Элизабет Гаскелл Пер. с англ. Валентина Григорьева
Редактор: Елена Первушина Жены и дочери
Часть IV Глава XXXV
Материнские маневры Мистер Гибсон не пришел домой к ужину - вероятно, его задержал какой-нибудь пациент. Подобные задержки не были для него редкостью; но миссис Гибсон довольно редко спускалась в столовую и сидела с мужем, пока он ел оставленный для него ужин, вернувшись на час или два позже обычного. Обычно она предпочитала большое, удобное кресло или уголок дивана наверху в гостиной, и очень редко бывало, чтобы она позволила Молли воспользоваться привилегией, которой пренебрегала сама. Молли с радостью спускалась бы вниз и составляла компанию отцу каждый вечер, когда ему приходилось ужинать в одиночестве; но ради мира и спокойствия она не уступала этим своим желаниям.
Миссис Гибсон устроилась у камина в столовой и терпеливо ждала благоприятного момента, когда мистер Гибсон, удовлетворив свой здоровый аппетит, отвернется от стола и займет место рядом с ней. Она поднялась и с непривычным вниманием подвинула вино и стаканы, чтобы он мог выпить, не вставая со стула.
- Ну вот! Вы удовлетворены? У меня есть для вас потрясающая новость, - сказала она, когда все было убрано.
- Чего-то подобного я ждал, - сказал он, улыбаясь. - Ну, начнем!
- Роджер Хэмли заезжал днем, чтобы попрощаться.
- Попрощаться!? Он уехал? Я не знал, что он уезжает так скоро! - воскликнул мистер Гибсон.
- Да. Не беспокойтесь, дело не в этом.
- Ну расскажите мне. Он уже покинул графство? Я хотел повидаться с ним.
- Да, да. Он передал вам привет, сожаление и все, что говорится в таких случаях. Теперь позвольте мне продолжить мой рассказ: он застал Синтию одну, сделал ей предложение, и она приняла его.
- Синтия? Роджер сделал ей предложение, и она приняла его? - медленно повторил мистер Гибсон.
- Да, разумеется. А почему бы нет? Вы говорите так, словно это вас очень удивляет.
- Неужели? Но я удивлен. Он замечательный молодой человек, и я желаю Синтии счастья. Вы довольны? Это будет очень долгая помолвка.
- Возможно, - многозначительно ответила она.
- Во всяком случае, его не будет два года, - заметил мистер Гибсон.
- За два года многое может случиться, - сказала она.
- Вот именно! Ему придется много раз рисковать, подвергаться опасностям, и вернется он не с теми возможностями, чтобы содержать жену, с которыми уезжал.
- Я не согласна, - ответила она игривым тоном, как тот, кто превосходно осведомлен. - Маленькая птичка начирикала мне, что жизнь Осборна в опасности; и тогда… кем станет Роджер? Наследником поместья.
- Кто рассказал вам об Осборне? - спросил он, поворачиваясь к ней лицом и пугая ее своей внезапной суровостью в голосе и манерах. Казалось, будто из его черных, мрачных глаз вылетает огонь. - Кто вам сказал, я спрашиваю?
Она сделала слабую попытку вернуться к прежней игривости.
- Вы станете это отрицать? Разве это не так?
- Я еще раз спрашиваю вас, Гиацинта, кто сказал вам, что жизнь Осборна Хэмли находится в большей опасности, чем моя… или ваша?
- О, не пугайте меня. Моя жизнь вне опасности, я уверена, как и ваша, мой дорогой, я надеюсь.
Он раздраженно махнул рукой и сбросил стакан со стола. Она была признательна за то, что его внимание отвлеклось, и занялась собиранием осколков:
- Осколки стекла так опасны, - произнесла миссис Гибсон. Но вздрогнула от резкого голоса мужа, показавшегося ей незнакомым.
- Забудьте о стекле. Я снова спрашиваю вас, Гиацинта, кто рассказал вам о состоянии здоровья Осборна Хэмли?
- Я не желаю ему вреда, и смею сказать, он в очень добром здравии, как вы говорите, - прошептала она наконец.
- Кто рассказал…? - начал он снова, тверже, чем прежде.
- Что ж, если вы знаете и поднимаете столько шума из-за этого, - сказала она, доведенная до крайности, - это были вы сами… вы или доктор Николс, я забыла, кто именно.
- Я никогда не говорил с вами на эту тему, и полагаю, что и доктор Николс тоже. Вам лучше сказать мне сразу, на что вы намекаете, поскольку я настроен выяснить это прежде, чем мы выйдем из комнаты.
- Лучше бы мне не выходить больше замуж, - произнесла она, плача и оглядывая комнату в тщетных поисках мышиной норки, чтобы там спрятаться. Затем, словно вид двери в кладовую придал ей смелости, она повернулась к нему лицом.
- Вам не следует так громко говорить о ваших врачебных тайнах, если вы не хотите, чтобы их услышали. Мне пришлось пойти в кладовую в тот день, когда у нас был доктор Николс; кухарке понадобился кувшинчик джема, и она остановила меня как раз в ту минуту, когда я собиралась уйти… уверяю вас, я не испытывала удовольствия, потому что я ужасно боюсь липких перчаток… все для того, чтобы у вас был приятный ужин.
Казалось, она снова собиралась заплакать, но он жестом показал ей продолжать, просто сказав:
- Так! Полагаю, вы подслушали наш разговор?
- Немного, - пылко ответила она, почти с облегчением от того, что ей помогли высказать вынужденное признание. - Только пару фраз.
- И каких? - спросил он.
- Ну, вы что-то сказали, а доктор Николс ответил: "Если у него аневризма аорты, его дни сочтены".
- Так, что еще?
- Да, вы сказали: "Дай Бог, чтобы я ошибся. Но на мой взгляд, у него довольно явные симптомы".
- Как вы узнали, что мы говорим об Осборне Хэмли? - спросил он, вероятно, надеясь сбить ее со следа. Но как только она поняла, что он опускается до ее уровня уловок, она набралась мужества и сказала совершенно иным тоном, противоположным ее обычной трусливой манере.
- Ах, да. Я услышала, как вы оба упоминали его имя до того, как я начала слушать.
- Значит вы признаете, что подслушали?
- Да, - ответила она, немного смешавшись.
- Скажите, как вы смогли так точно запомнить название болезни, о которой мы говорили?
- Потому что я пошла… не сердитесь, я в самом деле не вижу вреда в том, что сделала…
- Не умаляйте гнев. Вы пошли…
- В кабинет и выяснила. Почему я не могла это сделать?
Мистер Гибсон не ответил, не взглянул на нее. Его лицо было бледным, лоб нахмурен, а губы сжаты. Наконец, он поднялся, вздохнул и произнес:
- Что ж! Полагаю, что стряпаешь, то и должен печь.
- Я не понимаю, что вы имеете в виду, - она надула губы.
- Возможно, нет, - ответил он. - Я думаю, то, что вы услышали случайно, заставило вас изменить свое отношение к Роджеру Хэмли? Я заметил, что в последнее время вы стали с ним намного вежливее.
- Если вы имеете в виду, что он начал мне нравиться столь же сильно, как Осборн, то вы очень ошибаетесь. Нет не начал, хотя он сделал предложение Синтии и будет моим зятем.
- Расскажите мне все по порядку. Вы подслушали… я признаюсь, что мы говорили именно об Осборне, хотя у меня будет что сказать об этом чуть позже… а потом, если я правильно вас понимаю, вы изменили свое отношение к Роджеру, и он стал более желанным гостем в этом доме, чем прежде, вы стали относиться к нему как к следующему наследнику поместья Хэмли?
- Я не знаю, что вы имеете в виду под "следующим".
- Пойдите в кабинет и посмотрите в словаре, - произнес он, впервые теряя терпение за время разговора.
- Я знала, - ответила она сквозь слезы и рыдания, - что Роджер влюбился в Синтию - любой мог это заметить. И поскольку Роджер всего лишь младший сын, без профессии, без денег, кроме стипендии, я подумала, что будет правильным не поощрять его, так поступил бы любой, у кого есть крупица здравого смысла. Более нескладного, более простого, неуклюжего, глупого юноши я никогда не видела… чтобы называться "знатным наследником", я имею в виду.
- Берегитесь - вам придется взять свои слова назад, когда вы представите, что в один прекрасный день он станет владельцем Хэмли.
- Нет, не придется, - сказала она, не уловив точный смысл его слов. - Вы сейчас раздражены, потому что он влюблен не в Молли. И я называю это несправедливым и нечестным отношением к моей бедной девочке, выросшей без отца. Я всегда старалась содействовать интересам Молли, как будто она моя собственная дочь.
Мистер Гибсон был слишком безразличен к подобному обвинению, чтобы обращать на него внимание. Он вернулся к тому, что было для него важнее.
- Вопрос, который я хочу прояснить, следующий. Вы изменили или не изменили свое отношение к Роджеру после того, как подслушали мой профессиональный разговор с доктором Николсом? Разве с тех пор вы не одобряли его ухаживание за Синтией, вынеся из того разговора мысль, что у него есть отличная возможность унаследовать Хэмли?
- Думаю, да, - мрачно ответила она. - И если я так поступила, в чем не вижу вреда, почему меня расспрашивают так, словно я на трибуне для дачи свидетельских показаний. Он влюбился в Синтию задолго до того разговора, и она тоже сильно полюбила его. Не мне было переходить дорогу истинной любви. Я не понимаю, как еще мать может показать свою любовь к дочери, если не обратить случайные обстоятельства в ее пользу. Возможно, Синтия могла бы умереть, если бы ей перечили в любви. Ее бедный отец был болезненным человеком.
- Разве вы не знаете, что все медицинские разговоры конфиденциальны? Что для меня будет самым бесчестным поступком, если я стану выдавать секреты, которые узнаю в силу своей профессии?
- Да, конечно.
- А разве мы с вами не одна плоть? Вы не можете совершить бесчестный поступок без того, чтобы на меня не пало обвинение в бесчестии. Если для меня ужасным бесчестием является выдача профессиональной тайны, то что же будет, если я воспользуюсь этим знанием?
Ему с трудом удавалось сохранять спокойствие, так как подобное коварство нестерпимо его возмущало.
- Я не знаю, что вы имеете в виду под словом "воспользоваться". Я бы никогда не воспользовалась влюбленностью дочери. Я думала, что вы скорее обрадуетесь тому, что удачно выдадите Синтию замуж и избавитесь от нее.
Мистер Гибсон встал и прошелся по комнате, держа руки в карманах. Пару раз он начинал говорить, но замолкал от раздражения, не в состоянии продолжить.
- Я не знаю, что вам сказать, - произнес он наконец. - Вы не можете и не поймете, что я имею в виду. Я очень рад, что Синтия живет здесь. Я оказал ей радушный прием и искренне надеюсь, что она будет считать этот дом своим, как и моя собственная дочь. Но в будущем я должен присматривать за дверями и запирать их на двойной замок, если я так глуп, что… Тем не менее, это в прошлом; мне остается, насколько в моих силах, предотвратить повторение подобного в будущем. Теперь давайте послушаем, как обстоят дела в настоящем.
- Не думаю, что я должна рассказывать вам об этом. Это секрет, такой же, как ваши тайны.
- Очень хорошо. Вы рассказали мне достаточно, чтобы я действовал, что я несомненно и сделаю. Только на днях я обещал сквайру известить его, если что-либо заподозрю… любой роман или затруднительное положение, пусть даже менее всего похожее на помолвку, между его сыновьями и нашими девочками.
- Но это не помолвка. Он не позволит этого. Если вы только послушаете меня, я смогу вам все объяснить. Я только надеюсь, что вы не поедете и не расскажете всем и сквайру. Синтия так просила, чтобы об этом никто не знал. Только моя несчастная откровенность довела меня до этой неприятности. Я никогда не могла утаить секрет от тех, кого люблю.
- Я должен рассказать сквайру. Я не буду упоминать об этом при ком-либо еще. И вы в самом деле думаете, что подслушивание и умалчивание согласовались с вашей обычной откровенностью? Я мог бы тогда рассказать вам, что мнение доктора Николса решительно отличается от моего, и что он полагает, что расстройство, о котором я консультировался с ним от имени Осборна, было просто временным. Доктор Николс рассказал бы вам, что Осборн, как и любой другой мужчина, может жить, жениться и породить детей.
Если говоря эти слова, мистер Гибсон и использовал некую хитрость, то для того, чтобы скрыть свое собственное мнение, миссис Гибсон была недостаточно прозорлива, чтобы это понять. Известие ее потрясло, и мистер Гибсон наслаждался ее смятением; оно вернуло его в прежнее расположение духа.
- Давайте предвидеть эту неудачу, я вижу, вы ее таковой считаете, - сказал он.
- Нет, не совсем неудачей, - ответила она. - Но конечно, если бы я знала мнение доктора Николса… - она заколебалась.
- Вы поняли, насколько полезно всегда советоваться со мной, - продолжил он серьезно. - Но Синтия обручилась…
- Не обручилась, я уже говорила вам. Он не позволит ей считать себя помолвленной.
- Что ж, она втянута в роман с юношей двадцати трех лет, у которого ничего нет, кроме стипендии и шанса унаследовать обремененное поместье, не имеющим профессии и вынужденным провести два года за границей. Я должен завтра же пойти и рассказать обо всем его отцу.
- О боже! Прошу скажите, что если ему это не понравится, ему достаточно только высказать свое мнение...
- Не думаю, что вы должны действовать без Синтии. И если я не ошибаюсь, Синтия проявит довольно сильную волю в этом деле.
- О, я не думаю, что она сильно его любит. Она не из тех, кто способен на глубокие чувства, и она не принимает все близко к сердцу. Но, конечно, никто не будет действовать неожиданно, два года отсутствия дают уйму времени, чтобы отказаться.
- Но несколько минут назад нам грозили чахотка и ранняя смерть Синтии, если ее чувствам станут мешать.
- О, дорогой мой, как вы помните все мои глупые слова! Вы знаете, это возможно. Бедный мистер Киркпатрик страдал чахоткой, и Синтия могла ее унаследовать, а огромное горе может взрастить скрытые семена. Временами я так боюсь за нее. Но смею сказать, это невозможно, поскольку я не думаю, что она принимает все близко к сердцу.
- Тогда, действуя от имени Синтии, я вполне свободно могу отказаться от этого романа, если сквайр его не одобрит?
Этот вопрос поставил миссис Гибсон в тупик.
- Нет! - сказала она наконец. - Мы не должны отказываться. Я уверена, Синтия не откажется. Особенно, если она думает, что другие действуют от ее имени. И он очень сильно влюблен в нее. Как бы я хотела, чтобы он был на месте Осборна.
- Сказать вам, как бы я поступил? - спросил мистер Гибсон вполне серьезно. - К чему бы это ни привело, двое молодых людей любят друг друга. Он - замечательный молодой человек, лучший из всех; она - прелестная, живая, милая девушка. Отцу молодого человека нужно рассказать, и, скорее всего, он будет шуметь и возражать, поскольку нет сомнений в том, что они совершили опрометчивый поступок. Но позволим им быть непоколебимыми и терпеливыми, и лучшего удела не нужно ждать молодой девушке. Мне бы только хотелось, чтобы Молли посчастливилось встретить такую же любовь.
- Я подыщу кого-нибудь для нее. Я постараюсь, не сомневайтесь, - сказала миссис Гибсон, почувствовав облегчение от того, что он сменил тон.
- Не стоит. Это единственное, что я вам запрещаю. Я не буду никого "подыскивать" для Молли.
- Ну, не сердитесь, мой дорогой! Вы знаете, как я испугалась, когда вы стали сердиться.
- Это было бы бесполезно! - заметил он мрачно, вставая, и обрывая разговор.
Его жена была только рада сбежать.
Семейная беседа не удовлетворила ни одного из супругов. Мистер Гибсон вынужден был посмотреть в лицо фактам и признать, что его жена предпочла руководствоваться правилами, далекими от тех, которых он придерживался всю свою жизнь, и которые надеялся привить своей дочери. Он был возмущен сильнее, чем показывал. Однако он упрекал прежде всего себя, и поэтому не высказывал возмущения открыто, не позволяя чувству недоверия и недовольства своей женой вырасти в душе настолько, что оно распространилось бы на ничего не подозревавшую Синтию, ошарашив ее внезапной суровостью. Но как бы там ни было, войдя следом за женой в гостиную он серьезно поздравил изумленную падчерицу.
- Мама рассказала вам? - спросила она, бросив на мать возмущенный взгляд. - Это не совсем помолвка, все присутствующие поклялись сохранить тайну, мама была среди них.
- Но, моя дорогая Синтия, ты не могла ожидать… тебе ведь не хотелось, чтобы я сохранила эту тайну от мужа? - умоляюще спросила миссис Гибсон.
- Нет, возможно, нет. Во всяком случае, сэр, - ответила Синтия, с сердечной искренностью, - я рада, что вы узнали обо всем. Вы всегда были мне самым добрым другом, и, думаю, я рассказала бы вам сама, но мне не хотелось об этом упоминать. Прошу вас, это должно остаться тайной. На самом деле, это нельзя назвать помолвкой… он... - (она покраснела и сверкнула глазами от иносказательности слова, которое намекало, что в настоящий момент единственно "он" присутствует в ее мыслях), - он бы не позволил мне связывать себя каким-либо обещанием до его возвращения.
Мистер Гибсон строго посмотрел на нее, не отвечая на ее взгляды, так как ее манеры сейчас невольно напоминали ему манеры матери. Потом он взял ее за руку и произнес решительно:
- Я надеюсь, ты достойна его, Синтия, потому что ты завоевала приз. Я никогда не знал сердца вернее и надежнее, чем у Роджера. Я знал его мальчиком и мужчиной.
Молли казалось, что ее названная сестра могла бы вслух поблагодарить отца за признание достоинств того, кто уехал. Но Синтия немного надула губы, прежде чем улыбнуться.
- Ваши слова совсем не лестны, верно, мистер Гибсон? - спросила она.
- Полагаю, он считает меня достойной, и если вы такого высокого мнения о нем, вы должны уважать его суждение обо мне.
Если она надеялась вызвать его на комплимент, то ее ждало разочарование, поскольку мистер Гибсон с отсутствующим видом отпустил ее руку и сел в мягкое кресло у камина, всматриваясь в угли, словно надеялся прочитать в них будущее. Молли увидела, как глаза Синтии наполнились слезами, и последовала за ней в другой конец комнаты, куда та ушла искать какие-то рабочие материалы.
- Милая Синтия, - все, что она сказала, но сжала ей руку, пытаясь помочь в поисках.
- О, Молли, я так люблю твоего отца. Отчего он так говорил со мной сегодня?
- Я не знаю, - ответила Молли, - возможно, он устал.
От дальнейшего разговора их оторвал мистер Гибсон. Он стряхнул с себя задумчивость и теперь обратился к Синтии.
- Я надеюсь, ты не будешь считать это нарушением доверия, Синтия, но я должен рассказать сквайру о… о том, что произошло сегодня между тобой и его сыном. Я связан обещанием. Он боялся - я тоже скажу тебе правду - он боялся - (ударение на последнем слове), - что нечто подобное может возникнуть между его сыновьями и вами обеими. Только на днях я заверил его, что ничего подобного не существует. И я сказал, что сообщу ему сразу, как замечу какие-нибудь признаки.
Синтия выглядела недовольной.
- Единственно, что я требую, - секретности.
- Но почему? - спросил мистер Гибсон. - Я понимаю, что в нынешних обстоятельствах ты не хочешь предавать это огласке. Но как же друзья с обеих сторон! Разумеется, ты не можешь возражать против этого?
- Нет, возражаю, - ответила Синтия. - Если ничего нельзя поделать, я бы не хотела, чтобы кто-либо знал.
- Я почти уверен, что Роджер расскажет своему отцу.
- Нет, не расскажет, - сказала Синтия. - Я взяла с него обещание и считаю, что он из тех, кто уважает обещания, - она взглянула на мать, которая, чувствуя себя в немилости у мужа и у дочери, придерживалась благоразумного молчания.
- Ну, во всяком случае, он несомненно будет красноречивее и убедительней, поэтому я дам ему шанс. Я не поеду в Хэмли Холл до конца недели. До этого времени он может написать и рассказать обо всем своему отцу.
Синтия сдержала первые слова, готовые сорваться с языка. Затем произнесла со слезами на глазах:
- Обещание мужчины выше желания женщины, так?
- Я не вижу причины, почему не стоит этого делать.
- Вы поверите в мои причины, когда я скажу вам, что если все станет известно, это причинит мне огромные страдания? - она произнесла это таким умоляющим тоном, что если бы мистер Гибсон не был недоволен и раздражен предыдущим разговором с ее матерью, он должно быть, уступил бы ей. Но поскольку этого не произошло, он холодно произнес:
- Рассказать отцу Роджера не значит предать огласке. Мне не нравится это непомерное желание оставить все в тайне, Синтия. Мне кажется, что за этим скрывается что-то...
- Пойдем, Молли, - внезапно сказала Синтия. - Давай споем тот дуэт, которому я тебя научила. Это лучше, чем вести подобные разговоры.
Это был веселый французский дуэт. Молли пела его невнимательно, с тяжестью на сердце; но Синтия пела его с воодушевлением и видимой веселостью. Только под конец она разразилась слезами и взлетела вверх по лестнице в собственную комнату. Молли, больше ни на что не обращая внимание - ни на отца, ни на слова миссис Гибсон - последовала за ней и обнаружила, что дверь ее комнаты заперта, и в ответ на все свои просьбы позволить войти, она слышала всхлипывания и рыдания Синтии.
Прошло более недели после описанных выше событий, прежде чем мистер Гибсон нашел время заехать к сквайру; он искренне надеялся, что его обгонит письмо Роджера из Парижа, в котором тот обо всем расскажет своему отцу. Но с первого взгляда доктор понял, что сквайр не слышал ничего необычного, что могло бы нарушить его спокойствие. Он выглядел лучше, чем все прошедшие месяцы: в его глазах светилась надежда; лицо было окрашено здоровым румянцем, частично из-за возобновившихся прогулок на свежем воздухе для контроля за дренажными работами, и частично из-за радости, которую ему недавно доставил Роджер, - все это заставляло кровь в его жилах бежать быстрее. Ему не хватало Роджера, это правда, но всякий раз, когда печаль расставания слишком тяжело давила на него, он наполнял трубку табаком и выкуривал ее за долгим, неспешным и размеренным перечитыванием письма лорда Холлингфорда, каждое слово из которого он знал наизусть. И выражения, в которых он, притворяясь для себя, сомневался, давали ему лишний повод просматривать похвалы сыну. Покончив с приветствием, мистер Гибсон сразу перешел к делу.
- Есть новости от Роджера?
- О, да. Вот его письмо, - сказал сквайр, принеся свой черный, кожаный ящик, в котором письмо Роджера лежало среди других бумаг различного содержания.
Мистер Гибсон прочел его, одним беглым взглядом уверившись, что в нем нет упоминания о Синтии.
- Хм! Я вижу он не упомянул об одном очень важном событии, которое произошло перед его отъездом, - произнес мистер Гибсон, ухватившись за первые слова, что пришли ему на ум. - С одной стороны я понимаю, что нарушаю доверие, но я собираюсь сдержать обещание, которое дал в мой последний визит сюда. Я нахожу, что случилось… случилось нечто, чего вы опасались… вы понимаете… между ним и моей приемной дочерью, Синтией Киркпатрик. Он заезжал к нам попрощаться, пока ждал отправления экипажа на Лондон, застал ее одну и поговорил с ней. Они не называют это помолвкой, но, разумеется, оно так и есть.
- Верните мне письмо, - произнес сквайр неестественным голосом. Он снова прочел его, словно ранее не усвоил его содержание, и словно в нем остались несколько предложений, которые он проглядел.
- Нет! - произнес он наконец со вздохом. - Он ничего не пишет об этом. Сыновья могут играть с отцами в доверительность, но они многое скрывают.
Казалось, сквайр больше разочарован тем, что получил известие не из уст Роджера, нежели недоволен самим известием, подумал мистер Гибсон. Но он дал ему время собраться с мыслями.
- Он не старший сын, - продолжил сквайр, как будто разговаривал с самим собой. - Но это не та партия, которую я задумал для него. Как это случилось, сэр, - сказал он, внезапно набрасываясь на мистера Гибсона, - что в последний раз, когда вы были здесь, вы сказали, что между моими сыновьями и вашими девочками ничего нет? Должно быть, это продолжалось все это время!
- Боюсь, так оно и было. Но я ничего не знал, как наивное дитя. Я услышал об этом только вечером того дня, когда уезжал Роджер.
- А это было неделю назад, сэр. Что заставляло вас молчать?
- Я думал, что Роджер сам вам расскажет.
- Это говорит о том, что у вас нет сыновей. Большая половина их жизни неизвестна отцам. Вот Осборн здесь, мы живем вместе… иначе говоря, мы вместе обедаем, спим под одной крышей… и еще… Что ж! Что ж! Жизнь такова, какой ее делает Бог. Вы говорите, это еще не помолвка? Но интересно, что мне делать? Надеяться на то, что мой сын разочаруется в том глупом поступке, на который он решился… как раз тогда, когда он помогает мне. Это глупо, не правда ли? Я спрашиваю вас, Гибсон, вы должны знать эту девочку. Предполагаю, у нее не столь много денег?
- Ей выплачиваются пожизненные проценты ее матери, около тридцати фунтов в год.
- Вот так так! Хорошо, что он не Осборн. Им придется подождать. Из какой она семьи? Полагаю, никто из них не занимался торговлей, от того она так бедна.
- Думаю, ее отец приходился внуком некоего сэра Джералда Киркпатрика. Ее мать рассказывала мне, что у него был титул баронета. Мне ничего неизвестно о подобных вещах.
- Это уже что-то. Мне кое-что известно о подобных вещах, как вы предпочли назвать их. Мне нравится благородная кровь.
Мистеру Гибсону ничего не оставалось, как сказать:
- Но я боюсь, что только одна восьмая крови Синтии благородная. Мне ничего неизвестно о ее родственниках кроме того, что ее отец был викарием.
- Имел профессию. Во всяком случае, эта ступень выше торговли. Сколько ей лет?
- Восемнадцать или девятнадцать.
- Мила?
- Да, думаю так. Большинство так думает, но все это дело вкуса. Поедемте, сквайр, оцените сами. Приезжайте и пообедайте с нами в любой день, когда захотите. Меня может не быть дома, но ее мать будет там, и вы сможете познакомиться с будущей женой вашего сына.
Мистер Гибсон поспешил с этим предложением, слишком полагаясь на спокойствие, с которым сквайр расспрашивал его. Мистер Хэмли замкнулся в себе и, отвечал угрюмым тоном.
- "Будущая жена" Роджера! Он поумнеет к тому времени, когда вернется домой. Два года, проведенные среди чернокожих, добавят ему больше здравого смысла.
- Возможно, но не обязательно, я бы сказал, - ответил мистер Гибсон. - Думаю, чернокожие не столь знамениты своими способностями к рассуждениям, поэтому у них не так много шансов изменить его мнение своими доводами, даже если они поймут язык друг друга. И конечно, если он разделяет мой вкус, особенность их кожи только заставит его еще больше ценить белокожих.
- Но вы сказали, это не была помолвка, - прорычал сквайр. - Если он лучше подумает, вы ведь не станете принуждать его к ней?
- Если он пожелает разорвать помолвку, я, разумеется, посоветую Синтии пожелать того же, вот все, что я могу сказать. И я не вижу причины дальше обсуждать это. Я рассказал вам, как обстоят дела, потому что я обещал рассказать, если увижу, что нечто подобное происходит. Но в настоящих обстоятельствах мы не можем решать их судьбу, мы можем только ждать, - и он взял свою шляпу, собираясь уйти. Но сквайр был недоволен.
- Не уходите, Гибсон. Не обижайтесь на то, что я сказал, хотя я не знаю, почему я это сделал. Что девочка представляет из себя?
- Я не понимаю, что вы имеете ввиду, - ответил мистер Гибсон. Он прекрасно знал, о чем спрашивал сквайр, только был рассержен и предпочел не понимать.
- Она… хороша, такая же, как ваша Молли?... с мягким характером и благоразумная… ее перчатки всегда заштопаны, а обувь опрятная, она готова сделать все, что ее попросят, словно больше всего на свете ей нравится выполнять просьбы?
Черты лица мистера Гибсона расслабились, он понял все недосказанные предложения сквайра и все его невыраженные значения.
- Начну с того, что она намного красивее Молли, и у нее очень обворожительные манеры. Она всегда хорошо одета и выглядит опрятно, я знаю, что она не тратит много на одежду, и всегда выполняет то, о чем ее попросят, у нее всегда готовы милые, живые ответы. Не думаю, что когда-либо видел, как она выходит из себя, но я и не уверен, что она принимает вещи близко к сердцу, а некая приглушенность чувств идет на пользу человеку мягкого нрава, как я заметил. В целом, я думаю, таких, как Синтия - одна на сотню.
Сквайр немного подумал.
- На мой взгляд ваша Молли - одна на тысячу. Но видите ли, у нее нет знатных родственников… и я не думаю, что у нее будет возможность получить много денег, - он произнес эти слова, как будто рассуждал вслух, безотносительно к мистеру Гибсону, но это уязвило последнего, и он ответил немного нетерпеливо:
- Так как Молли здесь не при чем, я не понимаю, какой смысл упоминать ее имя, а также обсуждать ее семью и ее состояние.
- Нет, конечно, нет, - сказал сквайр, поднимаясь. - В своих мыслях я зашел слишком далеко, признаюсь, я думал только о том, какая жалость, что она не подойдет Осборну. Но, разумеется, это не обсуждается… не обсуждается.
- Да, - согласился мистер Гибсон, - и если вы извините меня, сквайр, я должен сейчас уйти, и тогда вы будете свободно, без помех, предаваться своим мыслям.
Он уже был у двери, когда сквайр окликнул его. Доктор стоял, нетерпеливо постукивая хлыстом о сапоги, ожидая бесконечных последних слов.
- Послушайте, Гибсон, мы старые друзья, а вы глупец, если воспринимаете все, что я говорю, как обиду. Мы не поладили с мадам, вашей женой, в тот единственный раз, когда я видел ее. Я не скажу, что она глупа, но думаю, что один из нас глупец, и это не я. Тем не менее, мы прошли через это. Полагаю, вы привезете ее и эту девочку Синтию (это самое нелепое из христианских имен, что мне доводилось слышать), и маленькую Молли сюда как-нибудь на ланч - мне удобнее в своем собственном доме - и я уверен, что буду вежлив с ними. Нам не нужно ничего говорить о Роджере - ни девушке, ни мне - и вы, если сможете, придержите язык вашей жены. Это послужит только комплиментом вашему браку… не нужно воспринимать это как нечто большее. Запомните, никаких намеков и упоминаний о Роджере и этой глупости. Я повидаюсь с девочкой и сам смогу судить, поскольку, как вы выразились, это будет лучшим планом. Осборн тоже будет здесь. Он всегда находится в своей стихии, когда разговаривает с женщинами. Иногда я думаю, что он наполовину женщина - он тратит столько же денег и так же неблагоразумен.
Сквайр остался доволен собственной речью и собственной мыслью, и немного улыбнулся, когда заканчивал говорить. Мистер Гибсон был одновременно доволен и позабавлен, он тоже улыбнулся, уходя. Решили, что в следующий четверг мистер Гибсон привезет своих дочерей в Хэмли Холл. Доктор думал, что, в целом, разговор прошел лучше, чем он ожидал, и гордился тем приглашением, которое должен был передать. Поэтому поведение миссис Гибсон, когда она получила его, немного раздосадовало его. С вечера того дня, как уехал Роджер, она считала себя оскорбленной. Зачем кому-то говорить, будто бы шансы, что жизнь Осборна продлится, ничтожно малы, если фактически вопрос нерешен? Ей очень нравился Осборн, намного больше Роджера, и она бы охотно предназначила его для Синтии, если бы не вздрагивала от мысли, что ее дочь станет вдовой. Если миссис Киркпатрик и переживала что-то остро, так это смерть мистера Киркпатрика. Будучи равно любезной и черствой в большинстве случаев, она все же не хотела подвергать дочь тем же самым страданиям, которые перенесла сама. Но если бы она только знала мнение доктора Николса, она бы никогда не потворствовала ухаживаниям Роджера, никогда. И сам мистер Гибсон. Почему он так холоден и сдержан в общении с ней с того самого вечера объяснений? Она не сделала ничего плохого, и все же с ней обращались так, словно она пребывала в немилости. До сих пор жизнь в доме текла ровно. Она даже заскучала по волнению, которое доставляли визиты Роджера, и наблюдениям за тем как развиваются отношения у юной четы. Синтия тоже предпочитала отмалчиваться. А что касается Молли, она была ужасно уныла и не в духе, а ее душевное состояние так беспокоило миссис Гибсон, что она выразила свое недовольство бедной девушке, не опасаясь, получить от нее протест или остроумный ответ.
июнь, 2012 г.
Copyright © 2009-2012 Все права на перевод романа
Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» принадлежат:
переводчик - Валентина Григорьева,
редактор - Елена
Первушина 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью
или частично запрещено |
