Любовно-исторический роман
 «Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу». Марина Цветаева
Генералам двенадцатого года
Книга I Течение«И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след...» Марина Цветаева Глава IV
Вильна оказалась довольно большим губернским городом с красивыми каменными домами и мощеными булыжником улицами, заполненными экипажами, верховыми и толпами людей. Еще по дороге Аннет предложила своим попутчицам – пока слуги будут подыскивать для них подходящее жилье - переждать в квартире, арендуемой ее мужем. Докки и Мари, поблагодарив, отклонили столь любезное приглашение, не желая стеснять Жадовых своим присутствием, но вскоре им пришлось пожалеть о проявленной щепетильности: все постоялые дворы, на которые они заезжали, были переполнены. Лишь через пару часов с трудом была найдена одна свободная комната в гостинице на окраине Вильны, где дамы временно расположились, отправив Афанасьича на поиски пригодного для них места обитания. − Ну почему мы должны здесь сидеть, maman?! – стенала Ирина, выглядывая в окно и с завистью наблюдая за фланирующей по улице публикой, среди которой было множество военных. − Прежде нам нужно найти квартиру, - в который раз объясняла дочери Мари. – Обустроиться, привести себя в порядок... Ты же не хочешь, чтобы тебя увидели в мятом платье и с растрепанной прической? Ирина нехотя соглашалась, что в дорожном платье невозможно отправляться на прогулку по городу, и предлагала массу вариантов, как быстро придать себе приличный вид, чтобы иметь возможность хоть на недолгое время выйти на улицу. Докки не принимала участия в их разговоре; ее более волновала, как теперь представлялось, весьма смутная перспектива найти в Вильне подходящую для них квартиру, и уповала только на предприимчивость Афанасьича, который вот уже несколько часов не давал о себе знать. Он появился только поздним вечером, и Докки в который раз отдала должное своему слуге, когда увидела, что он сумел снять даже не квартиру, а целый дом - небольшой, но вполне благопристойный и чистый на вид, с двориком и хозяйственными службами, куда можно было поставить лошадей и экипажи.
− Обошел почти весь город, - доложил ей Афанасьич. - Жилья на съем почти нет, да и те квартиры, что видел, нам никак не подходили: малы да грязны. И конюшни от них далеко, да и забиты под завязку. Походил я, потыкался всюду, а потом смекнул: чем черт не шутит, дай-ка я в пригодные дома загляну, да с хозяевами потолкую. Трудно было объясняться – лопочут все на своем языке, но все же нашел вот этот особнячок и договорился. Хозяева даже обрадовались, когда я им деньжат предложил. Ну, поторговались, конечно. Я им за дом, да за неудобства чуток накинул, они враз собрались и съехали. К родичам, что ль, а дом нам оставили... Афанасьич в поездках заведовал кошельком баронессы, и Докки не сомневалась, что он не только не потратит зря лишней копейки, но всегда найдет возможность поторговаться в пользу своей хозяйки. Поэтому она даже не поинтересовалась, во сколько ей обошелся этот дом, а также поспешный выезд хозяев, будучи уверена: после обстоятельных уговоров и выкладок Афанасьича хозяева скорее прогадали, а не выгадали, сдав свое жилье. В доме было несколько спален, просторные гостиная и столовая, а также небольшой кабинет, в который владельцы дома снесли личные вещи, не имея времени все упаковать и взять с собой. Лакеи стали наводить порядок в комнатах, наверху горничные проветривали спальни и застилали постели, повар растопил на кухне плиту и начал готовить ужин из продуктов, закупленных в ближайших лавках. Кучера с форейторами обустроили порядком уставших за дорогу лошадей в конюшне и поставили экипажи в неказистую, но большую пристройку во дворе.
− Ах, как хорошо! - воскликнула Мари, усевшись в кресло у голландской печки. – Ужасно рада, что ты поехала со мной в Вильну - твои слуги поразительно быстро умеют наладить хозяйство и создать необходимый комфорт.
− Я-то думала, ты рада моей компании, а, оказывается, тебе нравятся мои слуги, – рассмеялась Докки.
Мари хихикнула и протянула ноги ближе к печке. − Твое общество мне всегда доставляет удовольствие, ты же знаешь. Но удобства важны даже в хорошей компании, - сказала она.
− Это все Афанасьич, - ответила Докки. – Не представляю, как бы мы без него обошлись.
− Бесценный слуга, - согласилась кузина и посмотрела на дочь, вошедшую в гостиную в новом прогулочном платье и шляпке. − Куда это ты собралась, chèrie? – спросила она.
− Ты обещала, что мы пойдем гулять в город, после того, как устроимся, - капризно протянула девушка.
− Но не на ночь же глядя! Уже девять часов вечера, когда все приличные люди и твои офицеры в их числе, не разгуливают по улицам, а находятся в своих квартирах. Ирина скривилась и чуть не ударилась в слезы, но кузина отправила ее переодеваться в домашнее, пообещав назавтра с утра долгую и увлекательную прогулку по городу и его окрестностям, визит к Жадовым и много новых приятных знакомств, которые только можно будет завести за один день.
− Она слишком взбудоражена своей первой дальней поездкой, - извиняющимся голосом сказала Мари, едва Ирина нехотя покинула гостиную. – Уверена, через день-другой все войдет в норму. Докки сомневалась в благоразумии юной и избалованной барышни, но оставила свои мысли при себе. Не имея детей, она не считала себя вправе указывать матерям, как должно воспитывать собственных отпрысков, надеясь только, что после появления у Ирины ухажеров, девушка несколько угомонится. К счастью, Докки не собиралась здесь надолго задерживаться, а потому надеялась, что все эти капризы и истерики ей придется недолго и выносить. На следующий день неугомонная Ирина вытащила всех из дома сразу после завтрака. В коляске, так удачно взятой с собой из Петербурга, они объехали город, который сегодня показался им гораздо красивее, чем накануне.
Непривычные для петербургских жителей красные черепичные крыши старинных домов, стоящих вплотную друг к другу, узкие запутанные улочки с булыжной мостовой, высокие стройные готические соборы, пышные церкви, изящные особняки и массивные здания на красивых площадях произвели большое впечатление на путешественниц. Они только успевали поворачивать головы, чтобы разглядеть попадавшиеся на их пути местные достопримечательности. В отличие от утверждений барона Швайгена – мужчины, понятное дело, мало понимают в таких вещах, - в Вильне было много и модных магазинов, что являлось непременным условием для полноценной и насыщенной жизни дам. Вокруг города возвышались небольшие, но очень живописные холмы, которые им предстояло посетить в ближайшем будущем, а теплая солнечная погода сулила множество удовольствий, какие только можно получить от прогулок на свежем воздухе. − Мы непременно поедем за город, да maman?! О, какой дворец! И еще один! - верещала счастливая Ирина. – И вон в тот магазин нам обязательно нужно будет зайти – на его витрине я видела потрясающе красивые шляпки. Сколько же здесь военных! – взвизгнула она, увидев колонну солдат, возглавляемую офицерами. – О, вон тот справа на меня посмотрел и улыбнулся! – Ирина помахала ему рукой, за что получила выговор от матери, надулась и замолчала на целых пять минут. После обеда они поехали на вечер к Жадовым, где познакомились с сослуживцами мужа Аннет, среди которых - к радости девиц - были и молодые офицеры. Там же они встретили и барона Швайгена. Он, как оказалось, раздобыл обещанные пригласительные билеты на бал, устраиваемый польской знатью в честь офицеров русской армии, что вызвало бурю восторгов у барышень и их матерей. После оживленного обмена впечатлениями о городе, девицы принялись взахлеб обсуждать местное общество, предстоящие увеселения и флиртовать с молодыми людьми. Офицеры постарше завели разговор о последних новостях, в частности, о недавнем посещении Вильны генерал-адъютантом Бонапарте графом Нарбонном[1], привезшим письмо от французского императора. − Говорят, Нарбонн пытался нанести визит принцу Ольденбургскому, но не был принят, - рассказывал один из офицеров. − И правильно! - отозвался другой. – Принцу не подобает общаться с французами после захвата Ольденбурга[2].
− Интересно, что Бонапарте написал государю? - сказал третий. – Верно, опять предложения, которые нас не устраивают. Пока офицеры строили предположения о содержании письма французского императора, Аннет расспрашивала о доме, который сняли ее приятельницы. Оглянувшись на затрапезную гостиную своей небольшой квартиры, она с завистью сказала: − Конечно, когда за дело берутся мужчины, ничего путного из этого не получается. Мой муж, верно, въехал в первую попавшуюся квартиру, не удосужившись подыскать что-то более приличное. Займись я сама поисками жилья, уверяю вас, и не взглянула бы на эти ужасные комнаты. Кузины не стали уточнять, что их дом нашел слуга, дабы окончательно не расстраивать мадам Жадову, и перевели разговор на прогулки по окрестностям Вильны и магазины, которые стоит посетить. В конце вечера к баронессе подошел Швайген и попросил разрешения сопровождать ее на пикник, о котором, оказывается, за это время успела уговориться молодежь. Памятуя о раздорах, происшедших между девицами и их матерями из-за внимания барона, Докки было замялась, но, узнав, что у барышень уже есть спутники на эту прогулку, приняла его предложение. Оставалось только надеяться, что в большой компании вряд ли можно будет разобраться, кто является чьим спутником или спутницей, если, конечно, не привлекать к этой договоренности особое внимание. Последующие дни прошли в изучении города, посещении магазинов и визитах, которые Докки делала по настоянию Мари, чтобы возобновить свои петербургские связи и получить приглашения на все престижные вечера и балы. − Аннет умрет, когда узнает, что мы идем на вечер к князю Вольскому, к Беннигсенам, на прием Поляевых, к Щедриным, и Бургерхофам! - восклицала Мари. – Она в жизни не попадет в это общество! О, chèrie, как я тебе благодарна – ты даже не представляешь всю глубину моей к тебе любви и признательности! Без тебя мы здесь были бы вынуждены довольствоваться кругом этих Жадовых и непонятно кого еще.
Но Ирина хотела общаться со своими новыми подружками - Лизой и Полли, а Мари была не прочь посудачить с Аннет, поэтому почти каждый день они общались с Жадовыми. Докки также приходилось находиться в этой компании, хотя ей до крайности надоело слушать бесконечные сплетни, как и восторженное верещание девиц по поводу офицеров – младших чинов Главного штаба, которые охотно сопровождали дам во время увеселительных прогулок. − Не знаю, не знаю, - говорила Жадова, снисходительно взирая на флирт молодых людей с ее дочерьми и Ириной. – Штабс-капитан Зорин, конечно, очень мил. Но ему всего девятнадцать лет, сам еще дитя. Поручики Гурин и Соколовский ему ровесники. Они все неплохого происхождения, хотя вряд ли могут составить пары нашим девочкам. В их возрасте еще не женятся... Молодые офицеры с удовольствием развлекались в обществе юных барышень, определенно не задумываясь о серьезных намерениях. Да и сами девицы надеялись привлечь внимание генералов или на худой конец полковников - мужчин постарше и в чинах. Они крайне рассчитывали на предстоящий бал, где соберется цвет офицерства, и готовились к этому событию с особой тщательностью, в радужных мечтах ожидая знакомства с более перспективными кавалерами. Тем временем Докки пришлось отложить отъезд в Залужное на неделю – требовалось время, чтобы ввести кузину в общество, да и самой ей хотелось вдоволь насладиться своим путешествием – было обидно уезжать, не посетив все достопримечательности Вильны и окрестностей. Все той же компанией они совершили поездку на гору под названием Замковая, на вершине которой возвышалась древняя полуразрушенная башня, построенная много веков тому назад, и откуда открывался великолепный вид на окруженный холмами город и речку Вилию, тянувшуюся по долине блестящей извилистой лентой. Видели парад гвардейцев на площади перед дворцом, а также государя, великого князя Константина Павловича и принцев, наблюдавших за марширующими рядами с балкона императорской квартиры. В один из вечеров выбрались в оперу, правда, не слишком успешно, поскольку оркестр и певцы играли и пели нечто невразумительное, каждый на свой лад. Обедали и ужинали кузины обычно в гостях, и сами устроили несколько домашних приемов, благо их жилище могло вместить в себя то уже приличное количество знакомых, которыми они здесь обзавелись.
Мари и Ирина были в восторге от пребывания в Вильне, да и сама Докки с немалым удовольствием проводила полные новыми впечатлениями, насыщенные событиями дни, хотя порой ей очень не хватало того уединения, которым она в любое время располагала в Петербурге. Докки вовсе не была затворницей, и нельзя было сказать, что ей не нравилась светская жизнь, но там в любой момент она могла от чего-то отказаться, что-то пропустить, куда-то не пойти, а дома ее всегда ждал желанный покой и приятные сердцу занятия. Здесь же приходилось с утра до вечера находиться в компании людей, не имея возможности побыть одной. Каждый день нужно было куда-то ехать, с кем-то общаться, а одна ее попытка отказаться от очередного визита вызвала такую бурю удивления и вопросов, что стала и последней. Складывалось впечатление, будто все хотели перед, как говорили, грядущей и неминуемой войной в полной мере насладиться прелестями мирной, беззаботной и праздничной жизни. Докки также оказалась настолько втянутой в эту веселую круговерть, что подзабыла о недавних опасениях показаться в глазах общества «веселой» вдовушкой, приехавшей в Вильну с определенной целью. Но вскоре некоторые события заставили ее прочувствовать всю двусмысленность своего положения.
Все началось с невинного пикника, на который ее должен был сопровождать барон Швайген. Докки поехала на своей рыжей английской кобыле Дольке, Мари отправлялась на прогулку в экипаже. Ирина, хотя и умела ездить верхом, перед выходом заявила, что ей не к лицу новая амазонка, а старую было невозможно надеть из-за якобы устаревшего фасона рукавов, и села с матерью в коляску. Когда к ним присоединились барон и штабс-капитан Зорин, вызвавшийся в провожатые Ирины, девушке крайне не понравилось, что Швайген едет рядом с Докки, а не возле нее. Общество Зорина казалось ей не столь привлекательным, она надулась и восседала в экипаже с весьма недовольным видом. Жадовым – за ними заехали по дороге, - также не понравилось внимание Швайгена к баронессе. Докки решила не замечать досаду своих спутниц, чтобы не портить себе настроение, хотя ее весьма задели косые взгляды - не столько Жадовых и Ирины, сколько Мари, от которой она не ожидала столь неприязненного к себе отношения из-за пресловутого полковника. «Зачем только я приняла его приглашение? - корила себя Докки, пока они выбирались из города. – В следующий раз непременно откажусь. Мне совсем не нужен этот барон. Он, конечно, приятный молодой человек, но мне вовсе не хочется из-за него портить отношения с кузиной».
Легко было понять, почему Швайген предпочитает ее общество: взрослому и неглупому мужчине трудно выносить жеманных барышень, способных лишь хихикать да говорить глупости. Если у барона не было серьезных намерений в отношении одной из девиц - а, судя по всему, никто из них его особо не привлекал, - для него предпочтительнее была компания Докки, общение с которой ни к чему его не обязывало. «Остается надеяться, что он с уважением отнесется ко мне и не предложит вступить с ним в связь, - размышляла она. – Мне бы не хотелось разочароваться в нем, хотя появлением в Вильне я уже дала повод предполагать, что ищу развлечений. Как я могла не подумать об этом?!» Выехав из города, Докки и Швайген вскоре опередили свою компанию, то мчась наперегонки галопом по ровной дороге, то - давая лошадям передохнуть и двигаясь шагом - смеясь и болтая о всякой всячине. Барон был весьма приятным и остроумным собеседником, легко поддерживал разговор, шутил, рассказывал анекдоты и эпизоды из своей жизни и военной службы. − Первая любовь со мной случилась в семнадцать лет, - говорил он. – Барышне, совершенно меня очаровавшей, в ту пору едва исполнилось пятнадцать. Я был решительно влюблен и полностью ослеплен ее красотой, грациозностью и наивностью, представляя ее ангелом, этакой богиней...
− Позвольте мне попробовать ее описать, - рассмеялась Докки. – Верно, сложением она походила на Венеру, имела белокурые волосы, голубые глаза, живость во взгляде...
− Ничуть, хотя очень похоже, - весело улыбнулся Швайген. – Фигура у нее была – чисто Диана, волосы и глаза - темные, взгляд томный... Особа эта увлекалась поэзией, музыкой – словом, необычайно романтическая и возвышенная девица.
− И чем все закончилось?
− За ней ухаживал один господин – ему было двадцать пять лет, и мне он казался стариком - с большим состоянием и небольшим брюшком. Я считал, что запросто смогу одержать над ним победу, поскольку на моей стороне были молодость и стройная фигура. − Так ваша богиня была отдана этому господину? – Докки знала, как совершаются браки. − Именно, - ухмыльнулся барон. – Но позже, когда я ее уже разлюбил.
− А, так ваша любовь к тому времени...
− Была самым кощунственным образом убита. Как-то на обеде в гостях моя Диана с таким аппетитом уплетала цыплят, котлеты и пирог с вишнями, что никак не могло уложиться в один ряд с моими идеальными представлениями о богине, которая может питаться лишь лепестками розы, запивая их капельками росы...
− Вот так в созданный нами поэтический образ вмешивается проза жизни, - шутливо заметила Докки.
− А ваша первая любовь? Вы не поделитесь со мной воспоминаниями? – спросил он.
Докки чуть смутилась и похлопала по шее разгоряченную Дольку.
− Это был приятель брата, который захаживал к нему в гости, - чуть запнувшись, сказала она. – Он играл со мной в солдатики, перешедшие ко мне с другими игрушками брата. Ему было лет восемнадцать, а мне – пять. Помню, как я ждала его прихода, сидя на подоконнике своей комнаты с коробкой солдатиков в руках.
Швайген улыбнулся: − А когда выросли?
− Сын нашего соседа по имению – сейчас даже не помню его имени - спас меня от бодливой козы, довольно невежливо перекинув меня же через изгородь лужайки, на которую я неосторожно забрела. Помню, сначала я страшно рассердилась на него, потому что оборка платья зацепилась за жердь и разорвалась... Но потом я разглядела его бархатные карие глаза... О, посмотрите, идет какая-то колонна солдат, - она показала барону на военный отряд, появившийся на другом берегу реки, вдоль которой они ехали. Швайген заговорил о частых маневрах, от которых все в армии уже устали, а Докки с облегчением вздохнула. Тот соседский юноша был довольно противным малым с бесцветными глазами и вовсе не спасал ее от козы.
«Как бы удивился барон, узнав, что я никогда не любила, - подумала она. – Кто-то нравился – да, но не более. Наверное потому, что я боюсь давать волю своим чувствам или просто не способна любить. Да мне это и не нужно. Еще хорошо, что Швайгену хватило ума не поинтересоваться, любила ли я своего мужа...»
Ее зазнобило, несмотря на теплую погоду, и она постаралась, как обычно делала, выкинуть все непрошенные воспоминания из головы. − А вы отлично ездите верхом, - заметил барон, откровенно любуясь ее изящной и уверенной посадкой в седле. − Обожаю лошадей и верховую езду! – сообщила ему Докки. – И никогда не упускаю случая прокатиться хорошим галопом. − Тогда – наперегонки – вон до той развилки, - предложил он. Докки с места подняла в галоп свою резвую тонконогую кобылу, и они со смехом поскакали вперед по дороге, наслаждаясь быстрой ездой и компанией друг друга.
У речки Погулянки их ждали слуги, на берегу были расстелены одеяла и разложены скатерти, уставленные тарелками с закусками. Верховые участники прогулки успели спешиться и размять ноги, пока до места пикника добрался экипаж с дамами в сопровождении штабс-капитана Зорина, вынужденного всю дорогу плестись подле Ирины, и еще одного всадника, которым – к изумлению Докки - оказался князь Рогозин.
− Мы встретились у выезда из города, - сообщила кузине довольная Мари. – Конечно, я пригласила князя составить нам компанию. Если появление Рогозина стало не слишком приятным сюрпризом для баронессы, оно внесло ощутимое оживление в ряды барышень. Те защебетали куда веселее, взбудораженные прогулкой на свежем воздухе, присутствием молодых офицеров, среди которых оказался теперь и князь, чья внешность, титул, а также репутация отъявленного сердцееда не могла оставить равнодушными трепетные девичьи сердца.
Жадова не скрывала радости по поводу представившегося ей случая свести знакомство с Рогозиным, о чем она прежде могла только мечтать. Будучи наслышанной о попытках князя добиться расположения «ледяной баронессы», она настороженно следила за каждым их словом и жестом, обращенным друг к другу. Рогозин оправдал ее надежды, когда после трапезы предложил Докки прогуляться вдоль реки. Баронессе было неловко отказываться от его вежливого приглашения, поэтому ей пришлось опереться на подставленную им руку и пройтись в его обществе по берегу Погулянки.
− Не ожидал вас здесь встретить, - сказал князь, едва они отошли от компании на достаточное расстояние, чтобы никто их не услышал. − Отчего же? – спросила Докки, догадываясь, какой ответ сейчас услышит.
− В Вильну приехали жены офицеров, чтобы побыть вместе со своими мужьями, - разъяснил Рогозин. - Дальновидные матери привезли дочерей на выданье, желая по случаю устроить их замужество – ведь здесь собрался весь офицерский состав Первой Западной армии, - он сделал многозначительную паузу и пристально посмотрел на нее. – Но среди прибывших есть светские дамы, которые приехали сюда... хм... рассчитывая обрести новые или возобновить старые знакомства, насладиться своей свободой... Смею ли я надеяться, что вы теперь относитесь более снисходительно к своим верным поклонникам?
− Не смеете, - Докки сильно уязвили его слова. Предположи он, что она ищет мужа – это выглядело бы не так оскорбительно, как его намек на то, что она находится здесь в поисках определенного вида развлечений.
− Я сопроводила сюда свою кузину, - она остановилась и высвободила свою руку из-под его локтя. – И никто не давал вам права делать столь далеко идущие и ложные выводы.
− Вовсе не хотел обидеть вас, дорогая Докки, - с присущей ему фамильярностью и беззаботностью откликнулся князь. – Вы меня не так поняли: я лишь выразил надежду, что вы благосклонно воспримете мое восхищение вами и мою вечную преданность. Кто знает: возможно, близость войны и связанные с ней опасности смягчат ваше сердце, и в нем найдется хоть капля сострадания к моей душе, истерзанной безответной любовью к вам...
Докки еще злилась, но ей трудно было удержаться от улыбки, выслушивая оправдания Рогозина и его дежурные заверения в своих чувствах, какие он испытывал одновременно к слишком многим женщинам.
− Право, князь, оставим эту тему, - она повернулась и направилась обратно, жестом пригласив Рогозина следовать за собой. – Капля моего сострадания вам обеспечена, но уверена, вы легко найдете куда более отзывчивых дам, которые смогут предложить вам гораздо больше, чем ваша покорная слуга. − К счастью, мир не без добрых людей, - охотно согласился он. – Тем обиднее, когда единственная женщина, которая нужна, отвергает брошенные к ее ногам самые нежные и искренние признания в неизмеримой и беззаветной страсти... − Ежели б я была единственной, кто вам нужен! – рассмеялась Докки. − Хотите стать моей единственной? – оживился Рогозин. – Клянусь...
− О, не нужно клятв, - остановила она его. – Мы с вами прекрасно знаем, что они невыполнимы и ни к чему не приведут. Они подошли к компании, и Докки присела рядом с Мари и Аннет, чувствуя на себе внимательный взгляд Швайгена. Рогозин с беззаботным видом взял себе бокал вина, подошел к барону и Жадову и вместе с ними стал наблюдать за молодежью, затеявшей игру в камешки: под визги барышень офицеры закидывали речную гальку - кто дальше бросит – в воду.
Жадова вскользь посмотрела на Докки и продолжила разговор с Мари.
− Конечно, мужчинам трудно остепениться и привыкнуть к мысли о необходимости хранить верность женам, когда вокруг столько соблазнов. Ежели первые люди государства при законной жене заводят другую женщину, - она намекала на Марию Нарышкину, пассию государя, о чем сразу догадались ее слушательницы, - то чего ждать от остальных, охотно перенимающих легкомысленные нравы двора и высшего света? Да еще и некоторые дамы, коим несть числа в наше время, - кто пользуясь своим вдовьим положением, кто на глазах собственных мужей, - считают себя вправе развлекаться самым вольным способом, тем всячески поощряя мужчин и отвращая их от женитьбы на достойных и скромных девушках, с которыми только они и могли бы познать настоящие и благочестивые наслаждения семейной жизни. Этот выпад не остался незамеченным Докки, но она не собиралась показывать этого Жадовой. Мари же встрепенулась и заговорила об обзаведении наследниками, что подвигает мужчин к женитьбе, а также о любви, которая настигает в какой-то момент любого и приводит к алтарю...
Аннет перебила ее самым неделикатным способом, прошипев сквозь зубы:
− Гляньте-ка! Вот ярчайший пример бесстыдства и пренебрежения всеми правилами приличия!
Дамы обернулись в ту сторону, куда смотрела Жадова и увидели всадников, проезжавших мимо поляны. Впереди рядом с офицером в генеральском мундире ехала известная в петербургском свете красавица княгиня Сандра Качловская. Она несколько лет назад разъехалась с мужем и, как утверждали злые языки, за это время сменила с десяток любовников.
− Генерал-майор Алексеев-младший, – Аннет показала на спутника княгини, молодого мужчину весьма приятной наружности. – Сзади едет генерал Ядринцев со старшей внучкой князя Вольского. До чего же она страшненькая! Мои девочки куда как краше... А вон тот - на серой лошади – полковник... Сопровождает старшую дочь Софи Байковой. Уму непостижимо!
Докки отметила, что два генерала из списка Жадовой, коих та прочила в женихи своим дочерям, по собственному прискорбному неведению ухаживают совсем не за теми барышнями, за кем были бы должны.
После того, как кавалькада скрылась из виду, Жадова с нескрываемым разочарованием в голосе, воскликнула:
− Как это Софи отпустила свою дочь в компании Сандры?! Я бы в жизни не позволила Лизе и Полли даже приблизиться к столь распущенной особе! Кстати, Софи мне рассказывала, что Сандра здесь вьется вокруг Палевского, но, по всей видимости, с ним она потерпела неудачу, раз отправилась на прогулку с Алексеевым. Говорят, на последний бал ее сопровождал Фирсов. Впрочем, на ней они все равно не женятся - она же замужем! – и у моих дочерей есть все шансы своей юностью и свежестью увлечь какого-нибудь генерала или титулованного полковника! Мари с ней полностью согласилась и предположила, что ее дочь вполне способна понравиться тому же генералу Алексееву, который, как она заметила, с большим интересом посмотрел на Ирину. Жадова стала пылко доказывать, что Алексеев больше смотрел на свою спутницу, чем по сторонам. Но едва она собралась привести очередное веское тому доказательство, как к ним подошел ее муж, предложивший дамам собираться, чтобы успеть вернуться в город к обеду. * * *[1] Граф Луи де Нарбонн-Лара (Narbonne-Lara), генерал-адъютант Наполеона. 6-8 мая (ст. ст.) 1812 находился в Вильне с поручением от французского императора к Александру I.
[2] Герцогство (княжество) Ольденбург - в 1810 году было оккупировано наполеоновской Францией.
январь-май, 2008 г.
Copyright © 2008 Екатерина Юрьева 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
