Оказывается, есть большая разница: приезжаешь ли ты на бал, как мисс Мэри Беннет − дочь небогатого сквайра, или принимаешь гостей, как мисс Мэри Беннет, родственница владельца Пемберли. Разница такая же, как между платьем, сшитым портнихой по последней парижской моде и перешитым из прошлогоднего бального платья сестрицы Джейн руками сестрицы Лиззи.
Конечно, королевой бала и самой завидной невестой в зале была Джорджиана (весьма робкой и застенчивой королевой, но это ее ничуть не портило). Однако все, кто был слишком неуверен в себе, или, наоборот, слишком умен, чтобы увиваться за Джорджианой, всячески добивались расположения Мэри. Один умолял подарить ему кадриль, другой мечтал о буланже, третий предлагал мороженное и лимонад с настойчивостью опытного крамаря[1], четвертый как бы между прочим выяснял подробности о Лонгборне («У вас наверно много чудесных воспоминаний о месте, где вы провели детство»... ). Что же до самой Мэри... С ней случилось в точности то, о чем предупреждал своих читателей Ларофшуко: «Прежде чем сильно чего-то пожелать, следует осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого». Она знала, что выглядит безупречно. Закончив прическу, то есть соорудив из волос Мэри нечто в греческом стиле, отдаленно похожее на руины, украшавшие ее веер, и закрепив свое произведение расшитыми жемчугом лентами, Лиззи позвала эксперта − старую домоправительницу миссис Рейнольдс и представила ей преобразившуюся Мэри. Миссис Рейнольдс осмотрела девушку с головы до ног и вынесла свой вердикт: «С барышни можно хоть сейчас картину писать и в галерею повесить». Но ни ловкие и добрые руки Лиззи, ни одобрительный взгляд миссис Рейнольдс, ни брошенные украдкой ободряющие улыбки Джорджианы, ни искреннее восхищение Джейн, также приехавшей на бал в Пемберли, ничего не могли поделать с тем, что творилось у Мэри в голове. Беда была в том, что Мэри могла нормально разговаривать только с маленькими детьми, собаками и книгами. Стоило ей оказаться в обществе взрослых людей, как все мысли мгновенно улетучивались из головы, а на язык приходили только чужие слова. Ей все время казалось, что все от нее чего-то ждут, и конечно же чего-то более внятного и вразумительного, чем те глупости, о которых она все время думает. А Мэри была не из тех, кто не боится обмануть чужие ожидания. И она отвечала очередному поклоннику так же серьезно и старательно, как некогда отвечала урок в воскресной школе. Она говорила что-то про победу над тираном, про то, как Англия в очередной раз продемонстрировала миру, что свободный человек непобедим, потому что небеса на его стороне, про бедных солдатиков, которые, наконец, смогут вернуться к женам и детям, понимала, что говорит катастрофически не то, но не могла остановиться. Правда она быстро обнаружила, что помещики Дербишира не слишком отличаются от хартфордширцев. Здесь были все те же типы, которых можно было увидеть на балах в Лукас Лодж и Незерфилде. Большинство гостей были из разряда классических помещиков, рассуждавших о псовой охоте и о границах своих земель (у них шли многолетние пограничные войны, но Мэри так и не смогла разобраться кто прав, кто не прав). Также был здесь и свой зануда, который каждую фразу начинал со слов «Не могу не возразить вам, любезная барышня...» или «Вынужден уточнить, очаровательная мисс Беннет», был записной сердцеед, который почти ничего не говорил, но бросал огненные взгляды, от которых Мэри непроизвольно ежилась, был даже свой сэр Лукас, который правда интересовался не Сент-Джеймсом а королевским павильоном в Брайтоне, но Мэри все равно не могла удовлетворить его любопытство. Были обеспокоенные появлением Мэри маменьки, были их весьма язвительные и целеустремленные дочки. Их недоброжелательные взгляды и шепотки оказались для девушки в новинку − прежде ее никогда не рассматривали как серьезную конкурентку. Мэри чувствовала, что за ней все следят, понимала, что не должна опозорить Дарси и Лиззи, но одновременно ясно сознавала, что толком не знает, как себя вести. Велик был соблазн, как обычно, спрятаться за фортепиано, но Мэри помнила пожелание старшей сестры, и понимала, что Лиззи права. Нескольких уроков вместе с Джорджианой и ее учителем было достаточно для того, чтобы Мэри осознала, каковы в самом деле ее музыкальные способности, и дала себе зарок, больше не вести себя так глупо. Теперь она садилась за фортепиано только тогда, когда Лиззи и ее муж решали, что давненько не танцевали рил, а Уильям младший требовал чтобы «тетя Джи» танцевала с ним. Единственные два существа, с кем Мэри в тот вечер нашла общий язык, были ее собственные туфельки. Новые, атласные идеально сидящие на ноге, они с легкостью несли ее по навощенному паркету бального зала Пемберли, и если бы не необходимость поддерживать разговор во время танцев, Мэри могла бы смело сказать, что от души повеселилась на этом балу. Но по настоящему ей удалось повеселиться, только когда ее пригласил на контрданс мистер Бингли. Он, по своему обыкновению, болтал какие-то глупости, рассказывал про выходки своих детишек, интересовался новостями о Черри-Джейн и при этом всегда был именно там, где нужно, так что Мэри не приходилось сбиваться с шага, чтобы подстроиться под него, не приходилось слишком далеко вытягивать руку, чтобы не потерять его руки, а главное − она ощущала исходившую от него теплую волну доброжелательности и буквально купалась в этом тепле. Мэри даже подумала, что найдись в зале второй такой партнер (желательно холостой) она и в самом деле могла бы протанцевать с ним всю ночь напролет, а то и всю жизнь. *** Когда за окнами стемнело, Дарси и Элизабет пригласили гостей выйти в сад, чтобы полюбоваться долгожданным фейерверком. Здесь собравшихся ждал еще один сюрприз − компания деревенских музыкантов: седовласый старик-виоланчелист, кривобокий альтист, два скрипача − один сгорбленный, как старое дерево, другой − розовощекий молодец хоть куда, да два валторинста − один длинный, как жердь, а второй − маленький и кругленький. Расположившись под цветущим каштаном, они от души наяривали какой-то веселый мотив, в котором при должном внимании можно было распознать главную партию из «Музыки для фейерверков» Генделя. Зрелище было неожиданное и комичное, но было видно, что музыканты не на шутку стараются, и когда Джейн захлопала в ладоши, гости тоже наградили выступающих аплодисментами. Однако тут же всеобщее внимание привлекло иное чудо − первая разорвавшаяся в небе ракета. Это была римская свеча. Она пошла вверх, раскрылась, и, вспыхнув, превратилась в серебряное дерево, в живую, ветвистую молнию, стекла по темному небу вниз, к земле. И тут же ей навстречу взметнулись струи голубого и розового пламени, затрещали, разбрызгивая искры, огненные колеса, поплыли золотые и серебряные шары и озарили призрачным светом крутой изгиб реки, холмы скалы, парк и белый, будто облако, дом. Отсветы заиграли в сотне поднятых к небу глаз, отразились в каждой сережке, в каждой пуговице, перстне, ожерелье, и собравшиеся на террасе гости то тонули в море живого огня, то снова погружались в темноту. Ночь, пламя, деревья, музыка и по отдельности обладают своим волшебством, вместе же они способны на несколько мгновений разорвать покров реальности. И тогда лицо женщины, стоящей рядом − случайной партнерши по танцу или давно опостылевшей подруги, − кажется тем, единственным, что снилось тебе всю жизнь. И сад становится обиталищем фей и эльфов, и Оберон с Титанией (или в кого ты еще тайком от самого себя веришь) сейчас появятся, чтобы исполнить загаданное желание. Словом, да здравствует тот, кто придумал фейерверки! Или, да будет проклят, потому что чудо, которым он дразнит нас не больше, чем иллюзия. Но Мэри не было дела до чужих иллюзий, она тайком выскользнула из толпы и нырнула в «зеленый кабинет», образованный разросшимися кустами жимолости. Здесь была скамейка и маленькая мраморная чаша − все, что осталось от фонтана елизаветинских времен. Фонтан давно уже не работал, но в чаше скопилась дождевая вода. Мэри стянула перчатки, положила их на скамью, затем смочила в воде платок и приложила к пылающим щекам. Она чувствовала себя такой усталой, будто только что в одиночку приготовила обед на двадцать человек. Разрывы затихли, Мэри знала, что гости сейчас вернуться в дом и усядутся за стол, но ей не хотелось двигаться с места. Еще несколько минут можно побыть в одиночестве − Лиззи не сразу заметит ее отсутствие. Мэри блаженно вытянула ноги и подумала: интересно, может быть, в этот фонтан окунала руку сам королева Елизавета? Она ведь столько путешествовала по стране, неужели так ни разу и не побывала в Пемберли? И тут она услышала какой-то странный звук. Будто скулил маленький щенок. Мэри вышла из своего убежища и прислушалась. Звук повторился. Он шел из-за ограды, со стороны дороги. Мэри знала, что там, вдоль дороги тянется довольно глубокая канава. Однако едва ли там больше воды, чем в фонтанной чаше, и уж тем более, вряд ли кому-то пришло в голову утопить щенка прямо перед главными воротами Пемберли. Однако щенок все скулил, и Мэри решила проверить, что произошло. Она выскользнула из сада через маленькую калитку и побежала туда, откуда доносился звук. Ночь была лунная и Мэри видела, что ни на дороге, ни на окружающих дом холмах никого нет. И все же кто-то плакал в этой теплой и щедрой летней ночи.
Присев на корточки, Мэри осторожно заглянула в канаву. Там правда копошилось что-то живое − что именно девушка сразу не могла разобрать, так как существо было замотано в огромный коричневый платок. − Эй, − осторожно позвала она, не зная толком, что делать. − Эй, ты кто? Существо зашевелилось, подняло голову и на Мэри глянули два огромных синих полных слез глаза, полускрытые темной, неровно подрезанной челкой. − Я Ева, − донеслось из канавы. − Я ногу подвернула. − Господи, бедненькая! − Мэри тут же спрыгнула на дно канавы (к счастью оно оказалось совсем сухим), и принялась ощупывать девочку. Едва она коснулась ее левой щиколотки, как Ева жалобно ойкнула и затрясла головой.
− Ну все, все, прости, больше не буду. Как же ты сюда попала? − Я пошла папу послушать, а как ракета рванула, я испугалась, ни у запнулась о камень. − Ну все, все, не бойся солнышко, сейчас я что-нибудь придумаю. Ну-ка обними меня за шею. Для начала надо выбраться отсюда. Мэри осторожно подхватила Еву под поясницу и под коленки, приподняла и положила на заросший жесткой пыльной травой край канавы. Затем выбралась сама. − Отнеси меня домой, тетя, − попросила девочка. − Домой? А где ты живешь, маленькая? − Тут не далеко, у озера. Там бабушка, она меня вылечит. Отнеси меня домой. Мэри засомневалась. Наверное, стоило бы отнести девочку в Пемберли. Но вся прислуга сегодня занята, да и тревожить Лиззи не хочется, у нее и так полно забот. Даже если Мэри удастся разыскать миссис Рейнольдс, та наверняка раскудахтается, да будет долго рассуждать, куда прилично поместить маленькую пациентку. Кроме того, девочка говорила так уверенно, ее взгляд был таким выжидательно-серьезным, что Мэри, сама не зная почему, решила послушаться ее. − Ну ладно, только ты мне подскажи дорогу. Ну давай, снова обними меня. Можешь обхватить ногами? Ну вот и отлично. Пошли. Ева весила ровно столько, сколько весит здоровый, хорошо кормленный шестилетний ребенок. Мэри быстро начала задыхаться, веер, про который она совсем забыла, и который висел у нее на локте при каждом шаге несильно, но противно бил ее по животу. Кроме того, ей не хотелось думать о том, во что босые ножки девочки превращают ее новое белоснежное платье. «Какая ты все же глупышка, Мэри», − сказала она себе. Когда же они переходили мост, Мэри поняла, что она не глупышка, а полная дура − небо на западе снова на мгновение осветилось белым, но это были уже не ракеты, а зарницы − предвестницы подступающей грозы.
− Это холмы открываются, − вдруг сказала девочка. Мэри едва не выронила ее от неожиданности − она думала, что малышка уснула. − Холмы? − растерянно переспросила она. − Ну да, холмы. Эльфы захотели прогуляться. Может, мы их встретим. Ты ведь принцесса? − Принцесса? − Ну да, раз ты живешь во дворце, значит ты принцесса. А я королева. Меня так зовут: Ева − это сокращенно от королева, чтобы враги не догадались. Так что, может, эльфы нам и покажутся. − А у тебя есть враги?
− Ну да, кончено. Мое королевство захватил злой тролль. Но когда я вырасту, я выйду замуж за принца эльфов, или за сына водяного, и он убьет тролля. За разговором они дошли до избушки Пемберлийского леса. Здесь дорога раздваивалась − узкая тропинка уходила налево под своды леса, более широкая и накатанная дорога шла вправо − к расположенной неподалеку деревне. Мэри повернула направо, но королева, тут же сжала ее бока коленками. − Нам не сюда. Нам в другую сторону.
− Ты живешь в лесу? − удивилась Мэри.
− Ну да. Мой папа − егерь, а бабушка была птичницей во дворце, но теперь она старенькая и ухаживает за мной. Пойдем, нам немного осталось.
По лесной тропинке идти было еще тяжелее: здесь было темно, и под ноги все время попадались скользкие корни. Кроме того, Мэри казалось, что она слышит, как в листьях шумят первые капли дождя. Она уже начала ругать себя за то, что послушалась маленькую выдумщицу и свернула не туда, но тут в самом деле увидела вдалеке огонек. Она ожидала, что попадет, по меньшей мере, в пещеру к злой ведьме, но избушка, стоявшая у берега озера, была самым обыкновенным охотничьим домиком, а изнутри и вовсе выглядела как образцовая ферма: здесь был большой очаг, начищенные до блеска медные кастрюли, белые, отделанные кружевами занавески на окнах, и даже кружевные салфеточки на столе и полках. На одной такой салфетке лежала потрепанная библия в кожаном переплете. "Это бабушке подарили, за то, что она была лучшей ученицей в воскресной школе и выучила наизусть больше всего псалмов«, − объяснила позже Ева. Бабушка Евы, миссис Грин − почтенная пожилая фермерша в переднике и с черепаховым гребнем в волосах всплеснула руками и засуетилась над девочкой. Еву тут же уложили в постель, перевязали ей ногу, старушка согрела молока, дала стакан Еве, а второй предложила Мэри. Та не без смущения согласилась. А вот Ева приняла стакан истинно королевским жестом.
− Жаль, что мой дедушка умер, − сказала она Мэри. − Он был лапландский колдун и ему стоило раз ударить в бубен и моя нога была бы здорова. − Ева, глупышка, что ты такое несешь?! Постыдилась бы перед гостьей! − воскликнула миссис Грин. И, обернувшись к Мэри, добавила:
− Не слушайте ее, мисс. Мой добрый старый Джон был такой же фермер как я. А вот его дед правда приехал в Англию на корабле откуда-то с севера. Говорят он занемог в дороге, вот и остался здесь, а потом женился на женщине, которая его выхаживала. Только я про это ничего не знаю толком. Да что же вы стоите, мисс? Присядьте вот сюда. У нас чисто. − Нет-нет. Мне пора домой, сестра, наверное, волнуется, − поспешно сказала Мэри. Но ей ответил громогласный раскат грома и шум ливня за окном. − Да что вы! И думать не могите! − воскликнула миссис Браун. − Погодите, придет мой сын, я его пошлю во дворец, чтоб за вами прислали. Отдохните пока, мисс, попейте молочка. Уж я вам так благодарна за внучку. А хотите, я вам постелю? − Расскажи ей сказку, бабушка, − приказала Ева. − Ну вот, тоже мне придумала! Зачем ей наши глупые сказки слушать? − Нет, отчего же, − Мэри поняла, что возвращаться домой в одиночку по лесу и под дождем было чистым безумием, но она надеялась, что дождь скоро закончится. − Расскажите, пожалуйста, я очень люблю сказки. − Ну, раз так... Только вы уж не взыщите, я мудреных сказок не знаю. Только те, что бывало моя бабушка говорила... − Расскажи про принцессу и быка, − велела Ева. − Ей понравится. − Ну ладно, расскажу. А ты, егоза, закрывай глазки. Ну стало быть дело было так мисс...
Черный бык Норруэйский
(сказка старой птичницы) В старину, много веков назад, жила-была одна вдовствующая королева, и было у нее три дочери. Королева была такая бедная, что ей с дочерьми часто даже есть было нечего. И вот старшая принцесса надумала идти по свету счастье свое искать, и мать согласилась ее отпустить. − Лучше уж на чужой стороне работать, чем дома с голоду помирать, − говорила она. Неподалеку от их замка жила старуха птичница. Она слыла колдуньей, и говорили, будто она может предсказывать будущее. Вот королева и послала к ней старшую принцессу спросить, в какую из четырех стран света ей лучше пойти счастье свое искать. Птичница жалела королеву и ее красавиц дочерей и была рада подать им добрый совет. − Тебе незачем идти далеко, милочка, − сказала она старшей принцессе. − Дойди только до задней двери моего дома и выгляни из нее. Принцесса побежала по сеням к задней двери старухиного дома, и что же она увидела? Великолепная карета, запряженная шестеркой буланых лошадей, катила по дороге. Девушка всполошилась и побежала назад в кухню рассказать птичнице про карету. − Хорошо, отлично! − сказала ей старуха, очень довольная.- Вот ты и увидела свое счастье! Эта карета приехала за тобой. И правда, карета остановилась у ворот замка, и средняя принцесса уже побежала к птичнице сказать сестре, чтобы та поскорее возвращалась домой, − ведь карета за ней приехала! Не помня себя от радости, старшая принцесса поспешила домой и простилась с матерью и сестрами. Потом села в карету, и лошади помчали ее вдаль. Говорят, будто эта карета направилась ко дворцу могущественного и богатого принца, и он женился на старшей принцессе. Несколько недель спустя средняя принцесса решила, по примеру сестры, пойти к птичнице и спросить, в какую сторону ей пойти счастья своего поискать. И, конечно, она в глубине души надеялась, что с нею случится то же, что случилось со старшей ее сестрой. Так оно и вышло. Старуха птичница велела ей выглянуть за дверь ее дома, что выходила на задний двор. Принцесса выглянула и увидела, что к их замку подъезжает карета, запряженная шестеркой. Она рассказала про это старухе, а та ласково улыбнулась и велела ей бежать домой, потому что она уже нашла свое счастье. Ну, принцесса побежала домой, села в карету и уехала. Младшей принцессе тоже захотелось попытать счастья. Веселая, полная надежд, она в тот же вечер побежала к колдунье. Старуха велела младшей принцессе подойти к задней двери, и та пошла. Она думала, что третья карета, запряженная шестеркой, вот-вот подкатит к воротам замка. Но не тут-то было! Никакой кареты она не увидела. Никто не ехал по дороге. Младшая принцесса в досаде побежала к птичнице и сказала, что кареты нет. − Ну, значит, счастье твое придет к тебе не сегодня,- молвила старуха. − Подожди до завтра. Младшая принцесса вернулась домой и на другой день опять пошла к птичнице. Но и на этот раз надежды ее не сбылись. Как она ни всматривалась в даль, никакой кареты не появлялось. А вот на третий день... Что же она увидела на третий день? По дороге, свирепо дергая головой, с ревом мчался громадный черный бык. Принцесса очень испугалась, захлопнула дверь и побежала к птичнице сказать, что к дому бежит страшный, свирепый бык. − Ох, милочка, − воскликнула старуха, всплеснув руками, − кто бы мог подумать, что счастьем твоим будет Черный Бык Норроуэйский!
Услышала это бедная принцесса и побледнела. Ведь она пошла искать свое счастье, но никак не ожидала, что оно окажется таким страшным. − Да разве этот бык может быть моим счастьем! − вскричала она в ужасе. − Не могу же я уйти с быком! − Придется, − спокойно молвила птичница. − Ты выглянула за дверь моего дома, чтобы найти свое счастье. Значит, раз уж счастье твое пришло, придется тебе его взять. Принцесса в слезах побежала к матери. Она твердила, что не хочет никуда уходить из дому. Но королева-мать сказала ей то же, что говорила птичница. И вот, когда громадный черный бык подошел к воротам замка, пришлось принцессе сесть к нему на спину. Пока она садилась, он стоял смирно, а как только села, сразу пустился вскачь. Бедная принцесса крепко ухватилась за его рога, а сама плакала и дрожала от страха. Бык все бежал и бежал, а несчастная девушка, наконец, совсем ослабела от страха и голода, так что едва держалась на его спине. Она боялась, что вот-вот выпустит из рук рога и свалится на землю. Но бык вдруг чуть-чуть повернул к ней свою огромную голову и проговорил удивительно ласковым и приветливым человеческим голосом: − Скушай то, что у меня в правом ухе лежит, и выпей то, что у меня в левом ухе. Это тебя подкрепит. Принцесса сунула дрожащую руку в правое ухо быка и вынула оттуда ломоть хлеба с мясом. Она съела хлеб с мясом, и ей полегчало. Потом сунула руку в левое ухо быка и вытащила маленькую склянку с вином. Выпила вино, и силы чудом вернулись к ней. Долго бежал бык. Принцесса уже подумывала, что скоро будет Край Света. Но вот впереди показался великолепный замок. − Тут мы переночуем, − сказал Черный Бык Норруэйский. − Это дом одного из моих братьев. Принцесса очень удивилась, но ничего не ответила − слишком уж она устала. А бык пробежал по двору замка и боднул рогами парадную дверь. Дверь тотчас открыл слуга в роскошной ливрее. Он очень почтительно приветствовал быка и помог принцессе спешиться. Потом проводил ее в богато убранный зал, где ее встретили сам владелец замка с супругой и их гости. А Черный Бык Норроуэйский ушел ночевать на лужайку в парк, что раскинулся вокруг замка. Владелец замка и его супруга приняли принцессу очень радушно. Накормили ее ужином и проводили в богато убранную спальню, где все стены были увешаны зеркалами в золотых рамах. Наутро, когда Черный Бык Норроуэйский подбежал к парадной двери, владелец замка и его супруга подарили принцессе крупное красивое яблоко и сказали: − Положи его в карман и бережно храни. Не трогай этого яблока, пока не попадешь в большую беду − такую, что хуже и быть не может. А тогда разломи яблоко, и оно вызволит тебя из беды. Принцесса положила яблоко в карман, потом ее подсадили на спину к быку, и он снова тронулся в путь. Весь день они провели в дороге, а вечером впереди показался другой замок, еще выше и богаче, чем первый. − Тут мы переночуем, − сказал принцессе Черный Бык Норроуэйский. − Здесь живет другой мой брат. Эту ночь принцесса провела в роскошной спальне, где стены были сплошь увешаны шелковыми тканями. Владелец этого замка и его супруга тоже встретили принцессу приветливо и всячески старались ей угодить. А наутро они на прощанье подарили ей огромную грушу, какой принцесса в жизни не видывала, и сказали, что разломить ее она должна лишь тогда, когда попадет в большую беду, такую, что хуже и быть не может. И как только она разломит грушу, та вызволит ее из беды. Третий день прошел так же, как и второй. Много-много миль пробежал Черный Бык Норроуэйский с принцессой на спине, а когда зашло солнце, впереди показался замок, еще более роскошный, чем первые два.
Этим замком владел младший брат Черного Быка, и здесь принцесса переночевала. А бык опять ушел на всю ночь в парк. На этот раз принцесса получила перед отъездом чудесную большую сливу с наказом разломить ее, только если принцесса попадет в большую беду, такую, что хуже и быть не может. А тогда пусть разломит сливу, и та вызволит ее из беды. Однако четвертый день выдался непохожим на первые три. Вечером принцесса не увидела никакого замка. К тому времени, когда тени на земле стали удлиняться, бык вошел в темное глубокое ущелье, такое мрачное, такое жуткое, что у бедной принцессы сердце захолонуло. Перед тем как войти в ущелье, Черный Бык Норроуэйский остановился и сказал: − Тут тебе придется спешиться, госпожа моя. В этом ущелье я буду сражаться не на жизнь, а на смерть. Биться я буду один, и никто не должен мне помогать. Темное мрачное ущелье, что лежит перед нами, это логово Духа Тьмы. Он творит много зла в нашем мире. Я хочу с ним сразиться и победить его и надеюсь, что смогу. А ты сядь вот на Этот камень и не шевели ни рукой, ни ногой, ни языком, пока я не вернусь. Если только чуть шевельнешься, попадешь под власть Злого Духа, что обитает в этом ущелье. − Но как же я узнаю, что с тобой случилось, если мне нельзя ни говорить, ни шевелиться? − в тревоге спросила принцесса. За эти четыре дня она уже успела привыкнуть к огромному Черному Быку. − Ты узнаешь это, когда оглянешься кругом, − ответил Черный Бык. − Если все вокруг тебя посивеет, знай, что я победил Злого Духа. Если же все покраснеет, знай, что Злой Дух одолел меня. И тут Черный Бык Норроуэйский отошел от нее и вскоре скрылся в темной глубине ущелья. А принцесса села на камень и сидела неподвижно − старалась даже пальчиком не пошевельнуть, до того она боялась, как бы не настигло ее неведомое несчастье. Так она просидела с добрый час. И вдруг все вокруг нее начало менять свой цвет − сначала стало серым, потом лазурным, словно само небо спустилось на землю. «Черный Бык победил! Какой молодец!» − подумала принцесса и от радости пересела поудобнее и скрестила ноги. Но вот горе! Сразу же на нее пали злые чары, и она стала невидимой для принца Норроуэйского. Ведь Черный Бык на самом деле был человеком. Его звали Черный Рыцарь, принц Норроуэйский. Когда-то его заколдовали и обратили в черного быка. А теперь он победил Злого Духа, снова стал человеком и уже бежал по ущелью к принцессе, чтобы показаться ей в настоящем виде. Ведь он ее полюбил и хотел на ней жениться. Но он не увидел принцессы. Долго-долго искал он ее, да так и не нашел. А она в это время с нетерпением ждала его на камне, и дождаться не могла. Она тоже его не видела, как он не видел ее. И так она все сидела и сидела и, наконец, до того утомилась и до того ей стало страшно и одиноко, что она расплакалась и плакала, пока не уснула. А когда утром проснулась, поняла, что, сколько ни сиди на камне, толку не будет. И вот она встала и пошла куда глаза глядят... ... в этот момент дверь громко заскрипела, и на пороге появился егерь. Тот самый розовощекий молодец, который так весело играл на скрипке в саду Пемберли. Скрипка и сейчас была с ним, он положил ее на полку рядом с Библией. − Кто это у нас, мать? − спросил он с порога. Миссис Грин быстро рассказала ему о происшествии с Евой и рассыпалась в похвалах «доброй барышне из дворца». − Ты бы сынок сходил туда, пусть экипаж пришлют. Не годится ей под дождем домой идти. − Так дождь уже кончился, − возразил ей сын. − Всего-то подождило чуть-чуть, мы даже по кружке с элем осушить не успели, как небо уже прояснело. − Ну, тогда я сама дойду, − решительно сказала Мэри, вставая. − Так будет быстрее. Только покажите мне дорогу до опушки. − Да я вас до самого дворца провожу, раз такое дело, − пообещал егерь. − Только в лесу грязно теперь, а у вас такие туфельки... дай-ка ей, мать свои башмаки. − Принцесса Мэри, подойди ко мне, − позвала Ева с кровати. Миссис Грин даже подпрыгнула на месте. − Я думала, ты уже спишь егоза! Ну-ка глаза закрывай! − Я сейчас усну. Только пусть принцесса Мэри подойдет. Мне ей надо сказать кое-что с глазу на глаз. И когда Мэри наклонилась над ней, Ева прошептала ей на ухо: «На языке моего дедушки-колдуна твое имя значит «море». Ты найдешь свое счастье у моря. Только будь осторожна, не пошевелись раньше времени, а то спугнешь его, как та принцесса». Мэри опять не знала, что ответить, но, в конце концов, прошептала: «Я постараюсь», и поцеловала девочку в лоб. Ей очень хотелось что-нибудь оставить гостеприимным хозяевам, но у нее с собой не было ни монеты, да и к тому же ей казалось, что деньги оскорбят миссис Грин и ее сына. Поэтому она улыбнулась. Сказала: «Это тебе на память, королева», − и сунула в маленькую ручку девочки подаренный Лиззи веер.
[1] торговец с лотка − Е.П. Copyright © 2007-2009 Елена Первушина
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено
|
