графика Ольги Болговой

Литературный клуб:

Мир литературы
  − Классика, современность.
  − Статьи, рецензии...
  − О жизни и творчестве Джейн Остин
  − О жизни и творчестве Элизабет Гaскелл
  − Уголок любовного романа.
  − Литературный герой.
  − Афоризмы.
Творческие забавы
  − Романы. Повести.
  − Сборники.
  − Рассказы. Эссe.
Библиотека
  − Джейн Остин,
  − Элизабет Гaскелл.
− Люси Мод Монтгомери
Фандом
  − Фанфики по романам Джейн Остин.
  − Фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа.
  − Фанарт.

Архив форума
Форум
Наши ссылки


Уголок любовного романа − Поговорим о любовном женском романе – по мнению многих, именно этому жанру женская литература обязана столь негативным к себе отношением

Литературный герой  − Попробуем по-новому взглянуть на известных и не очень известных героев произведений мировой литературы.

Творческие забавы − Пишем в стол? Почему бы не представить на суд любителей литературы свои произведения?

Библиотека −произведения Джейн Остин, Элизабет Гaскелл и Люси Мод Монтгомери

Фандом −фанфики по произведениям классической литературы и кинематографа

Афоризмы  −Умные, интересные, забавные высказывания о литературе, женщинах, любви и пр., и пр.

Форум −Хочется высказать свое мнение, протест или согласие? Обсудить наболевшую тему? Вам сюда.

Из сообщений на форуме

Наши переводы и публикации


Впервые на русском языке и опубликовано на A'propos:

Элизабет Гаскелл «Север и Юг» (перевод В. Григорьевой) «− Эдит! − тихо позвала Маргарет. − Эдит!
Как и подозревала Маргарет, Эдит уснула. Она лежала, свернувшись на диване, в гостиной дома на Харли-стрит и выглядела прелестно в своем белом муслиновом платье с голубыми лентами...»

Элизабет Гаскелл «Жены и дочери» (перевод В. Григорьевой) «Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве - городок, в том городке - дом, в том доме - комната, а в комнате – кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но...» .......

Люси Мод Монтгомери «В паутине» (перевод О.Болговой) «О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная. Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как провидения, так и дьявола. Во всяком случае, не будь того кувшина, Питер Пенхаллоу, возможно, сейчас фотографировал бы львов в африканских джунглях, а Большой Сэм Дарк, по всей вероятности, никогда бы не научился ценить красоту обнаженных женских форм. А Дэнди Дарк и Пенни Дарк...»

Люси Мод Монтгомери «Голубой замок» (перевод О.Болговой) «Если бы то майское утро не выдалось дождливым, вся жизнь Валенси Стирлинг сложилась бы иначе. Она вместе с семьей отправилась бы на пикник тети Веллингтон по случаю годовщины ее помолвки, а доктор Трент уехал бы в Монреаль. Но был дождь, и сейчас вы узнаете, что произошло из-за этого...»


Полноe собраниe «Ювенилии»

Ранние произведения Джейн Остен «Ювенилии» на русском языке

«"Ювенилии" Джейн Остен, как они известны нам, состоят из трех отдельных тетрадей (книжках для записей, вроде дневниковых). Названия на соответствующих тетрадях написаны почерком самой Джейн...»

О ранних произведениях Джейн Остен «Джейн Остен начала писать очень рано. Самые первые, детские пробы ее пера, написанные ради забавы и развлечения и предназначавшиеся не более чем для чтения вслух в узком домашнем кругу, вряд ли имели шанс сохраниться для потомков; но, к счастью, до нас дошли три рукописные тетради с ее подростковыми опытами, с насмешливой серьезностью...»

О романе Джейн Остен
«Гордость и предубеждение»

Знакомство с героями. Первые впечатления - «На провинциальном балу Джейн Остин впервые дает возможность читателям познакомиться поближе как со старшими дочерьми Беннетов, так и с мистером Бингли, его сестрами и его лучшим другом мистером Дарси...»

Нежные признания - «Вирджиния Вульф считала Джейн Остин «лучшей из женщин писательниц, чьи книги бессмертны». При этом она подчеркивала не только достоинства прозы Остин...»

Любовь по-английски, или положение женщины в грегорианской Англии - «...Но все же "Гордость и предубеждение" стоит особняком. Возможно потому, что рассказывает историю любви двух сильных, самостоятельных и действительно гордых людей. Едва ли исследование предубеждений героев вызывает особый интерес читателей....»

Счастье в браке - «Счастье в браке − дело случая. Брак, как исполнение обязанностей. Так, по крайней мере, полагает Шарлот Лукас − один из персонажей знаменитого романа Джейн Остин "Гордость и предубеждение"...»

Популярные танцы во времена Джейн Остин - «танцы были любимым занятием молодежи — будь то великосветский бал с королевском дворце Сент-Джеймс или вечеринка в кругу друзей где-нибудь в провинции...»

Дискуссии о пеших прогулках и дальних путешествиях - «В конце XVIII – начале XIX века необходимость физических упражнений для здоровья женщины была предметом горячих споров...»

О женском образовании и «синих чулках» - «Джейн Остин легкими акварельными мазками обрисовывает одну из самых острых проблем своего времени. Ее герои не стоят в стороне от общественной жизни. Мистер Дарси явно симпатизирует «синим чулкам»...»

Джейн Остин и денди - «Пушкин заставил Онегина подражать героям Булвер-Литтона* — безупречным английским джентльменам. Но кому подражали сами эти джентльмены?..»

Гордость Джейн Остин - «Я давно уже хотела рассказать (а точнее, напомнить) об обстоятельствах жизни самой Джейн Остин, но почти против собственной воли постоянно откладывала этот рассказ...»


«Новогодниe (рождественские) истории»:

Новогодняя история «...устроилась поудобнее на заднем сидении, предвкушая поездку по вечернему Нижнему Новгороду. Она расстегнула куртку и похолодела: сумочки на ремне, в которой она везла деньги, не было… Полторы тысячи баксов на новогодние покупки, причем половина из них − чужие.  «Господи, какой ужас! Где она? Когда я могла снять сумку?» − Стойте, остановитесь! − закричала она водителю...»

Метель в пути, или Немецко-польский экзерсис на шпионской почве «В эти декабрьские дни 1811 года Вестхоф выхлопотал себе служебную поездку в Литву не столько по надобности министерства, сколько по указанию, тайно полученному из Франции: наладить в Вильне работу агентурных служб в связи с дислокацией там Первой Западной российской армии. По прибытии на место ему следовало встретиться с неким Казимиром Пржанским, возглавляющим виленскую сеть, выслушать его отчет, отдать необходимые распоряжения и самолично проследить за их исполнением...»

Башмачок «- Что за черт?! - Муравский едва успел перехватить на лету какой-то предмет, запущенный прямо ему в лицо.
- Какого черта?! – разозлившись, опять выругался он, при слабом лунном свете пытаясь рассмотреть пойманную вещь. Ботинок! Маленький, явно женский, из мягкой кожи... Муравский оценивающе взвесил его на руке. Легкий. Попади он в цель, удар не нанес бы ему ощутимого вреда, но все равно как-то не очень приятно получить по лицу ботинком. Ни с того, ни с сего...»

О, малыш, не плачь... «...чего и следовало ожидать! Три дня продержалась теплая погода, все растаяло, а нынче ночью снова заморозки. Ну, конечно, без несчастных случаев не обойтись! – так судачили бабки, когда шедшая рядом в темной арке девушка, несмотря на осторожность, поскользнулась и все-таки упала, грохоча тяжелыми сумками...»

Вкус жизни «Где-то внизу загремело, отдалось музыкальным звуком, словно уронили рояль или, по меньшей мере, контрабас. Рояль или контрабас? Он с трудом разлепил глаза и повернулся на бок, обнаружив, что соседняя подушка пуста...»

Елка «Она стояла на большой площади. На самой главной площади этого огромного города. Она сверкала всеми мыслимыми и немыслимыми украшениями...»

Пастушка и пират «− Ах, простите! – Маша неловко улыбнулась турку в чалме, нечаянно наступив ему на ногу в толпе, загораживающей выход из душной залы...»

Попутчики «Такого снегопада, такого снегопада… Давно не помнят здешние места… - незатейливый мотив старой песенки навязчиво крутился в его голове, пока он шел к входу в метрополитен, искусно лавируя между пешеходами, припаркованными машинами и огромными сугробами, завалившими Москву буквально «по макушку» за несколько часов...»

Мария «− Мария!
  Я удивленно оглянулась. Кто может звать меня по имени здесь, в абсолютно чужом районе...»

Представление на Рождество «Летом дом просыпался быстро, весело, будто молодое, полное сил существо, а зимой и поздней осенью нехотя, как старуха...»

Рождественская сказка «Выбеленное сплошными облаками зимнее небо нехотя заглядывало в комнату, скупо освещая ее своим холодным светом...»



История в деталях:

Правила этикета: «Данная книга была написана в 1832 году Элизой Лесли и представляет собой учебник-руководство для молодых девушек...»
- Пребывание в гостях
- Прием гостей
- Приглашение на чай
- Поведение на улице
- Покупки
- Поведение в местах массовых развлечений «Родители, перед тем, как брать детей в театр, должны убедиться в том, что пьеса сможет развеселить и заинтересовать их. Маленькие дети весьма непоседливы и беспокойны, и, в конце концов, засыпают во время представления, что не доставляет им никакого удовольствия, и было бы гораздо лучше... »

- Брак в Англии начала XVIII века «...замужнюю женщину ставили в один ряд с несовершеннолетними, душевнобольными и лицами, объявлявшимися вне закона... »

- Нормандские завоеватели в Англии «Хронологически XII век начинается спустя тридцать четыре года после высадки Вильгельма Завоевателя в Англии и битвы при Гастингсе... »

- Моды и модники старого времени «В XVII столетии наша русская знать приобрела большую склонность к новомодным платьям и прическам... »

- Старый дворянский быт в России «У вельмож появляются кареты, по цене стоящие наравне с населенными имениями; на дверцах иной раззолоченной кареты пишут пастушечьи сцены такие великие художники, как Ватто или Буше... »

- Одежда на Руси в допетровское время «История развития русской одежды, начиная с одежды древних славян, населявших берега Черного моря, а затем во время переселения народов, передвинувшихся к северу, и кончая одеждой предпетровского времени, делится на четыре главных периода...»


Мы путешествуем:

Я опять хочу Париж! «Я любила тебя всегда, всю жизнь, с самого детства, зачитываясь Дюма и Жюлем Верном. Эта любовь со мной и сейчас, когда я сижу...»

История Белозерского края «Деревянные дома, резные наличники, купола церквей, земляной вал — украшение центра, синева озера, захватывающая дух, тихие тенистые улочки, березы, палисадники, полные цветов, немноголюдье, окающий распевный говор белозеров...»

Венгерские впечатления «...оформила я все документы и через две недели уже ехала к границе совершать свое первое заграничное путешествие – в Венгрию...»

Болгария за окном «Один день вполне достаточен проехать на машине с одного конца страны до другого, и даже вернуться, если у вас машина быстрая и, если повезет с дорогами...»

Одесская мозаика: «2 сентября - День рождения Одессы. Сегодня (02.09.2009) по паспорту ей исполнилось 215 – как для города, так совсем немного. Согласитесь, что это хороший повод сказать пару слов за именинницу…»

Библиотека Путешествий
(Тур Хейердал)

Путешествие на "Кон-Тики": «Если вы пускаетесь в плавание по океану на деревянном плоту с попугаем и пятью спутниками, то раньше или позже неизбежно случится следующее: одним прекрасным утром вы проснетесь в океане, выспавшись, быть может, лучше обычного, и начнете думать о том, как вы тут очутились...»

Тур Хейердал, Тайна острова Пасхи Тайна острова Пасхи: «Они воздвигали гигантские каменные фигуры людей, высотою с дом, тяжелые, как железнодорожный вагон. Множество таких фигур они перетаскивали через горы и долины, устанавливая их стоймя на массивных каменных террасах по всему острову. Загадочные ваятели исчезли во мраке ушедших веков. Что же произошло на острове Пасхи?...»


Первооткрыватели

Путешествия западноевропейских мореплавателей и исследователей: «Уже в X веке смелые мореходы викинги на быстроходных килевых лодках "драконах" плавали из Скандинавии через Северную Атлантику к берегам Винланда ("Виноградной страны"), как они назвали Северную Америку...»


«Осенний рассказ»:

Осень «Дождь был затяжной, осенний, рассыпающийся мелкими бисеринами дождинок. Собираясь в крупные капли, они не спеша стекали по стеклу извилистыми ручейками. Через открытую форточку было слышно, как переливчато журчит льющаяся из водосточного желоба в бочку вода. Сквозь завораживающий шелест дождя издалека долетел прощальный гудок проходящего поезда...»

Дождь «Вот уже который день идёт дождь. Небесные хляби разверзлись. Кажется, чёрные тучи уже израсходовали свой запас воды на несколько лет вперёд, но всё новые и новые потоки этой противной, холодной жидкости продолжают низвергаться на нашу грешную планету. Чем же мы так провинились?...»

Дуэль «Выйдя на крыльцо, я огляделась и щелкнула кнопкой зонта. Его купол, чуть помедлив, словно лениво размышляя, стоит ли шевелиться, раскрылся, оживив скучную сырость двора веселенькими красно-фиолетовыми геометрическими фигурами, разбросанными по сиреневому фону...»


Публикации авторских работ:

из журнала на liveinternet

Триктрак «Они пробуждаются и выбираются на свет, когда далекие часы на башне бьют полночь. Они заполняют коридоры, тишину которых днем лишь изредка нарушали случайные шаги да скрипы старого дома. Словно открывается занавес, и начинается спектакль, звучит интерлюдия, крутится диск сцены, меняя декорацию, и гурьбой высыпают актеры: кто на кухню с чайником, кто - к соседям, поболтать или за конспектом, а кто - в сторону пятачка на лестничной площадке - покурить у разбитого окна...»

«Гвоздь и подкова» Англия, осень 1536 года, время правления короля Генриха VIII, Тюдора «Северные графства охвачены мятежом католиков, на дорогах бесчинствуют грабители. Крик совы-предвестницы в ночи и встреча в пути, которая повлечет за собой клубок событий, изменивших течение судеб. Таинственный незнакомец спасает молодую леди, попавшую в руки разбойников. Влиятельный джентльмен просит ее руки, предлагая аннулировать брак с давно покинувшим ее мужем. Как сложатся жизни, к чему приведут случайные встречи и горькие расставания, опасные грехи и мучительное раскаяние, нежданная любовь и сжигающая ненависть, преступление и возмездие?...»

«Шанс» «Щеки ее заполыхали огнем - не от обжигающего морозного ветра, не от тяжести корзинки задрожали руки, а от вида приближающегося к ней офицера в длинном плаще. Бов узнала его, хотя он изменился за прошедшие годы - поплотнел, вокруг глаз появились морщинки, у рта сложились глубокие складки. - Мadame, - Дмитрий Торкунов склонил голову. - Мы знакомы, ежели мне не изменяет память… - Знакомы?! - удивилась Натали и с недоумением посмотрела на кузину...»

«По-восточному» «— В сотый раз повторяю, что никогда не видела этого ти... человека... до того как села рядом с ним в самолете, не видела, — простонала я, со злостью чувствуя, как задрожал голос, а к глазам подступила соленая, готовая выплеснуться жалостливой слабостью, волна...»

Моя любовь - мой друг «Время похоже на красочный сон после галлюциногенов. Вы видите его острые стрелки, которые, разрезая воздух, порхают над головой, выписывая замысловатые узоры, и ничего не можете поделать. Время неуловимо и неумолимо. А вы лишь наблюдатель. Созерцатель...»

«Мой нежный повар» Неожиданная встреча на проселочной дороге, перевернувшая жизнь

«Записки совы» Развод... Жизненная катастрофа или начало нового пути?

«Все кувырком» Оказывается, что иногда важно оказаться не в то время не в том месте

«Русские каникулы» История о том, как найти и не потерять свою судьбу

«Пинг-понг» Море, солнце, курортный роман... или встреча своей половинки?

«Наваждение» «Аэропорт гудел как встревоженный улей: встречающие, провожающие, гул голосов, перебиваемый объявлениями…»

«Цена крови» «Каин сидел над телом брата, не понимая, что произошло. И лишь спустя некоторое время он осознал, что ватная тишина, окутавшая его, разрывается пронзительным и неуемным телефонным звонком...»

«Принц» «− Женщина, можно к вам обратиться? – слышу откуда-то слева и, вздрогнув, останавливаюсь. Что со мной не так? Пятый за последние полчаса поклонник зеленого змия, явно отдавший ему всю свою трепетную натуру, обращается ко мне, тревожно заглядывая в глаза. Что со мной не так?...» и др.


 

 

Творческие забавы

Юлия Гусарова

В поисках принца
или
О спящей принцессе замолвите слово

Всем неразбуженным принцессам посвящается

Начало     Пред. гл.

Дремучим бором, темной чащей
Старинный замок окружен.
Там принца ждет принцесса спящая,
Погружена в покой и сон.
…Я в дальний путь решил отправиться
Затем, чтоб принца убедить,
Что должен он свою красавицу
Поцеловать и разбудить.

                                 (Ю. Ряшенцев)

Часть II

Глава 7

 

– Поторапливайтесь, отец До, – недовольно проворчал отец Брамте задержавшемуся к завтраку собрату. – У нас нет времени постоянно ждать вас, – и, склонившись к усевшемуся за стол старику, понизил голос и строго спросил: – Где вы пропадали ночью?

 

Шаул нагнулся к Бруно, сидящему у его ног – тот уже вылизал до блеска тарелочку со сливками, – и подложил ему розовый, весь в бусинах сока ломоть ветчины. Сладостное урчание кота заглушили тихий ответ отца До.

 

– Ночью?! – воскликнул отец Брамте и завел глаза к потолку. – Отец До! Мало того, что вы постоянно задерживаете епископского курьера, вы еще и дискредитируете всю нашу службу!

– Но это был мой долг, – пожал плечами старик и взял кусок пирога.

– Сейчас ваш долг – сопровождать известный вам предмет в Шамбринский монастырь! – яростно прошептал отец Брамте. – Проделаете этот путь – и занимайтесь чем хотите!

– Обязательно, обязательно, – согласно закивал отец До. – Мы проделаем этот путь. Но и во время пути мы не можем остановить жизнь.

 

– О небеса, – простонал в ответ отец Брамте и, махнув на пропащего собрата рукой, обратил свой взор к расставленным перед ним яствам.

 

На столе стояла крынка со сливками, запотевший кувшин с пивом, в маленьком горшочке лоснилось желтое масло, свежеиспеченный каравай и несколько булок хлеба лежали прямо на чисто выскобленном столе, на деревянной доске крошился начинкой пирог, рядом с ним на тарелке блестела серебряным боком пряная селедка. Отец Брамте, отломив хрустящий бок хлебной булки, щедро намазал ее маслом, а сверху водрузил увесистый кусок рыбы.

 

– Сочетание вкусов, молодой человек, м-м-м, – прервав свое рассуждение, отец Брамте пережевал откушенный кусок и пояснил: – Все дело в правильном сочетании вкусов. Самая простая еда может усладить тонкого ценителя, если подобрать необходимые ингредиенты и соблюсти верные пропорции.

 

Шаулу нечего было ответить на кулинарные сентенции монаха, он лишь кивнул в ответ и посмотрел на отца До. Старик, аккуратно отламывая небольшие кусочки пирога, отправлял их к себе в рот, запивая все это простой водой.

 

– Не могу, не могу, мой милый, – ответил он Шаулу на предложение выпить пива. – Старикам приходится считаться со своим желудком.

 

Отец До был прелюбопытной личностью. Он никогда не спорил, не сердился, благодушно встречая любые возражения и соглашаясь с любыми обвинениями в свой адрес, и все же, несмотря ни на что, всегда поступал так, как считал нужным. И курьерская карета в конечном счете следовала не приказам отца Брамте, а прихотям отца До. Иногда Шаулу казалось, что тот нарочно задерживает их, доводя бедолагу Брамте до белого каления, словно насмехался над его педантичным стремлением следовать правилам курьерской службы.

 

Отец До вдруг пропадал куда-то и появлялся через несколько часов. Как оказывалось, то он принимал исповедь у умирающего дровосека, то затерялся, утешая осиротевшего пастушка. Давеча заявил, что должен безотлагательно отправиться в соседнее селение за повитухой для какой-то роженицы – и откуда он только их всех находил! Отец Брамте, потрясая кулаками от возмущения и призывая на голову собрата всевозможные кары за попрание чести епископской курьерской службы, был вынужден отправить карету за повитухой, чтобы хоть как-то сократить задержку в пути.

 

– Что ж делать, что ж делать, мой дорогой? – сокрушенно качал головой отец До на гневные обвинения епископского курьера. – Если мы перестанем обращать внимание на тех, кто встречается нам в пути, мы не только ничего не найдем, но и потеряем то, что имеем, – рассуждал отец До.

– А если будем останавливаться у каждой кочки, то не сдвинемся с места, – резонно возразил отец Брамте.

– Без сомнения, без сомнения, – согласно кивал отец До. – Вы знаете, мне представляется дорога детской игрой – каждый встречный загадывает нам свою загадку, сумел разгадать ее – получай золоченый орешек, не сумел – отдай свой. Вот так, – улыбаясь проговорил отец До и, поглаживая Бруно по большой голове, словно обращался к нему, продолжил: – В каждом, в каждом из встречных Провидение обращается к нам. А чтобы понять, с чем обращается, – надо открыть сердце. В глазах встреченного нами человека мы находим ответ, – рассуждал отец До.

 

Но бывали случаи, когда никаким благими намерениями оправдать поступки отца До было нельзя. Например, однажды они сделали остановку в небольшой рощице, чтобы освободить желудки, и отбившийся от них отец До вернулся только через час, рассказав что заслушался пением птиц, а заодно прочитал проповедь последовавшему за ним Бруно, призывая того воздерживаться от ловли сих чудных тварей.

 

Шаул понимал, что раздражало в старом монахе педантичного отца Брамте, да и сам частенько злился на постоянные задержки в пути, которые происходили по вине благодушного старика.

 

Поставив опустошенную кружку на стол, отец Брамте возвел очи к небу и прочел благодарственную молитву.

 

– Пошевеливайтесь, братья, у нас нет ни минуты лишней. Мы должны были быть в монастыре два дня назад, – он укоризненно глянул на отца До. – И сегодня задержались – надо было выехать с рассветом, чтоб миновать Адхельмский лес засветло...

 

Во дворе, несмотря на ранний час, царила сутолока – все смешалось: повозки, лошади, люди, сундуки, бочки. Лай собак и ржание лошадей перемежались с руганью и криками людей. Мешаясь под ногами, носилась сбежавшая из курятника ошалевшая курица. Посреди всего этого гомона кто-то затеял спор с местной пьянчужкой. Шаул услышал ее визгливые бранные вопли, а затем увидел, как несчастная растянулась прямо посреди двора – то ли обидчик пихнул ее, то ли сама она была так пьяна, что не держалась на ногах. Выкрикивая гадкие ругательства заплетающимся языком, она никак не могла подняться. Разодранная ветхая рубаха раскрыла ее тощую грудь, из-под задравшейся юбки торчали грязные коленки. Зрелище было отталкивающим, Шаул отвернулся и увидел, как к ней спешит отец До. Старик на ходу снял с себя пелерину и накрыл плечи несчастной. Женщина ругалась и размахивала руками, не позволяя ему притронуться к себе. Но тот, словно с упрямым ребенком, продолжал возиться с ней, уговаривая и поднимая.

 

Но женщина, барахтаясь в размокшей от ночного дождя глине, утянула и несчастного монаха. Собравшаяся вокруг них толпа начала соревноваться в непристойном остроумии. Никто не двинулся на помощь. Ноги Шаула приросли к земле. Он проклинал непоседливого старика, ввязавшуюся в эту авантюру. Проклинал омерзительную пьянчужку, оказавшуюся на пути отца До. Проклинал гогочущих, сквернословящих здоровяков, ощущая, как их грязные шутки прилипают к нему, как придорожная грязь. Проклинал отца Брамте, не желающего вмешаться и прекратить эту ужасную сцену, а она тянулась и тянулась, становясь все более отвратительной и невыносимой. Шаул был готов провалиться под землю, лишь бы оказаться подальше от проклятого постоялого двора. Зрители непристойного театра, оттеснили его, и он оказался позади толпы. Гогот, непристойные шутки гремели над ним, но по крайней мере он не видел ее непосредственных героев. И тогда он встретился взглядом с Бруно. Кот невозмутимо сидел на бочке и смотрел прямо в глаза Шаулу. В пристальном немигающем взгляде Шаул, словно в зеркале, увидел – улюлюкающую, издевающуюся толпу и ее беззащитных жертв. Ужас перед пожирающим внутренности стыдом окатил Шаула. Он развернулся – не думать, броситься сразу, как в холодную воду – и ринулся назад.

 

– Позвольте, – Шаул протискивался сквозь разнузданную толпу.

– Куда прешь?! – здоровенный детина пихнул его локтем в грудь.

 

От удара прервалось дыхание, но Шаул упрямо продолжал пробиваться к цели. Он не обращал внимания на тычки и ругань. Чем ближе, тем труднее было продвигаться. Наконец его просто выпихнули в центр круга, и он чуть не упал сверху на несчастного старика, которого пьянчужка снова утянула за собой в грязь.

 

– Ну как лежать на такой красотке, отче? Мягонько?! – гоготал над ухом у Шаула очередной остряк.

– Давайте руку, – Шаул помог подняться монаху.

 

Он глянул на женщину, и его передернуло от отвращения. «Не думать! – приказал он себе. – Просто поднять и вывести вон».

 

– Глянь, еще один! Ну, Симми, ты сегодня сорвала куш – и монах и кавалер! Молодчик-то тебе продыху не даст!

– Держите ее под руку, а я возьму с другой стороны, – обратился Шаул к старику.

– Смотри-ка – таки под венец! – воскликнул кто-то.

– Хороша невестушка, парень! Поцелуй красавицу!

– Ах, Симми, вот и для тебя сыскался купец! Монах вас и обвенчает!

– Венчается Спонсамея, раба зеленого змея! – хохотал кто-то, размахивая грязной шапкой над их головами.

– Ну и пара! Красота! Симми, ты уже к брачной ложу приготовилась! Все прелести напоказ!

 

Им удалось наконец поднять несчастную из грязи, сама она притихла и уже не старалась вырываться, но ноги едва ее слушались. Толпа расступилась, давая им путь, и они тащили всхлипывающую пьянчужку к трактиру под скабрезные шутки и советы, сыпавшиеся, как комья грязи, со всех сторон. Но Шаулу было уже не до них – омерзение, которое вызывала в нем женщина, грозило перелиться через край остатками завтрака...

 

– Ей не место здесь! – хозяйка встретила их у крыльца, не позволяя двинуться дальше.

– Милая, она не сможет идти, ей надо хоть какое-то пристанище, – обратился кроткий отец До к женщине.

– Муженек ее с собой заберет! – крикнул кто-то.

– Заткните свои глотки, охальники! – огрызнулась на шутивших хозяйка. – Отведите ее к стойлам, на сене отоспится, – угрюмо кинула она отцу До и скрылась в дверях.

 

Но тут ноги несчастной разъехались, и она завалилась на несчастного старика, подминая его под собой. Шаул с трудом удержал равновесие, чуть не оказавшись сверху этой странной пирамиды. Падение вызывало новый взрыв хохота и скабрезного остроумия. Вести едва передвигающую ногами женщину было непросто. Она была так худа, что Шаул легко подхватил ее на руки, оставив старика подниматься самого, и поспешил к хозяйственным постройкам.

 

– Глянь! И вправду – к брачному ложу понес! Совет да любовь! – неслось ему вслед.

 

Наконец он уложил несчастную на сеновале. Настроение женщины изменилась, теперь она лила слезы и норовила поцеловать ему руки. Шаул брезгливо отдернул их и, едва сдержав подкатившую к горлу тошноту, отошел, поджидая подоспевшего монаха.

 

– Поспи, поспи, милая, – увещевал отец До жалкую пьянчужку, укутывая ее своей пелериной.

 

Женщина, всхлипнув, перевернулась на бок и засопела, уткнувшись лицом в сено, а отец До, отойдя от нее на цыпочках, словно от постели больной, взял Шаула под руку.

 

– Вы не представляете, мой дорогой, как все мы близки к тому, чтобы оказаться на ее месте. Отчаяние. Отчаяние лишает нас сил и превращает в тень. Вы чувствуете? Это запах смерти...

 

Шаул вернулся в комнату. Ему казалось, что запах тления, пропитавший несчастную пьянчужку, въелся и в него. Умыв лицо и руки, наскоро оправив платье, он бегом спустился во двор. Йенс, сохраняя невозмутимость, сидел уже на козлах. Шаул заглянул внутрь: отец Брамте не удостоил его ни словом, ни взглядом, он сидел, смотря прямо пред собой, и даже на его полном лице было видно, как ходят желваки на скулах. Но отца До еще не было. Наконец-то появился и старый монах. Как всегда благодушный, он водрузил на колени Бруно, и проговорил:

 

– А вы знаете, имя бедняжки – Спонсамея – в древности означало «суженая».

 

***

 

Осень вступила в свои права, жестокой мачехой выдворив за порог свою кроткую златовласую падчерицу послелетье. Свинцовыми тучами затянуло небо, краски потухли. Жестокий северный ветер безжалостно обрывал последние листья с осиротевших деревьев, выметая их с земли, словно невидимый дворник, яростно орудующий метлой. Селина стояла у окна и, зябко кутаясь в подбитую мехом накидку, наблюдала за уборкой, устроенной ворчливой матроной-осенью. Вот и вода пошла в ход – накрапывающий дождик усилился, и теперь потоки холодной воды смывали последние воспоминания о некогда теплых днях...

 

– Что ты делаешь на кухне?

 

Селина вздрогнула, услышав за спиной голос сестры.

 

– Смотрю в окно, – пожав плечами, ответила она, отворачиваясь от изучающего взгляда Агаты. – Как Элиза?

– С ней все в порядке, – кивнула Агата. – Она с честью переносит свое заточение. Я сама там едва справляюсь с чувствами, а она являет просто вершину благоразумия.

– Она же твоя крестница, – напомнила Селина, – ты наградила ее изрядной долей рассудительности.

– Ну, она и твоя крестница… – улыбнулась Агата, видимо намекая на безрассудство сестры.

 

В другое время Селина бы поддержала шутку, но сегодня она лишь кивнула в ответ.

 

– Она справлялась о тебе.

– И что же ты ей сказала? – Селина подняла на сестру внимательный взгляд.

– Правду, – лаконично ответила Агата.

– Какую правду? – нахмурилась Селина, сама толком не понимая, почему ей так важно это знать.

– Правда бывает только одна, – назидательно ответила Агата, повязывая передник.

 

С полок слетели миски, из кладовой прилетели яйца, ловко разбивая скорлупу о край миски, соскальзывали внутрь. Подскочивший венчик принялся весело взбивать их. Смешно переваливаясь, подкатился горшочек с маслом.

 

– Агата, прекрати! – раздражено воскликнула Селина. – Неужели ты не можешь все это сделать руками, как все нормальные люди?!

– Зачем? – брови Агаты удивленно взлетели вверх, и она как ни в чем ни бывало продолжила свое волшебство, намереваясь поднять настроение сестры с помощью ароматной сдобы.

– Так что ты сказала Элизе? – упорствовала Селина.

 

Агата внимательно смотрела на сестру. Горшочек масла, ложки, венчик, глиняная миска – все опустилось на стол.

 

– Что ты хочешь, Селина?

– Я хочу знать, что ты сказала Элизе.

– Какое это имеет значение?

 

Селина молчала, не желая обнаруживать перед сестрой малодушный страх, что Траум узнает о ней что-нибудь нелицеприятное.

 

– Я сказала ей, что ты подхватила иллюзию и потому пока у нее появляться не будешь, – сдалась Агата.

– И все? – не отступала Селина, ей хотелось дословно знать ответ сестры. – Ты больше ничего ей не говорила обо мне?

– Я объяснила, какую иллюзию ты подхватила.

– Что?! – сердце Селины похолодело. – Что именно ты ей сказала?

– Да что ты так всполошилась? Сказала, что ты решила спасти Траума от одиночества.

 

Селина ахнула: какой самодовольной дурой она предстанет в его глазах!

 

– На что Элиза возразила, что это не иллюзия, а любовь, – усмехнувшись, добавила Агата.

– Зачем тебе надо было все это обсуждать в его владениях?! Я совершенно не собиралась его спасать! – чуть не плача от обиды и гнева воскликнула Селина и выбежала из кухни.

 

Селина заперлась в своей комнате и, бросившись на кровать, дала волю слезам. Так несправедливо, что ее интерес к владыке снов с чужих слов казался напыщенной самолюбивой дерзостью. Она – маленькая, слабая фея – решила спасти владыку снов! Это надо же такое придумать! Да она и не помышляла об этом…

 

Ах, только бы увидеть его хоть одним глазком, объяснить ему, чтоб он не думал о ней как о глупой самоуверенной гусыне! Но путь в царство снов ей был заказан – дядюшка Рев постарался, чтобы она там больше не появлялась. Теперь она, подобно простым смертным, могла только во сне плутать по путаным лабиринтам ее собственных переживаний. Отказ Селины от посещений царства снов, с восторгом воспринятый Агатой, не был искренним – она просто была вынуждена отступить перед властью могучего Рева. За что он так наказал ее? Что она сделала?..

 

– Как странно, – утирая платком глаза и нос, пробормотала Селина. – А ведь Элиза повторила слова магистра…

 

Именно Рев решил, что взбалмошная фея полюбила владыку... Сердце затрепыхалось в груди, дыхание сбилось. Селина прижала ладони к вспыхнувшим щекам.

 

– Я полюбила Траума? – оторопело пролепетала она. – Полюбила?.. Траума?!

 

Но вместо того, чтобы устыдиться собственной глупости, она радостно расхохоталась.

 

– Я полюбила! Полюбила, – повторила она, словно распробовала эти слова на вкус – подобно мятному лимонаду, они разливались по небу волнительным холодком.

– Вот что это такое! Как же я сразу не поняла? Я люблю тебя! Я люблю тебя, милый мой Траум, – прошептала Селина, не в силах сдержать растягивающую губы счастливую улыбку.

 

И нет у нее никаких иллюзий! Это самая обыкновенная любовь – будь это в ее силах, – она спасла бы его от чего угодно. Потому что любит!

 

– Я люблю, люблю, люблю тебя, – шептала Селина, и вся горечь, вся сумятица мыслей и чувств прошедших недель растворялись в блаженном покое.

 

Страх перед неизведанным отступил. Она прикрыла глаза и ринулась в потаенный уголок своей памяти. Траум! – его имя, словно звон тысячи струн, наполняло ее существо. И пусть все магистры мира уверяют ее в обратном – она слышала и видела Траума. И полюбила его…

 

– Любимый мой, – прошептала Селина и оказалась в его владениях.

 

Он молча стоял перед ней. О как давно она не видела его. Как давно не любовалась, лаская взглядом каждую черточку, каждую морщинку… Упрямая прядь, выбившись, снова легла на высокий лоб. Суровая складка на переносице разгладилась… Взгляд прозрачных, словно талая вода, серо-голубых глаз потеплел... И губы – всегда плотно сжатые, сейчас вот-вот раскроются… Селина коснулась его щеки – прохладная, гладко выбритая, – скользнула к виску, поправляя выбившуюся прядь, и запустила пальцы в густые русые волосы. Траум прикрыл глаза. И Селина обхватила руками его шею – только бы удержать! – прильнула, уткнувшись лицом в мягкую ткань камзола, и прошептала:

– Как я соскучилась! Только сейчас поняла… Знаю, что невозможно. Но я люблю, люблю, люблю тебя...

 

Она чувствовала, как колотится его сердце, наполняя ее гулом и обдавая жаром.

 

– Ты любишь меня! Я знала, я чувствовала! – торжествующе воскликнула Селина.

 

Она подняла к нему счастливое лицо и дотянулась губами до его губ. Он качнулся к ней навстречу, его губы приоткрылись, и она почувствовала едва уловимое дыхание. Необычайный восторг окатил ее раскаленной волной, растекаясь по телу жгучими струями. Ослепительный луч пронзил сердце и, обжигая, наполнил сиянием. Она пылала, истаивая от восторга и боли. Его любовь огненным вихрем закружила ее в объятиях. Сквозь боль и истому она чувствовала, как, расплавляясь, сердца их сливались в единое пылающее любовью сердце. Несметное множество колоколов звонили в честь их любви, гудели торжественным звоном миры…

 

– Селина! Селина, очнись! – вдруг послышался сквозь величественное многоголосье небесных струн едва уловимый голос Агаты, и что-то выхватило Селину, нещадно разрывая связующие с любимым нити, встряхнуло и вытолкнуло через раскаленную карминовую лаву в пустоту тишины.

 

Она медленно открыла глаза, с трудом выбираясь на поверхность сознания, через дурноту и гулкое безмолвие.

 

– Селина, очнись! – Агата трясла ее, словно Арлекин в уличном балагане соломенную куклу Пьеро. – Слава небесам!

– Что ты хочешь, Агата? – прошептала Селина непослушными губами.

– Хочу привести тебя в чувство, – проревела над ней сестра. – Я не знаю, куда ты отправилась на этот раз, но ты была на волосок от смерти!

– Оставь, Агата, – раздраженно прошептала Селина, едва справляясь со страшной слабостью и наполняющим грудь жаром. – Зачем?! Зачем ты вырвала меня из его объятий?!

– Селина, ты едва не погибла! Посмотри на себя!

 

Агата сунула ей в лицо небольшое зеркальце, что лежало на столике возле кровати. На Селину глянуло осунувшееся серовато-бледное лицо с темными кругами под провалившимися глазами и белесыми губами.

 

– Ты не разлучишь нас, – упрямо прошептала она, оттолкнув зеркало.

 

А в груди разгорался обжигающий внутренности пожар.

 

– Ты с ума сошла? – Агата ошарашено уставилась на сестру.

– Мы любим друг друга, – враждебно прохрипела Селина и откинулась на подушки. Глубоко вздохнув, она попыталась унять опаляющий изнутри жар. – Тебе не изменить этого.

 

Это ужасный жар – он сводил ее с ума. Такая злая, жалящая боль! Никогда раньше ничего подобного с ней не было. Видимо, это из-за запрета Рева. Но сил на размышления не хватало, а тут еще Агата со своими придирками.

 

– Что ты несешь?! Ты фея! Ты не можешь…

– Я могу любить его, – ожесточенно оборвала она сестру, едва справляясь с болью. – Я люблю его. И это не иллюзия.

– Нельзя любить Траума! Нельзя любить абстрактную бестелесную силу!

– Он не абстрактная сила! Он живой, он… – она задохнулась от боли.

– Не трудись, никто не знает, что он такое!

– Он не «такое»! – просипела Селина.

– Это и есть твоя иллюзия! Ты вообразила себе Траума, которого не существует на самом деле. Если бы ты потрудилась почитать, то знала бы – все, кто встречал Траума, изображают его вихрем, водопадом или мифическим животным. Нет никакого таинственного красавца, возникшего в твоем горячечном воображении. Есть сила, являющаяся каждому в том обличии, которое тот готов воспринять!

– Это ничего не меняет. Я люблю его, – кривясь от боли, простонала она.

– Ты не знаешь его. В лучшем случае ты видела очередную личину.

– Я люблю его, – она, как заклинание, повторяла эти слова, не давая Агате сбить ее. Пожар, пожирающий внутренности, совсем измотал ее, но она знала наверняка, что права.

– Это иллюзия! Твое упрямство – лучшее доказательство тому. Но как тебе могло прийти это в голову? Ты же фея!

– Мы дали определенные обязательства, – кривясь от боли, начала Селина, она еще и не думала об этом, а сейчас у нее не было на это сил, – но они не запечатывают нашего сердца.

– Да как ты представляешь себе эту твою любовь к Трауму?

– Я… я не знаю, – выдохнула Селина, ей было так больно, что никакие доводы просто не доходили до нее. – Да это и не важно...

– Не важно?! – Агата насмешливо вскинула бровь. – Интересно, что подумает заоблачный великан, когда узнает, что в него влюбилась мошка? Да заметит ли он ее?

– Мошка?! – охнула Селина.

 

Агата специально раздражала ее, заставляя усомниться.

 

– Да, – прохрипела разъяренная Селина. – Может быть, разница между нами слишком велика. Но тебе ли не знать – любовь бывает только взаимной.

– Любовь – да, иллюзия – никогда.

 

***

 

Несмотря на все задержки и опасения отца Брамте, мрачный Адхельмский лес они преодолели засветло без всяких приключений и сейчас ехали по светлой осиновой роще. Растерявшие свой наряд деревья щедро пускали свет угасающего осеннего дня через тонкое кружево ветвей. Солнце, выглянувшее напоследок сквозь плотную пелену облаков, наполняло прозрачный осенний воздух нежным сиянием. Колеса кареты мягко катились по золотистому ковру опавших листьев.

 

Отец Брамте дремал, отец До поглаживал шелковистую шерсть Бруно, углубившись в размышления. У Шаула было легко и радостно на душе. Он с умилением посматривал на кота, безмятежно спящего на коленях старого монаха.

 

«Если бы не он, – расплываясь в благодушной благодарности, размышлял Шаул, – я бы сейчас горел в аду стыда». Как хорошо, как радостно одолеть страх. Он чувствовал себя свободным и почти счастливым. Теперь ни добросердечие отца До, ни ворчание отца Брамте не вызывали у него досады. Даже несчастная женщина, отдалившись на расстояние дневного пути, не казалось такой безобразной, ее скорбный образ подернулся печальной дымкой страдания, завуалировав всю ее неприглядность.

 

Вдруг Бруно поднял голову и, навострив уши, настороженно замер. Шаул выглянул в окно кареты. Что мог уловить чуткий кошачий слух? В сгустившихся сумерках трудно было что-либо различить. Приоткрыв на ходу дверь, он заметил позади неверное мелькание далеких огней среди деревьев. Ветер принес настигающие их свист, крики и выстрелы.

 

– Погоня! – крикнул Шаул.

 

Отцы ошарашено уставились на него, а Йенс щелкнул кнутом, подгоняя лошадей. В голове Шаула метались мысли и обрывки плана спасения в такт конского топота.

 

– Бежать! – прохрипел отец Брамте, прижав заветный сверток к груди.

 

Шаул глянул на отца До – такой план старика не годился.

 

– Не думайте обо мне. Бегите! – кивнул старый монах, с трудом удерживаясь на скамье в жуткой тряске.

 

Топот коней приближался. Залихватский свист, крики и выстрелы оглашали темноту ночи. Шаул распахнул дверцу и подтолкнул отца Брамте к выходу.

 

– Решайтесь же!

 

Но стоило тому высунуться, как грянул выстрел.

 

– Они убьют нас, – обреченно простонал отец Брамте, отшатнувшись вглубь кареты, и вдруг выкинул свой драгоценный сверток в темноту приоткрытой двери.

 

– Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, и сам ринулся к другой двери.

 

Просвистевшая над ухом пуля, пробил дверцу, взорвав стекло фонтаном осколков.

 

– Стоять! – услышал он зычный крик, заглушенный грохотом выстрела.

 

Коротко вскрикнув, возница скатился с козел.

 

– Они убили Йенса! – ахнул отец Брамте.

 

Двое всадников, вырвавшись вперед, зажали ее в тиски с двух сторон, отрезав им путь из обеих дверей. Карета сбавила скорость и, судя по ухабам, съехала с дороги вглубь рощи. Теперь преследователи окружили их тесным кольцом. Один из них свесился с седла и заглянул внутрь. Карета остановилась, и пламя факела осветило их лица.

 

– Не рыпайтесь, святые отцы. Приехали. Вылезайте, – скомандовал он и спешился сам.

 

При свете факелов Шаул насчитал не меньше двадцати вооруженных людей. Ничего не оставалось, как подчиниться приказу разбойника. И думать о том, чтобы броситься наутек, не имело смысла.

 

Первым выбрался отец До, за ним Шаул. Отец Брамте замешкался в карете или просто не хотел вылезать.

 

– Ну, вылезай, святой отец! – прикрикнул разбойник. – А то и крякнуть не поспеешь, запишут в святцы!

 

Разбойники захохотали.

 

– Гореть вам в аду! – запальчиво выкрикнул из кареты монах.

–  Аминь! – ощерился разбойник и кинул пылающий факел внутрь кареты под грохнувший хохот своих товарищей.

– Вы с ума сошли! – воскликнул Шаул и они с отцом До бросились на помощь своему товарищу.

 

Но отец Брамте и сам не сплоховал, ловко выскочив вон. Огонь с треском пожирал обивку кареты.

 

– Возмездие не замедлит, – зловеще прорек он, отряхивая подол от искр.

 

– Прекратить! Что за идиоты! – заорал кто-то. – Книга! Где книга?! Потушить! Быстро!

 

Маленький кругленький роскошно одетый человечек в широкополой шляпе, делавшей его похожим на гриб, вышел в круг факелов, расталкивая притихших разбойников и не переставая посылать на их головы проклятия.

 

– Шевелитесь! Что стоите, идиоты?! Забрасывайте огонь землей! – подгонял он бестолково суетившихся горе-пожарных.

 

Наконец огонь был потушен, и предводитель банды обратил внимание на пленников. Он обошел вокруг, разглядывая их со всех сторон, словно они были диковинными зверями.

 

– Где вас носило, чертовы святоши? – остановился разряженный разбойник напротив отца Брамте. – Вы заставили меня ждать, а я этого не люблю, отче. Ох, как не люблю. Где книга?

 

Отец Брамте насуплено молчал.

 

– Где книга?! – заорал разбойник, и лицо его налилось кровью. – Я не позволю трем грязным попам помешать мне, – внезапно сменил он крик на вкрадчивый тон.

 

Он снова обошел вокруг них, заглядывая каждому в лицо, и снова заорал благим матом:

 

– Где книга?!

– Мне кажется, вы нас не за тех принимаете, – начал было Шаул, замечая, что с каждым кругом маленький человечек все больше краснеет, и смешная физиономия его обретает все более дикое выражение.

– Когда мне кажется, – с жутковатой улыбкой ответил малыш, подойдя вплотную к Шаулу, и заорал: – Я перерезаю глотку!

 

Он с лязгом вытащил из ножен кинжал и сунул его под нос Шаула. Тот отпрянул, но коротышка, кажется, потерял к нему интерес и, отвернувшись, приказал разбойникам:

 

– Что стоите, придурки! Обыщите чертову карету! Мне нужна книга!

 

Он снова подошел к пленникам, прищурившись, оглядел каждого и распорядился:

 

– Греле, Бора, Фингал, – пальцем указал он на каждого выбранного разбойника. – Связать и отправить.

 

Флегматичный долговязый Греле в развалку направился к отцу До и быстро связал его, невысокий коренастый Бора, не ограничиваясь приказом, двинул кулаком по дых гордо взиравшему на него епископскому курьеру, от чего тот задохнулся и сложился пополам.

 

– Будешь знать, кому кланяться, жирнобрюхий, – отвратительно ощерился Бора.

 

Молодой разбойник по прозвищу Фингал, что вполне соответствовало его разукрашенной физиономии, обошелся с Шаулом более милостиво, стиснув его кисти за спиной, он ловко стянул их веревкой. Шаул не сопротивлялся, тоска и апатия накрыли его – опять, как в детстве, он оказался в руках жестокой шайки с безумным главарем.

 

Они медленно брели по лесу. В мерцающем огне факела, который нес долговязый разбойник, трудно было различить дорогу. Подгоняемые конвоирами, спотыкаясь, они наконец достигли разбойничьего логова. Им оказалось внушительных размеров каменное здание, какое никак не ожидаешь посреди леса. На нарядно украшенном фасаде над большой дубовой дверью красовался герб княжества Адхельм. Что за наваждение? Принц-разбойник?!

 

– Как зовут вашего м-м-м, – Шаул замешкался, подбирая слово, – предводителя?

 

Он обращался к Фингалу, шедшему за ним по пятам.

 

– Амброзиус Лютый, – пожал плечом молодой разбойник.

– Амброзиус? – переспросил Шаул, смутно припоминая что-то.

– Фингал, ты кретин! Он вскроет тебя, как этих монахов, – крикнул Бора, и Фингал испуганно отпрянул.

– Вскроет? Что это значит? – не понял Шаул.

– Увидишь свои потроха и поймешь, – хохотнул разбойник, оскалившись щербатым ртом.

– Заткнись, Бора, – мрачно приказал Греле.

 

Откровения Боры отвлекли Шаула от мыслей о принце. Его собственная судьба сейчас куда больше нуждалась в участии. Разбойников интересовали не золото и драгоценности, они искали какую-то книгу. О какой книге шла речь? Уж не было ли книги в том свертке, что выбросил монах из кареты? Монахи молчали о цели своего путешествия, но со свертком, в котором вполне могла уместиться и книга, епископский курьер не расставался ни на минуту. Что за книга оказалась одинаково ценной и для монахов и для разбойников? Заполучив ее, Амброзиус наверняка расправится с монахами. Об этом и говорил зловредный Бора. Но почему до сих пор жив он, Шаул? Лишь только потому, что его приняли за одного из монахов? Вот когда по-настоящему оценишь привитую с детства скромность в одежде…

 

Они обошли каменное здание с гербом и оказались в небольшом дворе образованном деревянными строениями, высившимися темными бесформенными глыбами. В сумерках вечернего леса было трудно оценить их, но Шаулу они показались достаточно ветхими. Сердце его встрепенулось в надежде возможного побега, но пленников повели в каменное здание. Они вошли в боковую дверь и, спустившись по узкой лестнице в подвал, проследовали по длинному коридору, с одной стороны которого располагались кладовые с провиантом и пороховыми бочками, отделенные от самого коридора частоколом железных прутьев. Они остановились около пустующей камеры. Толщина решетки и массивные засовы, как и крохотные, словно щели, оконца на противоположной стене не оставляли никакой надежды на спасение. Греле распахнул перед ними дверь, Бора втолкнул внутрь. И Фингал сосредоточенно завозился с замком, запирая пленников.

 

– Вы не развяжете нас? – крикнул разбойникам Шаул.

– Монахам свободные руки – только соблазн, – криво ухмыльнулся Греле.

 

Фингал вскинул на старшего нахмуренный взгляд, а Бора разразился оглушительным разнузданным хохотом. Еще слышался хохот Боры, но пленники уже были одни в темной камере, освещенной лишь тусклым отсветом горящей где-то в коридоре масляной лампы.

 

Монахи сели на пол и, склонив головы, зашевелили губами. Происходящее казалось дурным сном, что растает при первых лучах солнца. Шаул даже не испытывал страха, словно действительно мог спастись, проснувшись. Бруно исчез, никто из разбойников его не заметил – да и кому бы пришло в голову ловить кота? – значит, он на свободе. Но как он сможет помочь? Очевидно, надо было позаботиться об освобождении самому. Нельзя пасовать перед грубой силой. Шаул подошел к решетке – нечего было и думать справиться с нею. Придется искать менее прямолинейный способ...

 

– О какой книге спрашивал главарь? – решился он прервать молитву отца Брамте, опустившись рядом.

 

Ответом Шаулу стал яростный вопль, огласивший низкие своды подвала:

 

– Где чертова книга?!

 

Голос без сомнения принадлежал коротышке-разбойнику. Оправдывая собственное прозвище, он посылал проклятия и угрозы скорейшей расправы. Наконец в сопровождение разбойничьей свиты появился и сам Амброзиус Лютый собственной незначительной персоной.

 

– Да откройте эту чертову дверь! – гаркнул коротышка, и Фингал зашумел ключами, отворяя замок камеры.

– Где книга?! – подойдя к сидевшим на полу пленникам, прогремел Амброзиус, притопнув миниатюрной ножкой.

 

Если бы не дико горящие глаза, коротышка был бы даже забавен. Круглое лицо его с носом пуговкой и лихо закрученными усами над пухлым алыми губками, утопавшими между двух надутых щек, могло принадлежать скорее актеру балагана, чем кровожадному разбойнику. Роскошный наряд Амброзиуса вновь напомнил Шаулу о принце Адхельмском. Но выглядел в своем королевском платье разбойник не величественно, а смешно. Короткая шея утопала в слишком великом кружевном воротнике, укрывавшем и плечи и грудь коротышки, на шитом серебром камзоле красовались и пуговицы-жемчужины и пышные атласные банты, по тесным бриджам кудрявились вышитые гирлянды цветов, а сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими красными каблуками...

 

Отец Брамте поднял лицо к разбойнику:

 

– Вы должны нам разрешить похоронить убитого слугу его преосвященства и совершить погребальный обряд.

– Его растащили на куски волки, – безумно осклабился Амброзиус, наклонившись к самому лицу монаха. – Ням-ням-ням.

 

Отец Брате отшатнулся и прикрыл глаза.

 

– Где книга, святоши?! Отвечайте! – истерично взвизгнул коротышка.

 

Но монахи, словно и не слыша ничего, все также сидели, склонившись в молитве. Шаул тоже не стал подниматься перед разбойником.

 

– Ах, вы грязные ублюдки! Я вырежу ваши сердца! Я буду пытать вас, пока не получу книгу!

 

Коротышка все больше распалялся, но монахи не изменили позы, оставаясь совершенно безучастными к его воплям.

 

– Я начну с этого здоровяка, – вкрадчиво произнес Амброзиус. – Они так забавно трясутся от боли.

 

Он подошел к отцу Брамте и, вытащив кинжал из ножен, схватил монаха за ухо.

 

– Я отрежу твое паршивое ухо! – взвизгнул Амброзиус и дико захохотал, поднося кинжал к голове несчастного.

 

Лицо отца Брамте посерело от страха. Прикусив губу, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал. На шее несчастного появилась капля крови и побежала вниз, окрасив белоснежный воротник…

 

– Стойте! – не выдержал Шаул. – Стойте.

– Я тебя внимательно слушаю, – коротышка стремительно развернулся к Шаулу. – Где моя книга?

– Боюсь, вы заблуждаетесь, у нас нет никакой книги.

– Что?! Тогда я начну с тебя, – Амброзиус медленно подошел к Шаулу, с перекошенной улыбкой. – Я вырежу на твоей смазливой роже название этой чертовой книги.

 

Шаул отшатнулся и отвернул лицо.

 

– Погодите! – остановил коротышку Шаул и начал говорить первое, что пришло ему в голову: – Вы остановили карету епископского курьера. И потому считаете, что у нас должна быть какая-то святая книга?

– Я не считаю, идиот! Я знаю наверняка! У меня есть абсолютно точные, исключительно достоверные сведения об этой треклятой неуловимой книге чертова монаха из Шамбре!

– Вы ошибаетесь! – воскликнул в отчаянии Шаул. – Наша миссия совершенно не связана с какой бы то ни было книгой. Мы ехали с поручением его святейшества от принца Шанталийского к принцу Кристиану, – если этот сумасшедший разбойник, живущий в доме, принадлежащем властителю Адхельма, имеет хоть какое-нибудь отношение к принцу, он мог проглотить это.

– Причем здесь мой чертов братец?! – взревел Амброзиус.

– Принц Кристиан – ваш брат? – изумленно переспросил Шаул.

 

Вот уж какого родства он не пожелал бы несчастной Элизе.

 

– Ничего похожего на нежную братскую привязанность, – пожал плечами коротышка.

 

«Ну, конечно! Как он мог забыть?!»

 

– Амброзиус, граф де Мьёш, м-м-м сводный брат… – проговорил Шаул.

– Да что уж распинаться! Адхельмский бастард к вашим услугам, – коротышка, паясничая, расшаркался. – Но к черту игры! Какие дела у святейшества с моим сладким братцем?

– Это связано с политическими интересами княжества Адхельмского, – уклончиво ответил Шаул, использовав опробованный в Эльтюде прием.

– Старый осел хочет свести его с Граллоном?! – хохотнул Амброзиус. – Для чего этот идиотский портрет? Каким союзом можно соединить похотливого жеребца Граллона со святошей Кристианом? Да не врешь ли ты, монашечье отродье? – Амброзиус, склонив голову набок, насмешливо и недоверчиво разглядывал Шаула. – Ничего подобного мой человек не говорил...

– Мне неизвестно, кто ваш источник, но вам стоило бы проверить его. Сдается мне, кто предал одного, не колеблясь, предаст и другого...

– Не лезь не в свое дело, щенок! – рявкнул коротышка. – Где книга?!

 

Шаул отпрянул от резкого крика и решился:

 

– Книгу должны были доставить Шамбринский монастырь два дня назад, так что она уже на месте...

– Что?! – прохрипел коротышка. По его побледневшему лицу пробежала судорога, искривив рот: – Убить их всех! – выплюнул он приказ в лицо Шаула.

– Постойте! Зачем вам книга? – в отчаянии воскликнул Шаул.

 

Он просчитался, но отступать было уже не куда.

 

– Убить! Разорвать к чертовой бабушке каждого на куски! – орал коротышка, топая ногами, и разбойники бросились к пленникам.

– Успокойтесь! – попытался перекричать его Шаул. – Зачем вам книга? Может быть, мы сможем помочь...

– Что?! Ты знаешь текст книги? – моментально прекратил крик Амброзиус.

– Отчасти, – соврал Шаул. – Но вместе с братьями, мы могли бы восстановить в памяти…

– Оставьте их! – крикнул подскочившим к монахам разбойникам коротышка и, подумав, приказал: – Говори, что знаешь. Как называется книга?

Вот и все – этого он не знал...

– Книга… – начал он, лихорадочно придумывая лазейку.

– Ты ни черта не знаешь! – рявкнул Амброзиус и пнул сапогом Шаула в грудь.

 

От удара дыхание прервалось, и острая боль вонзилась в подреберье.

 

– О стяжании неветшающего богатства и природе души, – вдруг прозвучал тихий голос отца До. – Оставьте юношу, добрый человек, – обратился он к воззрившемуся на него Амброзиусу. – Брат Шаул владеет многими знаниями, он прочел немало книг. Но не стоит кричать, знания не появляются от крика и разум не подстегивается насилием...

 

Негромкий голос старика подействовал успокаивающе на всех – притих даже безумный Амброзиус.

 

– Хорошо, – наконец заговорил коротышка. – Я принесу вам документ, а к утру вы его мне расшифруете.

 

Он развернулся на высоких каблуках и вышел, за ним гурьбой вывалились его головорезы. Щелкнул ключ в замке, и пленники снова остались одни.

 

Глава 8

 

Густая темнота предрассветного часа залила окна и укутала комнату темной кисеей, очертив небольшое пространство вокруг пламени свечи, зажженной у кровати. Селина лежала без сна. После удивительного, ни с чем несравнимого слияния их с Траумом сердец, она была жестоко изгнана из рая. Зачем?! Зачем Агата вырвала ее из объятий любимого? Жестоко и невыносимо больно… Эта ужасная обжигающая боль разлуки сжигала ее изнутри. Снадобья Агаты не могли излечить ее, лишь на короткое время давая передышки. Огонь чуть отступал, но не потухал.

 

Ее попытки вернуться к Трауму оставались тщетными, она теряла силы. Словно непроходимая каменная стена отгородила ее от любимого, лишая надежды. Редкие сны были пусты или наполнены смутными тенями из прошлого, и она не могла проникнуть за их размытую муторную завесу. Ей не удавалось увидеть Траума наяву так, как она делала множество раз до этого, – в памяти всплывали лишь отдельные его черты, но общий образ ускользал.

 

За что магистр Рев так наказал ее? Она ошиблась, не разобралась, не угадала собственного сердца, но разве можно ее винить за это? Разве любовь такая уж простая штука, чтобы сразу понять, что к чему?..

 

Селина осторожно вздохнула, боясь потревожить задремавшую в груди боль. Она должна быть с Траумом. Расходящиеся от них обоих волны любви уже сомкнулась, образуя единый круг, никому не разорвать его, никому не нарушить единства. Селина прикрыла глаза. Вопреки всей тяжести доводов сестры, реальность изменилась. Они с Траумом изменились, им не быть прежними…

 

– Селина, ты не спишь? – в комнату, чуть приоткрыв дверь, заглянула Агата.

– Нет, – ответила Селина.

 

Агата вошла в комнату. Усталое лицо ее было бледным, темные круги лежали под глазами – она опять просидела над книгами целую ночь.

 

– Ты изводишь себя, – посетовала Селина. – Побереги глаза, а то ослепнешь...

– Оставь, Селина, – утомленно махнула рукой сестра и присела на кровать. – Я говорила с Гизельдой. Она передавала тебе привет.

– Что же сказала Гизельда? Что я погрязла в иллюзиях? – недовольно вздохнула Селина, она отчаялась найти сочувствие.

– Отнюдь, – покачала головой Агата, уставшая, она растеряла свою напористость, и Селине стало жаль ее. – Гизельда говорит, что ты действительно могла влюбиться в кого угодно. Ты так богато одарена способностью любить, что это не только с лихвой покрывает твою слабую восприимчивость к магии, но и защищает тебя от иллюзий.

 

Селина поднялась с подушек, забыв на мгновение о притаившейся боли.

 

– Так она верит, что я люблю Траума?! – радостно воскликнула она.

– Она верит, что ты кого-то полюбила, – возразила Агата. – А про Траума она ничего не знает, как, собственно, никто в этом мире. Но она уверена, что подобные связи между нашими мирами невозможны. Любовь, соединяющая миры, – это свет Провидения, а не чувства отдельных существ.

– Я люблю Траума, – четко разделяя слова, упрямо произнесла Селина, рискуя потревожить притихшую боль. – Я люблю его. И никого другого.

– Да с чего ты это взяла?! – отчаянно воскликнула Агата.

– Я знаю это. Я просто знаю это, – простонала Селина, боль проснулась и обожгла всполохом внутренности.

– Что именно тебе сказал этот Рев?

– Что я полюбила Траума, – вытирая выступившие слезы, воскликнула Селина. – Но что тебе мнение какого-то магистра царства снов?!

– Ошибаешься, – спокойно ответила Агата. – Я намерена встретиться с этим господином Ревом. Но ты должна обещать мне, что больше не предпримешь попыток увидеться с Траумом. Последняя чуть не стоила тебе жизни…

– У меня не получается, – вздохнув, призналась Селина.

– Вот видишь, – предостерегающе подняла палец Агата. – И не вздумай пытаться. Угораздило же тебя влюбиться. Ты же фея! Ладно бы хоть в человека. Нет, тебе этого мало. Тебе владыку царства снов подавай!

– Теперь мне все, кроме его любви, будет мало, – убеждено проговорила Селина, и скривилась – боль с новой силой запылала в груди.

 

Агата горестно вздохнула:

 

– Выпей, – она поднесла к губам обессилившей сестры маленький опаловый стаканчик со снадобьем.

 

Селина глотнула горьковатую жидкость, и живительная холодная влага покатилась вниз, умиряя жар. Она откинулась на подушки.

 

– Отдыхай, – Агата заботливо поправила ее одеяло. – Я тоже отдохну, а потом отправлюсь к Элизе. Надеюсь, смогу встретиться и с магистром.

 

Агата поцеловала сестру в лоб и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Тишина пустой комнаты наполнялась едва уловимым звоном. Селина прикрыла глаза, разговор утомил ее, но снадобье ослабило жгучую боль.

 

– Траум, – прошептала она. – Я скучаю по тебе, любимый…

 

Селина медленно погружалась в сон. Звон усилился и превратился в нежный звук лютни. Словно кто-то, едва касаясь струн, наигрывал тихую мелодию. Селина с прежней легкостью шла по лугу, розовые метелки цветов ласково касались босых ног. Но заметив, что на ней одна рубашка, Селина почувствовала неловкость, хоть и была на лугу совсем одна. Легкий ветерок волновал нежное амарантовое море, развевая светлые с рыжеватым отливом волосы Селины. Она убрала взвившуюся прядь за ухо и поняла, что видит сон. Конечно, сон – она гуляла по лугу в шелковой камизе, в которой только что лежала в кровати. Да и само поле – сплошь в розовых цветах без единого зеленого листика – было не настоящим и могло привидеться только во сне. Лучи восходящего солнца окрасили перламутр неба в нежный коралловый цвет. Словно кто-то специально задался целью создать сказочный розовый мир…

 

– Я хотел, чтобы вам понравилось, – перед Селиной внезапно, как из-под земли, появился молодой Сламбер. – Здравствуйте, сударыня.

 

Молодой человек склонился в галантном поклоне, а Селина, в смятении обняв себя за плечи, почувствовала, как краска заливает лицо. Какая неловкая, ужасная ситуация! Но налетевший порыв ветра укутал ее в мягкий шелковый плащ цвета бледного нефрита.

 

– Спасибо, – благодарно выдохнула Селина, – вы…

– Это не я, – перебил ее Сламбер и, оглянувшись, нахмурился.

– Я рада вас видеть, мой милый. Ваш дядюшка запретил мне появляться в вашем королевстве, и я отчаянно скучаю…

–  Я нарушил его запрет! – воинственно воскликнул юноша и снова оглянулся, словно ожидал увидеть кого-то. – Это жестоко и несправедливо. Я должен был увидеть вас, Селина! – он порывисто схватил ее за руку и заговорил скороговоркой: – О! Как вы бледны. Вы страдали, бедная моя! Милая моя, больше не будет страданий, – взволнованно восклицал он, покрывая ее руку поцелуями. – О, как я люблю вас! Мы будем вместе, прекрасная моя. Даю вам слово, я преодолею все преграды, разделяющие нас, – он прижал ее руку к своей груди, и срывающимся голосом попросил: – Скажите же, что любите меня! Докажите им, что наша любовь – не иллюзия!

– О, нет, – простонала Селина.

 

Ее отчаяние, ее упрямое стремление, невзирая на цену, противостоять жестоким доводам рассудка – все эти чувства сейчас бушевали в сердце бедного Сламбера. И она, она сама была тому причиной! Она виновата в том, что заронила надежду, подстегнула его увлеченность своей дурацкой сердечностью. Борясь с нахлынувшими слезами, Селина сбивчиво заговорила:

 

– Простите меня, друг мой. Я в отчаянии. Я не должна была подавать вам повод надеяться. Это жестоко, но я… я не могу обманывать вас. Я…я люблю Траума, а не вас…

 

Сламбер молча стоял перед ней, не в силах вымолвить ни слова. Она разбила ему сердце – Селина чувствовала это.

 

– Это невозможно, – наконец произнес он. – Это невозможно. Никто не может полюбить владыку. Вы даже не видели его! – запальчиво выкрикнул он.

 

Неверие, сомнение, отчаяние и боль, боль, боль!.. От взметнувшегося вихря чувств Сламбера у нее подкосились ноги.

 

– Вы выдумали это, чтобы сделать мне больно? – срывающимся голосом воскликнул он.

– Нет, что вы, друг мой! Простите меня. Вы дороги мне. Я никогда… Но что мне делать? Я люблю его, – без сил она просто опустилась на мягкий ковер из цветов, выстланный для нее влюбленным юношей.

– Как вы могли?! Я так любил вас, – голос Сламбера сорвался, и он исчез.

 

Несмотря на жалость, Селина почувствовала облегчение. Выдерживать бурю, бушующую в сердце обманувшегося влюбленного, она уже не могла. Ее собственные чувства били набатом. Все-таки она попала в царство Траума – спасибо Сламберу! – ценой разочарования и боли бедного юноши…

 

– Траум! Траум, – тихо позвала Селина.

 

Легкий ветерок взметнул волосы.

 

 

– Ты слышишь меня, – прошептала она, поднимаясь ему навстречу. – Где ты, любимый? Я так тоскую по тебе.

 

Она скользнула ладонью по шелковистой ткани плаща.

 

– Это ты? Ты укрыл меня, – улыбнулась она. – Скажи мне, что это ты. Почему я не вижу тебя? Почему я не вижу тебя?!

 

Он молчал, и отчаяние захлестывало ее.

 

– Скажи мне хоть что-нибудь, – молила она сквозь слезы. – Ответь, покажись! Не оставляй меня одну. Какова бы ни была цена нашей любви, я заплачу ее. Ты уже провел меня однажды над бездной небытия. И мы сделаем это снова, вместе…

 

Он молчал.

 

– Ты не веришь или не можешь говорить со мной? – всхлипнув, спросила Селина. – Тогда покажи мне… Дай хоть какой-нибудь знак. Твой плащ...

 

Селина сдернула с плечей мягкую ткань и протянула пред собой.

 

– Возьми его, и я буду знать, что ты слышишь меня.

 

Молчание наполняло пространство, потухли краски неба, нежные соцветия пожухли и потемнели. Ни ветерка, ни звука. Она была одна. Плащ не исчез, тяжелая ткань, скользнув с ее рук, мягко легла на траву, примяв стебли цветов. Руки Селины бессильно упали.

 

– Ты отказался от меня, – прошептала она.

 

Сон таял, скоро исчезнет и луг, и рассвет. И она никогда больше не появится здесь. Широкое поле затоплялось пустотой, стремительно стягиваясь в небольшой пятачок вокруг ее ног.

 

– Но я не откажусь от тебя. Ты слышишь, милый? Я не могу отказаться от тебя. Мы уже неделимы! – успела выкрикнуть Селина, проваливаясь в обжигающую пустоту.

 

***

 

Холод подвала пронизывал до кости. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Чтобы согреться, Шаул ходил по маленькой камере кругами. И только старика До в его ветхой суконной рясе, казалось, не мучил холод.

 

– Бедный Йенс, – нарушил молчание отец Брамте. – Мы проделали с ним тысячи миль вместе. Много что пережили, а я даже не могу похоронить его, – горько сокрушался монах. – Утром они и нас бросят на съедения волкам…

Помолчав, он обратился к Шаулу:

– Вы добились только отсрочки…

 

Шаул и сам прекрасно понимал это и все-таки возразил:

 

– Отсрочка – это шанс.

– На что? – горько усмехнулся монах.

– На жизнь, – пожал плечами Шаул и, убеждая ни сколько монаха, сколько самого себя, проговорил: – Неужели Провидение дало нам проделать длинный путь, чтобы в самом конце лишить возможности выполнить задание?

– Задание, – горестно качнул головой монах.

– О какой книге говорил Амброзиус? – спросил Шаул.

– Это трактат брата Бартоломеуса о свойствах человеческой души, – нехотя начал монах и, тяжело вздохнув, продолжил: – Я никогда не читал его. Но о нем ходит немало легенд. Брат Бартоломеус умер, так и не успев дописать трактат. Говорят, ему открылось тайное знание о том, как душа может переселиться из одного тела в другое. Будто бы он не умер, а переселился в тело умирающего от душевной болезни брата, короля Ульрика...

– Разве такое возможно? – удивился Шаул.

– Разумеется, нет! – поспешно возразил отец Брамте. – Это все легенды. Но именно из-за них фолиант Бартоломеуса Шамбринского притягивает всевозможных алхимиков и колдунов. Его уже не раз пытались украсть, потому он так тщательно и охраняется...

– Ну что, ученые крысы! – подвал огласил крик Адхельского бастарда – недостаток роста в нем с лихвой восполнялся силой голосовых связок с широчайшим диапазоном.

 

Загремел ключами Фингал, и Амброзиус снова почтил пленников своим присутствием. Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке держал изящную трость, словно не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.

 

– Вот вам документ, – он протянул свиток.

 

Шаул пожал плечами:

 

– Вы не прикажете развязать нас?

– Кретины! – взорвался Амброзиус. – Развяжите им руки и принесите свечей!

 

Пока разбойники суетились с пленниками и приносили свечи, нетерпеливый Амброзиус излагал задачу:

 

– Утром вы должны мне разъяснить, что значат эти чертовы загадки. И как воспользоваться этим свитком.

– А если мы не успеем к утру? – поинтересовался Шаул.

– Ты еще не понял, смазливый?! – взвизгнул коротышка. – Я повешу тебя на собственных кишках!

– Так и не узнав загадку своего свитка? – спросил Шаул, потирая затекшие кисти, визг коротышки не очень испугал его – желание узнать содержание свитка было у того гораздо сильнее свирепости.

– Я найду других монахов, посмышленей, – осклабился Амброзиус.

– Не проще ли дать нам больше времени?

– Да ты купец, а не монах. Читай и не торгуйся! – он сунул Шаулу в руки свиток.

 

В свете свечей, принесенных Фингалом, Шаул разглядывал потемневший пергамент, постепенно осознавая, что точно такой же он сжег в камине Заколдованного замка. С сухим шуршанием он развернул свиток и увидел выписанные киноварью вычурные буквы. Текст на этот раз был иной, но без сомнения авторство принадлежало той же колдунье, что заколдовала Элизу.

 

– Это колдовское заклятие, – проговорил Шаул, отдавая свиток отцу Брамте. – Зачем оно вам?

– Это пророчество обо мне, – скривившись, процедил сквозь зубы Амброзиус. – И вы должны устроить так, чтобы оно исполнилось. Ты понял меня?!

– Разумеется, – кивнул Шаул.

– Так читай и говори, что да как! – приказал коротышка.

 

Шаул взглянул на своих товарищей. Отец До так и не поднялся с пола, он сидел, абсолютно безучастный к происходящему, в освобожденных руках у него теперь были деревянные четки. Отец Брамте стоял и, набычившись, смотрел сверху вниз на коротышку без тени смирения или прощения. Он отдал Шаулу свиток, отрицательно качнув головой.

 

Наученный горьким опытом с предыдущим свитком, на это раз Шаул не стал читать вслух:

На брачном ложе вместо принцессы – нищенка.
Судьбы обманчивое колесо поверни вспять.
Низкий войдет в храмину высокого.
Увраж о душе из Шамбре отыщи.
В нощи, что монах уронил перо, ночного стража разбуди.
Слово узнай.
И имя глаголь.

 

Шаул прочел раз, другой. Быть того не может! Он еще раз прочитал текст. Это было обращено к нему самому! Он горько усмехнулся, вспомнив, как накануне толпа обвенчала его с нищей пьянчужкой со значимым именем Спонсамея. Заклятие предлагало по собственной воле повернуть колесо судьбы. Должно быть, оно использовало тайные знания монаха о переселении души. И Шаул знал, как воспользоваться свитком. Определить время проще простого – расчетные таблицы восхода светил можно найти в любой библиотеке. Нужные слова найти тоже не составит труда – наверняка цифры зашифрованы точно так же, как в заклятии спящей принцессы, – достаточно найти выброшенную монахом книгу…

 

Он может это сделать – может обмануть злую судьбу и сам разбудить Элизу!

 

– Ну что ты уставился! – не выдержал Амброзиус.

 

Вопль коротышки вывел Шаула из оцепенения. Что это было с ним? Он всерьез задумался использовать колдовство, чтобы вернуть свое право на Элизу? Он готов пожертвовать чужой жизнью?..

 

– Ну что ты заткнулся?! – заорал на него Амброзиус.

– Это очень… – начал было Шаул. – Почему вы решили, что это про вас?

– Да ты кретин что ли?! Написано же: вместо принцессы – нищенка. Его мать принцесса, моя – нищенка! Я низкий, он высокий! Чего непонятного?!

 

Шаул смотрел в горящие глаза бастарда и думал: «Это действует колдовство? Или просто я ничем не отличаюсь от Амброзиуса Лютого – жестокого безумца, ненавидящего весь свет из-за собственного происхождения?»

 

– Вы понимаете, что речь идет о переселении душ? – обратился он к бастарду.

 

Зачем злобному коротышке такой неверный, такой рискованный способ? Чего он хочет? Власти, могущества?

 

– И что? – надменно вскинул бровь тот.

– А то, что вы рискуете своей собственной душой, – ответил Шаул.

– Прибереги душеспасительные беседы для баранов из своей паствы! Мне твои проповеди не нужны! Говори, что надо делать! – взревел безумный Амброзиус.

– А если ваша душа вместо тела вашего брата, переселится в тело… – Шаулу не было дела до гнева разбушевавшегося разбойника, он должен был разобраться и оглянулся в поисках примера. – Ну хоть Фингала… или Боры? Вы и на это готовы?

– Ты сказал, что сможешь растолковать текст, так не испытывай моего терпения! – коротышка развернулся, чтобы уйти, но снова вернулся. – Сделай это, – прошипел он, ткнув коротким пальцем Шаулу в грудь.

 

Через это короткое прикосновение Шаул вдруг почувствовал нетерпение, снедающее коротышку. И каким знакомым было отчаяние и злость отверженного! «Да пропади все пропадом! Почему он, а не я?!»

 

– Откуда у вас этот свиток? – он задал вопрос и увидел, как по лицу разбойника промелькнула тень.

– Не твоего ума дело, – огрызнулся тот.

– Я должен знать.

 

У одного из них есть шанс превратиться в принца…

 

– Не слишком ли ты расхрабрился? – физиономия Амброзиуса исказила злобная гримаса, он вынул кинжал и подошел к пленнику.

– Не слишком, – Шаул отвел руку с кинжалом от своего лица и протянул коротышке свиток. – Или разгадывайте сами.

– Какая разница?! – заорал Амброзиус.

– Это колдовство. В нем все имеет значение. Если оно не к вам обращено, слова обретают совсем иной смысл.

– Оно мое! – затравленно прохрипел коротышка, и еще тише добавил: – Я откопал его среди барахла матери.

– Ваша мать написала его? – изумился Шаул.

– Моя мать не умела писать...

 

Когда речь зашла о матери, рабойник стал как будто еще меньше, запал его пропал, он заговорил тихо и сбивчиво:

 

– Я и не помню ее. Она давно умерла. От нее остался только старый сундук с тряпьем, а месяц назад, вернувшись, я нашел в сундуке этот свиток – раньше я туда и не заглядывал. С тех пор я ищу эту чертову книгу. Если бы не эта жирная свинья Фело со своим пропойцей… Скотина, – тихо выругался Амброзиус.

– Что вы хотите? Власти, богатства? Решимости вам не занимать. Пойдите и отберите у брата то, что считаете своим. Зачем вам связываться с колдовством, рисковать потерять все, чтобы стать принцем?

– Ты, может, и не глуп, смазливый, но ты монах, тебе не понять… – проговорил Амброзиус. – Даже если я отберу у него корону, я все равно останусь бастардом, занявшим чужое место. Я никогда не избавлюсь от презрения, что бы я ни совершил. Даже их страх не избавит меня от него…

 

Шаулу вдруг почувствовал жалость к этому маленькому человеку, ставшему жестоким разбойником, чтобы избавиться от клейма позора. Но клейма не смыть – коротышка оставался несчастным и по сути беззащитным...

 

– Вы сын принца. Неужели этого мало?

– Я сказал, что ты не поймешь. Расшифруй мне свиток. И хватит об этом, – Амброзиус развернулся и вышел, оставив колдовской свиток в руках Шаула.

 

Монахи сидели в разных углах. Отец До с закрытыми глазами, перебирал четки, а отец Брамте, ссутулившийся, с посеревшим лицом и воспаленными веками чуть раскачивался из стороны в сторону. Некогда важный, уверенный в себе епископский курьер пребывал в отчаянии...

 

«Монахи не захотят помочь», – подумал, глядя на своих товарищей, Шаул. Всегда благожелательный отец До за время их путешествия нахмурился лишь однажды – когда речь зашла о колдовстве. «Колдовство – это зло, которое существует только благодаря вере в него. Нет веры – нет колдовства», – заявил он, и сейчас всем своим видом декларировал эту сентенцию. Он ничего не скажет. Но отца Брамте все-таки стоит попробовать разговорить.

 

– А в какой день преставился отец Бартоломеус? – задал Шаул вопрос, но никто не ответил.

– Отец Брамте, вы знаете дату смерти Бартоломеуса Шамбрийского? – Шаул подошел к монаху и присел рядом с ним.

– Зачем вам это? – тускло спросил тот, но ответил: – В день святого Эммерама.

– Он отмечается осенью? – уточнил Шаул.

– Через неделю, – проговорил монах и, вздохнув, добавил: – В монастыре должна была быть в этот день праздничная служба в честь возвращения рукописи...

– Я знаю, как расшифровать свиток, – забросил удочку Шаул.

– Неужели? – равнодушно спросил монах.

– Я думаю, речь идет о словах на четвертой строке двухсот третьей страницы трактата брата Бартоломеуса, – сказал он, указав пальцем на вычурные буквы колдовского заклятия.

– Зачем вам это? – пожал плечами монах. – Вы хотите перед смертью отяготить свою душу участием в столь злостном деянии? Вы не спасетесь этим...

 

Шаул задумался. Как далеко он готов зайти в своей любви к Элизе? Он не боялся смерти, странное возбуждение владело им – он должен знать, как воспользоваться заклинанием.

 

– Колдовство завладевает вашим сердцем, – вдруг нарушил молчание отец До.

– Вы же не верите в колдовство, – огрызнулся Шаул.

– Зато вы верите, – грустно ответил старый монах. – Ваша вера дает колдовству силы, ваши желания наполняют его смыслом, ваши действия осуществляют его. Вы думали о брате этого несчастного, принце Кристиане?

 

Нет, он не думал. Почему он всегда должен думать о ком-то, кроме себя? Он думал о своей любви. Он хотел спаси свою любимую и быть с ней...

 

– Что за шум? – встрепенулся рядом с ним отец Брамте. – Они идут за нами, – простонал монах.

 

Шаул прислушался. Где-то наверху послышался крики и… выстрелы? Сунув свиток в сапог, Шаул вскочил на ноги.

 

– Меня послали вас убить, – около их решетки появился запыхавшийся Фингал и зашумел ключами, отпирая замок. – Выходите. Шибче, шибче, – тропил он пленников, но те не сдвинулись с места.

– Бегите! – прикрикнул он. – По лестнице наверх и в лес.

– Он убьет тебя, пойдем с нами, милый, – участливо обратился к молодому разбойнику отец До.

– Я не монах, а разбойник. Вы пожалели ее, я плачу той же монетой. Шевелитесь! – крикнул Фингал и помчался по коридору.

 

Из открытой Фингалом задней двери шум стал отчетливее. Слышались стрельба, крики – неужели разбойничье логово было атаковано? Кем? Пленники быстро прошли по коридору, чуть задержавшись перед лестницей и, убедившись, что на ней никого нет, стали подниматься наверх, и в этот момент в дверном проеме показалась коренастая фигура Боры.

 

– Я так и знал, что Фингал сплоховал! Все из-за его пьянчуги-мамаши, – глумливо ощерился Бора. – Ну, скулите свои молитвы, сучье отродье. Наслали на нас свою свору! Думали умнее всех, жирнобрюхие паскуды!

 

Разбойник поднял короткий меч. Вдруг раздался дикий вопль, и что-то обрушилось сверху на голову Боры, обхватив ее, словно шапкой. Ослепший, ошалевший от страха и боли разбойник заорал, сделав несколько неверных шагов, не удержался на вытертых ступенях и скатился с лестницы мимо пораженных пленников.

 

– Бежим! – крикнул Шаул и, ухватив старого монаха за рукав, потащил за собой.

 

Во дворе шло настоящее сражение: свет луны, выглядывающей из-за туч, выхватывал из непроглядной тьмы фигуры сражающихся людей, то и дело слышали выстрелы, крики и брань. Короткими перебежками, спасаясь от вооруженных людей, пленники перебрались к деревянному сараю. Темнота ночи скрывала их от разбойников, но и сами они оказались свершено лишены представления, куда бежать. Шаул присел, прижавшись спиной к стене сарая, он так и не отпустил рукав монаха, и отец До послушно опустился рядом. Поблизости слышалось тяжелое дыхание отца Брамте. Значит, все были целы. Где-то треснула ветка, и Шаул испуганно повернулся на шум.

 

– Сюда, идите за мной, я проведу, – услышал он шепот и с трудом различил тщедушную мальчишечью фигурку.

– Сони?! – воскликнул Шаул.

– Ш-ш, – шикнул на него мальчик и махнул рукой. – Пошли!

– Пойдемте, – позвал Шаул своих спутников и, пропустив монахов вперед, оглянулся на крик.

– Стой, смазливый!

 

Амброзиус Лютый держал его на мушке.

 

– Стой, гаденыш! Ты знал, что епископские псы уже ищут мою нору и разводил чертову благочестивую болтовню! Ты предал меня. Ты, жирная свинья Фело де Гро и его придурочный монах, даже Фингал – все чертовы иуды. Но ты расплатишься за всех!

 

Коротышка странно раскачивался их стороны в сторону и усмехался, он медлил с выстрелом, и Шаул, сделав шаг назад, воскликнул:

 

– Так вы не хотите знать, что в свитке?

– А мне уже и ни к чему, – прохрипел Амброзиус и выстрелил.

 

Шаул почувствовал удар и жгучую боль, сквозь пороховой дым он увидел падающего Амброзиуса и бегущих к нему людей.

 

***

 

Холодные селадоновые волны тяжело накатывались на каменистый берег, разбиваясь о черные валуны грязноватой пеной. Море ворчало и щетинилось рябью в предчувствии зарождающейся на горизонте бури. Резкие порывы ветра приносили острый запах выброшенных на берег водорослей. Траум не мог оторвать взгляда от клубившегося вдали свинцового столба смерча. Отчаяние черной холодной змеей вползало в сердце, жаля ядовитым жалом. Безнадежная скорбь разрывала сознание. Маленькая фея умирала, и он был тому виной...

 

Если бы не его самоуверенность и надменная беспечность властителя!.. Любящее сердце Селины, стремящееся к нему, не ведая опасности, пробилась сквозь все заслоны, установленные старательным Ревом. А он не успел, не смог, не захотел остановить ее. Он наблюдал, как она приближается, и не противился – слабость, томительное желание слиться с нею в едином вздохе парализовало его волю. Она стояла прямо перед ним, и вся теплота и безграничная нежность ее любви затопили его сердце. Ее сияющие глаза цвета солнечного хризолита смотрели в самую глубину его существа, ее нежные прикосновения всколыхнули ушедшие на дно чувства. Она прильнула к его груди, и он поддался к ней. Он чуть было не обнял ее, чуть было не назвал по имени. Что стоило ему остановиться! Но было поздно – вздох, вырвавшийся из его груди, вздох истосковавшегося сердца, опалил душу Селины. И он не знал насколько…

 

Он смог разорвать, соединившие их нити, истекая кровью, он возвратил ее домой, надеясь, что спас этим маленькую фею. Он страдал, но, с трудом сдерживая бушующую внутри него бурю из любви и боли, утешался ее спасением. Как он ошибался!

 

Влюбленность племянника Рева в маленькую фею, как и его безумная затея доказать дяде их взаимную склонность, владыке была известна, но он не стал ее пресекать. В конце концов они оба были вправе знать. А владыка измучился, истосковался по Селине... Один взгляд, один глоток ее нежности умерили бы сжигающий его жар. Именно поэтому, когда влюбленный мальчишка, решил вопреки всем законам перетащить Селину через границу миров, Траум не только разрешил, но и помог ему осуществить это. Владыка снял все запреты – запальчивый юнец, не имеющий ни знаний, ни сил справиться с такой задачей, если бы не убил, то наверняка покалечил бы маленькую фею. Паршивец притащил ее, как была, в одной шелковой камизе. Траум залюбовался: мягкое полотно охватывало нежные формы ее тонкой фигурки, ветер трепал распущенные волосы теплого цвета пламени свечи. Она обернулась, и сердце его пронзила боль: душа Селины была обожжена и обуглена, раскаленные пунцовые всполохи продолжали тлеть, словно огонь продолжал жечь фею. Что произошло? Он не заметил, не разорвал одну из связующих их нитей?! Что-то осталось, и эта оставшаяся связь убивала Селину...

 

Он мог поклясться, что прошлый раз только легкая седина пепла покрыла ее душу. Но сейчас – сомнений не было – душа ее тлела. Траум потерянно смотрел на маленькую фею, отказываясь верить своим глазам: Селина умирала. Появление мальчишки встряхнуло его и он не нашел ничего лучшего, кроме как укутать ее в шелковый плащ – он так шел к ее нежному лицу и волосам... Плащ защитит ее и от влюбленного взгляда мальчишки и от его собственного, любящего, жаждущего, страдающего...

 

Но он переборщил – слишком нежным, слишком ласкающим было его прикосновение. Селина догадалась. Она звала его. Как давно он не слышал ее голоса – дивного волнующего звука, заставляющего трепетать самую глубинную струну его существа... Она звала его по имени, обретая все большую власть над его сердцем. Она плакала, и ее слезы размывали его волю. Она верила и не собиралась отступать, и ее верность сминала его решимость, как клочок бумаги...

 

Удивительно, как все его владения не рассыпалось в тартарары, пока он сражался со своей любовью. Вся его сила, призванная поддерживать целый мир, вынуждена была удержать его самого. Он устоял. Не овладел. Не обнял. Не ответил. Он не мог приближать ее конец. Он отказывался в него верить. Должен быть выход. Должно быть спасение для нее…


(Продолжение)

февраль, 2017 г. (июль, 2008 г.)

Copyright © 2008-2017 Юлия Гусарова

Другие публикации автора

Обсудить на форуме

 

Исключительные права на публикацию принадлежат apropospage.ru. Любое использование
материала полностью или частично запрещено

В начало страницы

Запрещена полная или частичная перепечатка материалов клуба www.apropospage.ru без письменного согласия автора проекта.
Допускается создание ссылки на материалы сайта в виде гипертекста.


Copyright © 2004 apropospage.ru


      Top.Mail.Ru