| 
Тур Хейердал
Художники: П. Бунин, Н. Гришин
Перевел с норвежского Якуб В. Л.
Издательство "Молодая Гвардия", Москва, 1956 г.
OCR -
ТАЙНА ОСТРОВА ПАСХИ
(аку-аку)
Глава VI
Суеверие против суеверия Фонарь висел на веревочке под потолком, бросая длинные тени на тонкую стенку палатки. Я прикрутил фитиль и собрался ложиться спать. Во всем лагере было темно и тихо, лишь прибой шумел на берегу. Ивонна уже забралась в свой спальный мешок на походной кровати, стоявшей вдоль задней стены палатки, а Анетта давно спала за низкой парусиновой перегородкой, отделявшей ее маленький уголок. Внезапно я услышал, как снаружи кто-то царапнул пальцем по палатке и слабый голос на ломаном испанском языке прошептал: - Сеньор Кон-Тики, можно войти?
Я опять натянул брюки, осторожно приоткрыл замок-"молнию" ровно настолько, чтобы можно было высунуть наружу нос и один глаз. В темноте я различил неясные очертания человеческой фигуры со свертком под мышкой, а за ней на фоне звезд вырисовывался силуэт статуи. Это было после седьмого дня работы длинноухих по подъему гиганта. - Можно войти?- вновь умоляюще прошептал голос.
Я осторожно приоткрыл дверь и неохотно пропустил гостя. Человек проскользнул в палатку и как зачарованный остановился, озираясь с восхищением и благодарной улыбкой. Я тотчас узнал его: это был самый младший работник из группы старосты, так называемый "нечистый длинноухий", необыкновенно красивый молодой парень лет двадцати, Эстеван Пакарати. Палатка была такой низкой, что он не мoг выпрямиться, и я пригласил его присесть на край моей постели.
Некоторое время он смущенно улыбался, подыскивая подходящие слова, затем неуклюже сунул мне круглый сверток в коричневой измятой бумаге:
- Это тебе. Я развернул бумагу, в ней оказалась курица. Курица из камня. Она была сделана вполне реалистично, в натуральную величину, и ничем не напоминала ничего из ранее виденного нами на острове Пасхи. Прежде чем я успел что-нибудь сказать, он вымолвил:
- Все в деревне говорят, что сеньор Кон-Тики послан нам, чтобы приносить счастье. Именно поэтому ты дал нам столько всяких вещей. Все курят твои сигареты и очень благодарны. - Но где ты взял этот камень?
- Это моя, курица. Моя жена сказала, чтобы я отдал ее тебе в благодарность, потому что все сигареты, которые ты даешь мне каждый день, получает она.
Ивонна наполовину вылезла из спального мешка, протянула руку и вытащила из чемодана отрез материи на платье. Но Эстеван решительно отказался взять у меня отрез. Нет, камень не на обмен, это подарок сеньору Кон-Тики.
- А это подарок твоей жене,- ответил я.
Он нехотя согласился и вновь поблагодарил за провизию, сигареты и все то, что каждый день получают он и другие длинноухие. Прежде чем уйти, Эстеван попросил спрятать курицу, чтобы ее никто не увидел. Затем он выполз из палатки и пошел ночевать в деревню.
Я взглянул еще раз на изящно и умело выполненную вещицу. Камень отдавал немного запахом дыма. Впервые мне довелось увидеть настоящее художественное произведение местных жителей, а не одну из вечно повторявшихся деревянных фигурок или копий больших статуй. Я сунул каменную курицу в чемодан и погасил фонарь.
На следующий вечер, когда все стихло, я вновь услышал шепот. Что ему нужно опять?
На этот раз Эстеван принес другой камень - сгорбленного человечка с длинным птичьим носом, который держал в руке яйцо. Фигурка была искусно выполнена, как горельеф на плоском камне. Это был вариант скульптур,; высеченных на скалах около развалин поселения птице-человеков Оронго. Жена островитянина послала фигурку в качестве подарка за полученную ткань. Камень был высечен ее отцом, и его нельзя никому показывать. Мы послали ей новый подарок. Я опять почувствовал, что камень сильно пахнет дымом. Он был влажен и тщательно вычищен песком. Происходило что-то загадочное. Но что? Я никак не мог успокоиться, все время думая об этих искусно высеченных камнях с таким странным запахом.
Пополудни я позвал старосту в палатку, опустил брезент и сетку от комаров.
- Мне надо спросить тебя кое о чем, Ты обещаешь никому не обмолвиться ни словом?
Староста очень заинтересовался и пообещал хранить молчание.
- Что ты окажешь об этих вещах?- спросил я и вытащил из чемодана оба камня.
Староста побледнел и отшатнулся, будто обжегся; глаза вылезли у него из орбит, словно он увидел злого духа или дуло пистолета.
- Где ты их взял? Где?- выпалил он наконец.
- Этого я сказать тебе не могу.
Староста по-прежнему сидел с вытаращенными глазами, откинувшись к стенке палатки.
- Кроме меня, никто не может сделать такие вещи,- сказал он с таким выражением лица, будто нос к носу столкнулся с собственным призраком.
Вдруг что-то дошло до него, он с большим любопытством посмотрел на фигурки, видно, сделал для себя какой-то вывод и спокойно произнес:
- Отправь оба камня на борт судна, чтобы никто их на острове не увидел. Если тебе принесут еще, то спрячь их тоже на судне, даже если камни будут выглядеть как новые.
- Но что же это за камни?
- Это очень серьезные вещи - родовые камни.
Странное поведение старосты мало что объяснило, но я понял, что, сам того не ведая, соприкоснулся с какой-то большой тайной. Видимо, тесть Эстевана занимался необычными делами.
Эстеван был простодушным и приветливым малым, всегда благодарным и отзывчивым. Когда он однажды вечером пришел, крадучись в темноте, еще раз, я решил выяснить, в чем же дело.
Я усадил его на край кровати, рассчитывая на длинный разговор с ним. Но ему не терпелось сначала показать принесенные в мешке три камня. И когда он выложил их на кровать, я совсем онемел. Один из камней изображал три удивительные классические головы с усами и длинными бородами. Головы были вырезаны по окружности кольцом, так что борода одной переходила в волосы следующей. Второй камень напоминал дубинку с глазами и ртом, а третий изображал мужчину, зажавшего в зубах огромную крысу, И не только сюжеты, но и самый тип искусства был совершенно чужд острову Пасхи. Я никогда не видел ничего подобного ни в одном из музеев мира. Я ни секунды не сомневался в том, что эти фигурки не могли быть сделаны отцом жены Эстевана, Было что-то мрачное, почти языческое в этих камнях, что отражалось также и во взгляде Эстевана, когда он смотрел на камни, и в том, как он прикасался к ним.
- Почему у человека во рту крыса?- не мог я подобрать более разумный вопрос.
Эстеван оживился. Он придвинулся немного ближе и приглушенным голосом рассказал, что это траурный обычай его предков. Когда мужчина терял жену, ребенка или кого-нибудь из близких, он должен был поймать киое - съедобную крысу, какие водились на острове до появления корабельных крыс, а затем обежать все побережье без передышки с крысой во рту, убивая каждого, кто станет на его пути...
- Так воин выражал своё горе,- закончил Эстеван с плохо скрываемым восхищением в голосе.
- Кто вытесал этого скорбящего человека?
- Дед моей жены.
- А остальные сделал ее отец?
- Точно я не знаю. Одни сделал отец, а остальные дед. Жена сама видела, как отец делал фигурки.
- Отец работает сейчас у меня?
- Нет, он умер. Камни эти священные.
История становилась все более и более загадочной. От Эстевана я вновь услышал, что послан на остров высшими силами,- так говорили в деревне. Дурацкое положение!
- Но где вы хранили эти камни после смерти отца жены? Дома?
Он немного поерзал и произнес:
- Нет, в родовой пещере.
Я промолчал, а он поведал мне, что пещера полна таких предметов. Но никто не может ее найти, никто! Только его жене известно, где находится вход. Только она может туда войти. Сам он никогда этой пещеры не видел, но ему примерно известно, где она расположена, так как он ожидал жену, пока она ходила туда за камнями. Она рассказала, что пещера полна всевозможных предметов.
Теперь у нас с Эстеваном была общая тайна, Когда он в другой раз пришел ко мне ночью, разговаривать было уже легче. Эстеван прошептал, что он попробует уговорить жену взять меня в пещеру. Тогда я сам смогу выбрать те камни, которые мне больше всего понравятся: их там так много, что принести все совершенно невозможно. Но самая большая трудность, объяснил он, заключается в том, что у его жены сильный и твердый характер, твердый, как скала, когда речь идет об этих вещах. Она и его-то ни разу не брала в пещеру.
- Если она окажет "да", то нам надо будет пробраться ночью в селение: пещера находится где-то там.
Он рассказал, что прежде чем послать камни мне, жена чистит их песком, моет водой и сушит над кухонным очагом, потому что боится, что кто-нибудь из местных жителей увидит камни и поймет, что она берет их из родовой пещеры. Я попросил, чтобы фигурки больше не мыли, и он пообещал передать это жене. Жена Эстевана спрашивала, какие из фигурок мне больше всего хочется получить. Но легко ли ответить на этот вопрос, если сам Эстеван не мог мне рассказать, что там имеется? Несомненно было лишь одно: из тайника на острове начали появляться этнографические художественные произведения невиданной ценности.
Старосте было нетрудно проследить, кто из его людей исчезает по ночам из пещеры Хоту Матуа. Насколько мне известно, староста мог также посидеть и подглядеть в темноте у палатки. Однажды он отвел меня в сторону и с хитрым видом доверительно сообщил, что тесть Эстевана до самой смерти был его хорошим другом.
- Он был последним на острове, кто делал "серьезные" камни,- добавил староста.
- Для чего люди делали такие камни?- спросил я.
- Их показывали на праздниках, когда происходили пляски.
Больше мне ничего от старосты узнать не удалось.
После этого у меня была новая встреча с Эстеваном, и он принес много камней из пещеры. Но затем его ночные визиты внезапно прекратились. Наконец однажды к вечеру я послал за Эстеваном. Он пришел обескураженный и расстроенный. Его жена узнала, что двое духов, стороживших пещеру, рассердились на нее за то, что она так много вынесла оттуда. И тогда она решительно отказалась взять меня в пещеру. Поэтому Эстеван тоже ничего не мог принести, Сам он охотно сделал бы для меня что угодно, но жену его уговорить невозможно. "Она так тверда, тверда как камень. Именно поэтому отец избрал ее наследницей тайны родовой пещеры",- объяснил он.
В то время как Эстеван приносил мне по ночам камни, на острове происходило множество других событий. Археологи делали новые неожиданные находки, а местные жители становились все суевернее. На вершине Рано Као Эд обнаружил стены неизвестного доселе храма и начал откапывать их силами местных землекопов. Однажды, когда я пришел навестить его, двое из островитян решили добиться от меня признания.
- Признавайся, ведь ты из нашего рода, уехавший с острова Пасхи много поколений тому назад,- сказал один.
- Не отпирайся, мы все знаем,- добавил другой.
Я рассмеялся и оказал, что являюсь настоящим норвежцем и приехал с противоположной стороны земного шара, Но эти парни упорно стояли на своем - зачем отпираться, они ведь вое равно меня разоблачили! Им известно предание о человеке, покинувшем остров в далекие времена и не возвратившемся обратно. Кроме того, если я никогда раньше не бывал на острове, почему же я тогда сразу направился в Анакену и поселился в том месте, где и Хоту Матуа, когда он впервые сошел на берег?
Мне оставалось только сдаться и обернуть все в шутку: любые слова были бесполезны.
В тот же день Арне попросил своих рабочих перевернуть огромную четырехугольную каменную глыбу, лежавшую у самой дороги в Рано Рараку; ему показалось, что глыба эта выглядит несколько необычной. Все знали этот камень, и большинство, наверно, на нем сиживало. Но теперь, когда камень был перевернут, на нем, ко всеобщему удивлению, оказалась совершенно незнакомая голова бога, с толстыми губами, плоским носом и большими мешками под глазами, Крупное четырехугольное лицо не имело ничего общего со стилем скульптур острова Пасхи. Снова обнаружили мы что-то новое, и это еще больше озадачило островитян. Какой прозорливый человек подсказал сеньору Арне, что надо перевернуть именно этот камень? И островитяне сказали Арне: мы знаем, что сеньор Кон-Тики общается со сверхъестественными силами.
Однажды вечером мы с Ивонной опять посетили старосту и его длинноухих в пещере Хоту Матуа. Они лежали и лакомились толстыми ломтями хлеба с маслом и джемом; перед входом в пещеру бурлил котелок с кофе.
- Дома мы получаем лишь батат и рыбу,- староста с довольным видом похлопал себя по животу.
Зажгли железный светильник, и по неровным стенам пещеры запрыгали танцующие тени. "Разговор вновь зашел о старых временах, когда король по имени Туу-ко-иху наткнулся на два спящих привидения у подножия красной скалы в карьере, где вырубались пукао. Оба привидения были длинноухими; у них были бороды и горбатые носы, и выглядели они такими тощими, что на груди у них выпирали ребра. Король поспешил домой, чтобы вырезать их из дерева, пока не забыл, какие они. Так была сделана первая фигурка моаи-кава-кава - человека-призрака, резных изображений которого так много на острове Пасхи. Не успели парни поесть, как тотчас же вытащили куски дерева и начали работать над своими моаи-кава-кава, а старшие продолжали рассказывать истории, от которых у каждого из нас волосы вставали дыбом.
Мы услышали о призраках-каннибалах, которые приходили по ночам и требовали себе кишок, о женщине-привидении, лежавшей в море и длинной рукой стаскивавшей со скал людей, и о других привидениях, бродивших вокруг и толкавших людей в море. У помощника старосты злое привидение столкнуло с обрыва бабушку. Но было много привидений, которые относились к людям по-дружески, оказывали им помощь. Большинство были дружелюбными по отношению определенного рода и злыми для всех остальных.
Одна страшная история сменяла другую, пока все наперебой не начали рассказывать о том, что произошло с ними сегодня.
- Да ты и сам там был и все видел, только не подал виду,- заметил кто-то.
Островитяне знали, что когда предки перетаскивали статуи по острову, им помогали в этом сверхъестественные силы. Но устанавливать гиганты на пьедестал приходилось уже самим при помощи ваг и камней, хотя сверхъестественные силы участвовали и в этом трудном деле. Сегодня же все явились свидетелями того, о чем они никогда раньше не слышали. Невидимый аку-аку помог им поставить истукана. Видно, песни принесли им удачу. При помощи деревянной фигурки и двух палочек островитяне показали нам, как они работали, раскачивая и поднимая один из боков статуи, и как голова гиганта неожиданно приподнялась сама собой на несколько дюймов, хотя никто ее при этом не трогал.
- Очень, очень странно,- раздался голос лежавшего наверху человека.
Тура-младшего направили в качестве помощника Эда на вершину Рано Као, где надо было нанести на карту развалины. Эд и Билль жили в качестве гостей в бунгало губернатора у подножия горы. Жена губернатора, проявлявшая к нам безграничное гостеприимство, пригласила и Тура пожить у нее в доме: ведь лагерь находился далеко. Но у Тура обычная для подростков жажда приключений была в крови, и он решил пожить в развалинах поселения птице-человеков на вершине горы. Многие древние каменные домики там были пригодны для жилья. Хотя спать в них было жестко и низко нависал потолок, они все же служили надежным укрытием от любой непогоды. К тому же сверху открывался вид, подобного которому нельзя найти в семи царствах: у ног раскинулась деревня Хангароа и большая часть острова, а до самого горизонта как на восток, так и на запад простирался Тихий океан.
Наполовину врытые в землю каменные хижины птице-человеков, тесно прижимаясь друг к другу, вытянулись вдоль острого, как нож, края вулкана рядом с удивительными скульптурами. В нескольких шагах от порога скала отвесно обрывалась на тысячу футов вниз, прямо в океан, где расположились птичьи островки, в двух-трех шагах в противоположном направлении другой головокружительный обрыв спускался столь же круто в огромный потухший кратер Рано Као, раскинувшийся внизу, как чаша, на полтора километра. Глубоко на дне кратера лежал пестрый зеленый ковер - коварное топкое болото с многочисленными озерками и маленькими блестящими "окошками" чистой воды.
Когда Тур отправился наверх со спальным мешком и провизией, местных жителей охватила паника. Они умоляли его опускаться на ночь вниз. Они пошли к Эду и попросили приказать парню сойти вниз, а мне в Анакене сообщили, что нельзя позволять Туру спать одному в развалинах Оронго: его заберет аку-аку. Но никакие предупреждения не помогли. Тур нашел самый заветный замок своей мечты и хотел пожить в Оронго в одиночестве.
Когда окончился день, Тур остался на вершине, а остальные спустились вниз. Бригадир группы островитян, работавшей у Эда, был искренне опечален этим и послал наверх трех добровольцев составить Туру компанию.
Когда село солнце и пассаты засвистели в темных обрывах, Тур пережил первый испуг. В развалины вошли при тени. Это были девушки, присланные бригадиром. Здесь, в развалинах, им было так страшно, что одна чуть не потеряла рассудок. Внизу, в черном кратере, отдавалось эхо, она тотчас же услышала в нем аку-аку. В звезде, отражавшейся в блестящем озерке, она увидела другого. Духи чудились им повсюду. Все трое были счастливы, когда наступило утро и они могли опуститься вниз.
Тур оставался наверху один и следующие ночи. В то время как остальные еще только взбирались по склону, он сидел и страшно довольный встречал восход солнца. В глазах местных жителей Тур стал героем. Они ежедневно задаривали его дынями, ананасами, жареными цыплятами, и никакая сила не могла заставить парня переселиться на равнину. Но скоро местные жители успокоились: кто-то защищал сына сеньора Кон-Тики. Тур прожил на вершине четыре месяца, и аку-аку его не трогал.
На этом истории с привидениями не кончились. Следующую загадку задал мне Ласарус как раз в то время, когда я выманивал из молодого Эстевана первую тайну родовой пещеры. Ласарус был правой рукой старосты и, как утверждали они оба, одним из важнейших людей на острове. Он относился к числу трех избираемых местным населением выборных лиц и был, по словам старосты, очень богатым человеком. В жилах Ласаруса течет кровь как длинноухих, так и короткоухих, с небольшой примесью крови заезжих европейцев. Он отличался превосходным телосложением, его черты его лица Дарвин использовал бы как доказательство своей теории развития. Если когда-нибудь в будущем его череп будет найден в земле, то археологи смогут, пожалуй, принять остров Пасхи за колыбель человечества. Однако, несмотря на низкий покатый лоб с выступающими бровями, выпуклую верхнюю челюсть, небольшой подбородок и толстые губы, за которыми виднелся ряд жемчужных зубов, пухлый нос и настороженные глаза дикого зверя, несмотря на всю свою внешность, Ласаруса совсем нельзя было сравнить с тупой обезьяной. Он обладал необыкновенно живым, острым умом и большим чувством юмора. Но Ласарус тоже был суеверен.
Однажды Эд сообщил, что среди развалин в Оронго нашел много неизвестных фресок на большой потолочной плите, служившей когда-то крышей дома. Примерно в то же время Арне нашел новую, отличавшуюся от других статую, захороненную в земле у подножия Рано Рараку. Вечером, когда длинноухие закончили рабочий день и поплелись в пещеру Хоту Матуа, Ласарус с таинственным видом отвел меня в сторону.
- Теперь тебе недостает только ронго-ронго,- сказал он, следя украдкой, какое впечатление произведут на меня его слова.
Я тотчас же понял, что он затеял этот разговор неспроста, и прикинулся равнодушным.
- На острове не осталось ни одной ронго-ронго,- ответил я.
- Нет, остались,- осторожно возразил Ласарус. - Но они прогнили и рассыплются, если только их тронуть.
- Нет, мой двоюродный брат сам держал в руках две ронго-ронго.
Я не поверил, и Ласарус это понял. Он попросил меня пройти с ним за стену храма, где на своей огромной башне лежала статуя, работа над которой на сегодня уже закончилась. Здесь он шепотом рассказал, что у него есть два двоюродных брата-близнеца, Даниель и Альберто Ико. Альберто родился часом позже Даниеля, но все же его назначили наследником тайны родовой пещеры, полной удивительных вещей, в том числе нескольких ронго-ронго. Два года назад Альберто был в этой пещере, взял оттуда две ронго-ронго и принес к себе домой. Они сделаны из дерева, и одна из них выполнена в виде плоской рыбы с хвостом, На этих почти черных дощечках вырезано множество мелких рисунков. Хотя обе они и очень стары, они сохранили свою прочность. Их видели и Ласарус и многие другие. Альберто, взяв дощечки, нарушил табу, и ночью, когда он спал, пришел аку-аку и стал его колотить и щипать, пока он не проснулся. Проснувшись, Альберто посмотрел в окно и увидел тысячи маленьких человечков, которые намеревались залезть к нему в дом. От страха он чуть не свихнулся, сбегал поскорее обратно в пещеру и положил обе ронго-ронго на место. Находится эта пещера вблизи долины Ханга-о-Тео. Ласарус обещал сделать все от него зависящее, чтобы убедить Альберто набраться храбрости и снова сходить за дощечками ронго-ронго.
Мне удалось выведать у Ласаруса, что семья его владеет не только этой пещерой. Сам Ласарус знает вход в другой тайник, расположенный тоже поблизости от Ханга-о-Тео. Правда, дощечек ронго-ронго там нет, зато хранится много других вещей.
Я попробовал уговорить Ласаруса взять меня в эту пещеру, но тут его сговорчивости пришел конец. Он посмотрел на меня уничтожающим менторским взглядом и объявил, что тогда и ему и мне придется плохо. В пещере обитает родовой аку-аку, в ней лежат также скелеты двух его предков, и если посторонний попытается туда войти, то аку-аку совершит страшную месть Вход в пещеру является самой священной из всех тайн.
Я попробовал поднять на смех воображаемого аку-аку и вразумить смышленого парня, но слова мои отлетали, как от стенки горох. Все было бесполезно. После долгих уговоров Ласарус обещал принести из пещеры какую-нибудь вещь. Но что? Может быть, птице-человека с яйцом или без яйца? В пещере есть все, что угодно, нет только дощечек ронго-ронго. Я предложил ему принести всего понемногу, чтобы я мог посмотреть и выбрать сам. Но он не согласился. Пещера полна удивительных вещей, и он может рискнуть принести лишь одну из них. На этом разговор был прерван, кто-то ко мне пришел. Ласарус попрощался и исчез.
На другой день я отправился посмотреть на работу длинноухих. Они еще носили камни для башни, воздвигнутой ими под статуей. Староста и Ласарус подошли ко мне побеседовать.
- Видишь, аку-аку нам помогает,- сказал староста,- без помощи сверхъестественной силы двенадцать человек не могли бы выполнить эту работу.
Они рассказали, что с целью ускорить подъем статуи они зажарили сегодня курицу в земляной печи у пещеры.
Я сделал попытку втолковать им, что все это суеверие, но встретил бурю протестов как со стороны Ласаруса, так и старосты. Когда я стал утверждать, что никаких аку-аку вообще не существует, они посмотрели на меня, как на слепого идиота. Разумеется, существуют. В старое время на острове было полно аку-аку, теперь их стало меньше, но можно назвать много мест, где они по-прежнему живут. Среди аку-аку встречаются мужчины и женщины, они бывают добрые и злые. Те, кому довелось с ними говорить, рассказывают, что у них писклявый голос. И вообще доказательств существования аку-аку есть несчетное множество. Мне не дали сказать ни слова. С таким же успехом я мог бы попытаться внушить им, что в воде нет рыбы или в деревне нет кур. Лишь одно стало для меня ясно: над жителями острова довлеет прочно укоренившееся суеверие, и оно служит надежнейшим запором для пещер, в которых скрыты неизвестные доселе сокровища. В книге отца Себастьяна об острове Пасхи я прочел однажды такой отрывок: "Существовали также тайные пещеры, считавшиеся собственностью определенных родов, и лишь самые главные члены рода знали, где находится вход в пещеру. В пещерах прятались ценные предметы, такие, как дощечки с письменами - ронго-ронго - или статуэтки. Тайна расположения входов ушла в могилу вместе с последними островитянами, помнившими древние времена..."
И я отправился к отцу Себастьяну. Никто из живых людей не знал острова и тайн местных жителей так, как он. И я не сомневался, что все сказанное ему останется между нами.
Я рассказал ему, что имею основания верить в то, что на острове по-прежнему есть посещаемые тайные семейные пещеры. Он отшатнулся и схватился за бороду:
- Не может быть!
Я сообщил, не называя имен, о полученных мною таинственных камнях. Он тотчас воспламенился и спросил, где расположена пещера. Я смог рассказать лишь то немногое, что знал, и сообщил, что из-за суеверия островитян проникнуть в пещеру мне не удалось.
Отец Себастьян, который энергично ходил взад и вперед в своей белой сутане, резко остановился и удрученно схватил себя за голову.
- Они просто безнадежны в своем суеверии,- сказал он.- Недавно ко мне пришла старая Мариана и принялась с полной серьезностью утверждать, что ты не являешься человеком. Суеверие сидит в них так глубоко, что невозможно покончить с ним в течение жизни одного поколения. У них существует небывалое преклонение перед своими предками, и это понятно. Они добрые христиане, но их суеверие!.. Их суеверие!..
С удрученным видом он рассказал мне, что ему до сих пор не удалось разубедить свою прекрасную экономку Эрорию в том, что она происходит от кита, выброшенного океаном на берег в бухте Хотуити. Эрория отвечает ему, что хотя он и священник, но все же не может об этом что-нибудь знать, ведь она слышала историю от своего отца, который узнал ее от своего, последний от своего, а тот знал ее лучше всех, так как и был тем китом.
После долгой беседы мы пришли к выводу, что предстоит раскусить твердый орешек. Как убедить местных жителей проводить нас в те места, где, по их мнению, живут дьяволы и злые духи? Отец Себастьян предложил мне взять у него святой воды. Островитяне питают к ней большое уважение и, может быть, наберутся мужества, если мы побрызгаем вход в пещеру этой водой. В конце концов, мы решили, что отец Себастьян не должен открыто фигурировать в этом деле. Он сказал, что островитяне не любят обращаться к нему с подобными тайнами. Но нам во всяком случае необходимо держать связь. Если мне удастся проникнуть в тайную пещеру, я приду к нему хотя бы среди ночи.
Трудно было понять, как умные жители острова Пасхи могут быть столь безумно суеверны, пока я не начал проводить параллели с нашим собственным Миром. Мне доводилось слышать о двадцатиэтажных домах, где не было обозначения тринадцатого этажа, и о самолетах, где нумерация сидячих мест прыгает с двенадцатого на четырнадцатое. Действительно ли кто-нибудь думает, что за цифрой тринадцать прячется злой дух? Безымянный дух несчастья? Нам остается лишь назвать его злым аку-аку. Мне рассказывали в людях, которые боятся перевернуть солонку, разбить зеркало или верят в несчастье, если черная кошка перебежит им дорогу. Такие люди верят в аку-аку, они только не называют этого своим именем. Стоит ли тогда удивляться тому, что жители самого уединенного в мире островка подозревают своих предков в колдовстве и думают, что те в виде призраков расхаживают среди своих гигантских древних изваяний, которые даже мы, европейцы, откровенно называем загадкой? Разве не естественнее вообразить себе аку-аку среди черепов и скелетов в темных лавовых тоннелях острова Пасхи, чем в шерсти мирной черной домашней кошки, весело перебегающей дорогу в прекрасный летний солнечный денек?
Суеверие укоренялось на острове Пасхи в течение столетий. Я не принял этого в расчет и совершил такой же серьезный промах, как другие делали до меня. Бесполезно пытаться погасить пламя суеверия с помощью разума; что бы я ни объяснял островитянам, это не имело никакого воздействия. Настоящий лесной пожар водой не затушишь, тут надо зажигать встречный огонь. Пламя - худший враг пламени, когда оно подчинено воле человека. Местные жители унаследовали веру в вездесущих злых духов; на острове имелись даже районы, куда некоторые жители вообще не решались ходить, особенно ночью. Староста и Ласарус с мрачным видом рассказали мне, что страх этот - настоящий бич острова.
Я так много над этим думал, что у меня буквально трещала голова. В конце концов, я пришел к выводу, что смертельным врагом суеверия может стать не что иное, как само суеверие. Раз они верят, что я общаюсь с предками, то, очевидно, поверят в посланное теми же предками распоряжение отменить старые табу и заклятия. Всю ночь я ворочался в постели, обдумывая свой план. Ивонна сочла его безумным, но согласилась с тем, что его все же следует испробовать.
На следующий день между старостой, Ласарусом и мною состоялся на осыпи долгий разговор. В ходе беседы обнаружились самые невероятные вещи. Я рассказал вначале, что хорошо знаком (и это была правда) с тайнами табу, что я первым проплыл на каноэ по Ваи По - подземному озеру в объявленной табу пещере на острове Фату-Хива. Там же я без каких-либо неприятных последствий проник в гробницу в заколдованной стене пае-пае.
Староста и Ласарус слушали меня с широко раскрытыми глазами; они не знали, что, помимо их собственного острова, имеются еще другие, где существуют заклинания табу. Я достаточно хорошо знал все о табу, чтобы произвести на них сильное впечатление, особенно когда я рассказал истории, слышанные мною от жителей Хату-Хивы о различных несчастьях, постигших тех людей, которые пренебрегли табу своих предков.
Староста был бледен как полотно, он сидел и дрожал, затем стыдливо засмеялся и признался, что после всего услышанного дрожит как от холода, несмотря на жару. Он открыто заявил, что у них на острове тоже существует табу. И я услышал рассказы о целой семье, заболевшей проказой, об акуле, откусившей человеку руку, о страшном потоке, унесшем камышовый домик со всеми его обитателями, и о многих сошедших с ума из-за того, что они нарушили табу родовых пещер, и аку-аку ночь за ночью колол и щипал за это преступников.
- Что же случилось с тобой?- спросил Ласарус, сгорая от любопытства.
- Ничего,- ответил я.
Ласарус был явно разочарован.
- Это потому, что у тебя есть мана,- сказал он. (Маной называется магическая способность, источник сверхъестественной силы).
- У сеньора Кон-Тики есть не только мана,- лукаво поправил староста,- у него есть приносящий счастье аку-аку.
Я ухватился за эту соломинку.
- И поэтому я смело могу войти в объявленную табу пещеру, со мной ничего не случится.
- С тобой-то не случится, а вот с нами, если мы покажем тебе пещеру, случится,- сказал Ласарус, показывая на себя, и кивнул с кривой и многозначительной улыбкой.
- Если я буду с вами, ничего не случится: мой аку-аку очень силен,- попытался возразить я.
Но Ласарус не верил. Он считал, что аку-аку его рода ему отомстит, а мой аку-аку здесь не поможет, даже если он и защитит меня самого. Я же ни за что не смогу найти вход в пещеру, даже если б находился от нее так близко, как сейчас стою от него.
- Ласарус принадлежит к очень важному роду,- похвастался староста от имени своего друга.- И у его родни есть много пещер. Они богатые.
Ласарус гордо сплюнул.
- Но у меня тоже есть мана,- рассказывал староста, хвастаясь своей сверхъестественной силой.
- Мой аку-аку помогает нам двигать статую. В пещере в бухте Лаперуза в небольшом аху у меня есть три аку-аку. Один из них изображен в виде птицы.
Теперь мы выяснили, что мы все трое - важные персоны. Мои собеседники начали хвастаться, кто больше знает о том, что приносит "хорошее счастье" и "плохое счастье". Тут я случайно узнал, что в этот день, сам того не ведая, я выдержал серьезное испытание. Староста рассказал, что в это самое утро он наблюдал, как я завязывал узел на оттяжке палатки, и убедился, что я хорошо осведомленный человек, ибо завязывал узел справа налево, а не слева направо.
Опираясь на это заявление, я нанес свой последний удар. Я сказал, что, насколько мне известно, родовые пещеры были объявлены табу лишь для того, чтобы сохранить скульптуры предков. Если их выменивают туристам и морякам, которые, может быть, не знают, что это такое, и со временем выбрасывают, то это "плохое счастье". Но если фигурки попадают в руки ученого, и он берет их для музея, то это принесет "хорошее счастье". Музей все равно, что церковь; только там люди осторожно ходят и смотрят, а фигурки надежно стоят в стеклянных шкафах, никто не может их ни сломать, ни выкинуть. Злые духи уедут вместе с ними, и на острове нечего будет бояться.
Мне показалось, что особое впечатление эти слова произвели на Ласаруса, и я не ошибся. В ту же ночь кто-то вновь прошептал: "Кон-Тики!"- и поскребся в стенку палатки. На сей раз это был не Эстеван, а Ласарус. Он протянул мне мешок, в котором находилась старинная плоская каменная голова с причудливейшими чертами лица и длинными тонкими усами. В углублениях в камне была паутина. Фигурку никто не мыл и не чистил песком.
Он рассказал мне обо всем, что хранилось в пещере. Она была полна скульптур. Там Ласарус видел и каменную чашу с тремя головами, и удивительные изображения зверей и людей, и модели кораблей. Эта пещера - наследство прадеда - находится недалеко от Ханга-Тео, и Ласарус владеет ею совместно с тремя сестрами. У него не было никаких неприятностей, и теперь он хотел поговорить со своими двумя старшими сестрами, попросить у них разрешения принести мне из пещеры другие вещи. Говорить с младшей сестрой нет необходимости, ей всего лишь двадцать лет, и она в таких делах не разбирается. Ласарус, побывав в пещере, чувствовал себя героем.
У его семьи есть четыре пещеры. Пещера с ронго-ронго, в которой побывал Альберто, должна находиться недалеко от той, из которой он только что пришел. Но вход в нее известен лишь Альберто. Есть еще одна пещера в скалах в Винапу, Ласарус ее знает, и он туда пойдет в следующую ночь. Четвертая пещера находится в каменной стене на склоне Рано Рараку, где вырубали статуи. В этой пещере хранят скульптуры три разных рода. Она полна скелетов, и Ласарус никогда не осмелится туда войти. Да и вход в нее ему неизвестен.
Но если три рода, спросил я, знают вход в одну и ту же пещеру, не воруют ли они друг у друга фигурки? Нет, этого бояться нечего. Каждому роду принадлежит определенная часть пещеры, за которой следит его собственный аку-аку.
Ласарус получил ткань на платье и другие подарки для своих старших сестер и исчез в темноте.
На следующий день староста, как обычно, командовал длинноухими, которые висели и раскачивались на деревянных вагах. Интересно, есть ли у него пещера? Стоит как ни в чем не бывало, да и накануне ничем себя не выдал, лишь похвастался, что ему помогают его собственный аку-аку и три другие дружелюбно настроенные коллеги из мира духов, обитающие в каменной стене в соседней долине. Я смотрел, как он хладнокровно и спокойно, точно опытный инженер, организует работу. Было бы удивительно, если бы семья Ласаруса имела четыре пещеры, а сам начальник длинноухих не имел ни одной. Чтобы заставить старосту заговорить, требовалось, видно, более сильное средство.
К концу дня я воспользовался случаем, чтобы вновь побеседовать с глазу на глаз со старостой и Ласарусом. Я не имел никакого представления о том, есть ли у старосты пещера, но он во всяком случае немало знал о существовании пещер. По ходу беседы я спросил, многие ли роды имеют тайные пещеры, и староста ответил, что некоторые их имеют, но никто не говорит об этом другим. Большая часть пещер затеряна, потому что чаще всего лишь один из членов рода знал вход в нее и нес на себе всю ответственность за тайну пещеры. Случалось, что он умирал, прежде чем преемник был посвящен в тайну, и никто больше не мог найти вход, настолько все было засекречено. Таким образом, затерялось множество родовых пещер. Старинные изделия лежат там без присмотра, разрушаются, и это приносит "плохое счастье", объяснили мои собеседники.
- С этим нужно покончить,- сказал я.- Необходимо перевезти вещи в надежный музей, где никто не сможет их украсть и, где они не потеряются, потому что их будут охранять.- Староста призадумался.- Что-то тут не так. Те, кто делал эти предметы, говорили, что их надо прятать в тайных пещерах, а не в домах.
- Это потому, что камышовые хижины не внушали доверия. Пещеры были тогда самым лучшим местом для хранения. Но ведь можно забыть, где находится вход в пещеру, и тогда все, что в них спрятано, пропадет. Однако нет никакой опасности, что кто-нибудь забудет, где находится дверь в музей.
Но староста все еще колебался. Воля предков была сильнее, чем вся та мана, которую он мне приписывал. В конце концов, он и сам имел и ману и аку-аку, но не видел все же никаких доводов в пользу того, что предки передумали.
Я очутился в тупике, да и Ласарус начал колебаться, Тогда я решился на отчаянный план. Необходимо было придумать для суеверного старосты знамение, которое убедило бы его в том, что предки отменили свое смертоносное табу.
Посреди равнины рядом с лагерем был старый аху с упавшими статуями возле него. Первоначальная классическая стена была, к сожалению, разрушена во время перестройки во вторую эпоху; работа так и не была завершена, а позднее кто-то намеренно разрушил стену. На песке перед ее фасадом валялось множество глыб и валунов. Как-то в воскресенье сюда пришел Билль, осмотрел разрушенную стену и, когда очистил с одной из плит песок, увидел нечто, по его мнению, похожее на высеченную на камне голову кита. Сверху лежала огромная глыба, прикрывавшая остальную часть фигуры. Прежде чем уехать обратно в Винапу, Билль рассказал мне об этом случае. Мы с фотографом направились к песчаному холму и, нашли обнаруженный Биллем камень. Приподняв его, мы увидели рельефное изображение кита с метр длиной. Но в следующий момент плита сорвалась и упала изображением вниз. Необработанная ее сторона выглядела так же, как и другие гигантские камни, разбросанные поблизости.
Никто не видел, что мы делали, и мне пришла в голову идея. Я попросил старосту и Ласаруса в полночь прийти в лагерь, когда повсюду будет темно и тихо. Мы устроим магическое представление и попросим предков послать из-под земли сделанное ими изображение в знак того, что они не боятся больше раскрыть свои старые тайны.
Староста и Ласарус согласились, и когда наступила темнота, оба пришли в лагерь. Перед самым их приходом меня в последний раз навестил Эстеван. Ивонну мучили тревожные предчувствия, и она лежала в темной палатке и прислушивалась. Все остальные спали.
Я объявил старосте и Ласарусу, что нам надо стать гуськом и держать друг друга за плечи. Затем мы медленно обойдем большой круг, а на следующее утро в черте этого круга должно оказаться нечто сделанное самими предками, как знак того, что я был прав, и различные аку-аку никогда больше не будут наказывать тех, кто нарушит древнее табу. Мы тронулись в путь. Впереди я, сложив руки накрест, затем, положив мне руки на плечи, староста и, наконец, последним Ласарус. Не было видно ни зги и меня так разбирал смех, что я спотыкался обо все камни. Но двое людей, которых я тащил за собой, были настроены благоговейно и настолько захвачены церемонией, что могли бы пройти за мной даже по канату. Мы обошли круг, не произнося ни слова, и когда снова очутились перед моей палаткой, низко поклонились друг другу и безмолвно разошлись по домам.
Как только забрезжил рассвет, староста был уже на месте и рассказал мне о двух таинственных огоньках, которые показались ночью около пещеры Хоту Матуа. То не был свет от фар "виллиса", а потому, несомненно, огоньки - признак "хорошего счастья". Как только остальная часть экспедиции принялась за выполнение своей дневной программы, я зашел за старостой и Ласарусом и попросил их выбрать самого хорошего и честного парня. Он должен был помочь в поисках в кругу, который мы обошли ночью. Староста тотчас же предложил своего младшего брата Атана Атан. Это был невысокий парень с усиками и огромными доверчивыми глазами, который простодушно сказал мне, что его выбрали правильно, так как он действительно хороший человек с золотым сердцем. Если я не верю, то могу спросить кого угодно в деревне.
Мы взяли с собой Атана и начали поиски. Я просил переворачивать каждый камень и смотреть, не является ли один из них изделием предков. Чтобы придать всему больше драматизма и не сразу натолкнуться на кита, мы начали с противоположной стороны круга.
Но суждено было случиться, что Атан нашел сперва странный предмет из красного камня, а затем я натолкнулся на древний каменный напильник и чудесный топорик из обсидиана. Вскоре мы услышали крик Атана и бросились к нему. Он стоял и очищал от песка нижнюю поверхность только что перевернутой им каменной плиты. На плите мы увидели великолепное рельефное изображение кита. Но это был не тот кит, которого видел я,- значит их было два. Поглядеть на находку прибежали все длинноухие, поднимавшие статую, а из лагеря примчались кок, стюард и фотограф. Глаза у старосты вылезли из орбит, он дышал как после марш-броска. И он и Атан были полны восхищения и бормотали хвалебные слова о силе и способностях моего аку-аку. Ласарус имел важный вид. С напускным спокойствием он произнес, что этот район принадлежал раньше его роду и их родовым аку-аку. По телу старосты пробежал трепет. Все местные жители смотрели на меня, как на диковинного зверя. А у меня в резерве был еще больший сюрприз.
- Видели ли вы раньше подобное изображение?- спросил я.
Нет, никто не видел.
- Но ведь это старое изображение мамама иухи, дельфина, это все видят.
- Тогда я сделаю так, что в кругу появится еще одно, - сказал я.
Староста послал своих людей снова собирать камни для статуи, и мы четверо продолжали поиски. Мы опрокидывали камень за камнем и приближались к цели. В этот момент стюард позвал меня завтракать, и я приказал старосте и Ласарусу ждать моего возвращения. Я сам заставлю кита появиться.
Мы завтракали в палатке-столовой, как вдруг услышали на равнине шум и крики. Староста прибежал за мной страшно расстроенный и рассказал, что без его ведома двое рабочих вошли в круг и стали вести поиски. Они нашли кита и несли его теперь по дороге, в пещеру Хоту Матуа, намереваясь продать мне. Староста был страшно расстроен. Я же стоял, потирая нос: что же делать, когда двое парней присвоили мои лавры? Теперь я уже не в состоянии каким-либо волшебством вновь вызвать того кита, которого я гарантировал найти.
Ласарус догнал обоих парней, они нехотя притащились с китом и положили его на место. Но совсем не туда, куда я ожидал. Теперь уже пришел мой черед опешить. Мой кит по-прежнему лежал на своем месте необработанной стороной вверх. Его никто не трогал. Парни нашли третьего кита, немного поменьше. Они испытывали угрызения совести и испуганно поглядывали на нас. Я успокоил их и заявил, что все в порядке. Когда я позавтракаю, я вызову из-под земли еще более красивого и крупного кита.
Вскоре мы продолжили наши поиски и, когда достигли последнего сектора, я заметил, что все трое тщательно обходят нужный камень, переворачивая все остальные. Наконец кольцо замкнулось.
- Больше не осталось,- сказал староста недоуменно.
- Но вы не перевернули этот камень,- заметил я и вопросительно указал на заветный камень.
- Нет, мы его перевернули; ты видишь, он лежит бледной стороной вверх,- ответил Ласарус.
До меня мигом дошло, что они узнавали, перевертывали ли они уже камень, по тому, какой стороной кверху он лежал. Этот камень лежал бледной, теневой стороной вверх, и поэтому они думали, что сами его перевернули.
- Ну, допустим, что вы его перевернули. Перевернем теперь еще раз. Вы ведь помните, как сеньор Арне перевернул большой камень, на котором вы так часто сидели около Рано Рараку?
Ласарус помог мне, и мы вместе перевернули глыбу.
- Смотрите,- сказал Ласарус. Он не вымолвил больше ни слова и стоял, широко раскрыв глаза и глуповато улыбаясь.
Атан громко вскрикнул. Староста был словно наэлектризован и отрывисто произнес:
- Очень важно. Очень важно. Какой сильный аку-аку!..
Все опять примчались посмотреть на нового кита. Впечатление было огромное. Не меньше других удивлялись два молодых хитреца, которые сами только что нашли камень с изображением кита. Фотограф и я, инициаторы всей этой затеи, с трудом могли сохранить серьезное выражение лица. Сколько же забавных совпадений! Эрория лишь покачала головой и спокойно сказала, что я обладаю "хорошим счастьем". Она зачарованно глядела на трех китов, и я подумал, что для нее они представляют собой настоящую галерею портретов ее предков: ведь от своего отца она узнала, что происходит по прямой линии от кита. А старая Мариана сообщила еще одну новость. Она жила с пастухом Леонардо в каменном домике по ту сторону долины, и в последнюю ночь у них ночевал старший брат Леонардо - Доминго. "Сегодня,- сказал он,- мне приснилось, что сеньор Кон-Тики выловил пять тунцов".
- Тогда двух недостает,- быстро сказал староста.
Не успел я опомниться, как вся группа начала перевертывать камни еще раз, и, конечно, некоторые в своем рвении вышли за пределы круга. Все были полны решимости найти двух недостающих китов, дабы сбылся сон Доминго. После полудня были обнаружены два еле заметных изображения рыб; их тотчас объявили китами, и торжествующие островитяне поставили все пять фигур в ряд на песке.
Староста поднял маленький камешек, нарисовал на песке перед фигурами загадочную дугу, выкопал в середине дуги маленькую ямочку и сказал:
- Готово.
Затем он и Ласарус стали около дуги и запели старую песню Хоту Матуа, раскачивая в такт бедрами. Помолчали, вновь спели, снова помолчали. Так продолжалось с небольшими перерывами до самого вечера, когда, наконец, все разбрелись домой.
На следующий день рано утром Ласарус заявился с мешком на плече, который он незаметно сунул мне в палатку. Когда он снимал мешок, там загремели каменные фигурки, С этого дня Ласарус стал частым ночным гостем у нас в палатке. Днем он работал с остальными и вместе с ними ложился спать в пещере. Но под покровом ночной темноты он пробирался через спящих товарищей, садился на коня и исчезал в темноте за пригорком на западе.
Три дня староста ходил и крепился, но больше выдержать не мог. Он позвал меня, мы пошли на осыпь и долго беседовали. Он рассказал, что у него есть друг, прятавший в своем саду большую красную статую. На ней нет никакого номера, и приятель сказал, что я смогу взять ее с собой на судно для "хорошего счастья". Я объяснил, что такие произведения запрещено увозить. Староста явно огорчился. Значит, его помощь не нужна. Некоторое время он сидел молча, переживая; потом тихо заметил, что потолкует со своими людьми. У многих из них есть родовые пещеры, и он попытается их уговорить. Но мне не следует позволять вводить себя в заблуждение, если кто-нибудь принесет необыкновенные свежевымытые камни, даже если владельцы будут лгать и утверждать, что сами нашли или сделали их.
- Люди боятся говорить об этих вещах открыто,- добавил староста.- Кроме того, камни из пещер моются, чтобы они всегда были чистыми.
Я поспешил сказать, что этого никогда не следует делать, так как фигурки от мытья разрушаются.
В этот момент староста впервые проговорился.
- Мой отец настоятельно просил мыть камни,- заявил он.
- Ты только сдувай с них пыль,- сказал я,- так ты не разрушишь фигур.
Староста согласился, что это разумный совет; сказал, что я много знаю и он передаст мой совет другим. Но его беспокоит возможность проникновения в поры лавового камня мелких корешков и личинок насекомых. В пещерах, оставшихся без присмотра, есть много треснувших и развалившихся фигур. Неожиданно для себя он рассказал, что он каждый месяц моет все свои фигурки. Я и виду не подал, что меня это интересует. И он совсем расхрабрился. Старосте потребовалось пятнадцать ночей, чтобы покончить с церемонией мытья - он так же, как старший брат, отвечает, за четыре пещеры. Пока он занимается фигурками, жене приходится рыбачить - она не может ему помочь, так как принадлежит к другому роду. Он ходит в пещеру один и, находясь там, соблюдает полную тишину. В пещере надо быстро сориентироваться, схватить лишь необходимое и поспешно покинуть ее, чтобы вымыть взятые фигурки. В одной из пещер есть даже железные деньги.
В пещерах немного сыровато, и деревянных фигурок там не хранят. Кроме того, он получил в наследство две пещеры другого типа, ана-миро, те полны деревянных предметов. Но пока что ему не удалось найти вход в эти пещеры. Три раза он был около места, где они находятся, и жарил цыпленка в земляной печи, чтобы легче было найти скрытые входы, но безрезультатно. Теперь он хочет сделать еще одну попытку.
Под конец я узнал, что его собственный аку-аку посоветовал ему взять камни из своих пещер и передать их Кон-Тики, хотя отец его велел никогда ничего из пещер не выносить. Если старосте подарят брюки, рубашку, немного ткани на платье и несколько долларов, он спрячет все это в пещере и достанет лишь тогда, когда кто-нибудь из родни действительно будет очень нуждаться. И тогда посмотрим, что произойдет.
Староста получил то, о чем просил, но ничего не произошло. В это время работа по подъему статуи продолжалась уже шестнадцатый день; пройдет еще немного времени, и гигант займет свое прежнее положение. Длинноухие трудились с большим напряжением, так как губернатор получил телеграмму о том, что военное судно "Пинто" находится на пути к острову Пасхи. Шел февраль, наступал срок ежегодного визита корабля.
Староста страстно желал, чтобы командир корабля собственными глазами увидел статую стоящей. Дело в том, что этот командир становился высшей властью на острове с того самого момента, как ступал на берег, и староста надеялся, что он сообщит об этом президенту Чили.
На шестнадцатый день староста попросил канат для того, чтобы тянуть и поддерживать статую в момент ее подъема. Все канаты экспедиции были в работе в различных частях острова, и вечером мы поехали на "виллисе" к губернатору узнать, нет ли у него свободного каната. Встретив нас, он рассказал, что получена радиограмма о том, что "Пинто" прибывает на следующий день; судно уже десять суток находится в пути. Староста страшно расстроился. Теперь он не успеет поднять статую, так как с прибытием "Пинто" всем придется работать на погрузке шерсти и разгрузке муки, сахара и других запасов на целый год. Губернатор выразил сожаление, что длинноухим и всем местным землекопам придется временно прекратить работу и на следующий день явиться к нему. Огорченные всем этим, мы поехали через деревню к отцу Себастьяну, чтобы сделать ему последнее сообщение о ходе работ. Я шепнул ему на ухо, что все мои попытки проникнуть в родовую пещеру все еще не увенчались успехом, хотя теперь у меня на борту судна есть любопытный набор скульптур.
По пути к священнику староста вдруг предложил, чтобы каждый из нас упорно думал о своем аку-аку и просил его помочь задержать "Пинто". Тогда у старосты оказался бы лишний день для завершения работ. Затем он продолжал безмолвно и сосредоточенно сидеть между фотографом и мной на ящике с инструментом, где так трясло, что ему пришлось крепко держаться, дабы не стукнуться головой о крышу. Возвращаясь от отца Себастьяна, мы вновь миновали деревню и должны были свернуть на развилке, где следы "виллиса" уходили в сторону Анакены. Там перед нами предстал в свете фонаря губернатор и указал на лежавший на дороге огромный моток каната. Он только что получил новое сообщение: "Пинто" прибудет не ранее как послезавтра.
Я с облегчением откинулся на спинку сиденья и глупо рассмеялся про себя. Фотограф ухмылялся за рулем. Какое удивительное совпадение! И только староста воспринял все как должное.
- Вот видишь,- буркнул он мне.
Теперь мне нечего было сказать, я лишь сидел, покачивая головой, пока мы тряслись в ночной темноте через весь остров. Однако привалившая нам удача полностью сводилась на нет тем обстоятельством, что длинноухим для окончания работы были необходимы два дня, а не один. Но староста об этом еще не знал, он сидел и радовался по поводу силы наших объединенных аку-аку. Подозревая, видимо, что именно мой аку-аку добился задержки судна, он по своей инициативе начал нашептывать мне обо всем том невероятном богатстве, которое было в его пещерах. Никогда, никогда он не выносил из пещеры ничего из полученного наследства. Однако теперь его все больше и больше искушал его собственный аку-аку.
Наступил семнадцатый день работы над статуей. Все ожидали, что в этот день скульптура будет установлена. Внезапно появилась старуха и выложила загадочный полукруг из мелких камешков на огромной плите, где должна была стать статуя. Она подошла ко мне и подарила большой рыболовный крючок из черного камня, изумительно сделанный и до блеска отполированный, похожий на эбеновое дерево. Она "нашла" его в этот же день как признак "хорошего счастья".
Эту старую седую женщину я раньше нигде не встречал. Она была небольшого роста, хрупкая, но на морщинистом лице ее остались следы былой красоты представительницы данной расы, глаза ее сохранили живость и остроту. Староста шепнул мне, что это последняя из оставшихся в живых сестер его отца. Ее зовут Виктория, но она предпочитает имя Таху-таху, что означает "колдовство". Всю ночь она плясала перед пещерой, желая принести счастье, чтобы великан не опрокинулся, когда он качнется и встанет во весь рост.
Гигант не опрокинулся, но и не поднялся. Он стоял в наклонном положении, и завтра его, несомненно, поставили бы как следует, если бы только у длинноухих было время для завершения работы. Но завтра все они должны быть в деревне, готовясь к величайшему событию всего года - кратковременному пребыванию военного судна у берегов острова. Когда командир корабля придет посмотреть на него, великан будет стоять почти поднятым, каменный курган будет доходить до самого его носа.
Наступила ночь, и в нашем лагере остался лишь сторож. Все остальные отправились на борт судна, ибо как только забрезжит рассвет, мы выйдем в море встречать военный корабль. Местные жители привыкли видеть в океане лишь тонкую паутинку горизонта между двумя синими полями, и теперь им, очевидно, казалось, что вдоль острова пролегла оживленная морская магистраль. Завтра на этой далекой паутине появятся муха и комар, а затем два корабля бросят рядом в бухте свои якоря.
Имелось также и третье судно, которое в последние дни привлекало внимание островитян. В нем не было брони и стали, оно связано из золотистого пресноводного камыша и спущено на воду местными жителями в Анакене. Сейчас оно лежало на палубе нашего судна и сияло на солнце как золото. Строительство этой лодки было простым экспериментом, но стоило ее спустить на воду, как и она очутилась в ряду тайн, окружавших родовые пещеры.
Началось с того, что Эд, ползая под плитами развалин в Оронго, обнаружил еще несколько неизвестных нам фресок. Самым замечательным из всего обнаруженного были плачущие глаза - типичный индейский мотив - и серпообразные камышовые лодки с мачтой. Одна из этих лодок имела поперечные крепления и большой четырехугольный парус.
И раньше было известно, что древнее население острова Пасхи изготовляло такие же своеобразные одно- и двухместные лодки из камыша, на каких индейцы-инки и их предшественники в незапамятные времена плавали вдоль побережья Перу. Но никто не слышал о том, чтобы древние жители острова Пасхи строили также большие парусные суда из камыша. Лично у меня были причины проявить к этому особый интерес. На суденышках из камыша я плавал по озеру Титикако, ими управляли горные индейцы из равнины Тиауанако, и я знал, что это были великолепные суда, обладавшие невероятной грузоподъемностью и скоростью. В эпоху великих открытий на подобных камышовых лодках ходили даже в открытое море вдоль берегов Перу. По старым рисункам на кувшинах доинковской эпохи видно, что древние культурные народы строили настоящие суда из камыша таким же точно образом, как древние египтяне делали их из папируса. Деревянные плоты из бальзы и сделанные в виде лодок суда из пресноводного камыша были средствами передвижения, которые культурные народы Перу предпочитали для плавания по морю. Мне было также известно, что лодки из камыша могли в течение многих месяцев находиться в воде и не впитывать ее. Камышовая лодка с озера Титикако, которую мои перуанские друзья доставили к Тихому океану, скользила по волнам, как лебедь, и шла в два раза быстрее, чем бальзовый плот.
И вот изображение такой лодки мы вновь увидели на потолке развалившегося домика на гребне кратера крупнейшего вулкана острова Пасхи. Но мы обнаружили не только изображение лодки, а нашли и камыш.
Находясь наверху, среди развалин поселения птице-человеков, мы с одной стороны видели пропасть, куда врывались волны прибоя дикого и соленого океана, а по другую сторону, глубоко под нами, раскинулось в кратере тихое заросшее пресноводное озеро, покрытое своеобразным гигантским камышом. Именно этот камыш использовали древние жители острова. Любой островитянин и теперь мог рассказать о маленьком суденышке пора, какое делал себе каждый участник гонки к птичьим островам за первым в году яйцом. Этот камыш представляет собой ботаническую редкость. Это был совершенно особый американский пресноводный камыш, такой же, какой рос вокруг озера Титикако, и мы очень удивились, обнаружив его в озере на острове Пасхи. Из такого камыша строили свои суда индейцы на озере Титикако. Почти такой камыш они сажали на искусственно осушенных болотах, чтобы использовать его для своих камышовых лодок в тех районах засушливого побережья Перу, где было трудно достать бальзовое дерево. Каким образом этот камыш попал сюда, если он был пресноводным растением?
У отца Себастьяна и местных жителей был на это свой ответ. Согласно преданиям, камыш этот не является диким в отличие от других растений на острове. Он был заботливо посажен на озере предками островитян. Легенда приписывала честь посадки одному из первых островитян, по имени Уру. Он привез с собой корневища и, спустившись в кратер, посадил первый камыш. Когда камыш привился в этом кратере, Уру посадил новые корневища сперва на озере в кратере Рано Рараку, а затем в Рано Орои. Длинный камыш являлся одним из важнейших растений на острове, жители строили из него суда, делали дома, изготовляли циновки, корзины и шляпы. И по сей день они регулярно режут камыш в кратерном озере. Внизу, на блестящем озерке посреди болота, мы увидели в бинокль большой плот из камыша, который ребятишки соорудили себе для купанья.
Мне тоже захотелось сделать пора. Если не считать примитивного старого рисунка, ни один из современных людей не знает, как выглядит эта лодка и как пользоваться ею в открытом море.
- Братья Пакарати, безусловно, смогут сделать пора,- сказал увлеченный моей новой затеей отец Себастьян, когда я к нему пришел.- Эти четверо старых оригиналов знают все о лодках и рыбной ловле.
- Хорошо,- сказали Педро, Сантьяго, Доминго и Тимотео. Они могут сделать пора. Я должен дать им хорошие ножи и достаточно времени, чтобы высушить камыш.
Все четыре старца получили по ножу и отправились к озеру на Рано Рараку. Есть два типа камышовых лодок, сказал старый Тимотео. Одни из них предназначались для одного человека, направлявшегося на птичьи острова в поисках яйца, другие - для двоих, выходивших в море на ловлю рыбы. Я попросил их сделать и ту и другую. Старики срезали у самого корня длинные, выше своего роста, стебли камыша и разложили его для просушки у подножия внутреннего карьера, где вырубались статуи. Затем все четверо направились искать по всему острову мелкие кусты махуте и хау-хау, кора которых необходима для того, чтобы изготовить надежные канаты и древним способом связать камышовые стебли. Прошло очень много времени, прежде чем старикам удалось высушить свой камыш: как только они покидали кратер, приезжали на лошадях их соотечественники и увозили огромные связки камыша из их запасов. Камыш широко использовался для изготовления циновок и матрацев, и гораздо проще было забрать уже срезанный, чем резать стоявший на корню в болоте. А старикам приходилось вновь приниматься за работу.
В те дни, когда сочный зеленый камыш сушился в кратере Рано Рараку, я взял палатку и отправился к другому вулкану, на гребне которого находились развалины поселения птице-человеков. Тур еще не перебрался в Оронго и Эду и поэтому вместе со мной спустился по единственному проходу в крутой стене кратера во внутреннюю часть вулкана.
Такой дикий ландшафт нам встречался впервые на острове. Ни одного фута твердой земли! Огромное топкое, предательское болото лежало, как зеленый шпинат, на дне гигантского котлована, окаймленного со всех сторон отвесными скалами.
Фотограф тоже спустился с нами. Он лазил по уступам и обрывам, как настоящая коза, но здесь, внизу, около топкой трясины, ему не понравилось. Горный склон, где мы стояли, был крут, а пытаясь ступить на болото, мы попадали либо в воду, либо болото колыхалось под ногой, как натянутый кусок резины. Пришлось сделать из камыша небольшую площадку для палатки, иначе нам негде было лечь. Там, где над головой не было обрывов, тянулись бесконечные осыпи, настолько крутые, что если попробовать по ним взобраться, легко было вызвать огромные обвалы.
В тех немногих местах, где мы могли передвигаться, на нашем пути тесными рядами вставали кусты и деревья. В этом кратере жители острова и сейчас добывают древесину. Здесь мы смогли нарубить дров и зажечь внутри вулкана весело потрескивавший костер. Устроившись в палатке на ночлег, мы вознесли хвалу неизвестному мореплавателю Уру, который дал нам такой чудесный матрац из камыша.
Никто до сего времени не исследовал это гигантское болото, и мы предполагали остаться в вулкане на несколько дней. Судя по преданию, именно здесь впервые был посажен применявшийся для строительства лодок южноамериканский камыш. Уже первые испанцы, прибывшие на остров из Перу, узнали в местном пресноводном камыше тотора инков, а в наши времена ботаники подтвердили их заключение. У нас был с собой восьмиметровый бур, и мы хотели получить образцы торфа с наибольшей глубины. Мы знали, что в болоте цветочная пыльца и остатки растений сохраняются на вечные времена. Профессор Селлинг из Государственного музея в Стокгольме исследует эти образцы под микроскопом и расскажет о флоре острова Пасхи прошлых эпох. Если нам повезет, цветочная пыльца в торфе даст ответ на два вопроса: был ли остров Пасхи покрыт лесом и когда именно южноамериканский пресноводный камыш впервые занесен в кратерное озеро. Но и без того было ясно, что камыш занесен сюда давно,- огромное озеро, размером в полтораста гектаров, покрытое зеленым тотора, напоминало гигантскую плантацию сахарного тростника, посреди которой тут и там попадались коричневые болотца, заваленные погибшим камышом. Двигаться по болоту казалось опасным, однако все это было лишь делом привычки. Местные жители передвигались по нему на протяжении поколений и проложили надежные тропинки к отдельным открытым водоемам. Когда в деревне бывает засуха, они взбираются на этот вулкан и спускаются в глубокий кратер за водой.
Островитяне считали озеро бездонным. Отец Себастьян рассказал, что кто-то спустил в один из открытых водоемов веревочный лот в сто пятьдесят метров, но до дна так и не достал.
Здесь, в глубине вулкана, солнце разбудило нас поздно. Пока мы лежали, а затем раздували огонь для утреннего кофе, к нам уже спустился работавший у Эда бригадир Тепано. Он взял на себя роль проводника, чтобы провести нас по топкому болоту до мест, избранных мною для пробного бурения.
Прежде всего, шагая по пружинившему болоту, нужно было пробраться сквозь густой, как щетина, дремучий лес гигантского камыша высотой со стену обычной комнаты. Сочный и зеленый, он рос на огромных кучах перегноя из отмерших стеблей, и приходилось все время его пригибать, чтобы иметь надежную опору под ногами.
Мы пробрались сквозь эту плотную баррикаду на берегу и увидели перед собой все болото. Словно лоскутное одеяло, пестрело оно всевозможными красками: коричневой, желтой, зеленой, синей и черной. Местами пришлось идти по щиколотку в воде, почва качалась, местами шагали по колено во мху и иле. Вокруг все хлюпало и булькало, и мы чувствовали, что болото затянет ногу, если ее немедленно не вытащить для следующего шага. Там и сям в торфе попадались небольшие трещины, заполненные бурой водой; когда мы прыгали через них, трясина начинала угрожающе колыхаться под ногами. Во многих местах, словно лесные роши, встречались купы гигантского камыша. Один раз, выбираясь из такой рощицы, Тепано, Тур и я провалились в воду, прикрытую плотным слоем плавающей зелени. Тепано заверил нас, что топких болот здесь нет, и тому, кто умеет плавать, ничего не грозит. Вскоре, покрытые грязью и зеленью, мы стали похожи на водяных.
Солнце в этом безветренном котловане так сильно пекло, что даже маленькие открытые болотца с их темной водой манили искупаться. Вода на поверхности была теплой, но глубже - холодной как лед. Тепано умолял не нырять - однажды один островитянин нырнул и больше не вынырнул, заблудившись под трясиной.
Мы не нашли подходящих мест для бурения. Как только начинали бурить, бур проходил сквозь слой торфа в открытую воду. Часто этот слой был в три-четыре метра толщиной и состоял из переплетенного мертвого камыша. Мы замерили глубину водоемов и обнаружили, что она различна, но до дна кратерного озера нам нигде достать не удалось: лот всегда ложился на подводные островки торфа. Тепано рассказал, что открытые озерки никогда не остаются на одном месте, из года в год они перемещаются и меняют очертания - все в этом дьявольском котле находилось в непрерывном движении.
Еще до наступления вечера Тепано отправился назад через гребень кратера, и фотограф пошел вместе с ним. Мы с Туром должны были еще несколько дней оставаться в кратере, чтобы попытаться произвести новые бурения. Теперь мы были знакомы с тайнами болота. По цвету и виду трясины мы научились угадывать, куда лучше ступить ногой.
На следующий день мы перебрались через все болото и на его краю прямо перед собой обнаружили четырехметровую стену, густо поросшую кустарником и вьющейся зеленью. Когда мы взобрались наверх, то очутились на старинной искусственной площадке. Отсюда мы увидели, что вдоль стены кратера террасами поднимаются четыре-пять других таких же стен. Мы начали исследовать стену и нашли несколько низких четырехугольных входных отверстий в подземные каменные жилища, похожие на домики поселения птице-человеков на вершине в Оронго. Значит, мы попали в какие-то древние развалины, о которых не знали даже сами местные жители; во всяком случае, никто о них ни разу не рассказывал приезжим. Множество камней в кладке были украшены наполовину стершимися рельефными и контурными изображениями людей, птиц, сказочных животных, причудливых лиц и магических глаз. Самыми замечательными были изображения двух птице-человеков и четырехногого животного с человеческой головой. Террасы были построены когда-то островитянами, которые возделывали здесь поля, У подножия нижней стены мы взяли пробы торфа.
На четвертый день пребывания в кратере, когда мы сидели и запечатывали расплавленным парафином свои пробирки, к нам опустился капитан и сообщил, что Арне сделал новую находку на Рано Рараку. Он откопал торс огромной статуи, на груди которой оказалось изображение большого камышового судна с тремя мачтами и несколькими парусами, с палубы его тянулась длинная веревка к черепахе, высеченной на животе гиганта.
Мы собрали вещи и вместе с капитаном покинули Рано Као. Тур отправился на развалины к Эду, а я поехал на Рано Рараку. Местные землекопы сияли, когда Арне показывал мне новую находку. Они были полны гордости и благоговения и считали, что это древнее судно, поймавшее изображенную на животе моаи черепаху, принадлежит самому Хоту Матуа. Он приплыл сюда на двух своих кораблях в сопровождении нескольких сот человек, причем корабли эти были столь вместительны, что на борту одного из них сумел спрятаться Орои, злейший враг Хоту Матуа. Правда, теперь на острове нет хону, черепах, но в то время, когда сюда прибыл Хоту Матуа, один из людей был даже ранен большой черепахой, когда пытался ее поймать на берегу в Анакене.
Все островитяне снова наперебой начали рассказывать истории о заслугах своих предков, и мне пришлось выслушать отрывки из хорошо известных легенд о Хоту Матуа, которые отец Руссель и Пэймэстер Томсон записали еще в конце прошлого столетия. Все мы видели, что перед нами не европейский корабль, хотя трудно представить, чтобы древние скульпторы острова Пасхи строили столь крупные многомачтовые суда. Но кто поверил бы, что этот народ создал гигантские фигуры людей высотой с четырехэтажный дом, если б они не были сделаны из камня и не сохранились на вечные времена? Эти неутомимые гении инженерного искусства были не только ваятелями, но и выдающимися мореплавателями, они сумели проложить путь к этому самому уединенному в мире островку, где в течение столетий могли мирно вырубать свои каменные статуи. Если у них был камыш тотора, который они применили для строительства маленьких плотов, то нет ничего удивительного, если они строили из него и большие мореходные плоты.
Первые европейцы, прибывшие на остров Пасхи, не встретили строителей судов, но не увидели и создателей огромных статуй. Европейцы обнаружили только крохотные узкие каноэ, в которых едва могли плавать в тихую погоду два-четыре человека, да еще более мелкие камышовые плоты. Правда, европейцы посетили остров уже в третью эпоху, когда война и раздоры привели к упадку древней культуры, а кровавые усобицы порвали связи между родовыми группами. Люди старались держаться как можно ближе к своим убежищам. Тогда не могло быть и речи о совместной постройке судов. Поэтому наука знает лишь два неказистых типа суденышек на острове Пасхи: маленькое полинезийское открытое каноэ с балансиром, вака ама, и небольшой камышовый плот южноамериканского типа - пора. Оба эти суденышка столь малы, что доплыть на них на отдаленнейший остров мира было совершенно невозможно. Но в легендах местных жителей сохранились описания огромных судов, на которых в эпоху величия их предков совершались дальние путешествия. Отец Руссель слышал в прошлом столетии об огромном судне с носом, подобным лебединой шее, способным вместить четыреста человек. Корма была так же высока, как и нос, и разделена на две обособленные части. Изображения таких камышовых судов мы находим на древних кувшинах в Перу. Но в легендах острова Пасхи говорилось и о других типах древних судов. Отцу Себастьяну рассказывали об огромном судне в виде плоского плота или баржи. Оно называлось вака пое-пое, и мореплаватели отправлялись на нем в далекие путешествия с большим количеством людей на борту.
После того как Эд и Арне обнаружили изображения судов из камыша, мы стали более внимательно изучать все изображения, напоминавшие собой лодку. На статуях и на стене самого карьера мы нашли много таких изображений, на которых отчетливо выделялись отдельные связки камыша. Билль даже нашел рисунок судна с мачтой и четырехугольным парусом. На нижней части низверженной десятиметровой статуи Карл обнаружил изображение камышового судна с мачтой, проходившей сквозь круглый пупок фигуры, а в Оронго Эд увидел фреску судна с тремя мачтами и небольшим круглым парусом на средней из них.
Случилось так, что мы нашли еще более убедительные доказательства того, что подобные крупные суда действительно существовали. Во многих местах острова пролегали широкие мощеные дороги, уходившие прямо в море. Эти загадочные дороги были источником многих фантастических теорий. Они, по мнению некоторых ученых, доказывают, что остров Пасхи представляет собой остаток опустившегося континента. Эти ученые считают, что мощеные дороги продолжаются по морскому дну, и если по ним пройти, то можно достичь развалин затонувшего континента Му. Так писали люди с богатой фантазией до того, как я отправился на остров Пасхи.
Право, почему бы не прогуляться по этим мощеным дорогам? В нашей экспедиции был водолаз, и теперь вместе с ним мы направились к ближайшей мощеной дороге, исчезавшей в глубине океана. Это было неповторимое зрелище: наш водолаз в зеленом скафандре и кислородной маске с хоботом шел по дороге в Му, громыхая по широкой мостовой своими ботинками. В одной руке он держал огненно-красный резервуар с фотоаппаратом, напоминавший корабельный фонарь; изящно помахав другой рукой, он направился с сухой мостовой прямо в море: можете не сомневаться, он найдет дорогу в Му.
Вскоре от водолаза остался на воде лишь кислородный баллон и ноги, затем он совсем скрылся, и лишь появлявшиеся на поверхности пузырьки говорили нам, в каком направлении он передвигался. Было ясно, что водолаз шел в Му не по прямому пути. Воздушные пузырьки бежали то влево, то вправо, затем возвращались назад, а потом шли по кругу и спиралями. Затем над водой показался шлем с хоботом, водолаз хотел посмотреть, где кончается дорога на берегу. Потом он продолжил свое путешествие под водой, пока, наконец, не сдался и не вернулся на берег.
- Что, там нет дорожных указателей?
- Неужели ты не встретил русалку, чтобы спросить дорогу?
На бедного водолаза вопросы сыпались градом.
Он не нашел никакой дороги. Она доходила лишь до кромки воды, дальше шли одни карнизы, камни, кораллы и глубокие трещины, затем подводный склон обрывался вертикально в синюю бездну, и там водолаз увидел несколько огромных рыб.
Мы не очень удивились. Океанографы уже давно произвели бурение дна Тихого океана и установили, что в полинезийской его части суша в эпоху существования человека не поднималась и не опускалась. Я вновь обратился к местным жителям. Никто не знал, для чего служили эти ведущие к морю мощеные дороги. Но у них было слово а п а п а, что значит "разгружать". Оно-то и подтвердило наши догадки. Несомненно, перед нами были места, где причаливали крупные суда. Здесь и происходила разгрузка. Другая такая а п а п а вела в мелкую бухту у подножия большой площади храма на южном берегу. В этой бухте так много валунов, что древним мореплавателям пришлось расчистить широкий канал для того, чтобы суда могли подходить к причалу. А посреди мелкого канала в воде лежали три огромных красных парика. Две из этих колоссальных глыб располагались близко друг от друга и, вероятно, были доставлены на одном судне или же на самой корме и самом носу двух следовавших один за другим огромных кораблей. Это было первым доказательством, что скульпторы доставляли части тяжелых статуй морским путем -- вдоль побережья острова. Теперь мы убедились, что у них действительно были суда, поднимавшие до двадцати тонн или около двухсот человек без груза. Позднее мы нашли доказательство того, что отдельные статуи были доставлены морским путем и спущены на сушу в тех местах, где с таким тяжелым грузом мог причалить лишь широкий плоский плот из камыша или бревен.
Пока шаг за шагом прояснялась картина морских подвигов, совершавшихся в прошлом, четверо стариков занимались на Рано Рараку камышом тотора. Когда камыш высох, каждый из них быстро сделал свою маленькую пора.
При помощи креплений они сделали пора острой и изогнутой на конце - по форме лодка напоминала огромный клык. Я с интересом наблюдал, как старики шли к озеру, неся каждый свое суденышко. Зрелище это было тем более своеобразным, что их изделия представляли собой точную копию одноместной лодки, какой в течение столетий пользовались жители прибрежной полосы в Перу. Даже делали ее из того же самого южноамериканского пресноводного камыша.
Затем все четверо приступили к постройке более крупной лодки. И тогда Тимотео стал уверенно руководить работой. Остальные трое во всем подчинялись его приказам. Это было настолько очевидным, что я поинтересовался причиной и узнал, что Тимотео старший и только он знает, как должна выглядеть лодка. Этот ответ меня несколько удивил, и лишь спустя некоторое время я начал понимать, в чем здесь дело.
Когда сделанная в виде каноэ двухместная лодка была спущена на воду в Анакене, она поразительно напомнила мне камышовые лодки с озера Титикако. Единственное различие заключалось в том, что нос и корма были вытянуты в виде длинного острия, наклонно поднимавшегося над водой, как на древнейших камышовых лодках в Перу. Два старших брата сели в лодку, каждый со своим веслом, и поплыли в открытое море. Камышовая лодка легко перепрыгивала через высокие пенящиеся волны прибоя. Она взвивалась над водой, подобно надувному матрацу, а сидевшие на ней гребцы были совершенно сухими. Два других брата бросились в волны на своих одноместных п о р а и смело отдались во власть океана. Каждый из них лежал грудью и животом на широком конце своего огромного клыка и плыл по волнам, гребя руками и ногами. Двухместная лодка преодолевала волны столь легко и уверенно, что когда она возвратилась из пробной поездки, в нее сели все четверо братьев и, гребя четырьмя веслами, направились в бушующий океан.
Отец Себастьян, староста и я стояли на берегу. Все мы были одинаково восхищены и очарованы. Позади нас над палатками возвышалась гигантская статуя длинноухих, но староста видел сейчас лишь золотистое суденышко с четырьмя гребущими в такт людьми. На глазах у него появились слезы, но он все смотрел и смотрел вдаль.
- О таких лодках рассказывали деды, но увидеть их нам довелось впервые. Предки стали нам как-то ближе,- сказал он.- Я чувствую это вот здесь,- взволнованно добавил он, ударяя себя кулаком в грудь.
Когда двухместная лодка с четырьмя пассажирами возвратилась назад, один из наших самых здоровенных парней забрался к ним на корму, но суденышко по-прежнему держалось на поверхности. Если маленькая камышовая лодка могла поднять пятерых взрослых людей, то что могло помешать древним инженерам нарезать в трех кратерах острова достаточное количество камыша для постройки больших судов?
Отец Себастьян был страшно возбужден. Старые жители острова рассказывали ему об этих удивительных лодках, но лишь теперь он понял, что они имели в виду. Он вспомнил, что ему показывали изображение такого судна в одной из пещер на Поике.
-Это рыбацкая лодка,- оказал староста.- Подумайте только, какие лодки имели древние короли, отправляясь в дальние странствия!
Я спросил его, могли ли суда таких размеров ходить под парусами, и, к моему удивлению, он ответил, что на них были паруса из камышовых циновок. Староста вновь поразил меня, когда спокойно принялся чертить на песке такой парус с вертикальными полосками, изображавшими стебли камыша. Он объяснил, что изготовить его было нетрудно, надо класть стебли камыша рядом и скреплять их вместе, как это делал недавно Доминго, изготовляя для меня циновку.
Я знал, что на лодках из т о т о р а на озере Титикако до сих пор применяются паруса из камыша, с той лишь разницей, что стебли располагают поперек мачты, а не вдоль ее.
- Откуда тебе известно, что парус делали из камыша?- удивился я.
- О, дон Педро многое знает,- ответил он с гордой и лукавой улыбкой.
Это было в те дни, когда Эстеван еще носил мне драгоценные вещи из пещеры, а Ласарус принес первую голову из камня. Ласарус очень увлекся и принялся рассказывать даже, что, помимо других вещей, в пещере есть маленькие кораблики из камня. Некоторые из них похожи на те суда, какие спустили на воду братья Пакарати.
Услышав это, я вспомнил, что жена Эстевана просила его узнать, не желаю ли я получить из пещеры какую-нибудь определенную вещь, и поэтому на всякий случай я попросил Эстевана узнать у нее, не даст ли она мне из своей пещеры такую "лодку". Эстеван широко раскрыл глаза, но как только окончился рабочий день, поскакал в деревню. Посреди ночи он явился ко мне и принес в мешке пять чудесных скульптур. Первая, которую он бережно достал из сухих банановых листьев, была маленькой моделью камышового суденышка, выполненной в виде серпа. Он добавил, что, по словам жены, в пещере есть еще более красивая модель - с хорошими креплениями, высокая, заостренная с обоих концов, к тому же украшенная на носу и корме головами богов.
Слушая его, я нервничал, потому что в ту же самую ночь должны были прийти Ласарус и староста, чтобы вместе со мной обойти вокруг того места, где лежал кит. Когда Эстеван скрылся в темноте, я еще не знал, что его жена, напуганная аку-аку, надолго откажется давать ему что-нибудь для меня.
В эту ночь Ласарус не смог выбраться и принести мне какую-нибудь лодку. Когда они со старостой возвратились в полночь после магической церемонии к своим друзьям, спящим в пещере Хоту Матуа, староста не сомкнул глаз, наблюдая загадочные огоньки и прочие знамения.
Но в следующую ночь после того, как были найдены все киты, Ласарус воспользовался случаем и прокрался мимо спящих друзей. Один из них проснулся и быстро поджал под себя ноги - островитянин считает дурной приметой, если через него перешагнут. Когда он спросил Ласаруса, куда тот направляется, последний ответил, что идет по естественным надобностям. Но за скалой его ждал оседланный конь, и он поскакал в пещеру в Ханга-о-Тео.
Рано утром Ласарус просунул в мою палатку мешок, а затем вполз сам. Он присел на корточки и гордо вытащил из мешка модель одноместной пора с креплениями, сделанной из камня в виде клыка. Затем появились похожее на крокодила чудовище и изящная красная каменная чаша с тремя человеческими головами, по краю. Он рассказал, что в пещере остались еще три кораблика, но ни один из них не похож на лодку Тимотео так, как этот.
Ласарус получил за все принесенное щедрое вознаграждение, и я попросил его захватить в следующий раз из пещеры остальные лодки, что он сделал через три ночи. Одна из лодок была моделью настоящего корабля с широкой палубой и высоко поднятым носом и кормой. Было видно, что как палуба, так и борты делались из скрепленных толстых связок камыша. Другое судно, широкое и плоское,- вака п о е-п о е - напоминало плот или баржу. Оно имело вырубленную из камня мачту, парус и два непонятных купола рядом друг с другом в передней части палубы. Третья лодка не походила даже на судно, она скорее напоминала удлиненное блюдо, но на ней были нанесены полоски, обозначавшие камыш, а посредине оставалось отверстие для мачты. В углублениях с внутренней стороны на носу и на корме лежали странные головы, устремив взор на это отверстие. У одной из них были огромные раздутые щеки и сложенные трубочкой и губы, как будто это "ангел" дул в парус. С наружной стороны волосы его слились воедино с камышом. Скульптура была древней, а ее мотив и стиль совершенно чужды острову Пасхи.
Я спросил Ласаруса о принесенных фигурках, но он лишь развел руками: камни как камни - вот и все. В пещере оставалось еще много удивительных вещей. Он нарушил табу, но никакого несчастья не случилось. И потому он возьмет меня в пещеру, как только уйдет военный-корабль, лишь при условии, что никто об этом не узнает.
Староста еще ничего мне не принес, кроме своих вечно повторявшихся деревянных фигурок. В последний вечер, накануне отхода корабля, я позвал его к себе в палатку. Это был мой последний шанс. Военный корабль покинет остров, староста уедет на нем, а ведь никто, кроме него, даже жена, не знает, где находится вход в его тайную пещеру.
Я приготовился сделать старосте приятный сюрприз, отчасти из эгоистических соображений: рассчитывая, что он пожелает ответить мне тем же, отчасти из благодарности за все то, что он сам сделал.
Когда он вошел в палатку, я прикрутил фитиль до полумрака, опустил стены палатки и наклонился к нему.
Мне сразу показалось, что волосы у него начинают подниматься, он предчувствовал, что должно произойти нечто таинственное.
Я рассказал, что, по словам моего аку-аку, староста кое в чем нуждается для своей первой поездки в Чили, и теперь я хочу последовать совету своего аку-аку. С этими словами я подарил ему свой самый красивый чемодан, в который сложил дорожный плед, простыню, полотенце, теплый свитер, две пары новых брюк хаки, две рубашки, кучу галстуков, носки, носовые платки, ботинки и всевозможные предметы туалета от расчески и мыла до зубной щетки и бритвенного прибора. Затем он получил рюкзак, полный кухонной утвари, и походное снаряжение, чтобы он мог снять комнату и сам себя обслуживать, множество пачек его любимых сигарет и бумажник с чилийскими песо, чтобы он мог прожить несколько месяцев в большом незнакомом мире. В качестве прощального подарка для своей жены он получил одно из лучших платьев Ивонны и различные игрушки для детей. Последним, я вытащил чучело детеныша-каймана, или южноамериканского крокодила, длиной с фут, которое один негр в Панаме навязал мне за небольшие деньги. Эстеван и Ласарус принесли мне из своих родовых пещер такие же фигурки из камня.
Кайман отражен в хорошо известной на острове резьбе по дереву под названием м о к о. Во всей Полинезии он считается легендарным сказочным животным, хотя единственными похожими на него существами на островах Южных морей являются малюсенькие ящерицы. Многие поэтому думали, что легендарный кайман острова Пасхи - лишь воспоминание о тех кайманах, которых древние мореплаватели встречали на тропическом побережье Южной Америки.
Я протянул маленькое чучело старосте и сказал, что оно может сторожить его пещеру, пока сам он будет находиться на материке.
По мере того как появлялись подарки, староста все более и более возбуждался, зубы его блестели, а глаза готовы были выскочить из своих орбит. Он взволнованно прошептал, что у него в пещере есть каменная фигурка этого животного и он хочет принести ее мне. В конце концов, он почти лишился дара речи, обеими руками потряс мне руку, все время повторяя, что мой аку-аку "муй буэно, муй, муй, муй буэно". Не помня себя от счастья, выполз он из палатки и позвал своего верного друга Ласаруса помочь ему отнести вещи к лошадям. Была уже темная ночь. Оба они рысью направились к селению, чтобы присоединиться к остальным островитянам.
Тайна пещер осталась путаной и неразрешенной загадкой, а широкоплечий гигант около палаток после семнадцатого дня работы все еще находился в наклонном положении и униженно прятал нос в груду камней, когда долина Анакены вновь опустела, Длинноухие отправились домой, чтобы приготовиться к завтрашнему рабочему дню и празднику, а мы покинули палатки и перешли на борт своего судна, сиявшего свежей краской и готового выйти в море навстречу "Пинто".
 Из тайных родовых пещер были извлечены самые удивительные фигурки, которых никто не видел, кроме их законного наследственного владельца. На фото видим: животное с головой человека; лицо с бородой; кит, покоящийся на шести шарах, на спине его помещены камышовый домик и типичный, для острова Пасхи, очаг; женщина держащая на плечах на веревке рыбу; голова в профиль....
**********
Впервые в Интернет на "A'propos" - сентябрь, 2009 г. 
|
