Все кувырком − Вероятно, у вас есть, где переночевать? – спрашиваю я, надеясь, что мой вопрос не прозвучал двусмысленно. − Гм-м... могу напроситься к паре-тройке приятелей, это не проблема. Но сейчас не об этом. Я же провожаю вас. − Это совершенно не обязательно, – отвечаю я, – Я прекрасно доберусь до дома без вашей помощи. − Но вы же согласились, чтобы я вас проводил!
− Я согласилась, потому что... потому что... – мучительно ищу и не могу найти подходящего ответа.
− Потому что вы не захотели, чтобы Валерий громогласно заявил, что знает вас? – насмешливо спрашивает Иван.
Надо же, какой он догадливый! Просто Пуаро во плоти!
− И как это вы догадались?
− Ну, это было не трудно, судя по тому, как вы пытались не дать ему и слова сказать.
− С каких это пор вы стали таким проницательным? Что-то я не заметила в вас этого качества!
− Знаете, у всех бывают проколы... Ваша «проницательность», видимо, повлияла? – отвечает он, сделав многозначительное ударение. − А, значит, я во всем виновата? И вы так легко попадаете под влияние? – парирую я.
− Смотря под чье... – отвечает он.
Мы умолкаем. Совсем стемнело, с небес на нас танцующим хороводом стекают миллиарды лохматых белых хлопьев. Я решительно спускаюсь с крыльца подъезда, Иван следует за мной. Хочу ли я, чтобы он провожал меня? И почему он на этом настаивает? Из вежливости? А не будет ли он настаивать, чтобы я потом пригласила его к себе домой? «А не слишком ли ты самонадеянна сегодня, дорогая?» – сердито спрашиваю я себя.
− Я живу далеко...
− Поймаем такси, – отвечает он. – Не могу же я бросить на улице девушку.
− Вы же сказали, что бросали женщин... – совершенно невпопад отвечаю я.
Он откашливается и говорит:
− На улице – не бросал...
− Знаете, а я живу в этом городе всю свою жизнь и знаю его как свои пять пальцев, поэтому бросить меня здесь на улице вам будет затруднительно, я не заблужусь.
− Хм-м... в какой-то степени вы правы.. Кстати, я страшно проголодался.. Все эти перекусы с печеньем и конфетами не очень-то способствуют утолению голода. Необходимо зайти куда-нибудь и поесть. Может, составите мне компанию?
Признаться, у меня самой желудок уже прилип к спине. Вспоминаю, что вообще с утра ничего не ела, кроме чашки чая и кусочка печенья у Машки. А действительно, почему бы не сходить и не перекусить, тем более у меня в холодильнике пусто, как в желудке медведя в спячке. Но из упрямства продолжаю гнуть свою линию.
− Знаете, я обычно ужинаю дома. Давайте, я поеду домой, а вы можете идти и перекусывать куда захотите. Это будет самое взаимовыгодное решение.
Он огорчен? Неужели? Хмурится и стряхивает снег, запорошивший его кудлатую голову.
− Очень жаль... Знаете, сидеть в кафе в одиночестве среди теплых компаний не очень-то приятно.
− Но вы же есть туда пойдете, а не общаться.
− Тоже верно.
Чувствую, что от этих разговоров мой желудок начинает скручиваться и возмущенно урчать. И с чего это на меня нахлынул приступ неуместного кокетства? Тем более, перспектива поужинать с Иваном совсем не вызывает у меня отвращения.
− Знаете, я подумала… наверно, мысль поужинать все-таки неплохая, да и дома в холодильнике у меня почти ничего нет.
Ну вот, демонстрирую примитивное женское «и хочется, и колется», но Иван расплывается в улыбке и говорит:
− Вот и славно... Куда пойдем?
− Давайте куда-нибудь поближе к моему дому, – эгоистично заявляю я.
− Ага, и убьем сразу двух зайцев, восстановим слабеющие силы, и я получу возможность доставить вас домой в целости и сохранности.
На языке у меня вертится очередная шпилька по поводу моей «целости и сохранности», но я благоразумно глотаю ее и киваю ему.
В паре кварталов от моего дома находится небольшое уютное кафе, куда мы иногда заходим с подругами. Сегодня вечером здесь многолюдно, в зале стоит гул голосов, звенит посуда, негромко играет музыка, носятся официантки с загруженными подносами. Нам несказанно везет, так как прямо перед нашим приходом освобождается столик посреди зала. Я сажусь, а Иван уходит звонить своему знакомому. Официантка приносит меню, и я с вожделением погружаюсь в изучение витиеватых названий предлагаемых блюд. От голода начинают дрожать колени. Возвращается Иван.
− Ну как? – спрашиваю я. – Договорились о ночлеге?
− Да, поеду к приятелю, на Садовую. Вы выбрали что-нибудь? Что нам здесь предлагают?
В очередной раз убеждаюсь в истине, что нельзя ходить в ресторан и магазин ни очень сытым, не слишком голодным. Мы набираем нехилый списочек закусок.
− Как насчет горячительных напитков? – спрашивает Иван. – Нам ведь так и не удалось выпить что-нибудь покрепче у меня дома.
Эх, была не была! Соглашаюсь на двойную порцию мартини. Нужно же как-то уравновесить сегодняшние стрессы. Подходит официантка и, улыбаясь Ивану, достает из кокетливого кармашка на фартучке записную книжечку и ручку.
− Вы определились с заказом?
Иван ответно улыбается и начинает перечислять блюда из нашего внушительного списка. Опять чувствую нарастающее раздражение из-за явной симпатии, которую это юное длинноногое создание испытывает к моему спутнику и от того, как он беззастенчиво поддерживает эту ее симпатию. Ретируюсь в туалет, чтобы успокоиться и привести себя хотя бы в относительный порядок. Возвратившись, усаживаюсь напротив Ивана. А он восхитительно симпатичен, мокрые прядки упали на лоб, карие глаза поблескивают в неярком освещении зала. И подбородок у него волевой, а этот светло-серый джемпер очень ему к лицу.
− А здесь очень неплохо, – говорит он. – Надеюсь, кормят вкусно?
− Да, мне нравится, – отвечаю. – А вы любитель вкусно поесть?
− Сознаюсь, да... Особенно, что-нибудь домашнее. Постоянно приходится жить на колесах, раз в год удается попасть в родительский дом, а там я отрываюсь от души.
Вот, все они такие, мужики, рабы желудка...
Перекидываемся дежурными фразами. Наконец, решаюсь спросить:
− А что же все-таки произошло с Валерием?
− Знаете ли...
К нашему столику подходит официантка, изящно изгибаясь под тяжестью перегруженного подноса. Взор ее нечестиво направлен на Ивана. Я нервно ерзаю, сумочка падает со спинки стула, официантка бросает косой взгляд на меня и, внезапно споткнувшись, начинает падать вместе с подносом. Тарелки с едой, бокалы с вином, бутылки минералки с грохотом валятся прямо на Ивана.
− Ё... – начинает он и, спохватившись, продолжает.– Вы что делаете?!
Он вскакивает. Наш столик мгновенно оказывается в центре внимания.
Иван стоит, изумленно раскинув руки. По его светлому джемперу колоритно стекает жирная солянка вперемешку с моим мартини, на животе красуются поджаристые соломки картошки фри, и зеленеет листок кудрявой петрушки. Официантка на мгновение теряет дар речи, хватая губами воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Глаза ее вырастают до размеров тарелки для закусок. Наконец, она немного приходит в себя.
− Извините, простите, ради Бога, не знаю, как так получилось?! Я споткнулась, столько посетителей!
«Нечего было заглядываться на клиента», – злорадно думаю я, одновременно жалея несчастную девушку.
На Ивана больно смотреть. Солянка стекла на его джинсы. Он стряхивает картошку и салат, кусочки ветчины и огурцов с джемпера.
− Вот и поужинали... – растерянно говорит он.
Зал оживленно переговаривается, выражая бурное сочувствие пострадавшим. На шум прибегает администраторша.
− Марина! Что случилось? Боже мой! – восклицает она, увидев Ивана.
− Сейчас мы все сделаем, не беспокойтесь! Марина, убери все сейчас же и принеси заказ по новой!
− Спасибо, – говорит Иван, – но... – он вопросительно смотрит на меня, – мы, наверно, пойдем... что-то есть расхотелось.
Я решительно вскакиваю со стула.
− Да, мы пойдем, поужинаем в другом месте! – поддерживаю Ивана.
Администраторша и Марина в один голос начинают уговаривать нас остаться, обещая неслыханные скидки и химчистку испачканной одежды за счет ресторана, но мы непреклонно удаляемся с поля брани.
Гардеробщица сочувственно смотрит на Ивана:
− Ох, и как вас так угораздило?
Иван что-то бурчит в ответ насчет неудавшегося ужина, а я вдруг замечаю, что в его кудрях застряла веточка укропа. Совершенно неосознанно, инстинктивно протягиваю руку и снимаю ее. Он в недоумении смотрит на меня. Показываю ему укроп, он криво усмехается.
Выходим из ресторана, у меня перехватывает дыхание от порыва ветра, швырнувшего хлопья снега прямо в лицо. Ближайшее будущее представляется мне весьма смутно.
− Замечательно поужинали, – говорит Иван.
− Да, солянка, вероятно, была очень вкусной.
− Не знаю, как насчет ее вкуса, но в том, что она была горячей, не сомневаюсь, – сердито отвечает Иван.
Не хватало только еще одного травмированного!
− У вас не ожог? – обеспокоено спрашиваю я.
Он улыбается.
− Хотите присоединить меня к списку пострадавших? Нет, вроде все нормально, джемпер спас, но он невозможно мокрый и липкий.
Что-то странное происходит вокруг. Ожоги, переломы, разводы, падения подносов, словно все пошло кувырком. А я, словно мать Тереза, верчусь между морально и физически пострадавшими. И сейчас, как ни крути, придется выступить в той же роли.
− Хорошо, что девушка уронила поднос на меня, а не на вас, – вдруг говорит Иван.
Ух ты, какой он филантроп! Интересно, а что бы я подумала на его месте?
− Она слишком засмотрелась на вас, – ядовито замечаю я.
И с чего это я так расхрабрилась?
− Я что-то не заметил, – небрежно бросает он. – Знаете, я ведь мокрый, замерзаю...
− Вы можете поехать к своему приятелю!
Неужели придется приглашать его к себе? А выхода нет, иначе я покажу себя совсем черствой и бессердечной. Не хотелось бы… А это важно? Да, наверно, чуть-чуть важно.
− Хотя, – продолжаю я, – неудобно показываться у приятеля в таком виде. Я живу недалеко, пойдемте ко мне. Вашу одежду нужно выстирать.
− А это не очень стеснит вас и ваших домашних? – спрашивает он.
Ну вот, теперь нужно сознаваться, что у меня нет никаких домашних.
Что называется, сунула клювик...
− Знаете, я живу одна…
Он бросает на меня взгляд, в котором мелькает что-то, что я не могу описать словами. Снова невозмутимый вид, но... кажется, довольный.
Через десяток минут жму кнопку лифта в нашем подъезде. Едва мы с Иваном загружаемся в узкую кабинку, на площадке с воплем: «Подождите!» появляется моя соседка, Маргарита Петровна, женщина, имеющая необъятные размеры и болезненное любопытство. Она втискивается в лифт вместе с нами, и я оказываюсь плотно зажатой между ее роскошной грудью и Иваном. Его дыхание холодит мой затылок, и мне становится не по себе. Соседка с нескрываемым любопытством изучает Ивана, потом смотрит мне в лицо, расплывается в ехидно-понимающей улыбочке.
− Это твой? – громогласным шепотом спрашивает она. Я отрицательно мотаю головой, мысленно моля, чтобы лифт двигался быстрее. Наконец-то наш этаж! Вываливаемся из кабины, я направляюсь к своей квартире, роясь в сумочке в поисках ключей. На пол падает измятая книжка в мягкой обложке. Иван поднимает ее.
− Ого! Увлекаетесь любовными романами?
Вырываю у него книжку и, засунув ее в сумку, пытаюсь вставить ключ в замок, чувствуя спиной, что соседка застряла посреди площадки, наблюдая за нами. Наконец, ключ вставлен, открываю и распахиваю дверь.
− Проходите, – говорю я Ивану, – и побыстрее.
Перед тем, как закрыть дверь, оборачиваюсь, соседка стоит у своей двери, что-то сосредоточенно перебирая в сумке. Мы встречаемся с ней глазами. Она откровенно ухмыляется. Ну почему, когда я из месяца в месяц прихожу домой в одиночестве, мне никто и никогда не попадается на пути, но стоит один раз изменить традицию, как тут же срабатывает закон подлости? Захлопываю дверь. Не удивлюсь, если она тотчас рванула к моей замочной скважине в надежде услышать, как мы прямо в прихожей бросились друг другу в объятия, издавая чувственные стоны.
Включаю свет в прихожей. Два дня не была дома.
− Раздевайтесь, Иван, и проходите. Если прямо сейчас выстирать ваши вещи, к утру они, возможно, высохнут. Сейчас я все сделаю.
− Да? Вы будете их стирать? Мне как-то неудобно, давайте я сам.
− Стирать буду не я, а машина. Да что вы переживаете, у меня отличная машина!
Исходя из своей тотальной нелюбви к домашнему хозяйству, я изо всех сил пытаюсь оснастить свою квартиру всяческими техническими устройствами, избавляющими женщину от домашнего труда. Все-таки мужчины снизошли до такой мелочи и обратили внимание на этот вопрос. Но что подвигло их в последние десятилетия направить свои технические мозги в эту сторону? Вероятно, то, что женщины стали активно привлекать их к ненавистным домашним мелочам? Хотя, признаться, в моей одинокой холостяцкой квартире домашних дел не так уж и много.
− И я могу у вас переночевать? – спрашивает Иван.
− А что вам остается делать? Не поедете же вы в таком виде на Садовую?
Может, все-таки я зря его пригласила? Он думает обо мне черте что...
− Да, верно... – говорит он.
Он выглядит смущенным, а до сих пор вел себя довольно нахально. С чего бы это?
Достаю из шкафа полотенце, и тут меня настигает мысль: если я выстираю его вещи, что он наденет на себя? В моем гардеробе явно нет ничего подходящего для мужчины ростом под метр восемьдесят. После глубокомысленных размышлений, решаю, что остается одно: завернуть его в простыню. Хотя, перспектива провести ночь в квартире с обнаженным мужчиной меня несколько пугает. Пугает? Когда в последний раз со мной такое было? Н-да… Как грустно все это выглядит… Как там, в Машкином романе? «Она покрылась капельками пота, созерцая его сильное обнаженное тело...» И с чего бы ей потеть, этой Марии-Луизе? Отбросив прочь крамольные мысли, вытаскиваю из шкафа огромную розовую махровую простыню и направляюсь к Ивану.
− Идите в ванную, там найдете все, что нужно, шампунь, мыло… Раздевайтесь и бросите мне свою одежду.
Он послушно забирает полотенце и скрывается в ванной. Через пару минут открывается дверь, и на пол падают джинсы и джемпер. Отправляюсь на кухню, включаю стиральную машину. Бросив взгляд на холодильник, вдруг чувствую, что от голода начинают дрожать ноги. И Ивана следует покормить. Хороша же я хозяйка с пустым холодильником! Нужно срочно бежать в магазин! Из ванной слышится шум воды. Ладно, магазин внизу, в нашем доме, успею, пока он моется. Накинув куртку, вылетаю за дверь.
Возвращаюсь, основательно затарившись продуктами, открываю дверь, бухаю сумку на пол в прихожей и заглядываю в комнату. Боже, какое зрелище! Иван, по пояс завернутый в полотенце, сидит в кресле, закинув ногу на ногу и углубившись в книгу. Какой он… фигуристый, плечи... мускулистые руки... Он вскакивает, придерживая полотенце.
− Я не услышал, как вы пришли! Извините, сейчас...
Проклиная себя за неуместные сексуальные фантазии, скрываюсь на кухне. Черт, черт... что это со мной происходит?
С грохотом выгружаю содержимое сумки на стол. Через пару минут на кухне появляется Иван.
− Я, конечно, смущаю вас своим видом, но мне просто нечего одеть, – оправдывается он.
− Вы думаете, я никогда не видела обнаженных мужчин?
Ничего умнее я, конечно, не могла сказать.
− Нет, что вы, как я мог такое подумать?
Звучит весьма язвительно.
− Давайте, я вам помогу, – предлагает он.
− Знаете, лучше я как-нибудь сама. Вы пока посидите в комнате. Надеюсь, за полчаса не умрете с голоду.
− Полчаса еще вытерплю, – отвечает он и послушно удаляется.
Разложив по тарелкам салаты, отвариваю сосиски, кидаю в закипевшую воду макароны, вытаскиваю из стиральной машины джемпер Ивана и загружаю его джинсы. Накрыв на стол, зову Ивана. Он является, целомудренно завернутый в простыню, словно римский патриций, если, конечно, патриции носили розовые махровые тоги.
Мы жадно набрасываемся на еду, с невероятной скоростью опустошая тарелки. Чаепитие проходит уже спокойнее. Иван говорит:
− Никогда не ел ничего более вкусного!
− Просто изголодались. Вы мне льстите...
− Ничуть... Кстати, хочу извиниться перед вами...
− В чем? – спрашиваю я.
− Я поставил вас в неудобное положение...
− Вы имеете в виду соседку? – догадываюсь я.
− Да, именно. Мне кажется, она нас уже сосватала.
− Ерунда, у нее просто болезненный интерес к чужой личной жизни.
− Но дело в том, что она приходила сюда...
− Когда? – я давлюсь куском печенья.
− Вы ушли, я вышел из ванной, потом раздался звонок, я открыл дверь, в уверенности, что это вы, ну и естественно...
− В полотенце?
− Ну да... – усмехается он. – Ваша соседка пришла за солью...
− Угу, в десять вечера...
В упоении представляю лицо Маргариты Петровны в ту минуту, когда она увидела на пороге Ивана, прикрытого лишь полотенцем. И надо же было ей явиться! А если бы мы действительно… Черт! Завтра весь дом будет знать, что у меня появился любовник! Даже не знаю, как отнестись к такой перспективе, то ли горевать, то ли ликовать...
− Да уж, вы подвели меня по-крупному… – как можно печальнее отвечаю я.
− Простите, я доставил вам столько хлопот, – говорит Иван, а потом, помолчав, добавляет:
− Но мне нравится мысль… которая … пришла в голову вашей соседке...
Снова давлюсь, теперь уже чаем, долго кашляю, потом встаю и решительно заявляю:
− Пора спать! Мне завтра на работу с утра. Вам придется устроиться здесь, на кухне. У меня есть надувной матрац…
Иван виновато смотрит на меня, вздыхает.
− Да, вы как всегда, правы.
Уже далеко за полночь, а я все не могу уснуть, ворочаюсь на диване, не в силах отогнать навязчивые непристойные думы. А что было бы, если бы он сейчас пришел сюда? Такой высокий стройный, кудрявый... Как бы я поступила? Прогнала бы его или…? О чем я думаю? Я же познакомилась с ним всего два дня назад! Это уже не знойный Клод в объятиях Марии-Луизы, это реальный мужчина, который спит в двух шагах от меня. Как он там сказал? «Мне нравится мысль... которая ...» Надо же, я покрываюсь капельками пота, как Мария-Луиза!
Наконец заснув, вижу толпу римских патрициев, которые стеной стоят напротив меня и что-то выкрикивают, тыча в мою сторону пальцами. В ужасе обнаруживаю, что на мне нет ничего, кроме коротенькой прозрачной ночнушки на тонких бретельках. Бросаюсь бежать, они гонятся за мной, почти настигают, я оказываюсь на краю какой-то бездонной пропасти, не могу удержаться, по инерции падаю вниз… вниз… и плюхаюсь в тягучую черную воду. Просыпаюсь в холодном поту. В комнате полумрак. Две кружки чаю, выпитые на ночь, ведут себя весьма активно, просясь наружу. Выбираюсь из-под одеяла и, не в силах разлепить глаза, на ощупь пробираюсь в сторону заветного заведения. Выползаю в коридор и… сталкиваюсь с чем-то живым и теплым. О, черт! Иван!
− Ай! – кричу я, мои сонные глаза тут же раскрываются. – Я...
Он пятится назад, я отскакиваю в сторону и врезаюсь в стену узкого коридора, окончательно просыпаясь от удара.
− Знаете, я иду в...
− А, понял... – отвечает он. – А я как раз оттуда...
Изумительный диалог. Просто Ромео и Джульетта в тенетах городской малогабаритной квартиры. Иван беззастенчиво разглядывает меня. Н-да. Зрелище, думаю, не из приятных. Всклоченные со сна волосы, огромная измятая футболка и бесформенные пижамные штаны, свисающие до пола. Размышляю, какой вариант капитуляции выбрать: скрыться ли в комнате или рвануть мимо него в туалет. Естественные потребности побеждают: я проскальзываю мимо Ивана и захлопываю за собой дверь ванной.
Обратный путь проходит без осложнений, Иван скрылся на кухне. Забираюсь под одеяло, с тоской вспоминая, какой он увидел меня. А сам он был очень не плох в своих трусиках. И почему я не надела свою прозрачную короткую сорочку, ту самую, в которой удирала от патрициев? Или хорошо, что не надела? Глаза слипаются. Кажется, не успеваю их закрыть, как в мой сон врывается немилосердный противный звук. Будильник сотового. Выползаю из постели и нахожу телефон на полке у телевизора. Отключив противный звон, смотрю на список входящих звонков. Ого, Сонин номер! Давно ее не было слышно! И я совершенно не выспалась. Встаю, снимаю свою любимую пижаму, к которой вдруг проникаюсь жутким отвращением. Наверно, стоит сейчас надеть что-нибудь симпатичное? Что если бы я выплыла на кухню в шелковом пеньюаре цвета утренней розы! Почему утренней розы? Что у нее есть какой-то определенный цвет? И все равно у меня нет такого пеньюара. Н-да, присутствие мужчины в доме явно сносит мне мозги. Но, в конце концов, почему я должна выряжаться перед незнакомым мужиком в собственном доме? Проникнувшись боевым духом противоречия, надеваю старый любимый махровый халат и иду умываться.
Из кухни появляется Иван.
− Вы уже встали? Вам к какому времени на работу? Я могу вскипятить чайник. Вы не возражаете, если я похожу раздетым, мои вещи еще не высохли.
− Знаете, я уже привыкла… Ходите, как хотите!
Он хмыкает.
− А какие у вас планы на сегодня? – спрашиваю я.
Надеюсь, он поймет меня правильно, ведь я интересуюсь только тем, когда он покинет мою квартиру. Но он явно понимает не совсем так, потому что вдруг делает шаг ко мне, улыбается и говорит:
− В общем-то, у меня отпуск. И планов особенных нет. А у вас есть какие-то предложения?
− Я имела в виду ваши утренние планы!
Он делает второй шаг и оказывается совсем близко от меня. А, черт, язык мой, вечный спутник и друг жизненных неудач!
− Мои утренние планы? Ну, как вам сказать… Они сильно совпадают с ночными... не знаю только, понравятся ли они вам...
− А почему мне должны нравиться или не нравиться ваши планы? Мне они совершенно безразличны! Я просто хотела узнать, когда вы уйдете! – заявляю я в каком-то феминистическом угаре, ощущая скорее спинным, чем головным мозгом, что в его словах есть явный скрытый смысл. И что он о себе возомнил? Ночные планы! То же мне, Клод! А может, мой спинной мозг обманывает меня, и возомнила я? Вероятно, я решила, что мое утреннее растрепанное появление в старой бесформенной пижаме было очень эротичным? Или он наслаждается, созерцая сейчас мою ненакрашенную физиономию. Умерь свое либидо, дорогая!
− У меня еще не высохла одежда! Я вас очень напрягаю своим присутствием? – растерянно спрашивает Иван, делая шаг назад.
Решаю сменить гнев на милость. Да, как-то негостеприимно я себя повела. Зачем-то заняла круговую оборону.
− Не обращайте внимания, Иван, все нормально, можете оставаться у меня, столько сколько вам будет необходимо. Это я с утра всегда такая, раздраженная. Ненавижу рано вставать.
− Понимаю вас, сам люблю утром поспать, правда, редко удается, – он замолкает, взлохмачивает свою всклоченную шевелюру и вдруг говорит:
− Лена... вы просто сразили меня сегодня утром...
Он что, издевается?! Смеется надо мной? А я-то растеклась, разжалобилась...
− Вы были такая, гм-м-м, забавная...
Он что извращенец? Ему нравятся растрепанные женщины?
− Иван, – стараясь сохранять спокойствие, отвечаю я. – Это не смешно...
− Я совсем не смеюсь, – вдруг говорит он совершенно серьезным тоном, без тени улыбки. – И у меня есть к вам одно предложение...
− Какое?! – ошарашено спрашиваю я.
− Мы с вами все-таки провели ночь вместе...
Что он имеет в виду? В голову вдруг приходит паническая мысль... Нет, события последних дней явно повлияли на мои умственные способности!
− Что вы хотите этим сказать? – выдает мой неуемный лжедруг.
− Ну, я в переносном смысле, провели ночь в одном доме…
− Так бы и формулировали... И...
− И я предлагаю нам с вами перейти на ты.
Ух! Всего лишь? Гора с плеч! Действительно, почему бы и нет?
− Согласна, – говорю я. – Кто первый?
− По идее, хозяйка дома!
− Но это же вы предложили? И вы – мужчина, как никак!
− Хорошо! Договорились! Кстати, могу приготовить тебе завтрак!
− Ты умеешь готовить?
Как же это приятно, на ты...
− Умею... Я ведь, живу один, приходится... Что изволите, мэм? Яичницу с беконом или сэндвич?
Соглашаюсь на яичницу и уплываю в комнату, чувствуя себя, если не английской королевой, то, по крайней мере, ее троюродной внучатой племянницей.
Иван действительно умеет готовить: сварганил замечательную яичницу, заварил крутой кофе. Сидим за столом и мирно завтракаем. Словно семейная пара.
− Мы с тобой как семейная пара, сидим и мирно завтракаем, – вдруг говорит Иван.
Я вздрагиваю. Он что, прочитал мои мысли? Пытаюсь подобрать нейтральный ответ, но ничего умного в голову не приходит, мычу что-то нечленораздельное.
Собравшись и одевшись, вылетаю в прихожую. Как всегда времени на дорогу остается совсем мало. Если сразу же не сяду на автобус, точно опоздаю. Иван выходит в прихожую. Эти плечи и торс совершенно доконали меня. Сил больше нет смотреть.
− Как только мои вещи высохнут, я уйду, можешь не беспокоиться, – говорит он. – Только как мне закрыть дверь?
Что-то я не обдумала этот пункт. Придется оставлять ему ключ.
− Вот тебе ключ, закроешь и…
Чуть не сказала: отдашь соседке. Этого только не хватало!
− Хорошо. А ключ я тебе отдам вечером, – уверенно заявляет он.
Вопросительно смотрю на него. Опять на что-то намекает?
− Давай встретимся вечером, – продолжает он.
Даже не намекает…
− Это приглашение на свидание или деловая встреча по поводу возврата ключа? – спрашиваю я.
Он усмехается.
− А какой пункт ты бы выбрала?
И что у него за отвратительная манера постоянно подкалывать и искать слабые места? Типично мужская, я бы сказала. Но признайся, тебе же это очень нравится!
− Выбираю первый, – без обиняков заявляю я, демонстрируя истинную женскую прямолинейность и отвагу.
− Отлично! Где встретимся? Ты где работаешь? Я мог бы заехать за тобой. Давай, запишу твой сотовый!
Обмениваемся номерами.
− Ты домой поедешь? – спрашиваю я, вспомнив вдруг про Соню, Валерия и Машку. Хотя, надеюсь, теперь мое участие в этом клубке уже не требуется, сами разберутся. Но зачем вчера звонила Соня? Кстати, я так и не знаю, как сломал ногу Валерий. А вдруг это Соня спустила его с лестницы?
− Ты собирался рассказать мне про ногу Валерия, но так и не рассказал, – говорю я.
− Собственно, все очень банально. Он…
И тут я смотрю на часы и понимаю, что если задержусь хоть на одну минуту, то точно опоздаю.
− Все, расскажешь вечером! Я опаздываю!
Вылетаю из квартиры, и слышу его вопрос в спину:
− А поцелуй на прощание?
Торможу у лифта, оборачиваюсь, он стоит в дверях и нагло улыбается. С грохотом открывается соседкина дверь, и Маргарита Петровна выплывает из квартиры. Все правильно, планеты сошлись в нужной точке. Не сомневаюсь, что она слышала последнюю Иванову реплику. Маргарита Петровна расплывается в улыбке. Я жму кнопку лифта, Иван захлопывает дверь.
− Понимаю вас, Леночка, – умильно улыбаясь, заявляет мне соседка, когда мы с ней жмемся в кабине лифта. – Дело молодое, и мальчик у вас очень красивый. Вот когда мне было столько же, сколько вам сейчас, я встречалась...
Что-то у нее сегодня лучезарное настроение, к чему бы это? К счастью, лифт останавливается, я извиняюсь и вылетаю в открывшиеся двери, так и не дослушав откровения Маргариты Петровны.
июль, 2008 г.
Copyright © 2008 Ольга Болгова

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование материала полностью или частично запрещено |