графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл.
− Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки



Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве
-

«Барон Николас Вестхоф, надворный советник министерства иностранных дел ехал из Петербурга в Вильну по служебным делам. С собой у него были подорожная, рекомендательные письма к влиятельным тамошним чинам, секретные документы министерства, а также инструкции, полученные из некоего заграничного ведомства, которому он служил не менее успешно и с большей выгодой для себя, нежели на официальном месте...»


По-восточному

«— В сотый раз повторяю, что никогда не видела этого ти... человека... до того как села рядом с ним в самолете, не видела, — простонала я, со злостью чувствуя, как задрожал голос, а к глазам подступила соленая, готовая выплеснуться жалостливой слабостью, волна.
А как здорово все начиналось...»

Моя любовь - мой друг «Время похоже на красочный сон после галлюциногенов. Вы видите его острые стрелки, которые, разрезая воздух, порхают над головой, выписывая замысловатые узоры, и ничего не можете поделать. Время неуловимо и неумолимо. А вы лишь наблюдатель. Созерцатель. Немой зритель. Совершенно очевидно одно - повезет лишь тому, кто сможет найти тонкую грань между сном и явью, между забвением и действительностью. Сможет приручить свое буйное сердце, укротить страстную натуру фантазии, овладеть ее свободой. И совершенно очевидно одно - мне никогда не суждено этого сделать...»

Рождественская сказка «Выбеленное сплошными облаками зимнее небо нехотя заглядывало в комнату, скупо освещая ее своим холодным светом...»

Дорога «Человек сидел на берегу... Человек понял, что он очень устал. И даже не столько от долгой дороги, а шел он уже очень давно, сколько от того, что в течение времени он постепенно потерял смысл и забыл цель своего пути...»

Дождь «Люди могут часами смотреть в окно. И совсем не для того, чтобы увидеть что-либо значительное; собственно, что-нибудь достойное внимания, за окном происходит крайне редко. Видимо, это сродни пламени или текущей воде, тоже самым невероятным образом заворживающих человеческое сознание...»


Впервые на русском языке опубликовано на A'propos:

Элизабет Гаскелл «Север и Юг» (перевод В. Григорьевой) «− Эдит! − тихо позвала Маргарет. − Эдит!
Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» (перевод В. Григорьевой) «Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве - городок, в том городке - дом, в том доме - комната, а в комнате – кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но...»

Люси Мод Монтгомери «В паутине» (перевод О.Болговой) «О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная. Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как провидения, так и дьявола. Во всяком случае, не будь того кувшина, Питер Пенхаллоу, возможно, сейчас фотографировал бы львов в африканских джунглях, а Большой Сэм Дарк, по всей вероятности, никогда бы не научился ценить красоту обнаженных женских форм. А Дэнди Дарк и Пенни Дарк...»

Люси Мод Монтгомери «Голубой замок» (перевод О.Болговой) «Если бы то майское утро не выдалось дождливым, вся жизнь Валенси Стирлинг сложилась бы иначе. Она вместе с семьей отправилась бы на пикник тети Веллингтон по случаю годовщины ее помолвки, а доктор Трент уехал бы в Монреаль. Но был дождь, и сейчас вы узнаете, что произошло из-за этого...»

Ранние произведения Джейн Остен «Ювенилии» на русском языке

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»

О ранних произведениях Джейн Остен «Джейн Остен начала писать очень рано. Самые первые, детские пробы ее пера, написанные ради забавы и развлечения и предназначавшиеся не более чем для чтения вслух в узком домашнем кругу, вряд ли имели шанс сохраниться для потомков; но, к счастью, до нас дошли три рукописные тетради с ее подростковыми опытами, с насмешливой серьезностью озаглавленные автором «Том первый», «Том второй» и «Том третий». В этот трехтомный манускрипт вошли ранние произведения Джейн, созданные ею с 1787 по 1793 год...»


 

О романе Джейн Остен «Гордость и предубеждение»

Знакомство с героями. Первые впечатления - «На провинциальном балу Джейн Остин впервые дает возможность читателям познакомиться поближе как со старшими дочерьми Беннетов, так и с мистером Бингли, его сестрами и его лучшим другом мистером Дарси...»
Нежные признания - «Вирджиния Вульф считала Джейн Остин «лучшей из женщин писательниц, чьи книги бессмертны». При этом она подчеркивала не только достоинства прозы Остин...»
Любовь по-английски, или положение женщины в грегорианской Англии - «...Но все же "Гордость и предубеждение" стоит особняком. Возможно потому, что рассказывает историю любви двух сильных, самостоятельных и действительно гордых людей. Едва ли исследование предубеждений героев вызывает особый интерес читателей....»
Счастье в браке - «Счастье в браке − дело случая. Брак, как исполнение обязанностей. Так, по крайней мере, полагает Шарлот Лукас − один из персонажей знаменитого романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение"...»
Популярные танцы во времена Джейн Остин - «танцы были любимым занятием молодежи — будь то великосветский бал с королевском дворце Сент-Джеймс или вечеринка в кругу друзей где-нибудь в провинции...»
Дискуссии о пеших прогулках и дальних путешествиях - «В конце XVIII – начале XIX века необходимость физических упражнений для здоровья женщины была предметом горячих споров...»
О женском образовании и «синих чулках» - «Джейн Остин легкими акварельными мазками обрисовывает одну из самых острых проблем своего времени. Ее герои не стоят в стороне от общественной жизни. Мистер Дарси явно симпатизирует «синим чулкам»...»
Джейн Остин и денди - «Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона* — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?..»
Гордость Джейн Остин - «Я давно уже хотела рассказать (а точнее, напомнить) об обстоятельствах жизни самой Джейн Остин, но почти против собственной воли постоянно откладывала этот рассказ...»

-  И другие -

 

 

Творческие забавы

Светланa Беловa

Жизнь в формате штрих-кода

Начало    Пред. гл.

Глава восьмая

 

Они снова оказались в темноте, слегка подсвеченной городскими фонарями, личиком любопытствующей луны да слабо добивающем сюда светом из прихожей, снова на этом пресловутом диване, который слегка вздыхал от безмерного удивления от такой бурной возни на своих просторах. Они опять целовались и говорили, говорили и целовались.

…- Ты знаешь, я ни с кем на эти темы не разговаривал. Никогда. Как-то не хотелось, в общем. Не к лицу мужчине жаловаться, словно утешения выпрашивать, в слабости своей признаваться. Не любят этого женщины.

Она помолчала, а когда он завозился тревожно, буркнула недовольно:

- Много ты понимаешь, чего любят женщины. Ну, или не те женщины тебе попадались.

Он перебил с досадой:

- Да никто мне не попадался! Сто лет уже. Какие женщины, господи! Я же работал. Сто лет этих долгих, бесконечных ра-бо-тал, как проклятый. Как Аня… как не стало ее, так и…

Она недоверчиво переспросила:

- Так уж и никого?

А он посмотрел пристально и усмехнулся:

- Ты ведь понимаешь, что значит - «никого». Никого, с кем я вот так сидел бы на диване, с кем вино бы на крыше пил, или на реку гулять ходил. Прям детсад ей-богу. – Он вдруг взял ее за щеки развернул к себе, вгляделся пристально. – Знаешь, я только теперь понял, что словно сложил свою жизнь в контейнер для заморозки и положил в холодильник. До поры. Я ходил, что-то делал, я … решал вопросы, встречался с нужными людьми, я орал, командовал, руководил, мотался по командировкам, занимался с сыном, но… не жил. Маш, а я ведь только что это понял. А если бы… Если бы не Голуби, слушай, я ведь тебя бы и не встретил тогда, так что ли ? Машка, вот ужас-то, - и он вдруг расхохотался весело, расцвел своей чудесной улыбкой, и она невольно рассмеялась в ответ, хотя что уж там такого было смешного.

Только это его признание вдруг заставило сердце в груди толкнуться упруго, и сделалось на душе тревожно-приятно, приятно от его слов – таких доверительных и простых, а тревожно… Она вдруг поняла, что вот сейчас случится то, вокруг чего они ходят кругами уже с того самого дня, с той их злополучной встречи с кофейным фейерверком, она вдруг поняла, что они неуклонно двигались по этой дороге, конечный пункт которой был словно бы известен уже давно. Отчего-то это тревожное вдруг выросло туманным облаком, заползло во все уголки души и даже стало вытеснять радость своей массой, и Маша испугавшись этой тревоги придвинулась ближе к Платону.

А он, сделавшись неожиданно серьезным, посмотрел внимательно на нее и, помолчав, словно решившись на что-то, заговорил:

- Маша, я скажу тебе сейчас, только ты выслушай. Я тут думал о многом в эти дни. Ну, о нас, в смысле. Вот. – После паузы, показавшейся ей страшно долгой, бесконечной, он продолжал. – В общем так. Маша, я хочу, чтобы ты была со мной рядом. Я решил: давай попробуем жить вместе. Через пару дней возвращается Владька, я вас познакомлю, и ты переберешься сюда, это будет удобно всем нам. Я всё продумал, поэтому не будем долго это обсуждать. Вот… Знаешь, я не мастер долгих объяснений и не знаю, какие еще слова говорить. Ты только не пугайся, - поспешил он сказать, видимо, почувствовав, как она напряглась. – Я, наверное, тороплюсь здорово, ты сама сказала, что все… быстро все происходит. Но нам с тобой будет хорошо вместе, я обещаю. Я постараюсь – поправился он, чувствуя ее замешательство и растерянность.

А она и вправду была растеряна. Она не ожидала, что все будет так буднично, стремительно. Она и так побаивалась той скорости, с какой они летели на всех парусах в неизвестность, а тут вдруг такой зигзаг, да еще и безвариантный. Она попыталась все обратить в шутку:

- Что это вдруг? А-а, понимаю, тебе понравились мои завтраки! Так, я угадала? А, может, Фил за меня ходатайство написал? Ему, наверное, компания моя понравилась? Все не одному сидеть взаперти. Что ты молчишь, я права?

- Маш, давай без шуток? - попросил он негромко с легкой досадой, а она неожиданно разозлилась:

- Ладно! Только не слишком ли ты серьезен? Мы, кажется, так мало друг друга знаем. Ты прав, все очень быстро произошло: трах-бах, несколько дней под одной крышей, один вечер на крыше, еще один на бережке, не слишком ли этого мало для далеко идущих намерений и планов?

- Это все твои возражения? – спросил он.

- Нет. Не все. – Она помялась и, решившись, наконец, выпалила. - Но разве…разве ты любишь меня, чтобы нам быть вместе?

Он вдруг сморщился досадливо и, резко поднявшись с дивана, подошел к окну, а она сидела, съежившись от холода, обрушившегося на плечи и придавившего ее. Он все молчал, и она тоже молчала, чувствуя, как тает сказка, как улетучивается радостное возбуждение.

Он, наконец, вернулся и встал над ней, скрестив руки на груди:

- Маша, мы - взрослые люди и мы вполне подходим друг другу. Можно ведь обо всем договориться на берегу, что будем жить вместе, уважать, ну, как там говорят – в горе, в радости. Любовь же… - он снова резко поднялся и, помолчав, глухо сказал. – Я уже любил. И потерял. Но все это было тогда, в юности ... все эти сумасбродства. И то что я чувствую к тебе, это… Не знаю… это что-то другое, не такое, как… как было когда-то. А врать тебе я не буду. Не хочу.

Маша слезла с дивана и, выпрямившись, замерла в нерешительности. Сердце рвалось от жалости к этому большому сильному человеку. Ей очень хотелось подойти и попытаться утихомирить эту его непреходящую боль. С другой же стороны ей не хотелось давать ему надежду, потому что она понимала, что должна сейчас уйти. Ей это было так же ясно, как, наверное, ясно ему, что он никого и никогда не полюбит больше. Но отказаться от любви навсегда… Пусть она слишком романтична, слишком глупа, но на это она не могла пойти. Она кое-как пересилила себя и, откашлявшись, сказала в гулкую тишину:

- Я пойду, Платон. Прости, мне, правда, пора уже.

Он резко обернулся и в следующее мгновение уже был рядом с ней, сжав ее плечи:

- Куда тебе пора? Не говори ерунды, слышишь? Я никуда тебя не пущу. Уже поздно, куда ты на ночь глядя? Ты что, рассердилась на меня? Черт возьми, я так и знал, что скажу что-то не так. Но я был честен с тобой, не хотел тебе врать, пойми, только не уходи сейчас.

Она помотала головой и, нащупав за спиной выключатель, нажала на него. Свет брызнул с потолка, ослепив их на мгновение, после чего вся романтичность вечера исчезла окончательно, и Маша была только рада этому сейчас. Платон отпустил ее и, щурясь, смотрел исподлобья ей прямо в глаза.

- И все же я пойду. Только ты не сердись, на меня, - она криво улыбнулась. – Без любви человек многое не видит, будто надел шоры на глаза. Любовь дает новые краски, открывает новые горизонты, дарит новое знание. Ты хочешь, чтобы я жила полуслепая всю жизнь? Но я не могу с этим смириться. Не могу. Я не смогу жить без любви. Ты хотел быть честным со мной. Спасибо тебе. Но я тоже хочу быть с тобой честной. А уйти сейчас – это честно.

Он не стал останавливать ее, только смотрел, окаменев, как она собирается, как открывает входную дверь. Она же, закрывая дверь за собой, посмотрела на него, пока железная махина не разделила их. И, видимо, навсегда.

 


 

- Машуля приехала-а! – на всех парах по садовой дорожке мчался к ней чумазый Степка, растопырив руки и крича во все горло.

- Ой, Петя, Машенька приехала!

- Где там дочь моя блудная?

- Степан, не прыгай на Машу! Маш, он испачкался весь, осторожно!

- Сестричка, давай сюда, я тебя уже сто лет жду.

- Эй, где там племянница моя, сколько лет сколько зим!

- Ой, Машенька, наконец-то, Вась, Маша приехала!

Весь этот гвалт обрушился на Машу как весенний ливень, и она, подхватив под мышки угвазданного до макушки Степку, закружила его вокруг себя. Тот завизжал от восторга еще громче, Маша хохотала вместе с ним. Потом, осторожно опустив на дорожку племянника, обняла подошедшего отца, расцеловала маму, которая, стягивая на ходу садовые резиновые перчатки, тоже прибежала сюда. Сергей поднял на руки Степку, который прыгал и мешался у всех под ногами. Лиза с полотенцем через плечо протиснулась между родственниками и крепко обняла сестру за шею. Подошли дядя Коля с тетей Раей, расцеловали племянницу в обе щеки, вдалеке на крылечке маячил их долговязый сын Василий.

Маша почувствовала, как же ее здесь ждали, и вся эта радостная кутерьма заставила события вчерашнего вечера полинять и съежиться, и сердце перестало наконец-то щемить, и комок в горле растаял, а напряжение отпустило. Вот и правильно она сделала, что собралась-таки и приехала сюда, кое-как, едва ли не за шкирку вытащив себя из гадостной липкой хандры.

Мама, отстранив всех от долгожданной гостьи, взяла ее за руку и повела к дому:

- Маша, пойдем-ка со мной, перекусишь, чайку выпьешь. А то их шашлык ждать – это с голоду помереть вполне можно.

- Чего это - помереть? Через часик-полтора уже все зашкворчит!

- Мам, я завтракала. Не беспокойся, дотерплю. Сто лет шашлыка не ела.

- А потому что надо чаще приезжать к родителям. Что это за дела – так надолго пропадать!

- Папуль, работы было полно. Командировки еще.

- Ну да, ну да.

- Машенька, что-то ты бледненькая, ты здорова?

- Да, теть Рая, все нормально.

- Да где ж нормально? Девка худая, бледная. Вот в наше время невесты были – кровь с молоком, а нынешнее племя…

- ДядьКоль, я же не невеста вроде бы. Вот когда стану…

- А? Что? Кто тут невеста? Ты что, Маш, замуж идешь?

- Да не идет она замуж, ты что, Петро? Не, брат, надо это дело на самотек не пускать, а то вон Лизавета привела Серегу и безо всяких: муж мой и все тут.

- Так, кто там на моего мужа нападает, а? Чем это он вам не угодил? Что за претензии?

- О, Коляныч, видал, как прыгнула за своего? Серега, иди-ка сюда! Отвечай, сватался ты к Лизке, как полагается?

- Пап, ну что за предрассудки?

- Петр Иваныч, как это я не сватался? А помните, на рыбалку мы ездили тогда. Рыбы приволокли целую ванну, Елена Петровна еще так ругалась тогда, что мы ей работы на всю ночь привезли.

- Ой, Сереж, и не говори! Я вас чуть тогда с вашей рыбой с третьего этажа не выбросила. Устала, помню, ужасно после ночного дежурства, и тут вы еще! С уловом!

- Ах, так это сватовство что ли было? Ну, прости, зять, не понял. Ладно, засчитано!

Маша, задержавшись на крыльце, посмеиваясь, слушала привычную перепалку своего бурного семейства и параллельно тихонько переговаривалась с Василием, который учился на юридическом и планировал сегодня оккупировать двоюродную сестричку на часок в единоличное пользование на предмет консультации по римскому праву, которое надо было кровь из носу сдать в понедельник.

Уже поздним вечером, когда и шашлык был съеден, и вино выпито, и банька, изначально натопленная докрасна, уже остывала, и разговоры - долгие, застольные - были уже позади, и все наконец-то разошлись по комнатам и угомонились, лежа на втором этаже, Маша лениво прислушивалась, как капризничает Степка за тонкой стенкой, уставший за день, но никак не желавший укладываться, как терпеливо увещевает его Лиза, как он, в конце концов, затихает, и уже ничего не мешает Маше вновь вернуться к мыслям о том самом «вчера», которые она так упорно гнала от себя.

Только Лиза, хорошо знавшая свою сестричку, единственная почувствовала, что что-то не так с ней, что в глазах глубоко, на самом донышке прячется тоска. Но Маша только отшутилась, не готовая вот сейчас выложить все даже самому близкому человеку. Когда же та отговорок не приняла, Маша только сказала, что потом, все потом, сейчас невозможно, нельзя рассказать, и что надо все это самой обдумать. Лиза затревожилась, но Маша остановила ее и, как могла, успокоила, что все это не важно, не стоит такого уж внимания и беспокойства, что потом она все расскажет и с непременными подробностями.

Вообще при свете дня Маша даже решила, что не так уж тяжело ей будет побороть свою привязанность, которая оказалась гораздо глубже и сильнее, чем она предполагала, что пережить разрыв с Платоном – дело плевое, и уж она-то непременно справится сама со всеми этими переживаниями, даже без тяжелой артиллерии в виде домашнего психолога Лизы. Но сейчас ночные демоны приподняли поникшие было головы, повылезали изо всех щелей наружу, расправили свои когти и не спеша и с наслаждением принялись терзать ее, да так сильно, что она едва сдерживалась, чтобы не застонать в голос. Оказывается, она уже и забыла, как же это больно бывает.

И она вдруг пожалела, что осталась ночевать. Дома бы она вовсю поревела, до полного облегчения, здесь же, хотя она и легла одна в своей мансардной комнатушке, рыдать в голос было никак невозможно: народ бы сбежался в панике.

Чтобы избавиться от мыслей о Платоне, она включила на стене бра и вытащила какую-то потрепанную детскую книжку. Она долго пыталась понять, о чем написано в первой строке первого абзаца первой главы, после чего, наконец-то, поняв всю бессмысленность попыток отвлечься книгу, отложила и, выбравшись из-под одеяла, подошла к окну. Ночь была абсолютно темной, хотя – Маша прекрасно помнила – только вчера луна сидела в ВИП-ложе и, заготовив полное небо попкорна, открыв рот, заворожено следила, как они с Платоном выясняют отношения. Будто в ответ на ее невысказанный вопрос в стекло тихонько стукнула капля, за ней другая, пошел дождь, бурный, весенний. И ей вдруг стало легче, словно этот дождик смывал все ее боли, тревоги, нашептывая тихие слова сожаления и участия. Маша, постояв немного возле своего утешителя, отправилась в постель и неожиданно быстро уснула, только натянув одеяло повыше.

 


 

По причине разверзшихся Небес с дачи разъезжались на следующий день довольно рано, естественно, с заверениями, что надо непременно встречаться раз в двадцать чаще. Машину на стоянку гнать было лень: дождь лил как из ведра, пытаясь перевыполнить всю свою весеннюю норму в кратчайшие сроки, - поэтому Маша припарковалась возле дома и опрометью проскакала по безразмерным лужам до подъезда, успев все же вымокнуть до нижнего белья.

Уже в квартире, отдышавшись, она зашла в ванную за полотенцем и обомлела: с потолка по стене струились целые тропические потоки. Полотенце было немедленно забыто, через секунду она уже трезвонила в дверь соседей сверху. Дверь тут же распахнулась, будто только ее звонка там и ждали, и радостный румяный сосед бодро отрапортовал, что у него ничего не течет, а течет это с крыши, где забился какой-то сток, и теперь страдают все жильцы с первого до последнего этажа. А поскольку сегодня выходной, то никакая спасительная операция даже и не намечается.

Оставшаяся половина дня прошла в борьбе с разбушевавшейся стихией. Ливень серьезно повредил, правда, только ванную комнату и поглумился вовсю над стеной соседней спальни, но и этого хватило, чтобы Маша окончательно вылечилась от своей давешней хандры. Как-то не до нее стало. Необычайное единство всех жильцов их пострадавшего подъезда сопровождалось бесконечным курсированием с этажа на этаж небольших группок пострадавших и стихийными митингами, в которых вскоре принял участие и председатель их кондоминиума, жестоко вырванный с загородного отдыха. В конце концов, ливни поутихли: сливы-таки расчистили, и народ отправился по своим подмоченным гнездам, чтобы убрать последствия катастрофы, насколько это было возможно.

Маша тоже приплелась в свое изувеченное жилище и с тяжелым сердцем оценила кошмар, творящийся в ванной. Половина плитки валялась на полу, половина из этой половины была превращена в довольно живописные осколки, хотя желания полюбоваться этой самой живописью у Маши не было никакого. Потолок украсился неровными пятнами разной степени намокания, потолочные плинтуса недовольно провисли горестными лианами. В соседней спальне стена, испытавшая на себе действие ливня, тоже потеряла всю свою красу и украсилась вздувшимися обоями в абсолютно неживописных подтеках.

В квартире пахло сыростью и неуютом. Страшное слово «ремонт» встало в горделивую позу перед мысленным Машиным взором, и перепуганная такой жуткой перспективой она сбежала на кухню пить чай и думать, как же быть с этим кошмаром дальше.

Вопрос разрешился сам собой на следующий же день. Лиза выслушала ее горестный рассказ и жизнерадостно посоветовала не портить нервы, а принять случившееся, как долгожданную возможность сделать, наконец, ремонт. Маша уныло ответила, что не хотела никакого ремонта, по крайней мере, в ближайшее время: спина все еще побаливает, да и вообще, на что Лиза самоуверенно заявила, что Маша на этом свете, слава богу, не одна, что любимая сестричка поможет ей непременно, и тут же сообщила, что через несколько дней она, сын ее Степан и муж ее Сергей отправляются в санаторий почти на месяц. Так что Маша вполне может проживать у нее в квартире.

Лиза же нашла и рабочего, который делал ремонт у нее дома и зарекомендовал себя вполне приличным, непьющим и аккуратным товарищем. Маша вздохнула и смирилась со своей судьбой.

Через неделю она отвезла свою сестричку со всем семейством в аэропорт, переехала в ее квартиру и начала ремонт.

Что же касается Платона, то все эти заморочки с потопом и переездом позволили ей справится с первым периодом жуткой тоски. Его очень не хватало. Вот просто Очень. Мысли были настолько наполнены им, что только такие катаклизмы как ремонт, потоп и благословенная работа могли конкурировать с Платоном.

На Машино счастье работы в конторе сразу же навалилось просто невероятное количество. Судебные заседания, оформления документов, дела о банкротстве, юридические консультации – дни были забиты под завязку, и на рефлексии времени практически не оставалось.

К тому же начальство периодически моталось в командировки, и несколько дней после их разрыва с Платоном никто не доставал Машу допросами о ее личной жизни. Рабочий день заканчивался около девяти, Кравцов по-джентльменски составлял ей компанию в вечерних бдениях за компьютером, и она была благодарна ему за стремление помочь. Он брал на себя ту часть работы, которая не требовала слишком большого профессионального опыта и не отличалась особой заковыристостью.

О Платоне известий до нее не доходило вовсе, да она и не стремилась что-то узнавать о нем. Громову ей пришлось-таки во всем признаться, иначе было не отвертеться от еженедельных визитов в «Монолит» с юридическим сопровождением. От шефа же Маша узнала, что эпизод с подпиской о невыезде остался благополучно позади. Официальная версия в уголовном деле гласила: смерть Голубя-младшего наступила в результате несчастного случая – дескать, шел человек себе, упал и не очнулся. По версии неофициальной покойный перешел дорогу не тем людям. Суровые личности свое драгоценное время тратить на разговоры не привыкли, и вместо разговоров стремительно и неотвратимо перешли к делу, окончившемуся столь трагическим образом. Ну, а для Платона же, напротив, все закончилось благополучно, чему Маша, безусловно, порадовалась.

Правда, в том, что касалось ее личного к нему отношения, ничего не менялось. Горечь все еще оставалась, так скоро невозможно было избавиться от этого неудобного во всех отношениях человека. Сидел он в ней глубоко и, похоже, что надолго. Так сидит в тебе болезнь, и вроде бы все с тобой хорошо, утром – подъем, вечером - отбой, дела всякие, ты живешь себе как-то. Но постоянно сидит в тебе занозой знание: внутри, там, где не видно, живет она, твоя вечная спутница, питается тобой, точит тебя вроде бы незаметно и потихоньку, но ты-то знаешь, что она там есть. То же у нее было и с Платоном: вдруг, ни с того ни с сего выстреливала мысль-знание – он есть, где-то ходит, работает, возится с сыном, пьет кофе у своей мамы, орет на подчиненных, мотается по своим объектам, ест пирожки, которые для него готовит с такой любовью та чудесная повариха Татьяна. У Маши даже игра такая появилась: угадать, что он сейчас делает. Самое неприятное, что мысли эти никак не хотели избавлять ее от своего присутствия, они были всегда, и Маша порой, затаив дыхание, осторожно признавалась себе, что не удивится, если эти мысли о нем будут с ней уже всегда. Она даже привыкла к этому постоянному присутствию Платона в своей голове.

Она приучилась как-то жить с этим, смирилась и приспособилась. Деваться ей было некуда.

Визитка Веры Львовны настигла Машу в самый неподходящий момент. Она заехала в свою разбомбленную усилиями Василия-строителя квартиру и взяла кое-какие вещи. Поскольку на выходные она собралась за город к родителям, которые теперь уже жили на даче безвылазно, она откопала в шкафу легкую куртку, которая была на ней – она вспомнила, опять вспомнила! – в тот самый злополучный вечер у Платона. Ветровка настоятельно требовала стирки, и Маша затолкала ее в пакет. В Лизиной квартире она швырнула пакет в угол прихожей и едва не забыла о нем, вспомнив уже перед сном. Она нехотя поплелась в прихожую, притащила пакет в ванную и автоматически проверила все карманы перед стиркой.

Картонный прямоугольник кольнул Машу в ладонь, и из кармашка выкатилось подзабытое приглашение на чашку кофе. Она смотрела на аккуратные циферки телефонного номера и опять и опять прокручивала тот вечер. Вот стыд какой! Так и не собралась позвонить. Человек так отнесся к ней, по-доброму, а она… Свинство - и все тут. Да может быть Вере Львовне и не нужны эти отношения, пыталась успокоить себя Маша. Ведь, скорее всего, любопытная дама вытащила из сына всю информацию про глупую и неуравновешенную барышню, которая до сих пор верит в какие-то романтические бредни и бежит от мужиков, не играющих в эти детские игры «пролюбофф», как черт от ладана. Маша все пыталась и пыталась заглушить голос совести, но тот с упрямой настойчивостью все нашептывал ей в ухо всячески е гадости про нее.

В итоге Маша просидела на диване до трех часов ночи, пытаясь вернуть сон бокалом коньяка, в итоге наутро встала с дикой головной болью и дурацким желанием немедленно позвонить маме Платона и напроситься на кофе.

Правда, решимость ее благополучно оставила. Поставив машину на стоянку, Маша изучила содержимое Лизиных кухонных шкафов и пришла к неутешительным выводам - запасы требовали немедленного возобновления. Маша захлопнула дверцы и отправилась в соседний супермаркет.

Корзинка наполнилась довольно быстро, и только возле касс Маша вспомнила, что растительное масло таки выпало у нее из головы. Пришлось возвращаться.

- Маша?

Бутылка с маслом попыталась выскользнуть из рук, но Маша успела подхватить ее у самого пола и подняла голову. Над ней стояла Вера Львовна, по поводу которой она, Маша полночи занималась самоистязанием.

Она выпрямилась и пробормотала:

- Здрасьте, Вера Львовна!

- Здравствуйте, Машенька, я рада вас видеть. Вы простите меня, дорогая, я перед вами страшно виновата!

- Вы?! – если бы матушка Платона сообщила ей сейчас, что ее сын благополучно женился, даже это не повергло бы ее в такое безмерное изумление. Вера Львовна утвердительно кивнула:

- Ну, как же, я вас пригласила в гости, а сама уехала и не предупредила! Дело в том, что моя приятельница живет в Юрмале, и мы с ней всегда весной встречаемся, так что я улетела к балтийским пескам и янтарю. А вы, наверное, звонили мне, дозвониться не смогли и подумали обо мне черт знает что! – Вера Львовна всмотрелась внимательно и, усмехнувшись, поинтересовалась. – Или вы не звонили?

- Вера Львовна, я не звонила, – созналась Маша. - Видите ли… я вчера только нашла визитку с вашим телефоном, – это была полуправда, но правду говорить совершенно не хотелось.

К ее удивлению Вера Львовна облегченно рассмеялась:

- Ах, вот оно что. Ну, это же замечательно!

Маша растерянно улыбнулась:

- А… что же в этом замечательного?

- Ну как же! Значит, это вы виноваты передо мной, а не я перед вами. Ужасно не люблю испытывать чувство вины и угрызения совести.

- Да, вы правы, ужасные ощущения. Я вот вчера весь вечер мучилась этими угрызениями, когда нашла ваш номер телефона, - неожиданно призналась Маша.

- Значит так, Маша, чтобы вы не мучились и дальше, вы должны непременно искупить свою вину. Завтра!

- Завтра?

- Ну, если хотите сегодня, то…

- А, нет, нет. Завтра – хорошо!

- Значит так. Завтра, в субботу, в двенадцать часов я жду вас у себя на кофе. И вот еще что. У меня будет…

- Кто? – Испуганный возглас вырвался против ее воли, и заставил Веру Львовну вновь внимательно всмотреться в ее глаза, которые она поспешила опустить.

- Ну, я всего лишь хотела сказать, что у меня к обеду будет легкий пирог. Со взбитыми сливками между прочим. И с брусникой. Надеюсь, вы не на диете?

- Нет, я – нет. – Маша уже вовсю ругала себя за неосторожность.

- Ну, вот и хорошо. Я покажу вам, какой замечательный янтарь я привезла, и вообще, я полагаю, нам будет, о чем поговорить. Жду вас, Машенька!

 


 

«Ну и что ты паришься? В чем проблема?»

«Ну, конечно, какие тут проблемы?! Просто Верочка Львовна вчера, наверняка, позвонила своему обожаемому сыну и уже выяснила, что ты - никакая не Платошина подружка, чем и была интересна, а вовсе даже постороннее существо!»

Маша немедленно вообразила в самых сочных красках, как Вера Львовна открывает дверь и светским тоном предлагает визитерше отправляться быстро-быстро подальше и забыть сюда дорогу. Ну, или нет, не так, еще хуже: ее вежливо приглашают к столу. И они сидят минут двадцать, разговаривая вежливыми голосами на отвлеченные темы, после чего вежливая хозяйка дома поднимается, вежливо давая понять гостье, что она, Маша, может катиться на все четыре стороны. Ну, или на восемь. Или даже на шестнадцать - есть ведь в моряцкой навигации еще такие двойные, тройные направления: норд-норд-ост там, ну или зюйд-зюйд-вест на худой конец.

После этих мыслей Машу сдувало с кровати, она неслась на кухню заваривать чай, который выпивала громадными глотками и опять плелась в постель. Уснуть опять же не удавалось, поскольку выпитое немереное количество чаю гнало ее в туалет. После ночного курсирования по квартире проснуться Маше удалось только в одиннадцать. Перед этим ей приснился сон, что она опоздала к Вере Львовне, и та, с недоумением оглядев примчавшуюся Машу с ног до головы, ледяным голосом спросила: «Вы кто, девушка, я не помню!» И Маша поняла, что она опоздала не на час, не на день – она опоздала на несколько лет.

Ужас вырвал ее из мучительного сна, и она долго сидела, не понимая, на каком она свете и на какие еще встречи безвозвратно опоздала. Потом увидев, что если она так и будет сидеть, то сон непременно станет явью, а этого ей не хотелось. Подходя к дому Веры Львовны, Маша купила у какой-то бабульки букетик нарциссов, посчитав, что будет хорошим тоном прийти не с пустыми руками.

Вопреки ее предубеждениям, навеянным, несомненно, ночными размышлениями и дурацким предутренним сном, Вера Львовна встретила ее очень даже приветливо, цветам обрадовалась, Машу потащила в комнаты, где, взяв инициативу в свои руки, обрушила на нее кучу всякой информации о своей поездке, сопровождая все это демонстрацией янтаря, который ей посчастливилось найти на берегу моря, с показом фотографий ее на фоне всяких достопримечательностей в компании жизнерадостных женщин и мужчин элегантного возраста. Затем наступило время того самого легкого пирога со взбитыми сливками, который вызвал вчера у Маши такой взрыв эмоций.

Во время чаепития Вера Львовна благосклонно уступила трибуну Маше и выспросила у той буквально все: о ней самой, о ее работе, о родных, о ее увлечениях. Маша даже, расхрабрившись, рассказала несколько довольно забавных и курьезных историй из своей юридической практики, которые ее собеседницу здорово развеселили. В общем, время промчалось стремительным экспрессом, и Маша, спохватившись, заторопилась: ей надо было еще успеть к родителям за город - отвезти продукты и кое-какие садовые инструменты. Вера Львовна с воодушевлением пригласила Машу бывать у нее почаще и «развлекать старушку», на что Маша горячо запротестовала: дескать, старушек развлекать будет крайне проблематично, поскольку никаких старушек она здесь что-то не увидела. Расстались они, очень довольные друг другом, причем обоюдно, как показалось Маше.
И только дома, встав под душ, она вдруг осознала, что о Платоне не было сказано ни единого слова.

 

(Продолжение)

январь, 2011 г.

Copyright © 2009- Светланa Беловa

Другие публикации Светланы Беловой

Обсудить на форуме

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба www.apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru