паузы сказала она. - Неверов, Николай Ильич.
Лахтин кивнул и откинулся на спинку кресла.
- Александр Николаевич, - вновь начала Бов, так и не осмелившись назвать его Лансом, - я хотела поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали…
Она все заранее продумала. Как ни трудно ей было бороться с искушением, вызванным предложением князя, она не могла, не имела права воспользоваться его оплошностью - если то была оплошность, а не шутка, неправильно ею понятая. Поэтому, чтобы не ставить ни себя, ни его в неловкое положение, Бов решила сделать вид, что ничего не было - ни его к ней обращения, ни ее ответа.
- …вы так добры, - сглотнув вдруг образовавшийся в горле комок, продолжала она. - И я… позвольте мне обратиться к вам с еще одной просьбой… Иван Михайлович, думаю… конечно, поможет мне, но у вас, у княгини здесь столько знакомых… Подыскать мне место компаньонки или гувернантки…
Бровь Лахтина изогнулась и поползла вверх.
- Поверьте, я много лет занимаюсь с детьми кузины - их воспитанием и образованием, и смею надеяться, что справлюсь и с другими, - зачастила Бов, чувствуя себя крайне неловко. - А если компаньонкой, то, уверяю…
Она наткнулась на его взгляд, вдруг заметив насмешливый огонек в его глазах, покраснела и вскочила с места.
- Простите, верно, мне не стоило злоупотреблять… С вашего позволения, я сейчас уйду…
- Куда вы вдруг так заторопились, Бов? - он перехватил ее за локоть и усадил обратно в кресло. - Неужели вчера вы все проспали?
- Проспала?
- Неужели не помните, что я сделал вам предложение? - продолжал князь, все удерживая ее за руку. - И что вы его приняли?
- Но… - Бов пораженно уставилась на него, не в состоянии поверить тому, что он сам это сказал.
- Никаких «но», - покачал головой Лахтин. - Разве что я вам так неприятен, и одна мысль о замужестве со мной приводит вас в содрогание…
- Нет, что вы! - вконец запутавшись, воскликнула Бов. - Ничего подобного! Вы такой… такой… милый…
И вспыхнула от смущения.
- Милый? - он ухмыльнулся. - Ну, коли я вам мил, то мое предложение, как и ваше согласие, остается в силе. И нынче же вечером мы обвенчаемся.
- Нынче вечером?! Но как это возможно? - поразилась Бов. - Без оглашения?[1]
- А зачем оно нам? - Лахтин как-то слишком беспечно махнул рукой. - Пустая формальность. Надеюсь, вы не связаны обязательствами с кем-нибудь другим?..
- Н-нет, - она отчего-то подумала о Торкунове.
- И уж точно мы не являемся близкими родственниками. Следовательно, для заключения нашего брака нет никаких препятствий. Так чего тянуть?
Наверное, он был прав, хотя оглашение, насколько знала Бов, считалось обязательным и непременным условием брака. Или в столичных городах эта церемония происходила по-другому, нежели в провинции? Но Барсуков тоже что-то говорил об оглашении в церкви предстоящего венчания Ленн и барона Вальтера и намеревался по этому поводу обратиться к священнику приходской церкви. Впрочем, в отличие от юных барышень, Бов было бы смешно ходить в невестах - в ее-то годы! Хотя быстрота происходящего весьма смущала и беспокоила ее.
- Но как же быть с разрешением? - спохватилась она. - Вам же надобно получить дозволение от начальства…
Некогда у будущего мужа Софи именно с этим возникли серьезные проблемы, потому как его командир посчитал недостаточными доходы жениха и приданое невесты для создания семьи. Тогда родственники кузины, в их числе оказался и Барсуков, всем миром собирали деньги в дополнение к приданому Софи, чтобы им позволили пожениться.
- Государь давно желает видеть меня женатым, посему будет только рад узнать о том, что я наконец последовал его совету.
- Но у меня нет приданого, - сказала Бов.
- Довольно будет моего состояния, - беспечно ответствовал Лахтин.
Казалось, он все для себя решил, хотя невозможно было понять, зачем ему жениться на ней, когда любая молоденькая барышня будет счастлива заиметь такого мужа. Или он думает, что ей меньше лет, чем на самом деле? Она не хотела его обманывать и сказала:
- Мне тридцать два года.
- А мне - тридцать шесть, - он улыбался, ничуть, похоже, не смущенный ее возрастом.
Из-за дверей послышался голос княгини, отдающей какие-то распоряжения, через несколько мгновений она вошла в библиотеку, шурша широким утренним платьем палевого цвета.
- Ну что, здорова? - обратилась Лахтина к Бов, одновременно подавая руку сыну, над которой тот почтительно склонился.
- Вижу, что здорова, - не дожидаясь ответа, тут же сказала она, опустилась в кресло, подождала пока сядут остальные, после чего спросила у князя:
- Так что, договорились?
- Сегодня в восемь.
- Так тому и быть, - кивнула она. - Я уж приказала Никодимычу подготовить все для приема. Стало быть, разошлем приглашения… Скольких звать?
- Человек десять-пятнадцать, не больше, - сказал Лахтин.
- И то верно, - согласилась его мать.
Из дальнейшего разговора Бов поняла, что они хотят устроить свадебный прием и ужин для узкого круга родственников и близких знакомых.
- Твоей невесте платье надобно, - оценивающим взглядом княгиня оглядела смятенную Бов - ее темное, невзрачное домашнее одеяние с глухим воротом, потрепанные туфли, волосы, стянутые в пучок под простым полотняным чепцом. - Сшить не успеем. Элли подберет из своего ненадеванного - они одного роста и фигурой схожи. На голову шарф какой найдем, Машка моя ее причешет.
- Матушка, не сомневался в ваших способностях все устроить, - галантно отозвался Лахтин и стал подниматься.
- Вы занимайтесь пока своими делами, а мне надобно навестить нашего дражайшего Ивана Михайловича Барсукова.
Он посмотрел на Бов.
- Верно, там остались ваши вещи? Вы хотите, чтобы я их забрал?
Она вспомнила, как Софи грубо отказала ей даже в этом. «Все наше, на наши деньги купленное!», хотя Бов отработала все и даже больше, годами не покладая рук на службе приютившей ее семье. Да и не так много она имела - застиранное, штопанное-перештопанное белье, несколько платьев и пар дешевых туфель. И те обновки, что сшила себе в Москве. Но это были ее вещи, и она хотела бы получить их. Как и сшитые тетради старых нот, томик стихов английских поэтов из библиотеки Долговых и две миниатюры с портретами ее матери и бабушки, что хранились в резной деревянной шкатулке вместе с лентами, гребнями и прочими мелочами, к которым она была по-своему привязана.
- Да, - сказала Бов. - Надеюсь, Иван Михайлович не будет против… Вы позволите мне поехать с вами? Я бы хотела сама уложить вещи…
- Конечно, - охотно согласился князь. - Матушка, мы с Бов ненадолго отлучимся…
- Пф! - фыркнула Лахтина. - Ни за что не пропущу такое зрелище! Поеду с вами!
Бов была удивлена поведением Лахтиной, которая с поразительным спокойствием отнеслась к столь странной прихоти сына. Создавалось впечатление, что ее сиятельство не только не возражала против его скоропалительной женитьбы на нищей и бездомной великовозрастной особе, но, казалось, напротив, поддерживала эту, вне всякого сомнения, безумную идею.
«Что ж, - думала Бов, с помощью князя усаживаясь в экипаж вслед за его матерью, - пусть будет, что будет. Для меня это самый лучший - просто невероятный! - выход из создавшейся ситуации… Да вообще для всей моей жизни…»
Тем не менее, хотя она сейчас находилась в роскошном экипаже, запряженном не менее роскошной четверкой гнедых, рядом с ней сидела представительная княгиня, а напротив расположился именитый генерал, ее жених, который к вечеру должен был стать ее мужем, Бов никак не могла поверить в реальность происходящего. Ей представлялось - и она того со страхом ждала, - что вот-вот они рассмеются, высадят ее и уедут, и она останется посреди улицы со всеми своими тяготами, никому, кроме как для нее самой, не нужными и не интересными. Потому что чудеса бывают только в сказках, не в жизни, а то, что с ней сейчас происходило, было сказкой.
Но экипаж продолжал ехать, Лахтины обсуждали детали подготовки к свадебному торжеству, и Бов то и дело ловила на себе веселый взгляд князя.
- Элли я отправила записку, - говорила княгиня, - чтобы она все приготовила, а перед венчанием я отвезу к ней Бов - негоже невесте ехать в церковь из дома жениха. Как и жениху видеть невесту в день свадьбы, - ворчливо добавила она.
- Суеверие, - отмахнулся Лахтин. - Негоже, - с нажимом повторила княгиня, в конце концов вынудив сына сдаться и согласиться с ее доводами. Далее она принялась перечислять знакомых, которые могут быть удостоены чести присутствовать на званом ужине, попутно называя блюда, что будут подаваться к столу. Список оказался длинным, и прервался только по случаю остановки экипажа. Снаружи распахнулась дверца, и Бов увидела прямо перед собой знакомое крыльцо дома Барсуковых.
(Продолжение следует)
январь, 2009 г. (вторая редакция - май, 2013)
Copyright © 2009 Екатерина Юрьева 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
