Apropos-главная Литературные забавы История в деталях Путешествуем Архивы Форум Другое

Литературный клуб:


Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.   − Афоризмы. Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл,
  − Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Наши ссылки



Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве
-

«Барон Николас Вестхоф, надворный советник министерства иностранных дел ехал из Петербурга в Вильну по служебным делам. С собой у него были подорожная, рекомендательные письма к влиятельным тамошним чинам, секретные документы министерства, а также инструкции, полученные из некоего заграничного ведомства, которому он служил не менее успешно и с большей выгодой для себя, нежели на официальном месте...»


Пять мужчин

«Я лежу на теплом каменном парапете набережной, тень от платана прикрывает меня от нещадно палящего полуденного солнца, бриз шевелит листья, и тени от них скользят, ломаясь и перекрещиваясь, по лицу, отчего рябит в глазах и почему-то щекочет в носу...»


Жизнь в формате штрих-кода

«- Нет, это невозможно! Антон, ну и куда, скажи на милость, запропала опять твоя непоседа секретарша?! – с недовольным видом заглянула Маша в кабинет своего шефа...»


«Мой нежный повар» Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь

«Записки совы» Развод... Жизненная катастрофа или начало нового пути?

«Все кувырком» Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте

«Новогодняя история» Даже потеря под Новый год может странным образом превратиться в находку

«Русские каникулы» История о том, как найти и не потерять свою судьбу

«Пинг-понг» Море, солнце, курортный роман... или встреча своей половинки?

«Наваждение» «Аэропорт гудел как встревоженный улей: встречающие, провожающие, гул голосов, перебиваемый объявлениями…» и др.


Впервые на русском
языке и только на Apropos:



Полное собрание «Ювенилии»

ранние произведения Джейн Остин)

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»


История в деталях:

Правила этикета: «Данная книга была написана в 1832 году Элизой Лесли и представляет собой учебник-руководство для молодых девушек...»
Брак в Англии начала XVIII века «...замужнюю женщину ставили в один ряд с несовершеннолетними, душевнобольными и лицами, объявлявшимися вне закона...»
Нормандские завоеватели в Англии «Хронологически XII век начинается спустя тридцать четыре года после высадки Вильгельма Завоевателя в Англии и битвы при Гастингсе... »
Старый дворянский быт в России «У вельмож появляются кареты, по цене стоящие наравне с населенными имениями; на дверцах иной раззолоченной кареты пишут пастушечьи сцены такие великие художники, как Ватто или Буше...»


О путешествиях и путешественниках:

Я опять хочу Париж! «Я любила тебя всегда, всю жизнь, с самого детства, зачитываясь Дюма и Жюлем Верном. Эта любовь со мной и сейчас, когда я сижу...»
История Белозерского края
Венгерские впечатления
Болгария за окном
Путешествие на "КОН-ТИКИ" Взгляд на прошлое. Старик с острова Фату-Хива. Ветер и течение. Кто заселил Полинезию? Загадка Южного моря. - Теория и факты. Легенда о Кон-Тики и белой расе. У морского министра в Лиме. Встреча с президентом Перу. Появление Даниельссона. Возвращение в Вашингтон...
Тайна острова Пасхи «Остров Пасхи - самое уединенное место в мире. Ближайшую сушу, жители его могут увидеть лишь на небосводе - это луна и планеты...»


 

Библиотека

Элизабет Гаскелл

Пер. с англ. Валентина Григорьева
Редактор: Елена Первушина

Жены и дочери

Часть IV

Начало      Пред. глава

Глава LI

Беда никогда не приходит одна

Молли гуляла на свежем воздухе, еле передвигая ноги, словно ее заставляли это делать. С тяжестью на сердце она с трудом дошла до поля, не столь далекого, где, будучи еще ребенком, искала утешения в одиночестве. И там, под живой изгородью, она села, спрятав лицо в ладонях, содрогаясь при одной мысли о страданиях Синтии, которых она не могла коснуться и облегчить. Она не знала, сколько провела там времени, но ланч давно уже прошел, когда она проскользнула к себе в комнату. Дверь напротив была широко распахнута – Синтии не было в комнате. Молли привела в порядок платье и спустилась в гостиную. Синтия с матерью сидели там в суровом спокойствии вооруженного нейтралитета. Лицо Синтии, казалось, сделано из камня, судя по его суровому выражению. Но она вязала кружева, словно ничего необычного не случилось. Иначе обстояло дело с миссис Гибсон. На ее лице виднелись явные следы слез, она посмотрела и поприветствовала появившуюся Молли слабой улыбкой. Синтия продолжала вязать, как будто не слышала, как открылась дверь, и не услышала приближающееся шуршание платья Молли. Молли взяла книгу – не для чтения, я для того, чтобы иметь подобие некого занятия, которое позволило бы ей не вести необходимого разговора.

Нельзя было измерить, сколько длилась эта повисшая тишина. Молли стала представлять себе, что некое древнее волшебство тяготеет над их языками и вынуждает их безмолвствовать. Наконец, Синтия заговорила, но ей пришлось начать еще раз, прежде чем ее слова стали понятными:

- Я хочу, чтобы вы обе знали: с этих пор между мной и Роджером Хэмли все кончено.

Молли уронила книгу на колени; распахнув глаза и открыв рот, она пыталась вникнуть в смысл слов Синтии. Миссис Гибсон заговорила недовольно, словно обиженно:

- Я бы поняла, если бы это произошло три месяца назад… когда ты была в Лондоне, но теперь это просто чепуха, Синтия, и ты знаешь, что так не думаешь.

Синтия не ответила, и решительное выражение ее лица не изменилось, когда Молли наконец произнесла:

- Синтия, подумай о нем! Это разобьет его сердце!

- Нет! – ответила Синтия, - не разобьет. Но даже если и так, я ничего не могу поделать.

- Все эти разговоры скоро утихнут! – сказала Молли, - и когда он узнает правду из твоих собственных…

- Из моих собственных уст он никогда ее не узнает. Я не люблю его настолько сильно, чтобы пройти через стыд оправдания… через мольбы, поверить мне, простить и отнестись по-доброму... Признание может быть… я никогда не поверю, что оно приятно, но оно может облегчить душу, если сделать его перед некоторыми людьми… перед неким человеком… и может быть просить прощения не столь унизительно. Я не могу сказать. Все, что я знаю…, и я знаю это ясно и буду действовать решительно… что… - и здесь она резко остановилась.

- Я думаю, ты могла бы закончить свое предложение, - сказала ее мать, помолчав пять секунд.

- Мне невыносимо оправдываться перед Роджером Хэмли. Мне невыносимо, если он будет думать обо мне хуже, чем прежде, какими бы глупыми не были его суждения. Я скорее соглашусь больше никогда не видеть его по этим двум причинам. А правда в том, что я не люблю его. Он мне нравится, я уважаю его, но я не выйду за него. Я так и написала ему. Это было просто облегчение для меня… и я написала старому мистеру Хэмли. Облегчение это единственная приятная вещь, которая из всего этого получается. Так отрадно чувствовать себя снова свободной. Мне было утомительно думать, что нужно стремиться достичь его уровня добродетели. «Оправдать мое поведение!» - заключила она, процитировав слова мистера Гибсона.

Все же, когда мистер Гибсон пришел домой, после ужина, прошедшего в молчании, она попросила поговорить с ним наедине, в его кабинете, и там выложила все начистоту. Напоследок она сказала:

- А теперь, мистер Гибсон… я по-прежнему отношусь к вам, как к другу…, помогите мне найти дом где-нибудь далеко, где все злые слухи и разговоры, о которых мне рассказывает мама, не смогут найти меня и преследовать. Может быть, неправильно заботиться о том, чтобы люди хорошо думали о тебе, но это я, и я не могу измениться. Вы, Молли, все люди в городе… у меня нет терпения пережить кратковременную сенсацию… Я хочу уехать и стать гувернанткой.

- Но моя дорогая Синтия… Роджер скоро вернется. Он – надежная опора!

- Разве мама не сказала вам, что я разорвала все отношения с Роджером? Я написала письмо этим утром. Я написала письмо его отцу. Это письмо дойдет завтра. Я написала Роджеру. Если он когда-либо получит это письмо... Я надеюсь, что буду далеко к этому времени, может быть, в России.

- Чепуха. Такую помолвку, как ваша, невозможно разорвать иначе, как по обоюдному согласию. Ты только причинишь другим много боли, не освободив себя. А также пожалеешь об этом через месяц. Когда ты сможешь рассуждать спокойно, ты будешь только рада подумать о помощи и поддержке такого мужа, как Роджер. Ты была виновата и поначалу вела себя глупо, возможно, неправильно; но ты же не хочешь, чтобы твой муж считал тебя безупречной?

- Нет, хочу, - ответила Синтия. – Во всяком случае, мой любимый должен так обо мне думать. И оттого, что я даже не люблю его в той степени, как могла бы любить, я чувствую, что мне было бы невыносимо сказать ему «мне жаль» и стоять перед ним, как ребенок, которого ругают, чтобы получить увещевание и прощение.

- Но сейчас ты точно в таком же положении передо мной, Синтия!

- Да, но я люблю вас сильнее, чем Роджера. Я часто говорила об этом Молли. И я бы сказала вам, если бы не предполагала надолго вас покинуть. Я смотрела, появляются ли у вас воспоминания обо всем прошедшем, я видела их в ваших глазах. Должно быть, я знаю это интуитивно. У меня прекрасное чутье – я могу читать мысли других, когда они касаются меня. Мне почти ненавистна мысль, что Роджер будет судить меня по своим собственным стандартам, которые не были установлены для меня, и в конце концов милостиво простит.

- Тогда полагаю, что ты вправе разорвать помолвку, - сказал мистер Гибсон, словно размышляя про себя. – Бедный, бедный парень! Но для него так будет лучше. И он переживет это. У него здоровое, сильное сердце. Бедный старина Роджер!

На одну минуту упрямая иллюзия Синтии потянулась за предметом, ускользающим из ее рук – любовь Роджера на мгновение стала сокровищем. Но с другой стороны, она знала, что отныне лишилась возвышенного, абсолютного пиетета любви, а также пылкого отношения; из-за ошибки, которую сама Синтия и допустила. Она потеряла эту любовь, и ничего уже нельзя было поделать. И все же часто, спустя годы, она размышляла и пыталась проникнуть в необъяснимую тайну того, «что могло бы быть».

- Успокойся, отложи до завтра, прежде чем ты будешь действовать согласно своему решению, - медленно произнес мистер Гибсон. – Какие бы ошибки ты не допустила, прежде всего, они были просто девичьими ошибками и привели тебя к обману, я полагаю.

- Не затрудняйтесь определять оттенки черноты, - горько промолвила Синтия. – Я не настолько бестолкова, я знаю их лучше, чем все остальные. А что касается моего решения, я сразу же последовала ему. Может пройти немало времени, прежде чем Роджер получит письмо, но я надеюсь, он непременно получит его рано или поздно… и, как я сказала, я сообщила его отцу. Это не ранит его! О, сэр, я думаю, если бы меня иначе воспитывали, у меня бы не было страдающего злого сердца. Вот! Нет, мне не нужно благоразумного утешения. Я не выношу этого. Мне всегда будет недоставать восхищения, поклонения и доброго суждения от мужчин. Эти жестокие слухи! Поразить Молли своими жестокими словами! О, боже! Я думаю, жизнь очень безотрадна.

Синтия положила голову на руки – она устала душевно и физически. Так думал мистер Гибсон. Он понимал, что чем больше он говорит, тем больше она станет волноваться и тем хуже будет для нее. Он вышел из комнаты и позвал уныло сидевшую Молли: - Ступай к Синтии! – прошептал он, и Молли пошла. Она обняла Синтию с нежной властностью, положила ее голову себе на грудь, словно она была матерью, а ее сестра – ребенком.

- О, моя дорогая! – пробормотала она. – Я так люблю тебя, дорогая, милая Синтия! – она гладила ее волосы, целовала веки. Синтия, оставаясь все это время безучастной, внезапно вздрогнула, пораженная новой мыслью, и, взглянув прямо в лицо Молли, произнесла:

- Молли, Роджер женится на тебе! Представь! Вы оба хорошие…

Но Молли оттолкнула ее с внезапной жесткостью:

- Нет! – ответила она. Она покраснела от стыда и возмущения. – Утром твой муж, а вечером – мой! За кого ты его принимаешь?

- За мужчину! – улыбнулась Синтия. – Поэтому, если ты не хочешь, чтобы я называла его непостоянным, я придумаю новое слово и назову его утешившимся! – но Молли не ответила ей улыбкой. В эту минуту служанка Мария вошла в кабинет доктора, где находились обе девушки. У нее был испуганный вид.

- Разве хозяин не здесь? – спросила она, словно не доверяя собственным глазам.

- Нет! – ответила Синтия. – Я слышала, как он вышел. Входная дверь хлопнула не более пяти минут назад.

- О, боже! – воскликнула Мария. – Из Хэмли Холла верхом прискакал человек, он говорит, что мистер Осборн мертв, и что хозяин должен немедленно ехать к сквайру.

- Осборн Хэмли мертв?! – повторила Синтия с трепетом. Молли вышла через входную дверь, ища посыльного в сумерках, она прошла в конюшню, где слуга неподвижно сидел на своей темной лошади, покрытой пеной. Пена виднелась в отсветах фонаря, который поставили на ближайшую стремянку слуги. Их тоже потрясли новости о красивом молодом человеке, исполненном изящества и обаяния, который часто приезжал в дом их хозяина. Молли подошла к мужчине, чьи мысли были заполнены воспоминаниями о том зрелище, которое он оставил в особняке.

Она положила ладонь на горячий, влажный загривок лошади, мужчина вздрогнул.

- Доктор идет, мисс? – при тусклом свете фонаря он заметил, кто пришел.

- Он умер, верно? – тихим голосом спросила Молли.

- Боюсь, что так… по крайней мере, нет сомнения в том, что говорят. Но я скакал во весь опор! Может быть, есть еще шанс. Доктор идет, мисс?

- Он ушел. Полагаю, его ищут. Я поеду сама. О! Бедный старый сквайр! – Молли пошла на кухню – прошла через дом, со всей стремительностью собирая сведения о том, где может быть отец. Слуги знали не больше, чем она. Поскольку все были озабочены, они пропустили мимо ушей хлопок закрывающейся входной двери. Молли поспешно поднялась наверх в гостиную, где в дверях стояла миссис Гибсон, прислушиваясь к необычной суматохе в доме.

- Что это, Молли? Почему ты такая бледная, дитя?

- Где, папа?

- Вышел. Что случилось?

- Куда?

- Откуда мне знать? Я спала. Дженни поднялась наверх, направляясь в спальни. Эта девушка никогда не выполняет свою работу, и Мария пользуется ею в своих интересах.

- Дженни, Дженни! – неистово закричала Молли из-за произошедшей заминки.

- Не кричи, дорогая… позвони в колокольчик. Что могло случиться?

- О, Дженни! – воскликнула Молли, поднявшись до середины лестницы ей навстречу, - кому понадобился папа?

Синтия присоединилась к ним, она тоже пыталась разузнать новости о мистере Гибсоне.

- Что случилось? – спросила миссис Гибсон. – Неужели никто не может ответить на вопрос?

- Осборн Хэмли умер! – серьезно ответила Синтия.

- Умер?! Осборн! Бедняжка! Я знала, что такое может быть, хотя… я была уверена в этом. Но мистер Гибсон ничего не сможет сделать, если он мертв. Бедный молодой человек! Интересно, где сейчас Роджер? Он должен приехать домой.

Дженни получила порицание за то, что пошла в гостиную вместо Марии, в чьи обязанности входила уборка этой комнаты, и по этой причине утратила последние остатки разума. Ее ответы совершенно не удовлетворили поспешные вопросы Молли. Мужчина подъехал к задней двери – она не видела, кто это был – она не спросила его имени. Он хотел поговорить с хозяином, хозяин, кажется, торопился, и только остановился, чтобы взять свою шляпу.

- Он не будет долго отсутствовать, - подумала Молли, - иначе бы он обмолвился о том, куда поедет. Ох! Бедный отец остался совсем один! – и тогда ей в голову пришла мысль, которой она немедленно последовала. – Иди к Джеймсу и скажи ему установить дамское седло, на котором в ноябре я ездила на Норе Крейн. Не плачь, Дженни. Для этого нет времени. Никто на тебя не сердится. Беги!

Спустившись вниз Молли уже была одета в жакет и юбку, в ее глазах была решимость, а уголки губ дрожали.

- Ради всего святого, - сказала миссис Гибсон, - Молли, что ты задумала? – но Синтия сразу же поняла ее замысел и приводила в порядок поспешно выбранное платье Молли, пока та проходила мимо.

- Я ухожу. Я должна идти. Мне невыносимо думать, что он там один. Когда папа вернется, он непременно поедет в Хэмли, и если я буду не нужна, я смогу вернуться домой с ним, - она слышала протестующий возглас миссис Гибсон, но не остановилась. Ей пришлось ждать в конюшне, пока гонец ел и пил пиво, принесенное ему слугами. Ее появление прервало разговор, но она уловила лишь слова: «среди запутанной травы», и «сквайр не позволил бы никому к нему прикоснуться: он взял его на руки как ребенка; ему пришлось много раз отдыхать, и однажды он опустился с ним на траву, но не выпустил из рук; мы думали, что не сможем снова поднять его – его самого и тело».

«Тело!»

Молли не осознавала, что Осборн действительно мертв, пока не услышала этих слов. Они быстро ехали под сенью деревьев живой изгороди, но когда сбавляли скорость, чтобы проехать по мосткам или дать лошадям передохнуть, Молли снова слышала у себя в ушах это короткое слово и снова проговаривала его про себя, в надежде убедить свой смятенный рассудок принять суровую правду. Вот они оказались в поле зрения массивной неподвижности дома, освещенного лунным светом – луна вышла к этому времени – Молли затаила дыхание, на мгновение ей показалось, что она никогда не сможет войти и столкнуться с настоящим в этом жилище. Одно окно горело желтым светом, споря с серебряным сиянием, льющимся с неба. Мужчина указал на него, это было почти первое слово, произнесенное им с того времени, как они покинули Холлингфорд.

- Это старая детская. Они отнесли его туда. Сквайр не выдержал на нижней площадке лестницы, и слуги отнесли тело в подготовленную комнату. Я уверен, сквайр там, и старый Робин тоже. Они позвали его, как понимающего в хворях бессловесных животных, пока не придет настоящий доктор.

Молли спрыгнула с седла, не дожидаясь, пока ей помогут спешиться. Она подобрала юбки и не остановилась подумать, что ждет ее впереди. Она бежала вдоль знакомых поворотов, быстро поднялась наверх, прошла через двери, пока не оказалась перед последней. Там она остановилась и прислушалась. Стояла мертвая тишина. Она открыла дверь – сквайр сидел в одиночестве у кровати, держа умершего за руку, и глядел прямо перед собой в пространство. Когда Молли вошла, он не пошевелился и не двинулся, даже его веки не дрогнули. Правда уже проникла в его душу, и он знал, что ни доктор, будь он даже самым искусным, со всем своим старанием, не вдохнет жизнь в это тело. Мягко ступая, Молли подошла к нему, насколько могла, успокоив дыхание. Она не говорила, поскольку не знала, что сказать. Она понимала, что у него больше не осталось надежды на земное искусство, поэтому какого проку было говорить о ее отце и о том, что он задерживается? Стоя рядом с пожилым человеком, она немного помедлила, а потом соскользнула на пол и села у его ног. Возможно, ее присутствие могло послужить утешением, но произносить слова было бесполезно. Он, должно быть, знал о ее присутствии, но не выказал явного внимания. Так они и сидели, молчаливые и неподвижные, он – на стуле, она – на полу; умерший – под простыней – третий. Ей казалось, что она, должно быть, помешала отцу созерцать спокойное лицо, скрытое от глаз более чем на половину. Время никогда не казалось таким безмерным, тишина никогда не казалась такой бесшумной для сидевшей там Молли. Обостренным слухом она уловила звук шагов, поднимающихся по дальней лестнице, медленно приближавшихся все ближе. Она знала, что это не мог быть ее отец, и это все, что ее сейчас волновало. Ближе и ближе… рядом с дверью… пауза и мягкий стук. Огромная сухопарая фигура, сидевшая рядом с ней, вздрогнула от этого звука. Молли поднялась и подошла к двери, это был Робинсон, старый дворецкий, державший в руке накрытую чашку супа.

- Благослови вас Бог, мисс, - произнес он, - заставьте его хоть немного поесть. Он ничего не ел после завтрака, а уже второй час ночи.

Он бесшумно снял крышку, Молли взяла чашку и вернулась на свое место рядом со сквайром. Она не говорила, она не совсем знала, что сказать, или как напомнить об этой простой потребности тому, кто так поглощен горем. Но она поднесла ложку к его губам и смочила их пряным бульоном, словно он был больным ребенком, а она – его няней. И инстинктивно сквайр проглотил первую ложку супа. Но через минуту, едва не опрокинув чашку жестом исступления, он отвел ее руку и произнес, всхлипывая и указывая на кровать:

- Он больше никогда не будет есть… никогда.

Затем сквайр бросился ничком на тело и зарыдал так неистово, что Молли испугалась, как бы он тоже не умер – не надорвал себе сердце. Он больше не обращал внимания ни на ее слова, ни на ее слезы, ни на ее присутствие, как не обращал внимания на луну, заглядывающую в распахнутое окно бесстрастным взглядом. Ее отец встал рядом с ними до того, как они оба почувствовали его присутствие.

- Спускайся вниз, Молли, - произнес он строго, но, пока она поднималась, нежно погладил ее по голове. – Иди в столовую, - теперь она чувствовала, как самоконтроль подводит ее. Она дрожала от страха, идя по залитым лунным светом коридорам. Ей казалось, будто она встретит Осборна и услышит от него объяснение – как ему пришлось умереть, что он теперь чувствует, думает и хочет, чтобы она сделала. Она спустилась в столовую – последние несколько ступеней преодолела, борясь с приливом ужаса – бессмысленно страшась того, что могло бы стоять за ее спиной; там она обнаружила накрытый к ужину стол, зажженные свечи и суетившегося Робинсона, переливавшего вино из бутылки в графин. Ей хотелось плакать, укрыться в каком-нибудь тихом местечке и выплакать все свое чрезмерное горе, но здесь Молли едва ли смогла бы это сделать. Она только чувствовала сильную усталость и полное безразличие ко всему на свете. Но яркость жизни вернулась, когда она почувствовала, как Робинсон держит бокал вина у ее губ, а она сама сидит в большом кожаном кресле, в которое села, не осознав этого.

- Выпейте, мисс. Это старая добрая мадера. Ваш папа сказал, что вы должны немного поесть. Он говорит: «Моя дочь, может быть, останется здесь, мистер Робинсон, она слишком молода для такого дела. Убедите ее съесть что-нибудь, иначе она не выдержит». Это были его собственные слова.

Молли ничего не сказала. У нее не было сил для сопротивления. Она выпила вина и немного поела, следуя уговорам старого слуги, а затем попросила его, оставить ее одну, вернулась к своему креслу и позволила себе заплакать, чтобы облегчить сердце.

(Продолжение)

сентябрь, 2013 г.

Copyright © 2009-2013 Все права на перевод романа
Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» принадлежат:
переводчик - Валентина Григорьева,
редактор - Елена Первушина

Обсудить на форуме

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью
или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба  www.apropospage.ru  без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru