Русские каникулы
Глава пятая
...Все-таки они оба заснули после бурных объятий, наполненных удивительной нежностью и страстью. Алиса проснулась первой и почувствовала, как сосет под ложечкой. Ничего странного, ведь после их замечательного завтрака прошло довольно много времени. Она посмотрела на своего возлюбленного и подивилась какому-то очень довольному выражению его лица. А, может, она снова чего-то себе придумывала, и он просто отдыхал от их сексуальных безумств. Горькие мысли попытались в этот момент вернуться, но она усилием воли задавила их на корню и стала тихонечко сползать к краю дивана с намерением встать. Генри, видимо, почувствовав какую-то возню рядом, повернулся на бок, вздохнул и открыл глаза. И тут же расплылся в довольной улыбке, вполне достойной своего чеширского предшественника. − Как ты, дорогая? − В порядке. Только я ужасно голодная. Может быть, нам стоит пойти и перекусить? − Absolutely! Только сначала… − и он, притянув ее за руку к себе, прижался губами к ее щеке, а потом плавно скользнул к ее губам, но Алиса, вырвавшись, нахмурилась: − Если ты будешь продолжать в том же духе, мы останемся здесь, и скоро рядом с тобой будет валяться мой хладный труп. Генри, разочарованный, откинулся на спину и заложил руки за голову. − Вставай, тебе меня не удастся заставить… − И не думал даже, просто я тоже очень проголодался и подумал, не утолить ли нам иной голод. Алиса зажала ладошками уши и затрясла головой: − Не слышу, не слышу! Если ты сию минуту не встанешь, я уйду без тебя, и никакой голод ты не утолишь. Генри с длинным вздохом рывком сел на диване и, потянувшись, все еще изображая героя Льюисовской книги, нехотя сполз с ложа. …На крыльце Алиса вдруг резко остановилась и хлопнула себя ладошкой по лбу: − Ой! Кажется, я забыла телефон. Я мигом! Ты подожди меня здесь, хорошо? − вопросительно глянула она на своего спутника. Генри согласно прикрыл глаза, и Алиса пулей влетела в подъезд. Телефон поблескивал в сумраке коридора, и она, отругав себя за забывчивость, во второй раз закрыла дверь на замок и, спустившись на лифте, который дождался ее, выскочила на крыльцо. Яркое солнце ослепило ее после подъездного сумрака, она даже зажмурилась, и в этот момент ее взяли за руку, она открыла глаза и…оторопела: перед ней стоял не кто иной, как Иван собственной персоной со своей широчайшей белозубой улыбкой. − Вы не ожидали меня увидеть? А я решил вас дождаться, во что бы то ни стало! Алиса перевела взгляд на уже подходившего к ним Генри, брови которого вновь начинали съезжаться к переносице, и решительно отняла руку: − Ну, и напрасно, я, кажется, сказала, что не желаю продолжения нашего знакомства, так что всего хорошего, − выпалив все это скороговоркой, она сбежала по ступенькам мимо своего неожиданного визитера и, подхватив под руку Генри, увлекла его за собой в арку. Некоторое время они шагали молча. Потом Алиса почувствовала, как начинает дымиться правая щека, и вскинула глаза на своего спутника. − Ты сегодня пользуешься необычайной популярностью, − безразличным тоном сообщил Генри. − И кто же этот энергичный молодой человек? − Я, честно говоря, с ним практически незнакома. − И что это может означать? − То, что я его не знаю. Почти. − А подробнее? − Ге-енри! Ты устраиваешь мне допрос? − игриво поинтересовалась Алиса. − Ты что, не хочешь говорить об этом? Прости, я, наверное, слишком назойлив. − Для человека, который полдня не выпускал меня из постели, вопрос кажется риторическим, не так ли? Если хочешь, могу и рассказать. В тот вечер…ммм…ну, когда я сбежала с "Командора", этот парень просто-напросто наехал на меня. − В каком смысле? − В самом прямом, мотоциклом! − Что-о?! − Ну, не задавил, как видишь, так , напугал немножко. Потом он, как честный человек, довез меня до дедушкиной студии. Я просто не могла представить себе, как я буду в пустой квартире одна. А особенно, если Дима вернется в одиночестве, без тебя… − Э-м-мм,… а куда, по-твоему, должен был деться я? − Ну-у, мне вдруг показалось, что Диана и ты…что между вами… − Ты что, это говоришь всерьез? − Генри даже остановился и, развернувшись, в упор уставился на нее. − Ну, вы стояли на палубе, так нежно прижавшись… − Леди, у вас слишком богатая фантазия. Между прочим, когда мы стояли… э-э-э, нежно прижавшись, я, в основном, выспрашивал ее о некоей отсутствующей особе, которая в тот момент весьма меня занимала. − Ну, хорошо, ну, я навыдумывала все! Но что бы ты на моем месте решил, увидев мужчину и женщину в опасной близости друг от друга? − Что мужчина только и ждет, когда придет та, о которой он мечтал весь день, с момента их восхитительного поцелуя на трибунах… Алиса немедленно покраснела до самых корней волос и опустила глаза, кусая губы и пряча непрошенную улыбку. Потом, подняв взгляд на своего визави, поинтересовалась: − И как это у тебя получается постоянно вгонять меня в краску? Чувствую, после продолжительного общения с твоей персоной моим нормальным цветом лица будет оттенок свеклы. Генри рассмеялся и заметил: − Ты так очаровательно краснеешь, я в восхищении! − Королева в восхищении, − пробормотала Алиса. − Что, прости? − Так, мысли вслух…
…Алиса толкнула входную дверь и, скинув туфли, не дожидаясь своего спутника, прошла внутрь квартиры. Осмотревшись, она повернулась к Генри: − Ты представляешь, его до сих пор нет! Я, пожалуй, позвоню. Генри задержал ее руку, уже нацелившуюся набирать номер брата, и, притянув к себе, выдохнул в самое ухо: − Может быть, пока его нет, нам заняться более приятными вещами? − Нет! Постой, Генри, мы не можем… − О, дорогая, мы можем. − Подожди…Подожди же, я хочу… Чего она хочет, Алиса сказать не успела, так как в двери завозился ключ. Она высвободилась из объятий Генри и стремительно пошла открывать, словно спасаясь от опасности. За дверью оказался, конечно же, Дима, который, чмокнув сестрицу в щечку, протиснулся мимо нее в квартиру. − Ну и как вы без меня? Надеюсь, не слишком скучали? − пытливо вглядываясь в лица подозреваемых, вопросил он. Генри в ответ только усмехнулся и пожал плечами. Алиса, спрятав глаза, помчалась в кухню, на ходу бросив: − Не волнуйся, нам было весело. − И уже оттуда закричала − А как твои дела с важным клиентом? − Да так как-то… − машинально ответил Дима, проводив ее взглядом. Потом, нахмурясь, он перевел глаза на Генри, но тот с таким вызовом ответил на его взгляд, демонстративно засунув руки в карманы брюк, что Диме только осталось молча взирать в полном недоумении на них обоих. Но потом он, решив, видимо, не углубляться в дебри взаимоотношений своей сестры и заморского гостя, перешел к обсуждению планов на сегодняшний вечер. После недолгих переговоров было решено отправиться на набережную, где в этот вечер ожидалась шумная тусовка по случаю Дня Города. Алиса молча кивнула в ответ на предложение своего неуемного братца. Генри же было, собственно, все равно, куда идти, если рядом с ним будет Она. …Вечеринка удалась как нельзя лучше в той же компании, с которой они были в "Ирландском папе", а поцелуи, сорванные ими украдкой от такого невнимательного в этот вечер Димы и весьма невнимательных спутников, добавляли этой вечеринке изысканный и пикантный вкус. Дима весь вечер ухаживал за невысокой миловидной девушкой, а по окончании вечера отправился ее провожать, бросив многозначительный взгляд на Генри и кивнув ему. Алиса заметила эти мужские переглядывания и уже хотела было рассердиться, но потом, вспомнив данные себе обеты подумать об этом, когда придет время, решила продолжать свой дрейф по течению. Генри же был абсолютно безмятежен и доволен, что Дима, кажется, сам все понял без слов, а если бы и не понял, Генри намеревался поговорить с тем по-мужски и, испросив благословения, поухаживать за его сестричкой. Откуда-то в голове всплыли эти сложноподчиненные обороты речи, о которых Алиса, фыркая, говорила: "Какой Версаль!" Вообще, признался он себе, влюбленность не способствует улучшению умственных способностей, во всяком случае, те поступки, которые он совершал в последнее время, в прежней жизни вызвали бы в нем в лучшем случае недоумение, а в худшем − сильные сомнения в психическом здоровье того, кто так бы вел себя. И это поразительное чувство восторга, причем практически постоянное, граничащее с эйфорией! Нет, вынужден был он заметить, вы, сэр, кажется, совсем выбиты из привычного состояния. Я положу эти размышления, пожалуй, в прежнюю папочку "До востребования", на исследование ее содержимого у меня нет ни сил, ни времени. Нужно продолжать жить сегодняшним днем, не осложняя ситуацию ни для себя, ни для Нее. Тем более она кажется весьма счастливой и спокойной, и ее все устраивает в наших отношениях. Так чего еще желать! …В этот вечер, вернувшись домой, они очень долго сидели, обнявшись на диванчике, не зажигая свет. В комнате было довольно светло от уличных фонарей и луны, которая, совершенно обалдев, видимо, решила, что она − младшая сестричка солнца и светила во все лопатки. И от этого лунного света, от романтической обстановки они вдруг завели разговор о своих трудностях личной жизни каждого, о тех историях, которые каждый из них пережил не так давно и не совсем излечился от бедственных последствий. − Я тебя очень хорошо понимаю и сочувствую, − говорил тем временем Генри в ответ на горестный рассказ Алисы о своей неудаче с Игорем. − Конечно, замечательно, когда рядом с тобой друзья, близкие люди. Ты им, непременно, все расскажешь, они тебе посочувствуют. Но потом наступает минута, когда они уходят, вынужденные возвратиться каждый к своим делам, к своей жизни. А ты… А ты остаешься совершенно один на один с обстоятельствами. И именно ты − сам! − должен принять решение, как тебе жить дальше, должен сам справиться со своим горем. И никто тебе не поможет сделать выбор: упасть или найти силы, чтобы подняться; махнуть на себя рукой и продолжать растравлять свои раны или постараться воспринять то, что случилось с тобой просто как полезный урок, жизненный опыт… − В смысле: быть или не быть? − уточнила Алиса Генри внимательно посмотрел на девушку: − Что ж, ты права. Пожалуй, старина Шекспир очень хорошо знал тот предмет, о котором писал. − Кажется, мы с тобой очень здорово понимаем друг друга, − задумчиво протянула Алиса, отвернувшись к окну и разглядывая колышущиеся тени на портьере. Генри крепче приобнял ее и, поцеловав в висок, уточнил: − Мы ведь должны этому радоваться, не так ли? − Должны…− эхом откликнулась Алиса и, повернувшись, долгое мгновение смотрела в кажущиеся абсолютно черными глаза Генри, потом обвила рукой его шею и, прижавшись к нему, сама отыскала его губы…
− Ты позволишь…? − Что именно? − Я хочу остаться с тобой,… до утра, если я не помешаю… − Вот если бы ты собирался удрать от меня, этого я тебе бы уж точно не позволила. Ты ведь сам говорил: у нас слишком мало времени на глупости… − Я хочу, чтобы ты спала на моем плече, когда я завтра проснусь. − Не волнуйся, я там буду непременно. Ты еще пожалеешь, потому что я отлежу тебе руку, и ты полдня будешь сражаться с мурашками… − Что, прости? Я порой не понимаю тебя. − Признайся, ты частенько прогуливал уроки русского языка?! − Слушай, как это тебе постоянно удается меня выводить в чистую воду? − НА чистую воду! Постой, ты это нарочно?... − Мне просто нравится, как ты поправляешь меня и ужасно веселишься и гордишься при этом. − Тише! Кажется, Дима. Пойду, встречу его… Алиса выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Она пока не готова была афишировать свой бурный роман. Дима возился с ботинками, и по продолжительности этого действа Алиса поняла, что вечер, видимо, удался. − Та-ак! Возвращение блудного брата. Дима поднял на нее глаза и расхохотался от ее недоумения. − Слушай, ты толкаешься в прихожей уже полчаса и делаешь это с ужасным грохотом. Я была абсолютно уверена, что ты… − Что я в состоянии "ни петь, ни рисовать"? Солнце мое, твоя проницательность сегодня дала осечку. − Причем неоднократно, − пробормотала тихонько себе под нос Алиса и спросила уже громче, − Могу я узнать, что это за спектакль? − Я просто хотел сообщить о своем приходе и… э-э-э …не застать никого врасплох. − Ты не голоден? − резко закрыла тему Алиса. − Да как тебе сказать! Мы с Александрой зашли в уютный погребок, где нам предложили божественный нектар. − Ну, про нектар я не сомневалась. А как насчет хорошего куска отбивной? − Ты же знаешь, как у нас кушает Сашуля. С одной оливкой она готова возиться полчаса, разделывая ее на микроскопические части! Я же не мог себе позволить в присутствии дамы объедаться как слон! Поэтому харррошая порция мяса сейчас была бы в самый раз! Ты поможешь голодающему Поволжью? − Пошли, Поволжье. Куска мяса нет, но бутерброд с колбасой, сыром и чаем в придачу я тебе организую. Да, кстати, а чего это ты так поздно? Ты завтра на работу не собираешься? − У меня встреча после обеда. Так что с утра я совершенно свободен и могу выспаться. Кроме того, я не видел особых возражений по поводу моего отсутствия сегодняшним вечером дома, или я ошибаюсь?...Молчание, как знак согласия? − Если я молчу, это значит, что я не хочу об этом говорить. − Что все так плохо?...Ого! Судя по твоей улыбке все замечательно… Не заиграйся! − Отвяжись! − Алиса с грохотом поставила тарелку с тремя толстенными бутербродами и кружку чая перед своим заботливым братцем. − Все, я ухожу, посуду поставь в мойку! И − спокойной ночи!
В дверь уже звонили второй раз, и Алиса, высунувшись из кухни, прокричала вглубь квартиры: − Ну что, некому подойти к дверям, что ли? − и сама себе ответила, − видимо, придется мне. За дверью оказались старшие Северовы, которые с шумом ввалились в квартиру и едва не задушили свою дочь в объятиях. − А где Митя? − Ой, мамуль, он вчера поздновато лег, так что… − Что значит поздновато? Сегодня рабочий день! Митюнь!!! − позвала мама, миниатюрная миловидная женщина и тут же была подхвачена в объятия выскочившим ей навстречу великовозрастным Митюней. Высокий загорелый мужчина с благородной сединой и мальчишеской улыбкой с чувством встряхнул руку сыну и забросал вопросами: − Ты почему не позвонил мне по поводу Питерского дела? По документам не возникло проблем? Как настроена противная сторона? Я, кстати, принес тебе журнал со своей статьей. Чувствую, дискуссия будет грандиозной, почитаешь потом. И непременно выскажешься, я требую. Генри, вышедший в холл, наблюдал за этим нашествием родителей, от которых квартира сразу стала казаться несколько меньше размером и заполнилась веселой суматохой и шумом. Мама в это время допытывала дочь по поводу правильного питания и наличия нужных продуктов в доме и одновременно всовывала в руки Алисе какие-то контейнеры, перевязанные желтой ленточкой: − Алис, мы зашли в ваш "Андреевский" и обнаружили там совершенно новую изумительную кулинарию, где продавались совершенно изумительные свежайшие пирожные и потрясающие горячие булочки. И мы просто не могли упустить случая зайти к вам на чай. И никаких возражений: диеты подождут! Алиса и не думала возражать. Она с улыбкой наблюдала за своими бурными родителями и чувствовала, как она соскучилась. Родители уезжали во Францию на полмесяца отдохнуть от суеты и побродить по парижским улочкам. Раз в год они позволяли себе все бросить и устроить очередной медовый месяц или неделю, уж как получалось. В этом году местом медового нашествия была единодушно выбрана Франция. Тем более что там проживал старинный друг Алисиного деда, тоже художник. В последнее время здоровье его стало сдавать, и он хотел встретиться с детьми своего давнего приятеля, чтобы передать им кое-что из своей коллекции. Алиса бросила короткий взгляд на Генри, на лице которого блуждала легкая улыбка. Он на самом деле наслаждался этой семейной идиллией. Впрочем, чего-то подобного он и ожидал, но развернувшаяся сцена была просто вышедшей из рекламного ролика про выдуманную семью и никак не могла быть настоящей. Наконец, старший Северов обнаружил новое лицо и с любопытством взглянул сначала на молодого человека, а потом перевел взгляд на Алису. Та пожала плечами и ответила на немой вопрос отца: − Пап, познакомься − это Генри Дэшвуд, знакомый Димы. Он из Лондона, приехал погостить на пару недель. Генри − это наш отец Аркадий Арсеньевич Северов. − Так-так, из Англии? Это замечательно! − протянул руку Северов − старший. − Мы к вам в Европу, вы из Европы в Россию. Круговорот народонаселения в природе. Кстати, несколько необычное желание приехать сюда, особенно для англичанина, приверженца традиционных взглядов на отдых. Но, тем не менее, я весьма рад знакомству. − А это наша мамуля: Анна Андреевна, − выступил Дима, и мамуля, тепло улыбнувшись, пожала протянутую руку гостя. − Ну что, идемте пробовать ваши антидиетические, убийственно калорийные пирожные с горячими булочками, чайник только что протрубил боевую готовность, − махнула рукой Алиса, и вся компания отправилась к столу/ … Генри за завтраком все больше помалкивал и наблюдал. Старшие Северовы рассказывали о своей такой замечательной поездке, и все вместе хохотали над всякими забавными происшествиями, которые произошли с ними там. Неожиданно из глубины квартиры донеслись странные пиликающие звуки, и Генри, встрепенувшись, извинился: − Прошу извинить, кажется, мой телефон ожил. Я вас оставлю ненадолго, − и он стремительно вышел. − Приятный молодой человек, − ни к кому не обращаясь, заметила Анна Андреевна, − и очень привлекательный, не так ли? − И кому ты это говоришь, мамуля? − спросила ее дочь, засовывая в рот остатки пирожного. − Я высказываю свои мысли, дорогая. Ты кажешься взволнованной, нет? − Мамуль, я не кажусь взволнованной, не выдумывай. Давайте лучше о Париже, о`кей? − Ого, какие успехи в английском! − Пап, прекрати! − Прости, дитя мое, у нас сегодня весьма игривое настроение!
…Генри нажал отбой и задумчиво потер нос трубкой. И надо же было именно сегодня включить телефон, чтобы снова оказаться на крючке забот, дел, обстоятельств. Звонил Эндрю и был приятно удивлен происшедшими со своим боссом переменами, после чего стремительно выложил всевозможные новости, и хорошие, и плохие скопом. − …Так что после этой финансовой операции ты стал богаче еще на парочку миллионов фунтов. Ну, и с госзаказом на учебную литературу все тоже удалось. Кстати, попечительский совет Итона просто разливался в приветственных речах по поводу своего такого успешного выпускника, в смысле − тебя. Ну, а теперь не очень приятные известия. Кажется, кое-кто на бирже хочет здорово нам подгадить, а именно: попросту захватить бизнес. − Мы не участвуем в биржевых играх, и я не вижу никакой опасности… − Так-то оно так, но кажется нынешний, э-э-э, друг миссис Дэшвуд хочет сделать приятное своей даме и полезное себе. В общем, я бы хотел, чтобы ты приехал и разрулил ситуацию. Без твоих связей наверху я, к сожалению, бессилен противостоять давлению. − Кто-то говорил, что я могу вообще не приходить в офис… − Ну, извини, недооценил. − Хорошо, я постараюсь прилететь, как только смогу! "Ну что же, кажется, мои русские каникулы подкатывают к концу… Видимо, теперь у меня будет достаточно времени все обдумать и принять решение. Решение, с которым Она должна будет примириться".
Генри, глубоко задумавшись, машинально помешивал ложечкой остывший чай и совсем не участвовал в общем разговоре за столом. Алиса поглядывала на него, потом, не выдержав бездействия, встала, открыла дверь в лоджию и преувеличенно бодро заметила: − Ди-им, кто-то собирался обустроить нашу импровизированную террасу, а уже второе лето проходит в бесплодных ожиданиях! Где, где обещанный сад камней, лианы, тропические растения и прочие джунгли? Где это все? − Нет, Алис, мне бы в одной квартире закончить… − Да, кстати, Димас, как твой ремонт? − поинтересовался Аркадий Арсеньевич. − Я был уверен, что ты уже переехал, а у тебя видимо все в том же состоянии ожидания. Что говорит твой мастер, как там его..? − Ха! Витек говорит, что все будет нормалек, − ядовито ухмыльнулась Алиса. − Птичку нашу попрошу не обижать! − запальчиво выкрикнул Дима. − Между прочим, вы иронизируете напрасно. На следующей неделе я переезжаю! − Мить, это потрясающая новость! − оживилась Анна Андреевна. Алиса неторопливо вышла в лоджию и облокотилась на перила ограждения. Она и не заметила, как с ней рядом оказался Генри. Остальное семейство осталось сидеть за столом и, судя по доносившимся взрывам хохота, горячо обсуждало процесс грядущего переезда в отремонтированные хоромы. Генри дотронулся до ее плеча, и Алиса от неожиданности вздрогнула. Вообще, напряжение прочно поселилось внутри нее с момента, когда вернулся Генри с задумчивым и каким-то отсутствующим лицом. − Алиса, мы должны поговорить с тобой, − начал он. − Да, конечно. Что-то случилось? Неприятные известия из дома? − быстро заговорила девушка, пытаясь за словами скрыть волнение. Она и хотела и не хотела этого разговора, интуитивно понимая, что вот сейчас он скажет что-то такое, чего нельзя потом будет исправить, или переиграть. Генри, пристально глядя на нее сбоку, сказал: − Мне позвонил Эндрю, мой управляющий делами. У нас возникли кое-какие проблемы с бизнесом. Поэтому я прерываю свой отпуск и возвращаюсь в Лондон. Это необходимо… Внутри нее что-то подпрыгнуло и оторвалось. Вот оно! То, о чем она боялась подумать и все откладывала на потом, прятала голову в песок, как страус, надеясь в глубине души, что это произойдет после, не сейчас. А когда это произошло, думать о чем-то стало уже ужасно поздно. Уж слишком неожиданно пришел момент. Главное же теперь − сохранить лицо и не показать ему, что внутри валяется оторванное сердце, трепеща всеми своими артериями, желудочками и предсердиями, не показать, как постепенно, выплескиваясь из каких-то немыслимых глубин, всю ее начинает заливать боль. Главное сейчас − сдержать эмоции. Он не должен догадаться ни о чем. Слишком унизительно будет смотреть на него взором побитой собаки и увидеть в ответ в его глазах лишь сожаление и недоумение, что она не сумела соблюсти правила игры. Ну, уж нет, главное − держаться, главное − не показать. Она твердила все это про себя, как заклинание, и, поглощенная процессом борьбы с собой, не замечала, с какой тревогой смотрит на нее Генри, ожидая хоть каких-то слов в ответ на свое сообщение. Наконец Алиса, выдохнув, преувеличенно бодро выпалила: − Ну, что же, хорошо! Генри нахмурился: − Подожди! Что значит − хорошо? Ты поняла, что я сказал? − Конечно, я поняла! У тебя какие-то проблемы. Ты уезжаешь. Твой отпуск закончен. Он в полнейшем недоумении согласился: − Да, я уезжаю… "Черт побери, почему ты так спокойна и бесстрастна? И едва ли не рада? Не может быть, чтобы тебе было все равно?! Как же так?" Когда он обдумывал этот их разговор, он представлял все совершенно по-другому. Она, конечно, страшно огорчится, скажет, как сложно ей будет расстаться с ним, что у них только-только все стало налаживаться, и разлука с ним непереносима. А он тут же предложит ей ехать с ним. Она с радостью согласится, и все станет замечательно, проблема будет решена! Да он и думал-то после звонка Эндрю не о ее согласии, это казалось ему делом решенным. В основном, он мечтал, как он уладит все с переездом, с визами, как они будут жить вместе, как она наполнит его холодную жизнь светом, радостью и теплом. Она ведь знает, как это сделать, она видела, как это происходит в ее такой замечательной семье! Но ни разу ему не пришла мысль, что она вовсе и не собирается никуда ехать с ним, что для нее все, что случилось с ними − это так, рядовая любовная интрижка, без каких-то серьезных планов на будущее! Да она даже не смотрела на него сейчас, произнеся свое "Хорошо!" Что же теперь дальше-то? "Дорогая, я уезжаю!" "Ну, счастливого пути!" Все, сеанс окончен! Алиса подняла, наконец, на него глаза, и вдруг из их зеленой глубины полыхнуло на него на миг такое пламя горечи, что он несколько опешил, и мысли в его голове снова забарахтались, пытаясь не утонуть в эмоциях. Стоп-стоп-стоп! Не может быть! Он ошибся?.. Но в этот момент их прервал Дима, всунувшись в дверь, позвал Алису к телефону: − Тебя, дорогая, ваш зам директора, кажется! Алиса поспешно − даже слишком! выскочила с лоджии и, схватив трубку, умчалась в свою комнату. Звонили с работы, зам директора Громов интересовался, как идет ее отдых, не надоело ли ей, и не пора ли, и все в том же духе. Алиса отвечала вяло и скучно, что ей отдыхается замечательно, что на работу она, если нужно забежит. Ее собеседник, несколько обескураженный ее тоном, высказался, что совершенно не настаивает на ее приходе, просто там назревает заключение очень хорошего договора, и неплохо бы ей посмотреть сметку, которую в ее отсутствие наваял сметно-договорной отдел. Да и новые расценки от Гражданпроекта по трудозатратам, наконец-то, пришли, хорошо бы ей тоже посмотреть. Алиса, не дослушав даже, ответила, что непременно заедет, причем завтра же, поскольку отдых ей уже наскучил и вообще, не может же она бросить родную контору на произвол судьбы в трудное время. Громов слегка ошалелым голосом поблагодарил за отзывчивость, причем чувствовалось, что аргументов у него для Алисы заготовлено еще вагон и маленькая тележка, но при их ненужности он даже растерялся, чего еще сказать девушке. … Нажав "отбой", она откинулась на кровать и уставилась в потолок, знакомый до последней черточки, до последней трещинки. Сколько часов она провела, разглядывая этот чертов потолок тогда… Ну, нет, она просто не может позволить себе вновь скатиться в какую-то чертову дыру отчаяния. Она, черт возьми, заставит себя воспринимать все происшедшее с ними как праздник, как каникулы, бездумные, веселые, замечательные! И тут какой-то мерзяйский голосок пропел: а ведь ты ждала, что он позовет тебя с собой, а он молчал, смотрел на тебя и молчал, мол-чал. Слово-то какое идиотское! Она замечала это: если долго произносить мысленно какое-то слово, постепенно оно теряет свой первоначальный смысл и становится всего лишь набором звуков, складывающихся в абракадабру. Она тряхнула головой, не давая мыслям уплыть в безрадостные дебри и стараясь не думать о его таком, в общем-то, предсказуемом молчании. Правила игры гласят: нам было хорошо. Сегодня мы расстанемся друзьями и будем вспоминать добрым словом эти дни. Все. Конец игры. Неизвестно, до чего бы она еще додумалась в своих мысленных изысканиях, как тут в дверь забарабанили, и Димкин голос прогнусил: − Выходи, Элис! Родители уходят! Она вышла в коридор и в недоумении уставилась на Диму, который тоже был вполне собран и готов к выходу: − Я тоже иду, у меня встреча в офисе, − ответил он на немой вопрос сестры. − Так что я вас покину с твоего позволения. − Ну, все, дорогие! − бодро попрощалась Анна Андреевна. − Мы поехали. Завтра все за город, к бабуле! Митюнь, постарайся тоже подъехать часикам к трем! Генри, для вас особое приглашение, ждем! − Дверь за родителями и Димой захлопнулась, и дом, как ватой, забило тишиной. Алиса, постояв у двери, повернулась к Генри, который исподлобья смотрел на нее. − Мы, кажется, не договорили? − Почему? − пожала плечами Алиса. − По-моему, все предельно ясно. − Я ожидал немного другой разговор − Извини, не оправдала надежд. Просто я терпеть не могу долгие разборки, выяснения отношений. Ты ведь должен уехать, и с этим ничего не поделаешь. Генри схватил ее за плечи: − Постой, помолчи! Скажи мне только одно: ты огорчена моим отъездом? − Ну, с чего я буду огорчаться? − забормотала Алиса, избегая смотреть ему в глаза. − Мы провели чудесное время. Мне было с тобой хорошо. Очень. Но все когда-нибудь кончается, − и она продекламировала, криво усмехнувшись: − А все кончается, кончается, кончается… Уже качаются перрона фонари, Глаза прощаются, надолго изучаются, И так все ясно − слов не говори! − Нет подожди! Что мне должно быть ясно? Ты не ответила на мой вопрос: ты огорчена? − Да! Да! Да! − истерически выкрикнула Алиса, и слезы, не удержавшись в глазах, хлынули тропическим ливнем. − Я расстроена, черт побери! У меня все трясется внутри, так я расстроена!!! У меня сердце оторвалось и болит, так я расстроена! У меня голова сейчас лопнет от ужасных мыслей, так я расстроена! Ты доволен?! Доволен?! Доволен?! Вместо ответа он сгреб ее в охапку и прижал к себе, покрывая поцелуями ее волосы, виски, щеки. Потом подобрался к губам и выдохнул: − О, да! Я до-во-лен! Я так доволен, как никогда в жизни. Алиса попыталась вырваться, но поняла, что все ее благие намерения удержаться "в рамочках" потерпели жуткий крах. И поделать с этим ничего уже было нельзя. Она раскрылась перед ним, показала, что почти умирает от боли и горя, она продолжала выкрикивать бессвязные слова и снова заливалась слезами, а он успокаивающе шептал какие-то нежности по-английски, и поглаживал ее по голове и по плечам, и тихонько прижимал к себе, и сцеловывал с ее мокрых щек слезы. И вдруг напряжение последних минут, показавшихся ей часами, начало ослабевать, и она, повсхлипывав, немного успокоилась в его объятиях и позволила отвести себя на диван, чтобы, уютно устроившись под его рукой, нежно прижимавшей ее за плечо, окончательно затихнуть: − Ты прости меня, я была просто ужасной! − Ну что, ты, darling, все хорошо, все хорошо, − успокаивающе шептал он ей на ушко. Потом, когда обоюдные страсти утихли, он с улыбкой заметил: − Ну, я-то испугался, что тебе все равно, уеду я или нет. − Теперь ты увидел, что мне не все равно. Полегчало? − Как ни странно − да! Итак, теперь-то мы можем поговорить о нашем отъезде? − О НАШЕМ? − Алиса подняла на него взгляд и даже немного отодвинулась, насколько это было возможно в крепких объятиях сидевшего рядом мужчины, а тот только поднял брови в удивлении. − Ну, ты ведь понимаешь, что я не могу никуда уехать без тебя, раз ты так огорчена нашей разлукой? − Ты знаешь, Генри, то, что я так расклеилась при тебе и не смогла скрыть огорчения, вовсе не обязывает тебя ни к чему. И ехать с тобой я вовсе и не собираюсь. "После того, как я тебя вынудила предложить мне ехать! Да никогда! Самолюбие не позволит!" − Может, ты объяснишь, что это все значит? − похолодевшим тоном спросил Генри и разжал объятия. Алиса, почувствовав холод, исходивший от него, поднялась с дивана и, обхватив руками плечи, которые вдруг замерзли, отошла к окну. "Только не ошибись. Он не должен понять, как ты хочешь быть с ним, и почувствовать себя обязанным". Она повернулась к нему и улыбнулась по возможности легкомысленно: − Это значит, что нам с тобой было хорошо. Здесь и сейчас. Но это вовсе не означает, что нам будет хорошо там завтра. Зачем все портить? Мы будем вспоминать эти дни как самые замечательные и прекрасные в жизни. Не нужно все усложнять. − Я не усложняю. Просто я не могу понять, как ты можешь так легко к этому относиться. − Генри, − мягко заговорила Алиса. − Ты вчера назвал одной из причин, что вы расстались с Кэрол, ту, что вы были слишком поспешны и после нескольких свиданий уже решили быть вместе, совершив тем самым ужасную ошибку. А сейчас разве не то же самое? Генри вздернул подбородок и заявил: − Мы, кажется, не говорим сейчас о браке. Мы говорим о том, что должны быть вместе. Нас тянет друг к другу. И ты сама вчера сказала, что мы понимаем друг друга с полуслова. − Он глянул исподлобья на замолчавшую Алису. − Я уверен, что ты должна ехать со мной. − А меня ты не хочешь спросить? − тихо уточнила девушка, чувствуя, как ранят ее его слова, вернее, тон, уверенный, отстраненный, тон распорядителя и хозяина положения. − О чем? Твои слезы и огорчение сказали сами за себя! Как ты не понимаешь, что мы не должны пройти мимо нашего влечения? − А если это кончится через месяц? − Зачем загадывать наперед? Да пусть даже и месяц! Но этот месяц мы будем вместе. Я сделаю тебя счастливой, я буду стараться. − Ты так уверен, что у тебя получится? Ты знаешь, что мне нужно для счастья? − Я думаю, что знаю. И ты никак не объяснила свое нежелание сделать так, как я прошу. − Я могу объяснить, хотя это и так понятно. Даже растение, когда его пересаживаешь, после этого долго болеет. А я не растение. Я человек. И вдруг ты предлагаешь мне после недельного знакомства бросить все и куда-то ехать. − Что значит − куда-то? Ты едешь со мной. Ты будешь жить со мной. Кажется, здесь все ясно и просто и абсолютно не требует объяснений. Алиса, сузив глаза, спросила: − А, может, это ты мне все-таки объяснишь, ну откуда такое рвение увезти меня за семь морей? Нет, подожди, − перебила она Генри, который попытался что-то сказать, − Мне просто интересно, кем я буду там, в этой твоей лондонской жизни? И чего есть такого там, чтобы я бросила свою жизнь здесь? У меня здесь семья, работа, все родное, близкое. − Мне казалось это очевидным, разве нет? Я хочу, чтобы ты была со мной рядом, потому что нам вдвоем так здорово и замечательно. У меня, по крайней мере, такого не было, может быть, никогда и ни с кем. Алиса опять повернулась к окну, потирая руками плечи. Генри подошел к ней сзади и решительно привлек к себе: − Ты не должна сопротивляться моему решению, слышишь? − выдохнул он, дотрагиваясь губами до ее волос. Она высвободилась из его рук и, повернувшись, с вызовом заявила: − Знаешь что? Я даже рада, что мы с тобой поговорили. И если у меня были какие-то сомнения на наш счет, то теперь я твердо знаю, как поступить. − И каков будет твой приговор? − Генри улыбнулся в ожидании − Твои слова, а еще более − твой тон меня убедили: я с тобой никуда не поеду. Да, мы были счастливы в эти несколько дней. Но это были праздники. Каникулы. А для будней мы не годимся друг для друга. Я оказывается, тебя совсем не знаю. Так что давай не будем омрачать эти оставшиеся деньки. Пусть нам будет так же хорошо, и к этому разговору мы больше не будем возвращаться! Так будет лучше для нас обоих. Улыбка слиняла с лица Генри, а брови съехались к переносице: − Ты ведь понимаешь, что несправедлива сейчас, − тихим напряженным голосом произнес он. Алиса вздернула подбородок: − Я сейчас − права! Мне вполне понятно твое желание привезти с собой из заморского путешествия девицу, с которой так приятно проводить время! Как удобно было бы: днем ты решаешь проблемы в своем бизнесе, а ночью − расслабляешься в объятиях любовницы! Не об этом ли говорил Викентьев?! − Алису уже несло куда-то, и остановиться она была не в силах. − Замолчи! − Ты просто боишься признаться себе и мне, насколько я, черт возьми, права! А когда кончится это наше влечение, когда ты от меня устанешь, когда я тебе надоем, мне что прикажешь сделать: спустить свою жизнь в унитаз?! − Ты сошла с ума! Как ты можешь так говорить со мной! − Ах, тебе не нравится?! Ты видишь, мы не в состоянии договориться ни о чем, чтобы не начать орать друг на друга. Нам хорошо в постели, а помимо нее − что?! Мы знакомы неделю, я не знаю ничего о тебе, а ты − обо мне. Ты меня совершенно не слышишь! Иди ты к черту совсем! Генри даже дернулся как от удара от ее несправедливых слов. А она стояла, сжав кулачки, прямо-таки испепеляя его взглядом. Неизвестно, до чего они бы договорились, а, может, в конце концов, снова бы разобрались и помирились, но в этот момент в двери повернулся ключ: это вернулся Дима за забытой папкой с бумагами. Алиса с перекошенным лицом промчалась мимо брата в прихожую и, схватив сумочку, вылетела из квартиры, грохнув за собой дверью. Дима ошарашено проводил ее взглядом, потом повернулся к Генри и спросил: − Я не понял! Вы чего здесь опять? Генри, сжав зубы, только помотал головой. Дима, тряхнув головой, решительно заявил: − Так, собирайся, едем. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь один, тем более что тебе надо уладить вопросы с билетами и отъездом. Да и насчет сувениров хорошо бы побеспокоиться. Эй, ты слышишь? Что, так все серьезно? − вглядываясь с тревогой в хмурое лицо приятеля, посочувствовал он. − Я не хочу об этом говорить, − жестко прервал его Генри. Дима поднял руки: − Все! Обещаю, что не буду тебя доставать, пока ты сам не расколешься. И они вместе вышли из квартиры. Ватная тишина вновь вернулась и с удобством разместилась во всех уголках опустевшего дома.
− Уважаемые пассажиры! − задушевно произнесла радиодевушка. − Объявляется регистрация и посадка в самолет, вылетающий рейсом… Генри посмотрел на Диму, который сидел рядышком с ним, и улыбнулся одними губами:
− Ну что, кажется мне пора? Дима оживленно стукнул по подлокотникам и резво подскочил: − Пожалуй, пора! Быстро как-то все закончилось, − посетовал он, шагая рядом с Генри к объявленному выходу. Они остановились недалеко от стойки диспетчера в ожидании, когда на табло загорится номер лондонского рейса. Генри отвечал на Димины ничего не значащие вопросы, а сам все посматривал вокруг, словно искал кого-то. − Я ей сообщил, во сколько ты улетаешь,− безразличным тоном сказал Дима, не глядя на друга. На лицо Генри набежала легкая тень, оглядываться на толпу он перестал. После той отвратительной ссоры прошло три дня, во время которых они с Алисой не виделись. Она целыми днями пропадала на работе, а по вечерам ехала или к родителям, или за город к бабушке. Ночевала же в студии. И, чтобы прийти в себя, мыла, чистила, приводила в порядок свое убежище. Дима заходил к ней, но она не захотела ничего объяснить. А Генри тоже хранил гордое молчание. В тот день Алиса уехала и долго гнала машину по объездной кольцевой дороге, снова и снова вспоминая их ссору. Причем, когда она вернулась в город, всю оставшуюся дорогу до дома она кляла себя последними словами за то, что так жестоко и отвратительно поступила с Генри. Но назад пути уже не было, и чтобы не раздражать своим видом оскорбленного молодого человека, она решила вовсе не появляться на Воскресенской. Когда, спустя пару часов после их разговора, она осторожно зашла в квартиру, там, к счастью, никого не было, и она, побросав в сумку кое-какие свои вещи, косметику, фен, стремглав убежала из дома, чтобы не нарваться на Генри и Диму, которые где-то отсутствовали. Уже в студии, свалившись на диван, она снова стала прокручивать ссору в голове и даже глаза прикрыла от стыда за себя, за свою неоправданную истерику. А Генри в это же время сидел в компании Димы и его коллег в пабе и потягивал пиво. В его голове шла все та же прокрутка ссоры, причем гнев, которым он был прямо-таки переполнен сразу после несправедливых слов Алисы, постепенно сменялся недоумением: как, когда они смогли так все испортить? Почему разговор, после которого они должны были надолго, если не навсегда соединить свои судьбы в единое целое, вдруг обернулся совершенно непредсказуемой стороной, после чего даже просто хорошие и добрые отношения между ними стали невозможны? Он все пытался понять, в какой момент он потерял контроль, когда ситуация пустилась вскачь с такой крутой горы и по таким страшным буеракам, что у него до сих пор перехватывало дыхание. Самолет в Лондон вылетал назавтра, а следующий рейс был через два дня. Генри, цепляясь за последнюю возможность разрулить ситуацию, решил лететь более поздним рейсом. Но сейчас, стоя в аэропорту, он с горечью понимал, что все было напрасно. С Алисой он так и не поговорил, и боль утраты все сильнее терзала сердце. Сейчас он уже жалел, что встретил здесь эту девушку, понимая, что не сможет с легкостью забыть ее. А второй удар судьбы за столь короткий срок был весьма чувствителен. − Ну что же, пора прощаться! Спасибо тебе за приют, я очень рад, что приехал сюда, правда, − и Генри протянул Диме руку для прощального рукопожатия, стараясь, чтобы улыбка его была как можно более искренней. В конце концов, Дима совершенно не виноват, что у них с его сестрой так несчастливо все сложилось. − Ну, о чем речь, Генри, я всегда рад видеть тебя. Телефоны мои у тебя есть, твои у меня. Так что, когда я решу прилететь в Лондон, сразу звякну! − кажется, Дима тоже упражнялся в лицедействе, уж слишком широкой и радостной была его прощальная улыбка. Генри подхватил свои вещи и развернулся, чтобы идти к стойке диспетчера, над которой уже горели цифры его рейса, но вдруг краем глаза он уловил какое-то движение и начал уже разворачиваться в эту сторону, скорее машинально, чем надеясь на невозможное. И тут, как смерч, на него налетела Алиса и резко остановилась в полуметре от него, не решаясь приблизиться и глядя полными отчаяния глазами. Генри очень медленно опустил кофр на пол и настороженно уставился на девушку, ожидая, что будет дальше. − Генри, я…Вот! − она протянула ему тубус. Он принял его и недоуменно посмотрел на Алису. − Это тебе. Я как-то нарисовала…тебя. Я хочу, чтобы у тебя был мой рисунок. Не беспокойся, там все документы на вывоз оформлены, мне помогли знакомые в Союзе художников, − она говорила быстро, сбивчиво, торопясь, словно боясь не успеть. − Я…ты меня прости, я все испортила. Я говорила все не то и не так. Я тебя обидела. Но я... я не могу, чтобы ты уехал и п-плохо…плохо обо мне думал. То, что я говорила, − она судорожно сглотнула, − это все такая чушь и ерунда. И еще. Ты был прав, сто раз прав. Мне плохо без тебя. А с тобой хорошо. Я… − она не договорила, потому что Генри схватил ее и прижал к себе, едва не задушив, а она уже смеялась и плакала одновременно, и вытирала мокрые щеки, и смотрела на него во все глаза сквозь слезы. − Дьявол! Мы с тобой опять потеряли кучу времени! − Ты снова про время? − Ты едва не свела меня в могилу, я столько передумал за эти три дня. − Прости меня, тысячу раз прости, за мою глупость. Я, наверное, просто испугалась. − Чего? − Себя. Тебя. Слишком все быстро, стремительно, неожиданно.
Они стояли, прижавшись друг к другу и ничего не слыша и не видя вокруг себя. Дима, в конце концов, покашляв, привлек к себе внимание и сказал: − Ребята, кажется, кто-то сейчас опоздает на самолет… Алиса встрепенулась и, вытирая мокрые глаза, заторопилась: − Да-да! Конечно! Генри, тебе нужно идти. Ты иди! Со мной все будет в порядке. Это я опять что-то расклеилась! Ты не думай, я ни о чем не жалею. У нас с тобой все было замечательно, превосходно, феерично! Я без тебя… Нет, нет, ты не слушай меня пожалуйста! Что-то сегодня со мной творится, не понимаю! − Алиса! Я хотел сказать тебе… − Стой! Не говори ничего, − она закрыла ему ладошкой рот. − Давай так оставим все, в этой точке, на этой ноте. Черт, что-то меня в пафос тянет сегодня. Все, прощай, прощай, иди! − она отступила назад и улыбнулась. − Все будет хорошо! − Я позвоню тебе, слышишь? − Я буду ждать! Генри подхватил свой кофр и сделал несколько шагов назад, но вновь рванулся к ней и прижал к себе девушку, не в силах ее отпустить. В конце концов, он разжал руки и опять отступил назад, потом поднял вещи, которые уронил, когда обнимал ее, и, не оглядываясь, ушел, лавируя в толпе к выходу с отметкой на табло "Бизнес-класс". Уже подав документы, он обернулся, но ни Алисы, ни Димы не увидел. Они исчезли, растворились в толпе.
сентябрь, 2007г.
Copyright © 2007 Светланa Беловa 
Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено |
