Мой нежный повар
Часть I
Пасторальная
Глава III
«Конечно, сама» — сказала я Джону, явно переоценив свои возможности. Утром я проснулась от странного звука, не сразу сообразив, что стучат в стекло. Я повернулась к окну, раздвинула занавески и увидела Джона. Первой мыслью было извиниться перед ним и отказаться от участия в предприятии, сославшись на недомогание или, в конце концов, примитивное нежелание тащиться на озеро в такую рань, но в игру тут же вступило упрямое самолюбие, не позволившее выказать подобные слабости. Я вскочила, накинула халат и открыла окно.
− Доброе утро. Простите, Джон, я проспала. Подождите, я очень быстро соберусь.
− Доброе... — сказал он с усмешкой. — Собирайтесь, не спешите, успеем, еще только полшестого. Жду вас через полчаса у дома.
Я кивнула, захлопнула створки окна и взглянула на часы. Действительно, полшестого... Каков! Он был уверен, что я просплю, и явился меня будить! В дверь заглянула тетушка, для которой этот час никогда не был слишком ранним.
− Глаша, ты что так рано?
− Собираюсь на рыбалку, — бухнула я.
− На рыбалку? На озеро? С Джоном Ивановичем?
− Теть Вер, ну откуда ты знаешь, что с ним?
− Глаш, — махнула рукой моя проницательная тетушка, — не одна ж ты с утра на озеро-то собралась. Да и Джон Иванович мимо дома шастал, я его видала. Иди, Глашенька, он хороший парень, может, что у вас и сладится...
Я уставилась на тетушку и чуть не взвыла, но, взяв себя в руки, сурово сказала, чеканя каждое слово:
− Теть Вер, я просто иду на рыбалку!
− Просто на рыбалку... — улыбаясь, подтвердила тетушка. — Возьми сапоги в зимовке, они у печки стоят, да и пыльник там есть, легкий, хороший, с утра парит — дождь, поди, будет. Я тебе покушать соберу.
Чем же так покорил тетушку чудной Джон Иванович, что она уже готова сватать меня за этого странного типа?
Джон столкнул лодку в воду, ловко запрыгнул в нее и взялся за весла. Я устроилась в носу утлого судна, завернувшись в тетушкин пыльник. Солнце уже поднялось, повиснув слепящим шаром впереди над озером, но от воды шла легкая прохлада. Джон осторожно погрузил весла в темную, тягучую воду узкого канала, ведущего к озеру, и лодка медленно двинулась вперед. Слева и справа с берегов свисали ветлы кривых берез, утонувших корнями в болотистых берегах канала, жизнерадостный утренний птичий хор разрывал лесную тишину.
− Замерзла? — участливо спросил Джон.
− Нет, спасибо, тепло, — ответствовала я и погрузилась в детские воспоминания о счастливых беззаботных днях, проведенных здесь.
Канал расширился, и перед нами во всем своем великолепии открылось озеро, окруженное лесом. Лодка медленно миновала устье канала и вышла на простор, набирая скорость. Весла погружались в воду, ломая сверкающую поверхность, затем вырывались на свет, роняя тяжелые капли, и, сделав полукруг, снова исчезали в мерцающей глубине.
− Пойдем вон туда, — Джон махнул головой куда-то вперед.
Вскоре перед нами появились верхушки двух кольев, загнанных в дно озера. Джон вытащил из воды весла, и, подхватив тяжелую цепь, лежащую на дне лодки, намотал ее на один из кольев.
− Посмотри, там у тебя есть цепь, крепи ее за второй кол, — скомандовал он.
Мы уже на ты? Он решил, что ситуация располагает к неформальному общению? Я нашла цепь и, дотянувшись до торчащего из воды кола, начала обматывать его, размышляя, как мне реагировать на непринужденность Джона. Лодка, покачиваясь, встала посреди озера.
− Я подумал, что на ты будет проще, согласна? — спросил Джон, когда я, справившись с возложенной задачей, но так и не определившись с вы и ты, повернулась к нему.
Он подумал, надо же. Но изображать из себя светскую даму, сидя в качающейся посреди озера лодке, было нелепо, и я согласилась:
− Не против...
− Вот и славно, — заявил он, улыбнувшись. — Надеюсь, клев должен быть, посмотри, окунь как играет.
Он снял ветровку, оставшись в выцветшей рубашке, закатал рукава и потянулся за рюкзаком, лежащим у него за спиной.
− Учитывая твой прежний опыт, я не спрашиваю, умеет ли леди насаживать червя на крючок.
− Леди умеет, — в тон ему ответила я. — И закидывать удочку, кстати тоже. А джентльмен мог бы и не издеваться над леди с утра пораньше.
− Полон раскаяния, — ответствовал он, выставляя на лавку банку с червями и протягивая мне удилище, обмотанное леской, на которой краснел пластиковый поплавок.
Пока я возилась с удочкой, разматывая леску и хищно насаживая на крючок жирного, извивающегося в предсмертных муках, червя, Джон успел расставить три удилища по краям лодки и, усевшись на лавку, смачно потянулся.
− Красота... так бы и остался здесь навсегда.
− И что мешает? — спросила я, забрасывая свою удочку.
− Что мешает? Я — горожанин, родился в Питере, а чтобы здесь жить, нужно здесь и родиться.
− Городской житель лишь наслаждается красотами природы, а деревенский живет среди них и не видит их, он просто часть этого мира, как, впрочем, и мы, живущие в одном из красивейших городов мира, не замечаем его великолепия, привычные к нему, занятые повседневной суетой, — пробормотала я, уставившись на крючок.
− Очень верно подмечено, — сказал Джон.
Мой красный поплавок вдруг дернулся и исчез под водой, леска туго натянулась и пошла куда-то влево, ведомая живой невидимой силой. Гулко застучало сердце...
− Спокойно, спокойно... — прошептала я и, вцепившись дрожащими руками в удилище, потащила его вверх. Живое на конце лески упорно сопротивлялось, не желая сдаваться, увлекая леску в глубину.
− Спокойно, не дергай, тащи аккуратней, — шепотом забасил Джон.
Я изо всех сил потянула на себя опасно изогнувшееся удилище, и из воды вырвался трепещущий окунь, показавшийся мне просто огромным.
− Давай, тяни на себя! — Джон вскочил с лавки и, перехватив мою удочку, ловко поймал дрожащую под тяжестью бьющейся рыбины леску. Окунь шлепнулся на дно лодки и запрыгал, забился, веером раскрывая острые плавники. Я плюхнулась на сиденье, сердце, казалось, выпрыгивало из груди в приступе тахикардии, руки и ноги дрожали от охватившего меня охотничьего, то есть, рыбацкого, азарта.
− Хорош, перец, — сказал Джон. — Поздравляю с почином!
− Спасибо, но вообще-то мне не требовалась ваша...э-э-э... твоя помощь, сама бы прекрасно справилась, — самодовольно заявила я, потянувшись за свежим червем.
Джон не ответил. В воздухе просвистела леска, — и он сжал в руке окуня, размером побольше моего.
− Учту на будущее, — и он деловито потянулся к следующей удочке, поплавок которой неуклонно уходил в глубину озера.
Это был апофеоз, подарок судьбы: вскоре на дне лодки трепыхалось больше десятка жирных окуней, а клев не прекращался.
− Ты принесла удачу, — пробасил Джон, вытаскивая здоровенного подлещика.
− Женщина на корабле к несчастью, считают мужчины, — парировала я.
− Значит, ты — исключение из правила, — ответил он.
Во как! Размышляя хорошо или не очень быть исключением, я погрузила руки в теплую нежную воду, смывая прилипшую рыбью чешую. Воздух прогрелся, становилось жарко, я стащила сапоги и носки, вытянула ноги. Джон расправлялся с очередным окунем. Как ловко у него все получается! Почему-то вспомнился Сергей, и я попыталась представить его здесь, в лодке, с удочкой. Не получилось. Постаравшись изгнать мысли о Сергее, я снова взялась за удочку.
− Устала? — спросил Джон. — Скоро клев закончится, солнце уже высоко, жарко становится. Будем сматывать удочки и к берегу пойдем, на Бармино.
На Бармино? Именно туда мне и хотелось попасть. Местечко Бармино, где когда-то располагалась графская усадьба, находилось на другой стороне озера. Огромные поляны с останками фундаментов, заросших травой, кусты смородины и малины, сенокосные луга, нежно-розовые маргаритки, прячущиеся среди полевых трав. Именно граф Бармин, дореволюционный хозяин здешних мест, построил канал, соединив лесную реку с озером. Говорят, у него в имении даже жили павлины и еще какие-то диковинные птицы. Всю эту информацию я тут же выдала Джону, добавив, что как-то, роясь в дебрях нашей университетской библиотеки, случайно обнаружила изданную в 13-м году книгу с описаниями старых усадеб Энской волости, где упоминался граф Петр Бармин, там даже оказалась фотография дома, который когда-то стоял здесь, на берегу озера.
− Про имение слышал от деревенских и фундаменты видел, частенько там бывал, кстати, не далее, как вчера в последний раз, а книга — это интересно. Ты знаешь, Аглая, забавно, но мы ведь с ним однофамильцы, с этим графом. Моя фамилия — Бармин.
Я изумленно уставилась на него.
− Да что ты говоришь? Может быть, ты его потомок?
− Вряд ли, просто однофамилец. Хотя, кто его знает, все может быть.
− А ты, значит, трудишься в университете на благо науки?
− Да тружусь... Неужели тетушка позабыла тебе об этом сообщить?
− Не позабыла, — усмехнулся он. — По правде говоря, когда Вера Павловна в прошлом году гордо поведала мне, что ее племянница защитила диссертацию, я представил тебя эдакой ученой... гм...
− ... крысой? — закончила я его мысль.
− Мышью, — сказал он, ехидно прищурившись. — Да, признаюсь, что-то в этом роде.
− И я оправдала ожидания? — спросила я.
− Нет, не оправдала, — ответил он, чуть помолчав. — Давай-ка, действительно, сматывать удочки, улов у нас и так хорош, а окунь тухнет под солнцем.
Мне вдруг отчего-то стало грустно.
Нос лодки зарылся в песок берега, я выпрыгнула на сушу, земля слегка закачалась под ногами.
− Посмотри: там, слева, под березой, есть ведро, давай его сюда, — сказал Джон.
Внутренне возмутившись его командным тоном, но не найдя аргументов, чтобы не подчиниться, я нашла помятое жестяное ведро, спрятанное в траве. Джон зачерпнул воды и начал собирать улов со дна лодки и укладывать рыбу в ведро. Солнце уже почти добралось до своего зенита, стало совсем жарко. Джон выгрузил из лодки рюкзак, ведро с рыбой и, усевшись на траву, стянул сапоги:
− По-моему, самое время искупаться. Как думаешь?
Перспектива была весьма заманчива. Теплая тягучая, блистающая вода зазывно манила к себе, обещая чудесное избавление от жара, пота и усталости. Но в спешке и по недальновидности я не надела купальника, о чем сейчас очень пожалела. Оставалось пожать плечами и сказать:
− У меня купальника нет.
− Не проблема. Купайся здесь, а я отплыву подальше в сторону.
Джон снял рубашку и джинсы, оставшись в симпатичных трусиках. Мое женское естество, жалкий раб инстинктов, тут же бесстыже встрепенулось, оценивая зрелище, открывшееся взору. Очень даже неплохо: везде подтянут и спортивен, не скажешь, что повар. Просто Аполлон! Хотя нет, для Аполлона он несколько кряжист, не хватало изящной стройности и роста древнегреческого красавца, да и ноги подвели — слегка кривоваты.
«Ты совершенно беззастенчиво и нагло изучаешь его фигуру, постыдись!» – укорил меня рассудок. Я быстренько ретировалась, изобразила невинность и равнодушие, стащила платок со взмокшей головы и начала вытирать разгоряченное лицо.
− Не переживай, я не буду смотреть в твою сторону, — сказал Джон.
Он зашел в воду и поплыл уверенными саженками, быстро удаляясь от берега. Я стянула джинсы, майку, осторожно двинулась по прибрежному песчаному дну. Через несколько шагов оно резко ушло вниз, сменившись липковатым озерным илом. Я плюхнулась в воду и поплыла, по-лягушачьи работая руками и ногами. Вода обволакивала, охлаждая вспотевшее разгоряченное тело. Впереди маячила голова Джона, он махнул мне рукой и нырнул. Отплыв подальше от берега, я перевернулась на спину и, раскинув руки, улеглась на воде. Надо мной раскинулся купол сияющего акварелью неба. Нежная ласкающая волна словно смывала с меня сегодняшнюю усталость, а заодно и неприятности, накопившиеся за долгий беспокойный год. От души наплававшись, я выбралась на берег, забралась в кусты, разделась и выжала белье, натянула майку, решив, что ее длина вполне позволяет мне появиться перед Джоном без джинсов, и устроилась на берегу, расстелив на песке тетушкин пыльник. Вскоре явился Джон, известив о своем появлении явно нарочитым треском кустов и предупреждающим посвистыванием. С ума сойти! Загорелая влажная кожа блестела, волосы мокрой волной лежали на плечах, пряди спускались вдоль небритого лица, делая его похожим на какого-то средневекового воителя. Но с какой стати я все время разглядываю его? Он бросил на меня взгляд, отвернулся.
− Еле выбрался на берег, — сказал он. — Сплошные ил и осока. Похоже, здесь единственное песчаное место.
− Это я виновата, — почему-то начала оправдываться я.
− Нет, что ты! Я же не в упрек, просто констатирую факт. Сейчас займусь костром.
− Я почищу рыбу? — мужественно предложила я, хотя делать это мне совершенно не хотелось, поскольку, во-первых, я знала, что опозорюсь перед профи своим умением, вернее неумением, а во-вторых, я просто элементарно не люблю заниматься такими делами.
− Ни в коем случае! Готовить буду я! Тебе придется заняться сбором топлива для костра. Согласна? Но не спеши, отдыхай.
На поляне на старом кострище Джон соорудил замысловатую поленицу, обложил ее мелкими сучками, воткнул с двух сторон небольшие рогатины, уложил на них перекладину, выструганную из березовой ветви, чиркнул спичкой, и огонек пламени ожил, синеватым языком облизывая скручивающийся от жара свиток березовой коры. Выполнив порученное мне примитивное задание по сбору топлива для костра, я устроилась на словно специально уложенном рядом с кострищем стволе поваленного дерева. Как тогда, ночью, на дороге... Отмахиваясь веткой от надоедливо зудящих оводов, я сидела и наблюдала за действиями Джона, поскольку он категорически запретил мне принять какое-либо участие в своем священнодействии. А назвать иначе то, что он делал, было невозможно. Аккуратно и ловко вычищенные и выпотрошенные окуни улеглись в миску; закипала вода в котелке, подвешенном на перекладину над костром; головки лука мгновенно лишились своей золотистой шелухи, пучки свежей зелени пышно легли на плоскую тарелку из нержавейки. Сначала в кипящую воду отправились мелкая рыбешка, ерши и сороги, затем Джон ловко выловил их из котелка и погрузил крупную рыбу.
− Это варево называется двойная уха, — прокомментировал он.
Содержимое котелка пузырилось и пыхтело, наполняя воздух немыслимым ароматом. Мое изголодавшееся нутро, отзываясь на безумные запахи и магические действия повара, требовательно и постыдно заурчало. Джон соорудил подобие стола из уложенных решеткой веток, достал из рюкзака миски, ложки, пару пузатых, сверкающих чистотой стаканов, кругляш ржаного хлеба, горсть мелких огурчиков, украшенных аппетитными пупырышками, и салфетку в крупную красную клетку.
− А почему не белая скатерть? — не удержалась я от язвительного вопроса.
− Хм... — он бросил на меня насмешливый взгляд. — Уха на озере требует иного антуража. Погоди, я сейчас.
Джон ушел и вскоре появился с бутылкой прозрачно-светлого вина в руках.
− Это Шато д’Аршамбо, держал в воде, чтобы не слишком нагрелось.
О, Боже, опять Шато! Эстет, любитель выпить...
− Джон, ты что, ящик вина с собой привез?
− Нет, что ты, всего пару-тройку бутылок.
− И ты всегда возишь с собой алкоголь? — с подозрением спросила я.
− Нет, конечно. Просто захватил с собой, зная, что здесь хорошего вина днем с огнем не сыскать.
− А ты, случайно, не... — бестактно начала я и, смутившись, прикусила губу.
− ...не пью, не беспокойся, — ответил он на мой незаконченный вопрос. — Исключительно удовольствия ради.
Собственно говоря, какая мне разница, пьет он или нет?
− Любишь получать удовольствие от жизни? Гедонист? — пакостно спросила я, втайне надеясь сбить его с толку.
− Гедонист? Признаться, не задумывался о своих пристрастиях с философской точки зрения, — ничуть не смутившись, парировал он. — А ты не любишь наслаждаться жизнью? — он вдруг в упор посмотрел на меня, что-то мелькнуло в его глазах. Усмешка? Или что-то иное?
− Ведь жизнь — это проблемы, которые приходится решать, заботы, ответственность, карьера. Не так часто удается просто радоваться жизни, — сурово сказала я.
− Хм... забавно... ответственность, карьера... А если просто жить? Вот сейчас тебе как? Хорошо? Или что-то не так? — спросил он, снова глядя на меня в упор.
− Сейчас мне хорошо, — призналась я.
Интересно, что же его так забавляет?
− Вот и славно, — сказал Джон. — Тогда прошу к столу, мадам.
Он разлил уху по мискам, подал мне ложку. Я зачерпнула густую ароматную жидкость, осторожно глотнула. Вкус ухи на самом деле был великолепен. Джон протянул мне пузатый стакан, до половины наполненный прозрачно-золотистым вином.
− Сначала глоток вина, — сказал он.
Я сжала в ладони прохладное, слегка запотевшее стекло. Джон приподнял свой стакан, улыбнулся:
− За знакомство, Аглая, — полувопросительно провозгласил он.
− За знакомство, — согласилась я.
Наши стаканы дружелюбно сблизились, взгляды встретились, слегка прищуренные светло-карие глаза Джона опять смутили меня.
− Вот это и есть смак жизни: лес, озеро, вкусная еда, хорошее вино, красивая девушка рядом, — сказал он, поглядывая на меня поверх стакана.
− Не слишком ли примитивные радости? — спросила я.
− А радости должны быть сложными? — усмехнулся он, зачерпывая уху из миски. — Мой опыт почему-то показывает, что радости обычно просты и, как ты выразилась, примитивны, но от этого они не перестают быть радостями.
− Я не хотела обижать тебя и употребила слово «примитивный» в общем смысле.
− Я так и понял.
− И кстати, — добавила я, вспомнив пятый пункт в перечне жизненных радостей Джона и решив сразу же поставить все точки над и по этому поводу, — спасибо за комплимент, но это совсем не обязательно. Я полагаю, что наша рыбалка носит исключительно дружественный характер.
− А разве я что-то иное имел в виду? — отреагировал Джон. — Само собой, дружественный. Но ты на самом деле интересная девушка. Имею ли я право сообщить тебе об этом? Исключительно как констатацию факта, без всякой подоплеки, поверь. Хотя, признаться, я предпочитаю недружественные отношения с красивыми девушками.
− Вот как? А с некрасивыми? — возмутилась я.
− Некрасивых нет, есть скучные, — парировал он.
Ого! Казанова местного разлива, значит! Могла бы догадаться по его оценивающим взглядам. Ничего, очень скоро он убедится, что я и есть зануда высшего класса.
− Я именно такая, скучная, — с надеждой объявила я.
− Определенно нет, — ответил он.
− А что подпадает под твое определение «скучная»?
− Гм... так сразу и не ответишь...
− Стоило бы проанализировать свои ощущения, — заявила я.
− А ты всегда и все подвергаешь анализу?
− Стараюсь...
− И что тебе это дает?
− Во-первых, — менторским тоном завела я, — это профессиональное качество, во-вторых, это совсем не мешает в жизни, в-третьих, способность к анализу отличает мыслящие существа от...
− ... немыслящих, — продолжил с усмешкой Джон.
Я не стала реагировать на его сарказм.
От вина и вкусной еды, недосыпа и жары меня как-то разморило. Не хватало только заснуть под насмешливым взглядом Джона. И почему посиделки с ним приводят меня в состояние блаженного анабиоза? Может быть, он — гипнотизер? Или подмешивает в еду какое-нибудь ублажающее средство? Я доела уху, поставила миску на импровизированный стол и воспела дифирамбы повару. Он самодовольно улыбнулся и заявил, что за ним – настоящий обед. Костер догорал, тлеющие угольки перемешались с белой золой. Я взглянула на Джона, который допивал вино, и вдруг ко мне пришло ощущение, что все это уже было со мной. Да, ведь именно здесь или почти здесь, десять лет назад я так же ела уху и пила вино. Конечно, уха была не столь вкусна, а вино куплено в сельском магазине, а напротив меня сидел не длинноволосый мужчина с колечком в ухе, а блондинистый деревенский красавец Женька двадцати лет отроду, да и я была стройной юной девушкой с пышной косой до пояса. Призвав на помощь здравый смысл и реальный взгляд на жизнь, сорвав и отшвырнув розовые очки, я поборола очередной приступ дежа вю и поднялась на ноги.
− Пойду прогуляюсь, сто лет здесь не была.
− Одна? Или разрешишь составить тебе компанию? — спросил Джон.
Я пожала плечами и милостиво разрешила ему сопровождать меня. Может, мне сейчас и хотелось побыть одной, но сказать ему «нет» я почему-то не смогла.
От полян, где когда-то располагалась барская усадьба, нас отделял ручей, прячущийся на дне лощины, густо заросшей почти непроходимым кустарником. Я замотала голову платком и решительно шагнула в гущу переплетенных кустов. Позади затрещали ветки, Джон догнал меня и остановил, взяв за руку.
− Подожди, Аглая, куда ты так рванула? Давай, я пойду впереди. Следуй за мной.
Сказал «следуй за мной», а сам стоял, не отпуская мою руку, и смотрел на меня. Рой мелких мошек, поднятый вторжением в их владения, при поддержке тяжелой артиллерии в лице десятка оводов, бросился на нас в атаку. Джон отпустил мою руку и пошел вперед, раздвигая ветви и по-штурмански направляя движение: «осторожно, Аглая... сейчас шагай влево... не наступи на ту корягу — она трухлявая... лучше сюда...» — словно я была каким-то стеклянным сосудом, который мог разбиться от неосторожного шага. «Хотя, — подумала я, — иногда побыть таким сосудом весьма приятно». Так, пробираясь по бурелому среди кустарников, мы спустились в низину. Неширокий ручей, который неспешно журчал по илистому руслу, можно было перепрыгнуть, что и проделал Джон с чрезвычайной легкостью. Я остановилась, прикидывая, допрыгну ли до той стороны, или мой прыжок обернется бесславным падением на глазах изумленной публики.
− Аглая, не бойся, прыгай! Я подхвачу!
Возмущенная этим самоуверенным «не бойся, я подхвачу», я махнула ему рукой, постаравшись вложить в этот жест мысль о том, что я — женщина вполне самостоятельная, не нуждающаяся ни в чьих подхватах, отступила назад, наткнувшись спиной на какой-то сук, оттолкнулась и прыгнула. Все прошло бы успешно, если бы левая нога предательски не соскользнула на глинистом берегу ручья. Я потеряла равновесие, ахнула, замахала руками и... оказалась в объятиях Джона. Он крепко ухватил меня за талию, точнее, что еще хуже, за то место, что следует ниже талии. Он держал меня, прижав к себе, не отпускал, смотрел до странности серьезно, без обычной своей усмешки, а я почему-то стояла, не пытаясь вырваться из его рук, словно парализованная. Я опустила глаза, увидела темную щетину на щеках, ямочку на подбородке, колечко серьги в мочке уха. В следующее мгновение что-то изменилось в пространстве, то ли он еще крепче прижал меня, то ли его губы стали приближаться к моим, то ли все это происходило одновременно. От него пахло дымом, вином и еще чем-то, очень приятным, не поддающимся четкому определению. И в этот момент меня настиг очередной приступ дежа вю, которое явно начало приобретать хроническую форму. Что-то похожее уже происходило со мной, причем, здесь же, у ручья.
− Джон! — воскликнула я, – нет, скорее, просипела, потому что у меня вдруг сел голос. — Отпусти меня, сейчас же...
Мое благоразумие несколько опоздало, – конец моего сипа был перехвачен губами Джона. Тем не менее, я предприняла попытку вырваться, что не составило труда, потому что Джон тут же опустил меня, отступил на шаг, а в глазах его снова воцарилась традиционная усмешка. Как ни в чем не бывало, он протянул мне руку и сказал:
− Пойдем.
Я уставилась на него, потом на протянутую руку и брякнула:
− Какого черта...
− Не обижайся, — заявил он. — Не смог удержаться. Инстинкт, понимаешь ли...
− Инстинкт? — я вскипела. — Надеюсь, в следующий раз ты постараешься совладать со своими инстинктами?
− Пошли, иначе нас с тобой съедят заживо, — сказал он, словно не услышав моей декларации, и двинулся вперед.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, ругая себя за необдуманное согласие на всю эту авантюру с рыбалкой. Через несколько минут, выбравшись из кустарников, мы оказались на огромной поляне, окаймленной кряжистыми старыми дубами. Поляна была старательно выкошена, то тут, то там красовались аккуратные копны, аромат свежевысушенного сена плавал в разогретом воздухе. Посреди поляны виднелся холм — заросший фундамент графского дома. Я обогнала Джона и зашагала вперед. Откуда-то из-за деревьев слышались голоса и стрекот косилки. Добравшись до холма, я обернулась, и к своему удивлению, не обнаружила Джона за спиной. Я растерянно осмотрелась вокруг. Его нигде не было видно.
«Ну и ладно, это даже к лучшему» — решила я и, опустившись на траву, погрузилась в размышления. А подумать было о чем.
Странные совпадения событий десятилетней давности и этих трех дней растревожили меня. Словно жизненная спираль начала раскручиваться в обратную сторону. И когда же все это началось? Итак, я несла воду с колодца, а Женька догнал меня и подхватил ведра. Он уже несколько дней обхаживал меня, приглашал в сельский клуб, на дискотеку, а я издевалась и насмехалась над ним. Женька взял ведра и предложил мне отправиться на следующий день на рыбалку. Я несла воду с колодца и Джон... Все повторилось совершенно удивительным образом. Только в последнем случае я оказалась сговорчивее и согласилась на озерный тет-а-тет с Джоном намного быстрее. Н-да, возраст, опыт... В общем, жизнь пообломала мою девичью надменность.
Рыбалка... мы сидели с Женькой на берегу, ели уху, пили вино и о чем-то болтали. Было жарко, да, я хорошо помню, что было очень жарко. Затем мы отправились на поляны и, перепрыгивая через ручей, я поскользнулась. Я вспомнила всю сцену совершенно отчетливо, словно все происходило вчера... или сегодня... Женька подхватил меня и поцеловал. Я вырвалась, рассердилась и, выбравшись на поляну, зашагала по ней, надутая и в то же время, польщенная. Какая женщина не любит хорошего поцелуя? Женька шел следом, что-то бубнил. И Джон... Кстати, куда же все-таки он пропал? Я огляделась. Джона нигде не было видно. Что-то изменилось вокруг. На поляну наползала огромная тень, все вокруг как-то странно затихло, насторожилось. Я не сразу сообразила, что куда-то исчезли назойливые насекомые, до сих пор не дающие ни минуты покоя, а слепящий шар солнца скрылся за влажной, темно-синей тучей. За какие мгновения все это произошло? И кстати, тогда десять лет назад... что же было дальше? Мы с Женькой вышли на поляну, а потом... а потом внезапно, нежданно-негаданно, коварно хлынул ливень.
Тень тучи медленно двигалась, ветер внезапным порывом зашумел в кронах дубов. Сорвал платок с моей головы, он белым комом покатился по поляне, капли дождя зашуршали по траве. Я бросилась за платком и едва схватила его, как невесть откуда появившийся Джон схватил меня за руку и потащил за собой:
− Аглая, быстрей!
Не успели мы пробежать и пару метров, как с небес обрушился ливень, захлестал по траве, смывая зной сухого июльского дня. Пока мы добрались до ближайшего укрытия – увесистой копны, — мы промокли до нитки, и собственно прятаться от дождя уже не было смысла. Джон разгреб сено, и мы зарылись в душистую мягко-колючую гущу. Плечо Джона прижалось к моему плечу, а мое бедро уперлось в его бок, мокрую спину приятно согревало и покалывало теплое сено. Приступы дежа вю принимали хронический характер. С Женькой все происходило точно также, и, исходя из того, что события сменяли друг друга в совершенно определенном хронологическом порядке, сейчас неизбежно должны были последовать активные действия со стороны Джона. Я напряглась. Он поворочался и обнял меня за плечи, прижимая к себе. Мое естество мгновенно отреагировало щекочущим холодком в животе, а разум — легким страхом из-за предсказуемости явлений.
− Джон, — шепотом сказала я. — Ты не слишком разошелся?
− А что? — невинным тоном спросил он.
− Ну, ты, вроде, обнимаешь меня, нет?
− А-а-а... это, — протянул он и картинно вздохнул. — А как же мне сохранять дистанцию, сидя с тобой в копне?
Безупречная логика. Мужская... Я поворочалась, пытаясь отодвинуться, он пошевелился, но руку не убрал.
− Надо же, какой ливень... и так внезапно, — заявил, как ни в чем не бывало.
Я промолчала, пытаясь привести в порядок расползающиеся во все стороны света мысли. Жизнь наполнена совпадениями, не так уж много сценариев придумано там наверху, чтобы они не повторялись, — на пальцах можно сосчитать. Но когда это происходит лично с тобой, становится как-то тревожно. Почему? Ответ пришел быстро — во-первых, потому что у этой истории уже был конец и не из лучших; во-вторых, потому что совсем недавно я с таким трудом порвала невыносимые отношения с Сергеем, и, казалось, вырвалась на свободу, и вот опять...
«Черт побери, но мне нравится Джон! Нравится, — призналась я себе, — но сейчас мне это совсем не нужно и, возможно, все эти дежа вю - простое предупреждение: не стоит начинать, потому что все закончится плохо и принесет лишь огорчения, нужно рационально подходить к жизни».
«Ты права, дорогая» – поддержал меня рассудок.
«Но Джон совсем неплох» – осторожно добавило естество.
− Аглая! — услышала я, и Джон легонько встряхнул меня. — Ты заснула с открытыми глазами?
Я посмотрела на него. Он протягивал мне ладонь, на которой среди узорчатых листьев, словно бусины, лежали ягоды черной смородины, влажно поблескивая иссиня-черными боками.
− Это тебе, попробуй... — пробасил он.
− Спасибо, — удивленно сказала я, почему-то сжалось горло. Я попыталась вытянуть руку, чтобы взять ягоды, но он поднес ладонь к моему рту, глаза его смеялись и уговаривали. Я потянулась и взяла губами влажные сочные смородины, щекочущий холодок в животе превратился в Ниагарский водопад. Тогда десять лет назад, когда Женька поцеловал меня, я изобразила оскорбленную невинность. Впрочем, почему изобразила? Я на самом деле была вполне невинна и оскорблена столь беспардонными действиями парня, к которому не питала никаких чувств, кроме дружеских. Его распевная речь и медвежьи ухаживания смешили меня, такую романтичную и начитанную. Но ливень смыл и смял все это, превратив меня в мокрую беспомощную курицу, попавшую в руки коршуна, впрочем, тоже мокрого. Мы целовались тогда, в той, давно съеденной чванливыми коровами копне, как сумасшедшие.
Я смутилась, прикоснувшись губами к ладони Джона, подняла голову, снова подергала руку, пытаясь освободиться. Джон наклонялся ко мне, его щетина уже щекотала мою щеку. Ниагарский водопад плавно превратился в Викторию. Шоу продолжается, несмотря ни на что... Я нашла его губы. Я поступала неразумно и непоследовательно, но мне ужасно захотелось хоть немножко нарушить тот дурацкий роковой сценарий!
июль-декабрь, 2008 г.
Copyright © 2008 Ольга Болгова
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
